Лето в пионерском галстуке

но ничем не прокомментировал такое эмоциональное заявление,
только спросил:
— И что ты предлагаешь?
— «Аппассионату»… Погоди спорить, сейчас я всё объясню. Во-
первых, это любимое произведение Ленина, во-вторых…
— Она же сложная. Кто её сыграет?
— Маша… — брякнул Юрка и только потом сообразил, что
Володя прав: «Аппассионату» никто не сыграет, даже Юрка не смог
бы. — Ладно, хорошо, тогда можно «Интернационал».
— Это как напоминание о подвиге Муси Пинкензона
[1]
?
— Ага, — подтвердил Юрка, обрадованный тем, что даже
ассоциации у них сходятся.
— Хорошая идея, предложу Маше. Но «Интернационал» — это
же гимн, он бодрый, победный, на фон не подойдёт. Давай для фона
всё-таки пока на «Лунной сонате» остановимся?
— Да говорю же, она сюда не подходит! Вот зачем тебе ноктюрн в
начале? Зачем сразу и за упокой?
Юра набрал полную грудь воздуха, собираясь снова выдать
пулемётной очередью всё, что думает о «Сонате», но его прервали.
Крыльцо скрипнуло, дверь кинозала грохнула, на пороге
появилась злющая Ира Петровна. Юрка никогда не видел её такой —
глаза сверкали, рот кривился в грозном зигзаге, щёки алели:
— Конев! Не знаю, чего ты всем этим добивался, но добился.
Поздравляю!
Ира пылала праведным гневом и, спускаясь по ступеням вниз,
кричала так, что Юркино сердце забилось в горле. Следующей после
испуга эмоцией была злость — она снова пытается обвинить его в
чём-то!
— Что я опять сделал? — Юрка шагнул Ире навстречу.
Она стояла в проходе между креслами. Остановившись напротив,
глядя Ире в глаза, Юрка хотел было со всей дури пнуть зрительское
кресло, чтобы хоть немного обуздать закипающую внутри злость. Но
Володя внезапно оказался рядом и молча положил руку ему на плечо.
Ира бушевала:
— Конев, где ты шатался всю ночь? Почему Маша вернулась в
отряд под утро? Что ты с ней делал?
— Я же вечером вернулся…

Тут Володя обернулся к Ире и подал голос:
— Ира, давай спокойно и по делу. Что он натворил?
— А ты не лезь не в своё дело, Володя. Ты за него на собраниях
заступаешься, а он девочек растлевает!
Услышав такое от Иры Петровны, Юрка обомлел, его брови
поползли на лоб. Володя сиплым шёпотом прохрипел: «Что-о-о?»
Ира молчала.
Когда слова нашлись, Юрка выкрикнул:
— Далась мне эта Маша, ничего я с ней не делал! Совсем
обнаглела такое говорить?! — он хотел добавить пару ругательств, но
оторопело замолк, поздно осознав услышанное: «Володя за меня
заступается?!» Уже не обращая внимания на ответные крики вожатой,
он уставился на него и глупо захлопал глазами. Желание
расколошматить что-нибудь сошло на нет.
А Ира продолжала:
— Лучшая девочка из отряда! Без пяти минут комсомолка! Только
связалась с тобой и началось: работает плохо, зарядку просыпает,
сбегает с…
Вдруг Володя снова вклинился и прервал поток обвинений. Не
сделай он этого сейчас, они скатились бы в оскорбления.
— Так, стоп. Ирин, ты хочешь сказать, что этой ночью Маши не
было в отряде?
— Да!
— И так как Юры тоже там не было, ты считаешь, что он был с
ней?
— Да, именно!
— И их кто-то видел вместе?
— Нет, но очевидно же!
«Очевидно же» взбесило Юрку окончательно. Проглотить эту
пилюлю он уже не смог и шарахнул ногой по стулу. Сидение-крышка
подлетела на полметра и брякнула об пол. Никто, кроме самого
дебошира, не обратил на это внимания.
— Да что тебе может быть очевидно? Юра был со мной! —
Володя начал злиться.
— Ты вот опять его покрываешь, а он лучшую пионерку
отряда… — и Ира выразилась так грязно, что Юрка аж обомлел.
— Повторяю, Конев был со мной! — рявкнул Володя.

— Не ври мне! Не был, я знаю. Я проходила мимо твоего отряда,
свет не горел! — победно оскалилась Ира. — Ну, Володя, такого я от
тебя не ожидала! Конев, а ты… Конев, я всё терпела, но это уже
чересчур! Завтра я поставлю вопрос о твоём отчисл…
— Ира, постой, — Володя, пытаясь её урезонить, понизил
голос. — Юра правда был со мной и мальчишками из моего отряда.
Если тебе нужны свидетели, они есть. И вообще, почему ты начинаешь
разбирательство сейчас, почему не на собрании?
— Я только что узнала!
— А какого чёрта Маша не явилась к отбою? — вклинился
Юра. — И почему ты устраиваешь нагоняй не ей, а мне? Почему ей
это прощается?
— Потому что ты… потому что…
— Потому что ты привыкла, что Юра всегда крайний! — не
выдержав, взорвался Володя. — А почему тебя волнует он, а не Маша?
Что ты пристала к нему, влюбилась что ли?..
Все замерли. Володя зло сощурился, Юрка осел на сломанный им
же самим стул, едва не упал. Ира Петровна сжала губы в ровную
линию, побледнела и затряслась. Только слепой не заметил бы, что
ярость внутри неё клокочет и вот-вот вырвется потоком если не слёз,
то брани. Но вожатая сдержалась. Сжала губы ещё плотнее, так что те
посинели, крутанулась на месте и, не сказав ни слова, вышла.
Володя стиснул кулаки, уселся на стул рядом. Юрка тихо спросил:
— Как думаешь, мне конец?
Володя помотал головой:
— Пусть только попробует что-то сказать на планёрке, я её на
место поставлю… Это уже ни в какие ворота не лезет! Какая из Ирины
вожатая, если она не знает, что творится у неё в отряде?
Юркино сердце наполнилось какой-то непередаваемой лёгкостью.
— Спасибо, Володь, — сказал он, вложив в это слово столько
благодарности, сколько только мог передать.
— Вопрос только — где эту Машу леший носил? — вместо ответа
протянул Володя.

жүктеу/скачать 2,39 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: