35
Как Эдвард и Белла
Началась зима, самая серая и унылая из всех, что были на моей памяти. Ирландские зимы и так не сахар – дождь, ветер, град и снова дождь. Ни снежинки, ни единого градуса ниже нуля. Не говоря уже о сугробах или пейзажах, как на норвежских открытках… Но эта зима была просто невыносимо мрачной. На конец января был запланирован суд, еще мне привалило счастье в виде экзаменационных тестов. Бекки и Сейдж планировали маленькую уютную домашнюю свадьбу на конец весны и надеялись, что мой оправдательный приговор станет им лучшим подарком.
– Не расстраивайтесь, если что. Я в любом случае отправлю вам открытку из Маунтджоя22, нарисовав ее кетчупом на туалетной бумаге, – обещал я.
– Я положу ее под стекло, чтобы потом показывать твоим племянничкам, – кивала Бекки. – Дети, это открытка от вашего дяди Вильяма, который аккурат перед нашей с папой свадьбой загремел в тюрьму. А они спросят: «За что, мама, за что?!»
– За то, что наступил на таракана, – вставлял Сейдж, до слез веселя Бекки.
Иметь такую команду поддержки – бесценно, вот что я скажу.
После операции Долорес уехала домой в Атлон. Исчезла, словно ее здесь и вовсе не было. Ее квартира пустовала. Больше никто не выходил на балкон и не бродил по нему, завернувшись в одеяло. Пустовало место за тем столом в университетском кафе, где она обычно сидела со своей компанией. Исчезла с парковки ее машина…
Только плакаты, рекламирующие ветеринарный госпиталь, продолжали попадаться на глаза. А с них смотрела Долорес, которой никто не разбивал сердце, которая никогда не падала с лестниц, которую никто никогда не отвергал – счастливая и свободная. И даже зверь, которого она обнимала, не вызывал у меня отторжения. Один из плакатов я снял поздно вечером с дверей супермаркета и унес домой.
Я писал ей, но она не отвечала. Однажды не выдержал и приехал в Атлон, надеясь, что смогу увидеть ее. Но Ральф, встретив меня на пороге дома, взял меня под руку, увел в паб, заказал выпивку и попросил дать Долорес время прийти в себя. Я пил и едва не рыдал от отчаяния…
В универе, не считая предновогодней суеты, все было по-старому. Хоть что-то в этом мире стабильно и верно своему постоянству. Лекции, профессора, обеды в университетском кафе, сплетни, подруги Айви, активно пользующиеся ее отсутствием, чтобы строить мне глазки. Новости, что я избил до полусмерти какого-то маньяка и теперь мне грозил суд, отпугивают кого угодно, но не юных девочек. В их глазах это наоборот накинуло мне очков. Со мной то и дело сталкивались, передо мной рассыпали учебники, мне посылали такие взгляды, от которых растаяли бы арктические льды.
Но та, о ком я постоянно думал, похоже, не собиралась возвращаться к учебе.
Айви сразу после выписки уехала вместе с матерью на какой-то восстановительный курорт, чему я был несказанно рад. Ральф предложил не разрывать с ней отношения, взывая к здравому смыслу, но, по правде говоря, мой здравый смысл не слишком хотел участвовать в этой мутной затее.
Конечно, я жаждал свободы, ведь свобода – это возможность все исправить и быть с Долорес. Но не был готов платить за все это близостью с Айви. И никакой здравый смысл не заставил бы меня сделать это. Я со страхом ждал дня ее возвращения с курорта. Заготовил кучу предлогов, которые позволили бы мне избегать ее и после приезда, но знал, что если Айви спросит прямо, в чем дело, то я не смогу солгать…
И тогда мне конец.
* * *
Айви вернулась на день раньше, чем планировала. Решила устроить сюрприз. Появилась на пороге моей квартиры ранним утром, чем повергла в шок. Я застыл в дверях, как статуя, и не решался ни пригласить ее внутрь, ни захлопнуть перед ней дверь. А она стояла напротив с дорожной сумкой через плечо и недоумевающей улыбкой. Она не могла понять, что со мной. Что за паралич на меня нашел и почему я смотрю на нее, как на привидение.
– Немного не та реакция, которую я ожидала увидеть после такой долгой разлуки, – сказала она и с улыбкой добавила: – Ты заболел?
– Вроде того, – пробормотал я и пропустил ее в квартиру.
– Я ужасно скучала, – сказала она, сбрасывая туфли и приглаживая волосы. – Можно мне тебя обнять?
Она шагнула ко мне, и я отпрянул. Тысячи Ральфов Макбрайдов вопили в голове, чтобы я взял себя в руки и наконец начал убедительно лгать. Но я не мог. Через слишком многое мы вместе с ней прошли, чтобы сейчас вдруг начать унижать ее подобным образом.
Айви улыбнулась еще шире, раскрыв руки для объятий:
– Я все еще в перчатках. И не сделаю тебе больно.
– Я не могу, Айви. Прости меня, но я не могу. Лучше присядь… Я буду говорить, а когда закончу, ты можешь врезать мне. И я даже не буду возникать…
Айви молча села на стул, сложив на коленях руки. Как ребенок, приготовившийся к тому, что сейчас его накажут. Невиданное спокойствие. И я, подбирая слова так осторожно, словно имел дело с боевыми гранатами, рассказал ей все, что должен был рассказать. О том, что мы должны расстаться и альтернативы нет. Но мое будущее зависит от того, что она скажет в суде. И что за любовь люди готовы прощать многое, но никогда не простят того, что сделано с холодной головой, – даже если это справедливая месть. И что если она захочет отплатить за то, что я оставляю ее, – достаточно просто сказать судьям, что никакой любви у нас не было, а Фьюри я отметелил только потому, что мне было скучно. Ей достаточно описать меня как мудака, склонного к вспышкам агрессии, – и я сяду. А потом у меня все-таки хватило наглости просить ее об обратном и прикрыть мою задницу. Во имя всего, что у нас было, – как бы наивно или пафосно это ни звучало…
– Решение за тобой, Айв, – закончил я, зная, что теперь стою на краю пропасти, но вместе с тем ощущая невероятное облегчение.
Тишина разлилась такая глубокая, что в ней можно было бы захлебнуться и утонуть. Айви сидела напротив, гордо выпрямив спину, потом медленно поднялась и подошла.
– Мне сейчас очень обидно. Но не потому что ты бросаешь меня. А потому, что допустил мысль, что я могу повести себя, как неблагодарная сука. Я, конечно, не ангел, Вильям, но после всего, что ты сделал для меня, после всего, на что ты пошел, я совершенно точно не смогу засадить тебя за решетку! И еще я считаю, что нет смысла требовать у человека того, чего у него нет, – например, чувств, которые он не испытывает… Спасибо, что решил не водить меня за нос. Пусть твой адвокат спит спокойно: я готова изображать перед судьей такую безумную любовь, что будь это кино, мне бы дали Оскар, Золотой глобус и Каннскую, мать ее, ветвь. Можешь положиться на меня.
Я готовился к чему угодно, но только не к ангелу всепрощения, вселившемуся в тело Айви Эванс и заговорившему со мной трелями арф. Новая Айви внезапно стала другом. Новая Айви научилась прощать. Интересно, что с ней сделали на восстановительном курорте? Давали курить каннабис в терапевтических целях?
– Это Макбрайд, да? Не отвечай, я умею читать по глазам. Кто же еще… Удачи с ней, Вильям. Но отомстить тебе я все-таки должна, – улыбнулась Айви, заправляя волосы за ухо. – И, надеюсь, то, что я сейчас скажу, хоть немножко уязвит тебя. Я не представляла, как сказать тебе об этом, наивно полагая, что то, что ты сделал с Фьюри, – свидетельство твоей безумной любви ко мне. Но раз уж у нас сегодня торжество откровенности и фестиваль правды, то вот и мой праздничный флажок: кажется, я влюбилась в своего доктора, Вильям. Да-да, того, кто поставил меня на ноги. Кажется, я влюбилась в него по уши…
* * *
Айви вернулась в университет, и это сразу поубавило жар под той сковородкой неразделенной страсти, что устроила мне женская половина универа. О том, что мы больше не встречаемся, а только изображаем отношения ради предстоящего суда, знали только единицы. Остальные пребывали в счастливом неведении, включая подруг Долорес, среди которых я каждый раз пытался разглядеть ее саму. Напрасно. Сейдж подтвердил, что Долорес не желает возвращаться в университет. И это сводило с ума.
Айви поделилась, что начала встречаться со своим лечащим врачом. Он не позволял себе абсолютно ничего, кроме разговоров, пока лечил ее. Но как только она выписалась, отправил ей бутылку шампанского, поздравив с выздоровлением. Она отправила открытку с благодарностью. Он предложил дружеский ужин пару недель спустя. Она с удовольствием на него сходила. И пошло-поехало по рельсам в розовую даль.
– Он такой классный, Вильям… Хорошо, что мы с тобой расстались раньше, чем у меня с ним все завертелось. Иначе бы я изменила тебе. А ты бы убил его. И это было бы очень печально, потому что он просто космос, – сказала однажды Айви, решив составить мне компанию за обедом.
– У тебя всегда был хороший вкус, – хмуро сострил я.
– Я знаю! – согласилась она, не заметив подвоха. – Как твои отношения с Макбрайд?
– А что?
– Можно было бы выбраться куда-то вчетвером. Бывшая девушка Терри замужем за какой-то акулой музыкального бизнеса и постоянно подкидывает ему VIP-билеты на самые крутые концерты. А потом можно остаться на автограф-сессию, куда только прессу пускают! Вчера Чарли Пут подписал мне открытку и сфоткался со мной, веришь?!
– Не думаю, что Лори как ни в чем не бывало сходила бы с тобой на концерт. После всего, что ты ей устроила в универе…
– Я уже попросила у нее прощения, и она меня простила. Мы как-то пообедали с ней вместе и…
– Где?! И когда?!
– Была на днях в госпитале, заскочила в гости к Терри и столкнулась с ней. У нее там были запланированы какие-то медицинские процедуры. И мы поговорили.
– И о чем же вы говорили?
– Я дала понять, что топор войны зарыт, и я вручаю ей свой трофей.
– О господи… Трофей?! – поперхнулся я.
– Ну, это была метафора вообще-то. Все любят метафоры.
– А она что?
– Поблагодарила и сказала, что зарытый топор ее радует, а вот трофей ей не нужен. Она сама в состоянии раздобыть себе любой.
Лицо у меня было такое, что Айви рассмеялась.
– Оказывается, у вас не все гладко, так?
– Все на редкость хреново, – подтвердил я.
– Жаль. Учитывая редкость вашей болезни, и ваш подходящий возраст, и все прочее, похоже, что вы просто созданы друг для друга. – Айви задумчиво помахала десертной ложкой в воздухе. – Как Ромео и Джульетта, как Тристан и Изольда, как Джейн Эйр и мистер Рочестер…
– И все они откинулись, – мрачно заметил я, предполагая, что у нашей истории конец тоже будет не очень. – Ну, не считая Рочестера. Тот просто ослеп.
– Тогда Белла и Эдвард, черт побери, – сказала Айви. – Вот у кого все зашибись и кто будет жить вечно.
– Ты издеваешься?
– Совсем чуть-чуть, – рассмеялась она. – А если серьезно, Вильям, то думаю, если бороться за что-то на пределе возможностей, то Бог не выдержит, хлопнет себя по лбу и воскликнет: «На! На! Получай! Только отстань! Мне придется лезть в базу данных, искать твой профайл среди других семи миллиардов землян, переписывать твою судьбу, придется убить на это целый день и кучу космической энергии, но раз уж ты, как танк, прешь к своей цели, наплевав на Мой замысел, то пожалуйста!..» Понимаешь? Я считаю, что все дело в борьбе. В ней весь смысл и только в ней.
Достарыңызбен бөлісу: |