Назови меня своим именем

Еще  я  ожидал,  что  он  ухватится  за  невысказанное 
Да,  и  что?
  в  моем
ответе,  чтобы    упрекнуть  меня,  как  он  это  часто  делал,  за  грубость,
безразличие  или  нетерпимость  к  людям,  которые  имеют  все  основания
считать себя моими друзьями. Затем он мог добавить свою избитую фразу
о  том,  как  редка  настоящая  дружба,  и  что  даже  если  с  людьми  в  итоге
оказывается непросто, все-таки, в большинстве своем они желают добра, и
в  каждом  есть  что-то  хорошее.  Человек  не  подобен  острову,  нельзя
отгородиться от всех, человеку нужен человек, бла бла бла.
Но я не угадал.
–  Ты  достаточно  умен,  чтобы  не  понимать  исключительность  и
уникальность того, что между вами было.
– Оливер это Оливер, – сказал я, как будто это объясняло все.
– 
Parce que c’était lui, parce que c’était moi
,
[42]
 – добавил отец, цитируя
всеобъемлющее объяснение Монтеня его дружбы с Этьеном де ла Боэти.
Я же в свою очередь подумал о словах Эмили Бронте: Потому что он
больше я, чем я сама.
– Оливер очень умен… – начал я. И снова фальшивой нотой вкралось
предательское  «но»,  повисшее  невысказанным  между  нами.  Что  угодно,
только бы уйти от этой темы.
–  Умен?  Я  говорю  не  только  об  уме.  То,  что  между  вами  было,  не
имеет отношения исключительно к интеллекту. У него добрая душа, и вам
обоим повезло, что вы встретили друг друга, потому что у тебя тоже добрая
душа.
Отец никогда не высказывался в таком ключе. Это обезоружило меня.
– Думаю, он намного добрее меня, папа.
– Я уверен, что он сказал бы то же самое о тебе, что делает честь вам
обоим.
Он  собирался  потушить  сигарету  и,  наклонившись  к  пепельнице,
протянул руку и коснулся меня.
– Тебя ждет непростая пора, – начал он уже другим тоном, в котором
слышалось: 
Нам не обязательно обсуждать это, но давай не будем делать
вид, что не знаем, о чем идет речь
.
Отвлеченная  манера  была  единственным  его  способом  говорить
начистоту.
–  Не  бойся.  Она  наступит.  По  крайней  мере,  я  так  думаю.  Когда  ты
меньше всего будешь готов. Природа умеет находить наше самое уязвимое
место.  Просто  помни:  я  рядом.  Сейчас,  возможно,  ты  не  хочешь  ничего
чувствовать. Возможно, ты всегда избегал чувств. И возможно, не захочешь
говорить об этом со мной. Но не прячься от чувств.

Я  смотрел  на  него.  Сейчас  я  должен  солгать  и  сказать,  что  он  все
неправильно понял. Я уже почти открыл рот.
– Послушай, – перебил он. – У вас возникла чудесная дружба. Может
быть, больше, чем дружба. И я завидую тебе. На моем месте большинство
родителей надеялись бы, что все скоро пройдет, или молились бы, чтобы их
сыновья  скорее  повзрослели.  Но  я  не  такой  родитель.  Если  есть  боль,
вынашивай  ее,  и  если  внутри  у  тебя  полыхает  пламя,  не  задувай  его,  не
топчи.  Расставание  может  стать  пыткой,  лишить  сна.  Видеть,  как  другие
забывают  нас  раньше,  чем  мы  к  этому  готовы  –  нестерпимо.  Стараясь
быстрее  исцелиться,  мы  с  корнем  вырываем  из  себя  все  чувства  и  к
тридцати  годам  остаемся  ни  с  чем,  и  с  каждым  разом  все  меньше  можем
предложить  кому-то  другому.  Но  лишиться  возможности  чувствовать,
избегая чувств – какая потеря!
В голове у меня царил хаос. Я не мог произнести ни слова.
– Я наговорил лишнего?
Я покачал головой.
–  Тогда  позволь  мне  сказать  еще  кое-что.  Это  прояснит  ситуацию.
Возможно,  я  подходил  близко,  но  никогда  не  имел  того,  что  ты.  Что-то
всегда  удерживало  меня  или  стояло  на  пути.  То,  как  ты  проживаешь  свою
жизнь  –  твое  дело.  Но  помни,  наши  сердца  и  тела  даны  нам  только
однажды.  Большинство  из  нас  живет  так,  как  будто  у  нас  две  жизни,  одна
пробная,  другая  окончательная,  и  еще  несколько  промежуточных  версий.
Но  жизнь  только  одна,  и  не  успеешь  глазом  моргнуть,  как  твое  сердце
износится, а что до твоего тела – наступит день, когда никто не взглянет на
него, и уж точно не захочет быть рядом. Сейчас тебе больно. Я не завидую
этой боли. Но я завидую тебе.
Он перевел дыхание.
–  Возможно,  мы  никогда  снова  не  вернемся  к  этому  разговору.  Но  я
надеюсь,  ты  не  станешь  меня  обвинять  в  том,  что  он  состоялся.  Я  буду
ужасным  отцом,  если  однажды  ты  захочешь  поговорить  со  мной  и
натолкнешься на закрытую дверь.
Я  хотел  спросить,  как  он  узнал.  Но  разве  он  мог  не  знать?  Разве  хоть
кто-нибудь мог не знать?
– Мама знает? – спросил я. Я собирался сказать «подозревает», но не
стал.
– Не думаю. – В его голосе слышалось, 

жүктеу/скачать 1,05 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: