Когда нас выселят в очередной раз? Почему отец
пьет? Маме когда-нибудь станет лучше? Когда у нас появятся
деньги? Почему у меня не получается помочь своей семье? Что со
мной не так?
Глядя на пламя свечи, я думал, что в нем можно
затеряться. Иногда я сосредотачивался на голубом свечении у
основания огонька, а затем на оранжевом в середине, похожем на
жевательные конфеты в форме кукурузных зерен, столь популярные на
Хэллоуин. Иногда я фокусировался на белом кончике пламени. Мне
казалось, что я почти могу проникнуть внутрь его. Было гораздо легче
отключить диджея, когда я смотрел на пламя, которое лишь слегка
колыхалось при каждом моем вздохе. Оно также напоминало мне о том,
как однажды друзья моих родителей пригласили нас погостить в их
домике в горах. Там был камин, и я частенько сидел перед ним. Тогда у
отца была работа. И он довольно долго не напивался. Мои родители
считались более добропорядочными, а мамино здоровье шло на
поправку. Я сидел напротив пламени, рассматривал его языки и забывал
обо всем. Я ощущал тепло. Мне было хорошо. Я чувствовал себя
счастливым.
Я провел немало часов вместе с Рут, наблюдая за огоньком. И по
сей день пламя свечи помогает мне успокоиться. Возвращаясь после
того занятия, я подумал, что у нас дома нет свечей. Потом я вспомнил,
как несколькими неделями ранее ходил с другом в католическую
церковь, потому что у него заболела бабушка. Он бросил
десятицентовую монету в коробку, стоявшую внутри, зажег свечу и
прочитал молитву. Мне это показалось весьма необычным. По дороге
домой я заглянул в церковь, взял две свечи и несколько спичек и бросил
в коробку пятнадцать центов – столько было у меня в кармане. С тех
пор каждую ночь я упорно смотрел на пламя, стараясь увеличить
промежутки между мыслями.
Бессмысленно жалеть о своем прошлом и бесполезно
переживать из-за будущего, ведь ни то ни другое совершенно
нам неподвластно.
Став хирургом, я нередко слышал от пациентов, как их боль
обостряется по ночам. Не то чтобы она действительно усиливалась –
просто в это время не на что отвлечься. Разум затихает, и боль, которая
никуда не исчезала в течение дня, воспринимается ярче. По той же
самой причине наши глаза иногда распахиваются посреди ночи, и прямо
в темноте на нас обрушиваются тревога о будущем и сожаления о
прошлом. Рут научила меня контролировать разум, благодаря чему я
перестал снова и снова испытывать приступы вины и стыда за давно
минувшие события, а также страх из-за того, что может произойти в
будущем, а ведь подобные мысли прежде часто звучали на моей
внутренней радиостанции. Более того, Рут научила меня реагировать на
плохие мысли не так эмоционально, как раньше. Она дала мне понять,
сколь бессмысленно желать себе другого прошлого и сколь бесполезно
переживать из-за будущего, ведь ни то ни другое мне совершенно не
подвластно.
В общей сложности мы потратили три недели на то, чтобы я освоил
три способа, позволяющих осознать свои мысли и успокоить разум:
фокусировку на дыхании, созерцание пламени свечи и распевание
мантр.
* * *
– Ты знаешь, что такое мантра, Джим?
Я покачал головой.
– Это своего рода песня или звук, который ты издаешь, чтобы
сосредоточиться. Подобно трюкам со свечой и с дыханием, мантра тоже
помогает обмануть разум.
Я взглянул на Рут и внезапно заметил на ней ожерелье со свистком
и колокольчиком. Речь идет о них? В тот же миг она наклонилась ко
мне, и колокольчик слегка звякнул. Я едва сдержал смех. Она
посмотрела на него и засмеялась.
– Нет, я не это имела в виду.
– Так о каком звуке вы говорили?
Меня охватило предчувствие, что сейчас произойдет что-то весьма
странное.
– Ну, когда как. Иногда люди произносят слово, имеющее для них
большое значение, или фразу, наделенную магическим смыслом. Но это
может быть что угодно. Слова не играют особой роли, главное –
звучание.
– Так что же мне говорить? – спросил я.
– Решать тебе. Что бы ты ни выбрал, ты будешь повторять это
снова и снова.
– Вслух?
– Нет, про себя.
Я не ошибся: все действительно очень странно. Я не знал, какие
такие важные слова мне предстояло придумать. Единственными
словами, которые я когда-либо мысленно повторял снова и снова, были
ругательства, но, несомненно, Рут имела в виду вовсе не их.
– Итак, что же это будет? – Рут терпеливо ждала, пока я придумаю
волшебные слова, но мне абсолютно ничего не шло в голову.
– Не знаю.
Я понимал, что слова играют важную роль в магии. «Абракадабра».
«Сезам, откройся». Эти слова должны были подойти.
– Какое первое слово – или слова – тебе приходит на ум?
«Крис», – произнес я про себя. Это имя девочки из квартиры над
нами. Я поискал в закромах разума более подходящее слово, но не смог
ничего придумать. Внезапно у меня в голове вспыхнул образ дверной
ручки. «Ручка». «Крис», «ручка». Я до сих пор не знаю, почему выбрал
подобное сочетание слов и какой смысл вкладывал в них в тот момент.
Рут посмотрела на меня.
– Ну что, придумал?
– Да, – сказал я и тут же смутился. Я выбрал не те слова. Они будут
звучать глупо, и с ними, наверное, ничего не выйдет.
– Теперь произнеси мантру про себя, только медленно, растягивая
каждое слово.
«Кри-и-и-и-и-с… Ру-у-у-у-учка-а-а-а…» – сказал я мысленно.
Я повторил эти слова несколько раз подряд.
– Теперь попробуй мысленно спеть эти слова. Повторяй их раз за
разом в течение пятнадцати минут.
Рут посмотрела на меня и, уверен, по моему ответному взгляду
поняла: я думаю, что она выжила из ума.
– Сосредоточься на звучании каждого слова. Не думай ни о чем
другом.
Рут оказалась права. Сложно думать о чем-то другом, когда
распеваешь мантру. Я бесконечно повторял два «волшебных» слова, но
мои мысли не задерживались ни на образе Крис, ни на дверной ручке.
Даже если Крис забыла о моем существовании, или ее оттолкнул мой
кривой зуб, или она заметила, что у меня прыщ, – все это было неважно.
Важно было лишь то, что так я не слышал своего диджея. Он замолчал.
Достарыңызбен бөлісу: |