Целостность
– четкое осознание своих намерений и понимание
того, что представляет для человека наивысшую ценность. Цельным
является человек, который неизменно придерживается этих ценностей в
общении с окружающими. Ценности можно ненароком разрушить,
причем поначалу этот процесс иногда протекает незаметно. Мало у кого
это происходит намеренно. Но стоит один раз нарушить свою
целостность, и в следующий раз сделать это будет гораздо проще.
Будьте бдительны и упорны.
* * *
Размышляя над десятью перечисленными качествами, я раскрываю
свое сердце. Они позволяют мне начинать каждый день с твердыми и
благими намерениями. Если же в течение дня я сталкиваюсь со
стрессом или испытываю чувство незащищенности, они помогают мне
остаться тем, кем я желаю быть. Это язык моих намерений. Это язык
моего сердца.
Думаю, Рут была бы рада узнать, что я наконец-то научился по-
настоящему раскрывать свое сердце. И что это все изменило.
* * *
За сутки человеческое сердце совершает сотни тысяч ударов,
перекачивая десять тысяч литров крови по развитой системе
кровеносных сосудов, суммарная длина которых, если их выстроить в
ряд, составила бы сто тысяч километров – хватило бы дважды опоясать
земной шар. Древние египтяне верили, что сердце – «иб» (ib) – остается
жить после смерти и в загробной жизни служит основанием для
приговора человеку, которому принадлежало. Счастье они называли
словом «эвт-иб», что буквально означает «широта сердца, души», а
несчастье – «эб-иб», что значит «сломанное, отчужденное сердце». Во
многих культурах – как в древних, так и в современных – сердце
считается местом, где сосредоточена душа. Читая новость о том, что
потерялся ребенок, мы ощущаем боль в сердце. Когда любовь
оборачивается несчастьем, мы чувствуем, что наше сердце вот-вот
разобьется, – иногда это и впрямь происходит. Когда нас отвергают,
когда нам стыдно, когда о нас забывают, сердце может сжаться, словно
закрываясь в себе, и стать меньше. Вместе с тем под действием сильной
любви или сильных страданий сердце может расколоться на части и
больше никогда не стать прежним. И это не просто метафора –
существует реальная болезнь под названием «синдром разбитого
сердца».
Мое сердце раскололось не из-за потерянных денег – утрата
состояния, хоть я и стремился сколотить его, даровала мне чувство
свободы. Мое сердце разбилось из-за того, что я слишком долго
пытался держать его закрытым. Рут говорила: «То, чего, как тебе
кажется, ты хочешь, не всегда то, что тебе нужно на самом деле».
Много лет я гнался не за теми вещами, а когда сердце игнорируешь
слишком долго, рано или поздно оно обязательно заставит себя
услышать.
Далай-лама как-то сказал: «Моя религия – доброта».
Доброта стала и моей религией.
Помнил я и о том, что обещал Рут однажды научить магии других.
Я не знал, когда подвернется такая возможность, но каждый вечер,
занимаясь визуализацией, думал об этом. Порой я видел, как обнимаю
страдающего пациента или его опечаленных родственников либо как
выступаю на сцене, а иногда представлял, как беседую с великими
философами и духовными лидерами. Я всегда был (и остаюсь по сей
день) атеистом, но частенько размышлял о знакомстве с Рут и о том, что
случилось со мной после аварии. И в результате я понял: можно
оставаться свободным от предубеждений и догм, веря при этом, что не
все в жизни поддается объяснению. Во многих смыслах это тоже
подарок, сделанный Рут. Принятие того, что я не нуждаюсь в точном
ответе.
Я чувствую, что все мы связаны между собой. Глядя на другого
человека, я вижу в нем себя. Вижу свои слабости, свои неудачи, свою
уязвимость. Но вижу и силу человеческого духа, силу Вселенной. В
глубине души я верю, что любовь – тот клей, что скрепляет нас воедино.
Далай-лама как-то сказал: «Моя религия – доброта». Доброта стала и
моей религией.
Я всегда заботился об окружающих, в том числе о пациентах.
Вместе с тем, когда учишься раскрывать сердце, это может принести
боль. Сильную, порой невыносимую. Так было и со мной. Временами
боль не позволяла полностью отдаться настоящему моменту, как мне
того хотелось бы. Когда же я по-настоящему раскрыл сердце, как учила
Рут, моя реакция на боль изменилась. Я больше не стремился убежать
от боли – я стремился принять ее. Вот что позволило мне понять себя и
ощутить связь с окружающими. Мои отношения с пациентами
изменились. Я трачу больше времени на то, чтобы побеседовать с ними,
и стараюсь по-настоящему раскрыть сердце для каждого из них. Я
выслушиваю их жалобы, после чего прислушиваюсь к их сердцу – не с
помощью стетоскопа, а с помощью собственного сердца.
* * *
Стетоскоп изобрели в 1816 году: одному французскому врачу было
неловко прикладывать ухо к груди пациенток (как было принято делать
в то время), и вместо этого он свернул трубкой двадцать четыре
бумажных листа, благодаря чему между ним и пациентом появилось
дополнительное пространство. Мне кажется, с тех пор врачи еще
больше отдалились от пациентов. Я обнаружил, что больным
становится лучше уже от того, что я трачу на них время и уделяю им
внимание. Я позволяю каждому рассказать свою историю и признаю
чужие страдания, достижения и муки. Во многих случаях это помогает
снять боль лучше, чем лекарства, а иногда приносит больше пользы,
чем хирургическое вмешательство. И по сей день я твержу студентам и
стажерам: пусть современная нейрохирургия требует высочайшей
квалификации и разностороннего оборудования, мой успех в качестве
нейрохирурга стал результатом того, что я забочусь о пациентах и
концентрирую на них внимание.
Еще одной удивительной переменой во мне стало то, что, куда бы я
ни пошел, мне повсюду стали встречаться точно такие же люди, как я.
Продавец в продуктовом магазине. Ночной уборщик в больнице.
Женщина у светофора, которая просит денег у проезжающих мимо
людей. Парень, который чересчур быстро мчится на «Феррари». У
каждого из них своя история – точно так же, как у меня. У каждого свой
жизненный путь. Каждому доводилось испытывать трудности и
страдания. От самого бедного до самого богатого – все они такие же,
как я.
Я перестал цепляться за историю, которая определяла мою жизнь.
Отождествляя себя с нищетой, я продолжал жить в нищете, сколько бы
денег ни заработал. Каждый день во время медитации я раскрываю
сердце для отца и матери и нахожу в нем прощение. Я раскрываю
сердце для мальчика, которым когда-то был, и нахожу в нем
сострадание. Я раскрываю сердце навстречу всем ошибкам, что когда-
либо совершил, всем глупым попыткам доказать свою ценность миру и
нахожу скромность. Я осознаю, что не я один голодал. Не я один
испытывал одиночество, чувствовал себя отрезанным от мира, чуждым
ему. Я раскрываю свое сердце и нахожу в нем способность связываться
с остальными сердцами, которые встречаю в жизни.
Это одновременно и изматывает, и поражает красотой, и кажется
странным.
|