Mi preoccupo
, я
беспокоюсь.
– Я в порядке.
– Мне кажется, все же не стоит.
– Не беспокойся.
– Синьора, – крикнула она, пытаясь заручиться поддержкой моей
матери.
Та согласилась, что это плохая идея.
– Тогда пойду искупаюсь.
Что угодно, только бы не считать часы до сегодняшней ночи.
Спускаясь по лестнице на пляж, я заметил группу друзей. Они играли
в пляжный волейбол. Хотелось ли мне играть? Нет, сама мысль вызывала
тошноту. Проигнорировав их, я медленно побрел к большому камню,
немного поглазел на него, затем на море, по колышущейся глади которого,
как на картине Моне, бежали солнечные блики, устремляясь, казалось,
прямо ко мне. Я забрел в теплую воду. Я не был несчастен и не отказался
бы от компании. Но одиночество меня не тревожило.
Вимини, которую, должно быть, привел сюда кто-то из остальных,
сказала, что слышала о моем нездоровье.
– Мы двое больных… – начала она.
– Ты знаешь, где Оливер? – спросил я.
– Не знаю. Я думала, он отправился рыбачить с Анкизе.
– С Анкизе? Он спятил! Он чуть не погиб в прошлый раз.
Ответа не последовало. Она отвела глаза от заходящего солнца.
– Он тебе нравится, ведь так?
– Да, – сказал я.
– Ты ему тоже нравишься. Больше, чем он тебе, я думаю.
Она так считает?
Нет, Оливер так считает.
Когда он сказал ей?
Некоторое время назад.
Это совпадало с тем периодом, когда мы почти перестали
разговаривать друг с другом. Даже мать отвела меня в сторонку в один из
дней и посоветовала быть повежливее с нашим
каубоем
, потому что
входить в комнату и не здороваться, хотя бы ради приличия, не очень
любезно с моей стороны.
– Думаю, он прав, – сказала Вимини.
Я пожал плечами. Никогда раньше мне не доводилось испытывать
столь противоречивые чувства. Это была агония, во мне вскипало нечто
похожее на ярость. Я пытался привести мысли в порядок, думая о закате –
так люди, которым предстоит тест на полиграфе, стараются вообразить
тихую, спокойную обстановку, чтобы скрыть волнение. Но я заставлял себя
думать о другом еще и потому, что не хотел затрагивать или растрачивать
попусту мысли о сегодняшней ночи. Возможно, он ответит отказом,
возможно даже, решит съехать из нашего дома и будет вынужден объяснить
причину. Думать о дальнейшем я себе не позволял.
Ужасная мысль овладела мной. Что если прямо сейчас в компании
каких-нибудь городских приятелей, с которыми он завел дружбу, или среди
тех, кто настойчиво зазывал его на ужин, он проговорится или хотя бы
намекнет на то, что случилось во время нашей поездки в город? Смог бы
я
на его месте сохранить это в секрете? Нет.
И тем не менее он показал мне, что желаемое может быть даровано и
получено так естественно, что можно обойтись без самоистязания и стыда,
что на деле это не сложнее, чем, скажем, купить пачку сигарет, скрутить
косячок или подойти поздним вечером к одной из девочек в стороне от
пьяцетты и, договорившись о цене, подняться наверх на несколько минут.
Когда я вернулся с пляжа, его все еще не было. Я спросил. Нет, он не
возвращался. Его велосипед стоял на том же месте, где он оставил его
днем. Анкизе вернулся несколько часов назад. Я поднялся к себе и
попытался пробраться к нему в комнату через стеклянную балконную
дверь. Она была заперта. Мне удалось разглядеть только шорты, в которых
он сидел за обедом.
Я стал вспоминать. Он был в купальных плавках, когда пришел ко мне
в комнату после обеда и пообещал находиться поблизости. Я выглянул с
балкона в надежде увидеть лодку, на случай если он снова решил ее взять.
Она стояла у нашей пристани.
Когда я спустился, отец пил коктейль с каким-то репортером из
Франции. «Почему бы тебе не сыграть что-нибудь?» – спросил он. «
Достарыңызбен бөлісу: |