Нина Тумаркин Ленин жив! Культ Ленина в Советской России Адаму Уламу Предисловие к русскому изданию Первое издание книги «Ленин жив! Культ Ленина в Советской России»
жүктеу/скачать 3,86 Mb.
|
- Бұл бет үшін навигация:
- Именем Ленина
«В ряды РКП!» Наиболее волнующим моментом траурных собраний а память Ленина была, вероятно, массовая подача заявлений с просьбой о приеме в партию. Это происходило повсеместно и, похоже, превратилось в обязательную составную часть церемониала. На собрании ленинского клуба фабрики «Большевик» рабочие, поочередно выступая с кратким словом о Ленине, заявляли о своем желании вступить в партию[403]. Траурные митинги, сопровождавшиеся пением и клятвами, напоминали евангелистские собрания, на которых подлежащие приему просят допустить их в число посвященных. Печать почти с неизменным постоянством давала отчетам о таких собраниях одобрительные заголовки типа «Под знамя РКП — под ленинское знамя!»[404] Газетные статьи изображали желание присутствующих на собрании вступить в партию не как стихийный импульс, но как живой отклик на обращение к ним оратора. На митинге петроградских женщин работниц партийный руководитель товарищ Гордон обратился к ним с призывом пополнить ряды Коммунистической партии. Это «было бы лучшим венком на гроб погибшего вождя». Женщины в своей резолюции подхватили этот образ «Мы знаем, что самым цветущим венком на твою могилу будет наше вступление в РКП, и мы клянемся быть достойными ученицами нашего великого руководителя»[405]. Клишированная фраза «Лучший венок Ильичу» вновь и вновь повторялась на страницах печати, посвященных траурным митингам[406]. На одном из митингов рабочий пояснил, почему следует вступать в партию. Смерть Ленина — тяжелая утрата, сказал он. Чтобы заполнить брешь в рядах коммунистов, требуются тысячи. «Ильича больше нет, значит, мы должны впрячься в тот хомут, под которым он надрывался»[407]. Как прежнего главу правительства должно заместить коллективное руководство, так и место Ленина в партии должны занять тысячи новых борцов. Эта мысль проводилась во многих речах и лозунгах. Метафоры тех траурных дней придавали связи Ленина с массами почти мистический оттенок. «В каждом из нас живет частица Ленина, — писал Троцкий на следующий день после кончины вождя, — та, что составляет лучшую часть каждого из нас»[408]. В официальном извещении о смерти Ленина, выпущенном от имени Центрального Комитета и распространенном миллионными тиражами через газеты и журналы, Ленин изображен неотъемлемой частицей каждого из трудящихся «Ленин живет в душе каждого члена нашей партии. Каждый член нашей партии есть частичка Ленина. Ленин живет в сердце каждого крестьянина-бедняка»[409]. Ленин живет в сердцах всех достойных людей, но каждый член партии — это и есть Ленин. Таково же религиозное учение о причастии, о единстве с Христом. Молодежь призывали в коммунистические организации с не меньшим усердием. Юношам и девушкам предлагалось пополнить ряды комсомола, детям — стать пионерами[410]. «Петроградская правда» напечатала жирным шрифтом воззвание «Миллионы юных ленинцев — лучший памятник Ильичу»[411]. Вступление в партию считалось для студентов высших учебных заведений лучшим способом выполнения ленинских заветов[412]. На многолюдной траурной демонстрации в день похорон Ленина петроградские комсомольцы подняли лозунг «Ильич умер — у молодежи один вывод в ряды РКП!»[413] Заявки на вступление в партию свидетельствовали, вероятнее всего, об искреннем пролетарском воодушевлении идеями Ленина, однако в целом их следует рассматривать как результат широкой и планомерной кампании по увеличению численности рабочих в составе партии эта кампания особенно интенсивно развернулась после смерти вождя и получила название «ленинский призыв»[414]. Скрытой побудительной причиной кампании явилась тенденция к депролетаризации партии, вызванная прекращением гражданской войны[415]. Без широкого призыва в партию рабочих переломить эту тенденцию представлялось невозможным[418]. В период НЭПа поддержка сознательных, преданных власти рабочих была еще более необходима для упрочения социалистической политики партии, нежели в эпоху военного коммунизма. 18 января 1924 г. Тринадцатая партийная конференция приняла резолюцию, одобряющую набор в партию 100 000 новых членов, исключительно пролетариев. Одновременно доступ в партию всем непролетарским элементам был закрыт. Тринадцатая партийная конференция состоялась всего за несколько дней до кончины Ленина на ней впервые Троцкого открыто связали с оппозицией, подвергшейся критике за «мелкобуржуазный уклон»[419]. Троцкий, невзирая на свои пошатнувшиеся позиции, отбыл из Москвы в Сухуми с целью поправить здоровье и укрепить на черноморском курорте подорванную нервную систему таким образом, в дни траура он в столице отсутствовал[420]. С учетом этого обстоятельства, объявленный набор в партию можно расценивать как политический ход со стороны Сталина и его приверженцев. Стотысячное пополнение партии людьми неискушенными и легко управляемыми играло на руку генеральному секретарю, несомненно, рассчитывавшему на их поддержку в своей борьбе за власть. Ленин всегда выступал за преобладание в партии пролетарского элемента, однако считал, что партия должна состоять из рабочих, которым свойственна была высокая сознательность. Согласно его принципу, решающим мотивом для приема в партию было не количество, но качество. Безусловно, Ленин категорически воспротивился бы массовому призыву рабочих. По иронии судьбы, однако, спустя десять дней после его смерти Центральный Комитет назвал набор новых членов партии «ленинским призывом» и развернул рассчитанную на три месяца кампанию по привлечению в партию представителей рабочего класса[421]. Это был «первый широкомасштабный прием в партию, задуманный и организованный с заранее намеченной целью, — пишет Э. Г. Карр. — Ленинский призыв был предпринят под влиянием все обострявшейся борьбы с оппозицией»[422]. Кампания по привлечению в партию новых членов была объявлена 18 января — и, хотя официально кампания была развернута после похорон Ленина, фактически она началась сразу же после его смерти. Траурные собрания служили удобным поводом для пропаганды лозунга «Вступайте в ряды РКП!» Печать активно включилась в агитацию. С первых же дней траура пролетариев побуждали во имя Ленина вступать в партию. Лучший способ почтить память вождя — это подать заявление о приеме в РКП. Кампания шла полным ходом. Партийное руководство наживало капитал на неподдельном чувстве горя, охватившего народ, заверяя рабочих, что стать коммунистом — это наиболее верный способ выразить любовь к вождю. Лживый постулат действовал безотказно. Именем Ленина Петроградские рабочие и студенты на траурных собраниях высказывали пожелание, чтобы останки Ленина были погребены в городе на Неве. Некоторые коллективы даже настаивали на этом[423]. Рабочие петроградского кожзавода обратились к Съезду Советов и Тринадцатой партийной конференции с просьбой похоронить Ленина в «красном Петрограде». В резолюции рабочих разъяснялись причины такой просьбы. Вся подпольная деятельность Владимира Ильича протекала в Петрограде, здесь же партия под его руководством пришла к власти. Здесь в 1896 г. он возглавил забастовку текстильщиков, здесь поддержал Рабочий совет в 1905 г.; здесь в 1917 г. выдвинул перед народом лозунг «Вся власть Советам» и реализовал этот призыв на деле, став вождем столичного пролетариата. Руководство партии не замедлило с ответом. Григорий Евдокимов, заместитель председателя Петроградского Совета, коснулся этого вопроса на траурном собрании, когда зачитывал список предложений, выдвинутых президиумом относительно проведения траурных церемоний по случаю кончины вождя. Евдокимов огласил предложение, согласно которому для участия в похоронах Ленина в Москву из Петрограда должна была направлена делегация в составе тысячи человек. «Пусть похороны состоятся в Петрограде», — послышался голос из зала. Евдокимов указал, что ряд предприятий уже вынес постановления подобного рода. Однако Москва — наша столица, продолжал он, и Ленин, как Председатель Совета Народных Комиссаров, должен быть похоронен в столице. Правительство и Центральный Комитет партии уже приняли решение о том, что похороны состоятся в Москве[424]. Не может быть и речи о том, чтобы предать останки Ленина земле в Петрограде. Для города существовал другой способ почтить память вождя и вместе с тем быть удостоенным великой чести. Рабочие некоторых заводов, заявил Евдокимов, предложили переименовать Петроград в Ленинград. Евдокимов зачитал письмо Зиновьева, в котором тот, как председатель Петроградского Совета, вносил то же самое предложение. Слова оратора были встречены бурными аплодисментами[425]. Ясно, что предложение, исходившее от самого Зиновьева, было обречено на успех. На траурном заседании Второго Съезда Советов СССР 26 января 1924 г. было принято постановление о переименовании Петрограда[426]. В «Красной газете» утверждалось, что рабочих не удовлетворило переименование Петрограда в Ленинград. Им хотелось, чтобы город носил имя вождя более непосредственно — «Ленин»[427]. Вносились также предложения переименовать Петергоф в Ленинск[428]. Присвоение имени Ленина было уже привычным делом еще при жизни вождя имя его присваивалось заводам, клубам и даже городам. И не только один Ленин удостаивался подобной чести существовал, к примеру, город Троцк. К 1924 г. число предприятий и сооружений, названных в честь видных большевиков, значительно возросло[429]. Ничуть не удивительно, что после смерти Ленина хлынул поток предложений, просьб, требований и заявок от самых различных учреждений, желавших носить имя вождя. Такие переименования часто происходили на траурных митингах памяти Ленина. В иных случаях выставлялись особые обоснования путевые рабочие Рязано-Уральской железной дороги предлагали дать имя Ленина Павелецкому вокзалу и прилегающего к нему участка дороги, объясняя это тем, что Ленин совершил здесь свой последний путь[430]. Однако большинство предполагаемых переименований не имело под собой серьезных оснований различные коллективы стремились лишь продемонстрировать свою лояльность и уважение к памяти Ленина. Центральный Комитет Комсомола объявил о присвоении имени вождя пионерской организации. Имя это должно служить паролем «Пионеры „Спартака“ Советских республик должны быть теперь достойны того великого имени, которое написано на их знамени»[431]. Имя Ленина — так же, как его тело, его портреты, его труды — продолжали источать энергию и после его смерти. Любая организация, которой присваивалось имя вождя, приобретала особый статус, расширяла свои полномочия. Переименованием доказывалась лояльность и готовность оправдать доверие, показать себя достойным высокого звания. Накануне Важнейшее из официальных траурных собраний состоялось в канун похорон. На заседании Второго Съезда Советов СССР присутствовали все виднейшие большевики, за исключением Троцкого. Первым взял слово Калинин, председательствовавший на съезде. Он говорил по существу, хотя речь его и отличалась некоторой монотонностью. Он сказал о том, насколько велика утрата и призвал к единству и солидарности ради укрепления могущества народа[432]. Затем выступила Крупская. Речь эта — короткая, сдержанная, мужественная — исходила из уст единственного человека, кому позволены были эмоциональные вольности. Крупская напомнила о любви Ленина к рабочим, о его верности марксистской теории, о его личной скромности. Речь, произнесенная в тот вечер Сталиным, была его легендарной «клятвой». Сталин выступал после Калинина, Крупской и Зиновьева, и речь его строилась по образцу катехизиса. Сталин обрисовал важнейшие черты созданной Лениным политической реальности и охарактеризовал основополагающие принципы коммунистической убежденности. Сталин назвал страну «громадным утесом», непоколебимо стоящим среди «океана буржуазных государств». Сила страны состоит в нерушимой поддержке со стороны рабочих и крестьян всего мира. Сталин перечислил достоинства Советской власти крепость партии, диктатуру пролетариата, союз рабочих и крестьян, союз республик и Коммунистический Интернационал — заключая каждый период клятвой «Уходя от нас, тов Ленин завещал нам хранить единство нашей партии как зеницу ока. Клянемся тебе, тов. Ленин, что мы с честью выполним и эту твою заповедь!» Заключил свою речь Сталин следующими словами «Вы видели за эти дни паломничество к гробу тов. Ленина десятков и сотен тысяч трудящихся. Через некоторое время вы увидите паломничество представителей миллионов трудящихся к могиле тов. Ленина. Можете не сомневаться в том, что за представителями миллионов потянутся потом представители десятков и сотен миллионов со всех концов света для того, чтобы засвидетельствовать, что Ленин был вождем не только русского пролетариата, не только европейских рабочих, не только колониального Востока, но и всего трудящегося мира земного шара. Уходя от нас, тов. Ленин завешал нам верность принципам Коммунистического Интернационала. Клянемся тебе, тов. Ленин, что мы не пощадим своей жизни для того, чтобы укреплять и расширять союз трудящихся всего мира — Коммунистический Интернационал». Западные исследователи придавали этой речи особое значение. Она часто приводится как доказательство того, что Сталин был архитектором и скрытой движущей силой ленинского культа[433]. В целом, если для культа требуется религиозно окрашенная риторика, то речь Сталина представляет в этом смысле некий камертон. Вне сомнения, Сталин играл важную роль в развитии культа Ленина. Однако произнесенная им надгробная клятва не слишком выделялась из общего потока[434]. Речь Сталина многим отличается от речей других видных лидеров[435], но жанровое сходство ее с современной публицистикой несомненно. Сложилась определенная традиция клясться именем Ленина и произносить эти клятвы в ритуальной последовательности это очевидно на примере газетных отчетов о траурных митингах рабочих[436]. Очень часто собравшиеся клялись выполнить заветы Ленина торжественностью такие тирады мало чем уступали заверениям Сталина. «Клянемся не отступать ни шагу от ленинского союза рабочих и крестьян» — такую резолюцию приняли на своем собрании женщины-работницы Петрограда. Участницы этого собрания поочередно вставали с мест и клялись всегда сохранять верность заветам Ильича. Подобно Сталину, женщины прямо обращались к вождю «Клянемся тебе, великий рулевой революции, идти непреклонно вперед по проложенному тобой пути всемирной пролетарской революции к коммунизму»[437]. Широко распространенными в то время были не только торжественные клятвы Ленину, в большом ходу были и религиозные обороты, схожие с использованными Сталиным. В день похорон «Правда» опубликовала краткое изложение речей, произнесенных на траурном заседании Съезда Советов, однако из резюме речи Сталина были полностью исключены религиозные нотки. Указывалось лишь, что Сталин говорил об основных заветах Ленина и о готовности Центрального Комитета партии следовать воле вождя. Далее перечислялись названные оратором отличительные черты ленинского наследия[438]. Речи Сталина, по сравнению с другими речами, в отчете уделено наименьшее внимание. Известность эта речь получила позднее, когда была перепечатана в составе собрания сочинений Сталина, а западные ученые увидели в ней проявление глубоко религиозного, восточного склада ума Сталина. Конечно, значимость речи придало и возросшее влияние Сталина. Однако в те январские дни никто не упомянул о ней в печати ни единым словом, и она не включалась ни в одну из тысяч брошюр, распространявшихся массовыми тиражами. В то же время на траурном заседании была произнесена речь, гораздо более воздействовавшая на слушателей и имевшая непосредственное отношение к культу Ленина. С сильной и пространной речью до Сталина выступал Зиновьев. То, как русский народ откликнулся на смерть Ленина, показывает, что Ленин снискал преданность и доверие со стороны масс. Коллективное руководство должно сохранить и укрепить еще более силу ленинской личности. Таков был смысл сказанного Зиновьевым, хотя выразил он свою мысль более тонко. Зиновьев заявил, что события прошлой недели, зрелище нескончаемых очередей в Москве выявили меру исторического значения Ленина. Эта толпа была чудом. «Видели ли вы когда-нибудь ранее такую прекрасную, единую народную массу, такой живой прибой сотен тысяч пролетариев, которые сами организуются тут же на улицах, которые день и ночь в нынешнюю зимнюю стужу стоят и ждут своей очереди зайти и поклониться праху вождя?» Смысл толпа поистине была посмертным вотумом доверия. Зиновьев добавил, что в эти дни народ, казалось, заново переживал великую Октябрьскую революцию. Огромные толпы были толпами Октября. Смысл это свидетельство грандиозной политической поддержки, пламенной преданности. Далее Зиновьев зачитал два письма от рабочих. Первое из них было адресовано непосредственно умершему вождю «Нашему отцу. Дорогой отец наш! Ты ушел от своих детей навеки, но твой голос, слова твои никогда не умрут в наших пролетарских сердцах. Мы великими тысячами идем проститься с дорогим нашим вождем, мы плачем у гроба твоего… Отец наш своей смертью нанес нам тяжкий удар. Мы, читая газеты, думали, что вернется он скоро к нам, и мы ждали его каждую минуту, но злая болезнь отняла у нас незабвенного отца — отца всего мира». Зиновьев дал понять, что письмо — доказательство любви к Ленину как к правителю, который, подобно царю, заслужил имя отца родного. Глубина подобной связи бесценна, сказал он, и ее следует поощрять всеми возможными средствами. Вторым письмом Зиновьев стремился внушить съезду, что Ленин проник в национальный дух русского народа. Письмо, написанное шахтером, начинается традиционной фольклорной формулой «солнце померкло, звезды закатились» — и напоминает собой народную сказку. Сюжет относит действие к годам первой мировой войны царское войско возносит к небесам тщетные молитвы. «Но вот среди лесов и полей, где ежеминутно взрывались ужасные бомбы, между трупов и стонов раненых пронеслось Ленин. Из-за границы пришел Ленин. „Вам тяжело, я знаю, — сказал он, — слушайте меня, идите за мной“. Его клич был кличем вождя. Этот клич проник глубоко в каждое солдатское окровавленное сердце. За ним шли. За лозунги Ленина не было жаль жизни. Умирали с радостью, никто о себе не тужил. То, что он обещал, пришло. Зацвели красные маки. Черная тоска сменилась радостью. Голод и разруху оставили за плечами, стали вдоволь есть хлеб. Ленину нельзя было не верить… Такому мы верили. Мы говорили ему „Зови, веди, пойдем, не обманешь!..“ Заболел. Дорожили каждым его часом. Ленин, живи! Ты один понимаешь нас, как никто! Нас, мужиков, царя растоптавших! А сегодня у каждого из нас на сердце черные пятна. Закатилась звезда. Москва, Россия, Союз Республик облеклись в траур. Солнце померкло. Великого Ленина между нами не стало». Читая этот рассказ, Зиновьев напомнил съезду, что Ленин сделался в глазах народа необычайно могучим предводителем, пророком, спасителем. В своей речи Зиновьев сам назвал Ленина провидцем, отдавшим жизнь делу революции и подвергавшимся смертельной опасности в 1917 и в 1918 гг. В сознательной попытке вознести Ленина над остальным человечеством оратор повторил слова Горького, написавшего в 1920 г. о том, что Ленин в религиозную эпоху считался бы святым. В заключение Зиновьев сослался на заповедь Каменева, выдвинутую им годом раньше на Двенадцатом съезде партии. Столкнувшись с необходимостью принять трудное решение, давайте спросим себя «А как бы на моем месте поступил товарищ Ленин?» Вслед за Зиновьевым говорил Сталин, затем — Бухарин. Речь Бухарина изобиловала стертыми комплиментами. Назвав Ленина колоссом, Бухарин напомнил также, что Ленин — как товарищ по партии — был близким другом рабочих и крестьян. «Глашатай, пророк, вождь», Ленин блестяще владел революционной тактикой. Он был штурманом, благополучно проведшим государственный корабль мимо опасных скал и через мелководье. После Бухарина выступал еще целый ряд ораторов. Немецкая коммунистка Клара Цеткин заявила, что Ленин отдал всю свою кровь, «капля за каплей», на благо пролетариата[439]. В перерывах между речами, как правило, оркестр играл траурный марш. Помимо видных деятелей партии, выступали и рядовые коммунисты. Представитель народов Туркестана, как и следовало ожидать, назвал Ленина освободителем Востока. Некий рабочий огласил привычный набор избитых штампов, однако делегат от крестьян, по фамилии Краюшкин, блеснул оригинальностью. Он говорил о бессмертии Ленина, заявив, что вождь «из могилы будет нам диктовать, будет направлять нас… на истинный путь». Именуя Ленина своим отцом, он поведал народную притчу об умирающем родителе, который дал сыновьям веник и предложил переломить его пополам. Им это удалось сделать только тогда когда веник разделили на отдельные прутики. Очевидная мораль притчи сводилась к необходимости крепить единство страны. Оратор завершил выступление на редкость неподходящей здравицей «Вечная память нашему дорогому Ильичу, а нам — доброго здоровья». Второй Съезд Советов СССР принял ряд постановлений, направленных на то, чтобы почтить память вождя 1)21 января объявить днем национального траура. 2) Гроб с телом вождя поместить в склеп, сооруженный у Кремлевской стены, и открыть доступ к нему посетителей. Вторая резолюция подтверждала решение, уже вынесенное Президиумом ЦИК 25 января. В окончательной редакции, принятой съездом, указывалось, что склеп возводится в ответ на многочисленные просьбы со стороны делегаций, которые не успеют прибыть в Москву ко дню похорон, однако получат возможность «проститься с любимым вождем». 3) Было решено воздвигнуть статуи Ленина в Москве, Харькове, Тифлисе, Минске, Ташкенте и Ленинграде. «Образ великого вождя должен быть увековечен для всех грядущих поколений и служить постоянным напоминанием и призывом к борьбе и окончательной победе коммунизма». 4) Петроград официально переименовывался в Ленинград в память протекавшей там революционной деятельности вождя. 5) В пользу сирот учреждался специальный ленинский фонд. 6) Институту Ленина было предложено принять «неотложные меры» для ускорения публикаций работ Ленина с тем, чтобы они стали доступны рабочим и крестьянам в миллионах экземпляров и на нескольких языках. Одновременно Институту поручалось скорейшим образом приступить к изданию полного собрания сочинений Ленина[440]. По окончании затянувшегося заседания все делегаты съезда прошли один за другим мимо гроба Ленина в Колонном зале, уже закрывшемся для публики. На траурном заседании выступили все крупнейшие партийные деятели, за одним приметным исключением на нем отсутствовал Троцкий. Его не было в Москве и в день смерти Ленина, не приехал он и к похоронам. Самый известный и наиболее чтимый после Ленина член Политбюро, Троцкий, не сумевший появиться лично в средоточии власти сразу же после того, как преемники вождя взяли бразды правления в свои руки, совершил роковую политическую ошибку, которую можно объяснить только подавленным эмоциональным состоянием или же боязнью новой громадной ответственности. Зимой 1923/24 гг. Троцкий был болен, и здоровье его еще ухудшилось ввиду острой борьбы внутри Политбюро. 18 января 1924 г. Троцкий отбыл из Москвы на черноморский курорт Сухуми. 21 января, в день смерти Ленина, он еще не добрался до цели своего назначения. Шифрованная телеграмма Сталина, содержавшая оглушительную новость, была получена им на вокзале в Тифлисе. Троцкий телеграфировал в Кремль, спрашивая, вернуться ли ему в столицу на похороны. Впоследствии он вспоминал о полученном ответе так «„Похороны в субботу, все равно не поспеете, советуем продолжать лечение“. Выбора, следовательно, не было. На самом деле похороны состоялись только в воскресенье, и я вполне мог бы поспеть в Москву. Как это ни кажется невероятным, но меня обманули насчет дня похорон. Заговорщики по-своему правильно рассчитывали, что мне не придет в голову проверять их, а позже можно будет всегда придумать объяснение».[441] Невозможность своевременного возвращения в Москву вовсе не была главной причиной решения Троцкого продолжить свое путешествие. Он, стоявший во главе вооруженных сил, без труда мог реквизировать для себя экспресс, если опасался сбоев в обычном расписании движения. Возможно было отложить и похороны на день-другой. Однако Троцкий не предпринял ничего. Отсюда следует единственный вывод Троцкий намеренно остался вдали от Москвы. Обвиняя Сталина в обмане, он, тем не менее, не обосновал своего отсутствия сколько-нибудь убедительно. Из слов Троцкого становится ясно лишь одно в дни траура по Ленину он пребывал в глубочайшей депрессии. Когда тифлисское партийное руководство обратилось к нему с просьбой написать заметку о Ленине с тем, чтобы передать текст по телеграфу в Москву, Троцкому не хотелось этого делать «… у меня была только одна потребность остаться одному. Я не мог поднять руку к перу». В конце концов он пришел к выводу, что обязан написать хотя бы несколько страниц, и отправление почтового вагона было задержано на полчаса, пока он писал прочувствованную статью «Ленина нет» (она была опубликована в «Правде» и «Известиях» 24 января, когда возобновился регулярный выход газет). В Сухуми депрессия преследовала Троцкого по-прежнему «В Сухуми я лежал долгими днями на балконе лицом к морю. Несмотря на январь, ярко и тепло горело в небе солнце. Между балконом и сверкающим морем высились пальмы. Постоянное ощущение повышенной температуры сочеталось с гудящей мыслью о смерти Ленина»[442]. Лев Троцкий, бесспорно, являлся самым почитаемым из тогдашних живых вождей Советской России имя его сопрягалось с именем Ленина «Сочетание этих двух имен входило в разговорную речь, в статьи, в стихи и в частушки»[443]. Однако ему недостало твердости духа почтить память Ленина присутствием на траурном собрании в Сухуми в день похорон вождя. Троцкий слышал салют из артиллерийских орудий «где-то внизу», недвижно лежа у себя на балконе[444]. Друзья и соратники Троцкого ожидали его прибытия в Москву со дня на день. Жена Троцкого вспоминала о письме, полученном ими от сына. Тот находился в Москве и был сильно простужен (температура достигала 40°. Однако же он отправился «в своей не совсем теплой куртке в Колонный зал, чтобы проститься с ним [Лениным] и ждал, ждал с нетерпением нашего приезда. В его письме слышались горькое недоумение и неуверенный упрек»[445]. Подобная реакция была более чем оправдана. В то время как тысячи терпели жестокие лишения, стремясь отдать последний долг почившему вождю, отсутствие Троцкого вполне можно было расценить как демонстрацию неуважения. Многие добирались на похороны в Москву из гораздо более отдаленных мест, нежели Тифлис. Отсутствие Троцкого удивило западных наблюдателей — в том числе корреспондента газеты «Нью-Йорк Таймс» Уолтера Дюранти, живо описавшего нетерпеливое ожидание его приезда «В течение последних трех дней не раз извещали, что Троцкий возвращается с Кавказа, где он находился на лечении. У вокзала постоянно собирались толпы, желавшие его приветствовать; официальные фотографы часами простаивали на морозе перед Колонным залом в надежде заснять появление Троцкого. До последней минуты многие верили, что он непременно приедет. Из толпы то и дело раздавались возгласы „Вот Троцкий!“ или „Троцкий здесь“ — едва только поблизости возникала фигура в шинели, хотя бы отдаленно напоминавшая собой наркома по военным делам»[446]. Отказ Троцкого вернуться в Москву был ошибочным шагом прежде всего по политическим соображениям. Неделя траурных собраний и похоронного церемониала стала критическим, переломным моментом — и всякий, кто сколько-нибудь обладал политическим чутьем, должен был это предвидеть. Люди, правившие страной от имени Ленина на протяжении года с лишним, неожиданно явились перед народом. Наступила та самая минута, когда перед глазами встревоженных граждан следовало предстать единому, сплоченному руководству. Именно в этом и заключалась главная причина того, что смерть вождя породила громадный поток ленинианы, а также ознаменовала собой колоссальный расцвет ленинского культа. В траурные дни сложились или были учреждены основные культовые институты. В то же самое время «новые» руководители произносили речи, выносили, вносили и вновь выносили гроб с телом вождя, стояли в почетном карауле и опять выступали с речами. Среди них не было только Троцкого, столь известного всем и каждому «Боже мой! — воскликнул французский корреспондент Роллен. — Упустить такую возможность! Ахилл, удалившийся к себе в палатку… Если бы он прибыл в Москву… все смотрели бы только на него»[447]. В отсутствие Троцкого, роль главного плакальщика (несомненно, искренне) играл Зиновьев, хотя позднее раболепные историографы выдвинули на передний план фигуру Сталина[448]. Ни Сталин, ни кто-либо другой не вводили Троцкого в заблуждение относительно даты похорон. Первоначально похороны и были назначены на 26 января, однако позднее перенесены на день по двум причинам дать возможность большему числу задержавшихся в пути добраться до Москвы, а также выиграть время для поспешного сооружения временного склепа у Кремлевской стены. жүктеу/скачать 3,86 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|