ИсторИя русской лИтературы XVIII века 1700–1750 е годы

258
259
VI
. Центральными фигурами литературной полемики середины 
века были, без сомнения, три ведущих писателя той эпохи: Тредиа-
ковский, Ломоносов и Сумароков. Тут, правда, нужна оговорка — 
участие самого Ломоносова в литературной борьбе было несравнен-
но более сдержанным, нежели поведение его современников. Он, 
разумеется, болезненно реагировал на нападки своих врагов и при-
нимал против них меры разного порядка, но литературным стычкам 
предавался со значительно меньшим пылом, чем Тредиаковский, 
Сумароков или же Елагин (подробнее об этом пойдет речь в § 1 
главы 8, посвященной М. В. Ломоносову). И все же Ломоносов, ко-
нечно же, один из главных участников литературной полемики — и 
как действующее, и как страдательное лицо. Он, Тредиаковский и 
Сумароков — в той либо другой роли, но они постоянно в центре 
событий. Даже в тех (кстати, не таких уж и редких) случаях, когда 
спорили не они и не они были конкретным предметом дискуссии, в 
конечном счете речь шла об оценке именно их заслуг, их вклада в 
русскую культуру; за всеми частными выпадами неизменно возникал 
вопрос о тем месте, какое Тредиаковский, Ломоносов и Сумароков 
занимают в создаваемой ими новой российской словесности. Пер-
венство — вот что обсуждалось, вот что интересовало участников 
полемики. Поэтому она и носила столь ожесточенный характер: по-
лемисты (и литературные вожди, и авторы помельче, и совсем неза-
метные, вроде М. С. Собакина) не просто выражали свои эстетиче-
ские взгляды — полагая себя вправе давать оценки (с их точки зре-
ния, бесспорные в своей справедливости), они создавали каждый 
свою иерархию писательских сил и требовали как от оппонентов, 
так и от публики полностью с ней согласиться. Здесь мы сталкива-
емся с той же особенностью культурного сознания, что и в случае с 
литературными соревнованиями: склонностью видеть лишь один 
правильный путь для достижения искомой цели — так сказать, не-
диалектичность, проявляющуюся, в частности, в игнорировании 
многоаспектности подхода к любому явлению, в том числе литера-
турному, которое, таким образом, мыслилось существующим лишь 
в одной перспективе, вне каких-либо альтернативных возможностей 
ее ви�дения. Если я прав, полагали литераторы той эпохи, то другие, 
несогласные со мною, совершенно неправы; их надо обличать, и чем 
резче, тем лучше.
Непримиримость литературных споров дополнительно усилива-
лась еще некоторыми обстоятельствами. Во-первых, писатели сере-
дины 
XVIII
 столетия крайне остро ощущали общественную, а точнее 
сказать, государственную значимость литературы и, далеко не всег-
да встречая сочувственный отклик подобным взглядам, тем не менее 
активно и даже бесстрашно боролись за публичный статус словес-
ного труда. Пожалуй, наиболее показательна здесь позиция А. П. Су-
марокова, проявившаяся, например, в его письмах к Екатерине 
II
: 
«Никто не может оспорить, что Расин, Лабрюэр и Де Ла Фонтень 
приумножили чести Франции и чести владения Людовика и не мень-
ше, нежели победоносное его оружие»
88
 (октябрь 1767). «Царство-
ванию Августа потребен Гораций. Без описателей истории, как бы 
слава чьей особы ни гремела и как бы настоящему времени дела 
великие не вверялись, будущие века оные много ослабят»
89
 (23 сен-
тября 1770) и т. п. Словесным своим поступкам придавали они без-
условно историческое значение, видели в них важнейшую форму 
прославления России в веках. «Желаю единыя пользы моему оте-
честву»
90
 — эти сумароковские слова, обращенные опять-таки к Ека-
терине (письмо от 4 июня 1769 г.), с чистым сердцем могли повторить 
и Тредиаковский, и Ломоносов, и Поповский, и многие другие. По-
сему в своих литературных оппонентах они видели не представите-
лей  иных  культурно-эстетических  воззрений,  но  врагов  родины, 
людей, ложными своими делами вредящих славе России. Это, есте-
ственно, придавало полемике особо резкий характер, а кроме того, 
обусловливало тот оттенок личной вражды, который сразу же бро-
сается в глаза при чтении полемических текстов середины XVIII сто-
XVIII сто-
 сто-
летия. Действительно, спор об идеях почти всегда переходил, как 
уже отмечалось, в обличение конкретных людей, причем обличение 
чрезвычайно резкое — это является вторым из тех факторов, что 
сейчас рассматриваются. А личностный (в смысле — направленный 
на личности, а не только на идеи) характер споров по вполне есте-
ственным причинам усиливал их непримиримость, делая полемиче-
скую атмосферу середины 
XVIII
 в. весьма напряженной. Подобное 
отношение к литературным спорам (как и очень многое в интере-
сующем нас феномене) обусловлено прежде всего эстетическим со-
знанием эпохи. Дело в том, что рефлективный традиционализм, еще 
полностью определявший художественное сознание литераторов се-
редины XVIII в. (как говорилось в начале главы 4), предполагал пер-
XVIII в. (как говорилось в начале главы 4), предполагал пер-
 в. (как говорилось в начале главы 4), предполагал пер-
сонификацию идеи художественного совершенства в конкретной 
исторической личности — высшие достижения в какой-либо лите-
ратурной сфере (обычно — в жанре) неразрывно связывались с об-
88 
Письма русских писателей 
XVIII
 века. Л., 1980. С. 108.
89 
Там же. С. 142.
90 
Там же. С. 123.

260
261
ликом определенного автора; человеческая личность поэта станови-
лась как бы воплощением литературной образцовости
91
. И напротив, 
поэтические просчеты, вообще неправильная (с точки зрения по-
лемиста) литературная позиция, воспринимаемая как бездарность (о 
причинах такого понимания только что говорилось), также персони-
фицировалась в образе поэта — на этот раз оказывавшегося вопло-
щением литературных пороков; критика такого поэта, его обличение 
как человека оборачивалась борьбой с художественными его уста-
новками; человек сам по себе и его литературная продукция не толь-
ко не разделялись, но казались абсолютно тождественным, а посе-
му — взаимозаменяемыми.
VII
. Значение литературной полемики для развития словесности 
середины XVIII в. велико и многообразно. Наверное, особенно важ-
XVIII в. велико и многообразно. Наверное, особенно важ-
 в. велико и многообразно. Наверное, особенно важ-
ными были здесь два обстоятельства. Во-первых, споры о литерату-
ре (о путях ее роста, о роли тех или иных авторов и об их сравни-
тельных достоинствах и тому подобных материях) в существенной 
степени способствовали организации литературных сил. Полемизи-
руя друг с другом, писатели той поры (впрочем, как и любой другой 
эпохи) облегчали литературной жизни выявление своего централь-
ного сюжета; собственно говоря, сюжет полемики середины столетия 
и являет собою сюжет русской литературы этого периода
92
. Вначале, 
с конца 1740-х гг., едва ли не главным объектом полемики выступал 
В. К. Тредиаковский: как раз в это время происходит резкое падение 
его литературной репутации (о чем речь пойдет ниже, в главе, по-
священной Тредиаковскому); споры (а точнее — нападки на Тре-
диаковского) касались как стилистических его пристрастий, так и 
общелитературных вопросов. Затем, с середины 1750-х, полемическое 
жало направляется в первую очередь на Ломоносова; одним из пер-
вых выразительных примеров может служить здесь уже упоминав-
шаяся «Эпистола г. Елагина к г. Сумарокову» («Сатира на петиметра 
и кокеток»). В 1760-е уже Сумароков становится одним из главных 
объектов  полемики  (во  всяком  случае —  касающейся  театра) — 
в частности, выпады против него, не лишенные памфлетности, мож-
91 
С этим связано такое характерное явление литературной культуры 
XVIII
 в., как 
литературная персонификация. См. о ней: 

жүктеу/скачать 2,89 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: