Лето в пионерском галстуке

— Всё, все молодцы. Можете быть свободны, — объявил Володя,
заканчивая репетицию. Бледные от усталости актёры зааплодировали.
На пятый раз труппе наконец удалось прогнать всю постановку от
начала и до конца так, чтобы получилось относительно сносно.
Если актёры вымотались за этот день так, что буквально падали от
усталости, то как худрук все еще держался на ногах, Юрка не мог
понять. Володя пахал как каторжник, не слыша, не видя и не замечая
ничего вокруг. У него даже галстук перекрутился узлом на спину и
повис на шее удавкой.
Заметив это, Юрка прыснул. Встал из-за пианино, подошел к
худруку, протянул руки, чтобы поправить сбившуюся ткань.
— Вот бы и мне посколее галстук повязали!
Юрка аж подпрыгнул от неожиданности, убежденный, что все
актёры вышли из кинозала. Но проворный Олежка выскочил из-за
бюста Ленина как чёртик из табакерки.
Володя отшатнулся от Юрки, сам поправил свой галстук и,
натянуто улыбнувшись, объяснил:
— Олежка у нас мечтает, чтобы его первым в классе, а лучше —
во всей школе, приняли в пионеры.
— А-а-а… — протянул Юрка и повернулся к Олежке: — И как,
клятву уже выучил?
— Ага! — Олежка покраснел, стал по стойке смирно и с
выражением начал: — Я, Лылеев Олег Ломанович, вступая в ляды
Всесоюзной Пионелской Олганизации имени Владимила Ильича
Ленина, пелед лицом своих товалищей толжественно обещаю: голячо
любить свою Лодину. Жить, учиться и болоться, как завещал великий
Ленин, как учит Комму… — Олежка жадно вдохнул, — …стическая
палтия. Свято соблюдать Законы Пионелии Советского Союза!
— Молодец! — похвалил Володя. — А как отдавать пионерский
салют, знаешь?
— Знаю! Показать?
Юрка цокнул языком — ну нашли время! Откровенно скучая, он
уселся на сцену, свесил ноги и показательно всхрапнул. Володя его
проигнорировал.
— Покажи, — кивнул вожатый и выкрикнул призыв: — К борьбе
за дело Коммунистической партии будь готов!

— Всегда готов! — рявкнул Олежка и вскинул руку в пионерском
салюте.
Володя поправил его ладонь — так, чтобы оказалась выше лба, а
не на уровне носа.
— Руку нужно держать выше головы. Это значит, что ты блюдешь
интересы пионерской организации выше своих. А еще во время
присяги тот, кто повязывает тебе галстук, задает каверзные вопросы.
— Мамочки! — испугался Олежка. — Сложные? А ты задавал?
— Задавал. Я спрашивал будущего пионера, сколько стоит
пионерский галстук.
— Пятьдесят пять копеек! — отчеканил, очухавшись, Юрка.
— Юр, ну ты же прекрасно знаешь, что этот ответ —
неправильный. Зачем человека с толку сбиваешь? — с досадой
спросил Володя. — Пионерский галстук бесценен, потому что он —
частица красного знамени. Запомнил, Олеж?
— Ага, запомнил! — Олежка закивал. — Ну я пошел. Еще поучу
клятву пелед сном!
— Лучше сценарий поучи!
— И сценалий тоже!
Олежка умчался, а Юрка задумался о том, что зря Володя
обманывает мальца. Ведь пионерский галстук столько и стоил —
пятьдесят пять копеек, не больше, потому что на самом деле был всего
лишь крашеной тряпкой. В этом были убеждены все Юркины
ровесники. Ребята носили галстуки как попало, будто издеваясь над
ним: рваными, мятыми, исписанными, истыканными значками, по-
ковбойски — подобно тому, как только что он был повязан на шее у
Володи.
Может быть, еще лет десять-двадцать назад галстук что-то и
значил, символизировал ценности и идеалы. Но сейчас всё это ушло в
прошлое. Сам же Юрка впервые заподозрил, что ни идеалов, ни
ценностей у людей не осталось, когда его завалили на экзамене. Скоро
и Олежка непременно убедится в том же самом, но уже на своем
примере. Юрке стало заранее жалко Олежку за то, какое жуткое
разочарование его, такого одухотворенного и мечтательного, ждёт
впереди.
Юрка хотел поделиться с Володей своими размышлениями, но не
успел: двери кинозала снова отворились, и ребята из художественного

кружка внесли несколько ватманов декораций.
— Вот водонапорная башня и паровоз, — сказал Миша Луковенко
— руководитель рисовальщиков. — Как ты и просил, с нас контуры, а
разрисовываете вы.
— О, спасибо огромное, — поблагодарил Володя. — А краски
принёс?
— Да, вот тут, — Миша протянул ему большую коробку с
банками и кистями и предупредил: — Завтра заберу.
Только художники ушли, Володя повернулся к Юрке и сказал:
— Ну что? Будем разрисовывать?
Юрка обреченно застонал:
— Сейчас? Володь, ты вымотанный и уставший, я тоже хочу
спать…
— Время не ждёт! Тут работы минимум на два дня — пока
раскрасим, пока высохнет. А там еще и поправлять что-то придётся…
— Может, всё-таки потерпит до завтра? — безо всякой надежды
спросил Юрка.
— Нет! Но если ты устал, то я могу и сам. — И в его голосе не
было подвоха, Юрка знал, что Володе хватит энтузиазма остаться
ночевать в театре, но сделать всё самому. А разве мог Юрка позволить
ему такое?
И они остались рисовать. Разложили огромные листы прямо на
полу сцены и, ползая по ней, как партизаны по полю, орудовали
кистями. Работа была несложной, но долгой и местами тонкой. За
окнами давно стемнело, горн уж час как протрубил отбой, а они всё
рисовали и рисовали.
На часах было за полночь, когда Юрка, посмотрев, что они
сделали около половины, сдался. Отбросил в сторону кисть и
распластался по полу.
— Всё, устал. Володь, давай заканчивать, так же и коня двинуть
можно. Конев двинет коня! Представляешь?
Но Володя, как заведенный, продолжал мазать кистью по
ватманам:
— Нет, нужно сегодня доделать. Ты же слышал, завтра краски
отдадим…
— Нужно, нужно, нужно, — огрызнулся Юрка. Он рывком
вскочил на ноги, подошел к нему и вырвал кисть из рук. — Нет, не

нужно!
Володя сердито посмотрел на него, попытался забрать кисть
обратно, но Юрка отскочил назад и спрятал руки за спину.
— Смотри-ка, а ты уже мимо контуров мажешь! Ты устал!
— Нужно…
— Да у нас еще целых полтора дня впереди!
— Всего лишь полтора дня!
— Да никуда не денутся твои декорации!
Юрка швырнул кисть в сторону и сделал три шага, оказавшись с
Володей нос к носу. Посмотрел ему в глаза и намного тише сказал:
— А вот мы еще как денемся… Напомнить, что будет
послезавтра, кроме спектакля?
Володя нахмурился и отвёл глаза. Но тут же поднял взгляд, и в
нём промелькнуло и понимание, и сожаление одновременно.
— Я помню… — печально ответил он. — Ты прав, да.
Юрка положил руки ему на плечи. Погладил их, затем — шею и
зарылся пальцами в волосы на затылке. Володя обнял в ответ: обвил
руками талию и прижал Юрку к себе, потянулся к его губам. Но
поцеловал вовсе не так, как рассчитывал Юрка.
— Нет, поцелуй меня, как в лодке, — попросил он, прижимая
Володю еще крепче.
— Не стоит, — серьёзно ответил Володя и, задумавшись, добавил
чуть позже: — Юр… Юра, может, зря мы это делаем?
— Зря? Почему? Ты больше не хочешь? — Юрка ожидал, что
Володя начнёт убеждать его в обратном, но он только молча пожал
плечами. Юрка разволновался не на шутку: — Володя, но я не хочу
прекращать. Мне это нравится! Неужели тебе больше нет?
Володя отвернулся. Посмотрел сначала в потолок, потом на пол и
только после этого ответил:
— Нравится.
— Тогда почему зря?
— Вдруг руки опять распущу? Да и все-таки это странно. Это
против природы, это неправильно и гадко.
— Тебе гадко? — оторопел Юрка.
Он задумался. Да, возможно, со стороны они и правда выглядят
странно. Но это только со стороны. Быть «внутри» их отношений, их
дружбы и, может быть, даже любви казалось Юрке совершенно

естественным и прекрасным. Ничего не было и не могло быть лучше
того, чтобы целовать Володю, обнимать и ждать встречи с ним.
— Не мне, — понуро кивнул Володя, — остальным гадко. Но
дело даже не в этом. Мне кажется, что всем этим я сбиваю тебя с
правильного пути, Юр.
Юрка рассердился:
— Напомни, кто кого у щитовой поцеловал? — он сложил руки на
груди и насупился.
Уголки рта Володи поползли наверх, но он сдержал улыбку и чуть
погодя снова серьезно спросил:
— Юр, а ты-то что об этом думаешь?
— Я стараюсь не думать, — в тон ему ответил Юрка. — Какой
смысл — сдерживаться ни ты, ни я не можем. А тем, что целуемся, мы
никому не причиняем вреда.
— Кроме себя.
— Себя? Что-то я не вижу, чтобы от меня убыло. Наоборот, мне
это приятно. А тебе?
Володя сконфуженно улыбнулся:
— Ты и так знаешь ответ.
Юрка не стал больше просить или уговаривать, а просто взял
инициативу в свои руки. Это был их второй настоящий взрослый
поцелуй — и он оказался совсем не таким, как первый. Тогда, в лодке,
было жарко и волнительно, она плавилась под грохот сердец и стук
дождя, а теперь было тихо. Совершенно тихо. За окнами — ночь, в
огромном зале — пустота, всё будто бы замерло, и только они вдвоем
плавно, медленно и тягуче снова узнавали друг друга через движения
губ.
Но вдруг что-то грохнуло у входа, застучало и покатилось вниз.
Ребята отпрянули друг от друга так быстро, будто между ними ударила
молния, отбросив их в разные стороны. По ступеням зала вниз катился
небольшой фонарик. А в дверях, округлив глаза, пятилась назад Маша.
Первой Юркиной реакцией была паника, потом парализующий
ужас. Казалось, что земля ушла из-под ног, что сцена ломается, что всё
вокруг переворачивается вверх дном. Затем пришло непонимание и
неверие — может, у него фантазия разыгралась? Ну откуда тут, почти в
час ночи, взяться Маше?

Но она была — живая и настоящая. И собиралась как можно
быстрее исчезнуть — уже нащупывала за спиной ручку двери.
— Стой! — крикнул Володя, первый отошедший от шока.
Маша замерла, а он побежал со сцены и в несколько прыжков по
ступеням оказался рядом с ней.
— Не убегай. Пожалуйста.
Маша не могла сказать ни слова — открывала и закрывала рот,
глотала воздух, как рыба, выброшенная на берег.
— Маш? — Володя протянул к ней руку, но она дёрнулась от него,
как от чумного. Только пискнула, задыхаясь:
— Не трогай меня!
— Ладно, хорошо… — Володя судорожно выдохнул. Он пытался
говорить спокойно, но безуспешно. В голосе звенели натянутые
нервы. — Только не паникуй. Спустись, пожалуйста. Я все объясню.
— Что? Что вы мне объясните… Вы… Вы… Что вы тут вообще…
Это отвратительно!
Юркино сознание будто отключилось, он не мог решать что-либо,
делать выводы. Он даже не чувствовал рук, а ватные ноги не гнулись.
Но медлить было нельзя. Невероятным усилием воли Юрка заставил
себя решиться и подошел к ним. Маша уставилась на него еще более
дико и испуганно, чем на Володю.
— Маш, — произнес Юрка, с трудом выговаривая слова, — ты
только не думай ничего плохого.
— Вы ненормальные, вы больные!
— Нет, мы нормальные, просто…
— Зачем вы это делаете? Это же неправильно! Так не бывает, так
не делают, это совсем… совсем…
Маша задрожала и всхлипнула. «Ещё чуть-чуть, — понял
Юрка, — и у неё начнётся истерика! Прямо сейчас она пойдёт и
всем!..»
Он не закончил мысли. Тут залихорадило его самого. Перед
глазами поплыло и потемнело. Казалось, Юрка вот-вот упадёт в
обморок, а потом сразу под землю — от ужаса ноги не держали. Худо-
бедно сохраняя хотя бы внешнее спокойствие, он не мог отвязаться от
страшных картин, непрерывно всплывающих в воображении, картин
того, что ждёт их с Володей, когда Маша всем расскажет: позор и
осуждение. Они станут изгоями, их накажут, страшно подумать — как!

— Это баловство, понимаешь? — нервно хохотнул Володя. —
Шалость от нечего делать, от скуки. И в этом нет ничего серьёзного.
Ты права, такого не бывает, у нас ничего на самом-то деле и нет.
— Тебе девушек мало? Что ты в нем ищешь такого, чего в нас
нет?
— Конечно нет! Сама подумай: природой заложено, что парни
любят девушек, мужчины — женщин, так и есть… Машенька, я ничего
не ищу и не собираюсь. И не найду. Мы же… мы же с Юркой просто…
мы друг другу никто, разъедемся из «Ласточки» и забудем. И ты
забудь, потому что эта ерунда ничего не стоит, это придурь, блажь…
Юрка слышал его глухо, будто через стену. Не чувствуя ни рук, ни
ног, не в состоянии ровно дышать, он закрыл тяжёлые веки и
вздрогнул от боли. Она жгла всё тело, не концентрируясь в одном
месте, она растеклась повсюду, кажется, даже за пределы его тела.
Ведь Володя мог бы сказать, что они это сделали на спор, да что
угодно мог сказать, хоть «учимся целоваться», вдруг она бы поверила?
Юрка открыл глаза, посмотрел ей в лицо и прочёл — нет. Машу не
провести отговорками, шутками и обещаниями. Чтобы поверить, ей
нужна была правда, хотя бы крупица, но правды, а в словах Володи
правда была: законы природы, расставание, «мы с Юрой просто…».
Юрка уставился на Володю, ища ответ на страшный вопрос: «В
том, что ты говоришь, есть хотя бы капля лжи?» Ему было больно
слышать всё это и еще больнее понимать, что сказать именно так —
единственный выход.
— Пожалуйста, Маш, не говори об этом никому. Если о таком
узнают… Это пятно на всю жизнь и испорченное будущее.
Понимаешь? — продолжал Володя. Юрка стоял немой, как и прежде.
— Ла… ладно… — всхлипнула Маша. — Поклянитесь, что вы
больше никогда такого…
Володя глубоко вдохнул, будто собираясь с мыслями:
— Клянусь. Больше никогда.
— И ты, — Маша повернулась к Юрке. Её взгляд из умоляющего
стал злым. — Теперь ты!
Юрка перехватил на мгновение Володин взгляд и увидел в нём
чистое, абсолютное отчаяние.
— Клянусь. Никогда, — задохнулся Юрка.

жүктеу/скачать 2,39 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: