Microsoft Word Об общественном договоре, или Принципы политического права rtf

и которыми он не мог бы пользоваться без содействия других. Чем больше эти естественные 
силы иссякают и уничтожаются, а силы, вновь приобретенные, возрастают и укрепляются, 
тем более прочным и совершенным становится также и первоначальное устройство; так что, 
если каждый гражданин ничего собою не представляет и ничего не может сделать без всех 
остальных, а сила, приобретенная целым, равна сумме естественных сил всех индивидуумом 
или превышает эту сумму, то можно сказать, что законы достигли той самой высокой 
степени совершенства, какая только им доступна.
Законодатель - во всех отношениях человек необыкновенный в Государстве. Если он 
должен быть таковым по своим дарованиям, то не в меньшей мере должен он быть таковым 
по своей роли. Это - не магистратура; это - не суверенитет. Эта роль учредителя Республики 
совершенно не входит в ее учреждение. Это должность особая и высшая, не имеющая ничего 
общего с властью человеческой. Ибо если тот, кто повелевает людьми, не должен 
властвовать над законами, то и тот, кто властвует над законами, также не должен повелевать 
людьми. Иначе его законы, орудия его страстей, часто лишь увековечивали бы совершенные 
им несправедливости; он никогда не мог бы избежать того, чтобы частные интересы не 
искажали святости его создания.
Когда Ликург давал законы своему отечеству, он начал с того, что отрекся от царской 
власти (75). В большинстве греческих городов существовал обычай поручать составление 
законов чужестранцам. Этому обычаю часто подражали итальянские Республики нового 
времени; также поступила Женевская Республика, и она не может пожаловаться на 
результаты*. Рим в пору своего наибольшего расцвета увидел, как возродились в его недрах 
все преступления тирании, и видел себя уже на краю гибели, потому что соединил в головах 
одних и тех же людей знаки достоинства законодателя и власти царя.
___________
* Те, кто смотрят на Кальвина лишь как на богослова (77), не понимают, по-видимому, 
всей широты его гения. Составление наших мудрых Эдиктов, в котором он принимал 
немалое участие, делает ему столько же чести, как и его "Наставление" (78). Какие бы 
перевороты ни произошли со временем в нашей вере, - до тех пор пока не угаснет среди нас 
любовь к отечеству и свободе, в нашей стране никогда не перестанут благословлять память 
этого великого человека.
Между тем даже Децемвиры никогда не присваивали себе (76) права вводить 
какой-либо закон своею собственною властью. "Ничто из того, что мы вам предлагаем, - 
говорили они народу, - не может превратиться в закон без вашего согласия. Римляне, будьте 
сами творцами законов, которые должны составить ваше счастье".
Вот почему тот, кто составляет законы, не имеет, следовательно, или не должен иметь 
какой-либо власти их вводить; народ же не может, даже при желании, лишить себя этого 
непередаваемого права, ибо согласно первоначальному соглашению, только общая воля 
налагает обязательства на частных лиц, и никогда нельзя быть уверенным в том, что воля 
какого-либо частного лица согласна с общею, пока она не станет предметом свободного 
голосования народа. Я уже это говорил, но не бесполезно это еще раз повторить.
Итак, мы обнаруживаем в деле создания законов одновременно две вещи, которые, 
казалось бы, исключают один другую: предприятие, повышающее человеческие силы, и, для 
осуществления его, - власть, которая сама по себе ничего не значит.
И вот еще одна трудность, заслуживающая внимания. Мудрецы, которые хотят 
говорить с простым народом своим, а не его языком, никогда не смогут стать ему 
понятными. Однако есть множество разного рода понятий, которые невозможно перевести 
на язык народа. Очень широкие планы и слишком далекие предметы равно ему недоступны, 
поскольку каждому индивидууму по вкусу лишь такая цель управления, которая отвечает его 
частным интересам, он плохо представляет себе те преимущества, которые извлечет из 
постоянных лишений, налагаемых на него благими законами. Для того чтобы рождающийся 
народ мог одобрить здравые положения политики и следовать основным правилам пользы 
государственной, необходимо, чтобы следствие могло превратиться в причину, чтобы дух 

общежительности, который должен быть результатом первоначального устроения, 
руководил им, и чтобы люди до появления законов были тем, чем они должны стать 
благодаря этим законам. Так, Законодатель, не имея возможности воспользоваться ни силою, 
ни доводами, основанными на рассуждении, по необходимости прибегает к власти иного 
рода, которая может увлекать за собою, не прибегая к насилию, и склонять на свою сторону, 
не прибегая к убеждению.
Вот что во все времена вынуждало отцов наций призывать к себе на помощь небо и 
наделять своею собственной мудростью богов, дабы народы, покорные законам Государства 
как законам природы и усматривая одну и ту же силу в сотворении человека и в создании 
Гражданской общины, повиновались по своей воле и покорно несли бремя общественного 
благоденствия.
Решения этого высшего разума, недоступного простым людям, Законодатель и 
вкладывает в уста бессмертных, чтобы увлечь божественною властью тех, кого не смогло бы 
поколебать в их упорстве человеческое благоразумие*.
______________
* "E veramente, - говорит Макиавелли, - mai non fu alcuno ordinatore di leggi straordinarie 
in un popolo, che non ricorresse a Dio, perche altrimenti non sarebbero accetate; perche sono molti 
beni conosctuti da uno prudente, i quali non hanno in se radgioni da potergli persuadere ad aitrui" - 
Discursi sopra Tito Livio, L. I. сар. XI. "В самом деле, не было ни одного учредителя 
чрезвычайных законов какого-либо народа, который бы не прибегнул к Богу, так как иначе 
они не были бы приняты; есть много благ, которые хорошо понятны мудрецам, но сами по 
себе недостаточно очевидны, чтобы можно было убедить в них других людей". - 
"Рассуждение на первую декаду Тита Ливия", кн. I, гл. XI (итал.).
Но не всякому человеку пристало возвестить глас богов и не всякому поверят, если он 
объявит себя истолкователем их воли. Великая душа Законодателя - это подлинное чудо (79), 
которое должно оправдать его призвание. Любой человек может высечь таблицы на камне 
или приобрести треножник для предсказаний; или сделать вид, что вступил в тайные 
сношения с каким-нибудь божеством; или выучить птицу, чтобы она вещала ему что-либо на 
ухо; или найти другие грубые способы обманывать народ. Тому, кто умеет делать лишь это, 
пожалуй, удастся собрать толпу безумцев; но ему никогда не основать царства, и его 
нелепое, создание вскоре погибнет вместе с ним. Пустые фокусы создают скоропреходящую 
связь, лишь мудрость делает ее долговременной. Все еще действующий иудейский закон и 
закон потомка Исмаила (80), что вот уже десять веков управляет половиною мира, доныне 
возвещают о великих людях, которые их продиктовали, и в то же время как горделивая 
философия или слепой сектантский дух видят в них лишь удачливых обманщиков (81), 
истинного политика восхищает в их установлениях тот великий и могучий гений, который 
дает жизнь долговечным творениям.
Не следует, однако, заключать из всего этого вместе с Уорбертоном (82), что предмет 
политики и религии в наше время один и тот же; но что при становлении народов одна 
служит орудием другой (83).

жүктеу/скачать 0,59 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: