Назови меня своим именем

молодости, но я никогда даже не предполагал чего-то иного.
Выдавал  ли  себя  отец  за  другого  человека?  И  если  выдавал,  то  кем
тогда был я?
Оливер  сдержал  обещание.  Он  вернулся  перед  самым  Рождеством  и
остался  до  Нового  года.  Поначалу  он  был  сам  не  свой.  Ему  нужно  время,
думал я. Мне тоже. Он проводил время в основном с моими родителями, с
Вимини,  которую  переполняла  радость  от  того,  что  между  ними  все  по-
прежнему. Я начал бояться, что мы снова вернемся к самому началу, когда,
за исключением учтивых фраз во внутреннем дворике, игнор и безразличие
были  нормой.  Почему  его  телефонные  звонки  не  подготовили  меня  к
этому?  Или  на  мне  лежала  вина  за  новое  направление,  которое  приняла
наша  дружба?  Может,  родители  сказали  что-нибудь?  Вернулся  ли  он  из-за
меня,  из-за  них,  из-за  нашего  дома  или  просто  сбежал?  Он  вернулся  из-за
своей  книги,  которая  уже  была  опубликована  в  Англии,  во  Франции,  в
Германии,  и  наконец  готовилась  к  выходу  в  Италии.  Это  был  изящный
томик,  и  мы  все  были  рады  за  него,  включая  книготорговца  в  Б.,  который
пообещал  устроить  презентацию  следующим  летом.  «Может  быть.
Посмотрим»,  –  сказал  Оливер,  когда  мы  остановили  там  велосипеды.
Киоск  мороженщика  был  закрыт  до  следующего  сезона.  Так  же  как
цветочный  магазин  и  аптека,  где  мы  останавливались  на  обратном  пути  с
уступа  в  тот  первый  раз,  когда  он  показал  мне  ссадину  на  бедре.  Все  это
осталось в прошлой жизни. Город казался опустевшим, небо было серым. В
один  из  вечеров  у  него  состоялся  долгий  разговор  с  моим  отцом.  По  всей
видимости, они обсуждали меня, или мои перспективы на университет, или
прошлое  лето,  или  его  новую  книгу.  Когда  у  них  открылась  дверь,  я
услышал смех в холле, затем мать поцеловала его. Спустя некоторое время
раздался  стук  в  мою  дверь  со  стороны  коридора,  а  не  в  балконную  –  ей,
видимо, суждено было остаться запертой.
– Хочешь поговорить?
Я уже лежал в постели. Он был в свитере, как будто собирался выйти
погулять.  Присев  на  край  кровати,  он  казался  скованным,  как  я  в  тот
первый раз, когда он еще занимал эту комнату.
– Возможно, я женюсь весной, – сказал он. Я был оглушен известием.
– Ты никогда не говорил ничего.
– Ну, больше двух лет мы то расставались, то снова сходились.
– Отличная новость, – сказал я.
Известия о свадьбах – это всегда чудесно, я был рад за них, нет ничего
плохого  в  браках,  и  широкая  улыбка  на  моем  лице  была  достаточно

искренней, даже если потом до меня дошло, что подобная новость не могла
сулить нам ничего хорошего. Я против? – спросил он.
– Не говори глупостей, – ответил я.
Долгая пауза.
–  Теперь  наконец  ты  заберешься  в  постель?  –  спросил  я.
Он настороженно взглянул на меня.
– Только ненадолго. И я не хочу заниматься ничем.
Это  прозвучало  как  обновленная  и  более  изысканная  версия 
После,
может
.  Итак,  значит  снова  за  старое?  У  меня  возникло  желание
передразнить  его,  но  я  сдержался.  Он  лег  рядом  со  мной  поверх  одеяла,  в
свитере, сняв только лоферы.
– Как долго это продлится, по-твоему? – спросил он с усмешкой.
– Надеюсь, недолго.
Он  поцеловал  меня  в  губы,  но  не  как  в  тот  раз,  после  эпизода  возле
Пасквино, когда он прижал меня к стене на Виа Санта-Мария-дель-Анима.
Я мгновенно вспомнил вкус его поцелуя. Я даже не осознавал, как он мне
нравился  или  как  мне  его  не  хватало.  Нужно  добавить  еще  один  пункт  к
тому списку вещей, которых мне будет не хватать, прежде чем потеряю его
окончательно. Я уже было собрался вылезть из-под одеяла.
– Я не могу, – сказал он, отодвигаясь подальше.
– Я могу, – отозвался я.
– Да, но я – нет.
Должно быть, мой острый ледяной взгляд сказал ему, как я зол.
– Больше всего я хотел бы раздеть тебя и не отпускать. Но я не могу.
Я обхватил его голову ладонями и держал ее.
– Тогда, возможно, тебе не стоит оставаться. Им известно о нас.
– Я уже понял, – сказал он.
– Как?
– По тому,  как твой отец  разговаривал со мной.  Ты счастливчик. Мой
отец упрятал бы меня в исправительную колонию.
Я взглянул на него: Еще один поцелуй.
Я должен был – и мог бы – схватить его и не отпускать.
Утром наше общение стало официально-прохладным.
Кое-что еще произошло за ту неделю. Как-то после обеда мы сидели в
гостиной  и  пили  кофе,  когда  отец  достал  большой  картонный  конверт  с
шестью анкетами и паспортными фото каждого претендента. Кандидаты на
следующее  лето.  Отец  хотел  узнать  мнение  Оливера,  потом  передал
конверт  по  кругу  –  матери,  мне,  и  еще  одному  профессору,  коллеге  по

университету, заехавшему по  этому поводу к  нам на обед  со своей женой,
как  и  год  назад.  «Мой  преемник»,  –  сказал  Оливер,  кладя  одну  анкету
сверху  и  передавая  остальным.  Отец  инстинктивно  бросил  взгляд  в  мою
сторону и тут же отвел глаза.
То  же  самое  произошло  почти  ровно  год  назад.  Павел,  преемник
Мейнарда,  приехал  к  нам  на  Рождество  и,  просматривая  файлы,  особо
порекомендовал кандидата из Чикаго – вообще говоря, он хорошо знал его.
Павел 
и 
все 
присутствующие 
с 
воодушевлением 
отнеслись 
к
преподающему  в  Колумбийском  университете  молодому  постдоку,  чьей
специальностью были, подумать только, пре-сократики. Я тогда задержался
дольше, чем следовало, на его снимке и с облегчением отметил, что ничего
не почувствовал.
Вспоминая  об  этом  теперь,  я  окончательно  уверился,  что  все  между
нами началось в этой самой комнате, на рождественских каникулах.
–  Так  же  выбрали  и  меня?  –  спросил  он  с  той  открытой,  застенчивой
прямотой, которую мать всегда находила обезоруживающей.
– Я хотел, чтобы это был ты, – сказал я Оливеру позже вечером, когда
помогал  ему  загрузить  вещи  в  машину  за  несколько  минут  до  того,  как
Манфреди  повез  его  на  станцию.  –  Я  позаботился  о  том,  чтобы  они
выбрали тебя.
В  тот  вечер  я  пробрался  в  отцовский  кабинет  и  нашел  папку  с
прошлогодними  анкетами.  Отыскал  его  фотографию.  Расстегнутый
ворот, свободная рубашка, длинные волосы, облик кинозвезды, против воли
застигнутой папарацци. Неудивительно, что я глаз не мог отвести. Я хотел
вспомнить, что ощутил в тот день ровно год назад – ту вспышку желания,
за  которой  немедленно  последовал  отрезвляющий  страх.  Настоящий
Оливер  и  каждый  последующий  Оливер  в  купальных  плавках  разных
цветов, 
или 
Оливер, 
лежавший 
обнаженным 
в 
постели, 
или
облокотившийся  на  подоконник  в  римском  отеле,  заслоняли  тот
тревожащий  и  приводящий  в  смятение  образ,  который  я  нарисовал  себе,
впервые увидев его фото.
Я  взглянул  на  лица  других  кандидатов.  Вот  этот  вроде  ничего.  Я
попробовал представить, как обернулась бы моя жизнь, появись в ней кто-
то другой. Я бы не поехал в Рим. Но мог бы поехать куда-нибудь еще. Не
узнал  бы  о  «Святом  Клименте».  Но  мог  узнать  что-нибудь  другое,  что
упустил и чего так никогда не узнаю. Я бы не изменился, не стал тем, кто я
сейчас, стал бы кем-то другим?
Интересно,  каков  он  теперь,  этот  другой.  Счастливее?  Мог  ли  я
окунуться  в  его  жизнь  на  пару  часов,  на  пару  дней  –  не  только,  чтобы

посмотреть, лучше ли эта другая жизнь, или оценить, насколько по-разному
сложились наши жизни из-за Оливера, но и чтобы решить, что я сказал бы
этому другому мне, случись однажды навестить его. Понравится ли он мне,
понравлюсь  ли  я  ему,  поймет  ли  каждый  из  нас  почему  другой  стал  тем,
кем  стал,  удивимся  ли  мы,  узнав,  что  в  действительности  оба  встретили
того  или  иного  Оливера,  мужчину  или  женщину,  и  что,  невзирая  на  того,
кто гостил у нас тем летом, мы вряд ли сильно отличались друг от друга? 
Ход  судьбы,  в  итоге,  изменила  моя  мать,  нелюбившая  Павла  и
убедившая  отца  отклонить  любой  его  выбор.  Может,  мы  и  умеренные
евреи, сказала она, но этот Павел – антисемит, и я не потерплю еще одного
антисемита в своем доме.
Я вспомнил этот разговор. Он также запечатлелся на снимке. Итак, он
тоже еврей, подумал я.
И  тогда  я  сделал  то,  что  с  самого  начала  собирался  сделать  тем
вечером  в  отцовском  кабинете.  Я  притворился,  что  понятия  не  имею,  кто
такой этот Оливер. Было прошлогоднее Рождество. Павел все еще пытался
убедить  нас  пригласить  его  приятеля.  Лето  еще  не  наступило.  Оливер,
скорее  всего,  приедет  на  такси.  Я  понесу  его  багаж,  покажу  ему  комнату,
поведу его на пляж по лесенке, спускающейся к скалистому берегу, а затем,
если 
позволит 
время, 
покажу 
ему 
наши 
владения 
до 
самой
железнодорожной  станции  и  скажу  что-нибудь  о  цыганах,  живущих  в
заброшенных  вагонах  с  эмблемой  Савойского  королевского  дома  на
обшивке. Через несколько недель, если у нас будет время, мы съездим в Б.
Остановимся попить и освежиться. Я покажу ему книжный магазин. Потом
уступ Моне. Ничего из этого еще не случилось.
Известие  о  его  свадьбе  пришло  летом.  Мы  отправили  подарки,  я
добавил несколько слов от себя. Лето наступило и закончилось. Меня часто
подмывало  рассказать  ему  о  его  «преемнике»  и  всячески  приукрасить
моего  нового  соседа  по  балкону.  Но  я  так  ничего  и  не  написал.
Единственное письмо я отправил через год, чтобы рассказать, что Вимини
умерла.  В  ответном  письме  он  сообщил  нам,  как  сильно  огорчен.  В  то
время он путешествовал по Азии, поэтому, когда письмо наконец дошло до
нас, его реакция на смерть Вимини вместо того, чтобы залечить открытую
рану, вскрыла уже успевшую затянуться. Написать ему о Вимини было все
равно  что  перейти  последний  мостик,  связывающий  нас,  особенно  после
того  как  стало  ясно,  что  мы  намерены  впредь  не  упоминать  то,  что
однажды  существовало  между  нами.  В  письме  я  также  сообщил,  в  каком
университете  учусь  в  Штатах,  на  случай  если  ему  еще  не  рассказал  мой

отец,  поддерживающий  активную  переписку  со  всеми  нашими  бывшими
постояльцами.  По  иронии,  Оливер  послал  ответ  на  мой  адрес  в  Италии  –
еще одна причина задержки.
Затем  наступили  годы  забвения.  Если  бы  мне  пришлось  разметить
линию  своей  жизни  людьми,  с  которыми  я  делил  постель,  и  если  бы  их
можно  было  разделить  на  две  категории  –  до  и  после  Оливера  –  тогда
величайший  подарок,  каким  судьба  могла  одарить  меня,  это  сдвинуть
границу  вперед  во  времени.  Многие  разделили  мою  жизнь  на  «до»  и
«после»,  многие  дарили  радости  и  печали,  многие  изменили  меня,  тогда
как  другие  ничего  не  значили,  так  что  Оливер,  так  долго  маячивший
поворотной  точкой  на  моем  жизненном  пути,  в  конечном  счете  обрел
последователей,  которые  затмили  его,  сведя  к  давно  пройденному  этапу,
несущественной развилке на дороге, маленькому раскаленному Меркурию
в  путешествии  к  Плутону  и  дальше.  При  всем  этом,  я  мог  сказать:  в  то
время, когда я знал Оливера, я еще не встретил того-то. Хотя жизнь без того
человека была попросту невообразима.
Однажды летом, спустя девять лет после его последнего письма, мне в
Штаты позвонили родители. «Ни за что не угадаешь, кто приехал погостить
у  нас  пару  дней.  В  твоей  старой  спальне.  Стоит  сейчас  прямо  передо
мной».  Я  уже  сообразил,  конечно,  но  сделал  вид,  что  не  знаю.  «Тот  факт,
что  ты  отказываешься  признать,  что  догадался,  говорит  о  многом»,  –
усмехнулся  отец  прежде  чем  попрощаться.  Послышался  спор  между
родителями из-за того, кто должен передать свою трубку. Наконец до меня
донесся  его  голос.  «Элио»,  –  произнес  он.  Я  слышал  голоса  родителей  и
детей на заднем плане. Никто больше так не произносил мое имя. «Элио»,
–  повторил  я,  подтверждая,  что  это  я  у  телефона,  но  вместе  с  тем
возобновляя  нашу  давнюю  игру  и  показывая,  что  ничего  не  забыл.  «Это
Оливер», – сказал он. Он забыл.
«Мне  показали  фотографии,  ты  не  изменился»,  –  говорил  он.  Он
рассказал  о  своих  двух  сыновьях,  восьми  и  шести  лет,  игравших  сейчас  в
гостиной  с  моей  матерью,  я  должен  познакомиться  с  его  женой,  я  так
счастлив оказаться здесь, ты даже не представляешь. «Это самое чудесное
место  на  земле»,  –  сказал  я,  как  будто  его  слова  о  счастье  относились  к
месту. Тебе не понять, как я счастлив быть здесь. Его прервали, он передал
трубку  обратно  моей  матери,  которая,  прежде  чем  обратиться  ко  мне,  еще
говорила с ним, в ее словах сквозила нежность. «

жүктеу/скачать 1,05 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: