436
437
о направлении и характере европеизации. Украинские интеллектуа-
лы, прошедшие выучку в латинизированных коллегиумах Речи По-
сполитой, вольно или невольно, но неизбежно проникались духом
латыни. Далеко не только в богословском отношении становились
они «латинствующими». В речевой практике словесных деятелей
рубежа XVII–XVIII столетий такое «латинствование» было, вероят-
XVII–XVIII столетий такое «латинствование» было, вероят-
–XVIII столетий такое «латинствование» было, вероят-
XVIII столетий такое «латинствование» было, вероят-
столетий такое «латинствование» было, вероят-
но, особенно заметным. Образование в Великороссии они также —
что более чем естественно — строили на привычных для них осно-
ваниях. Весьма показательна в данном отношении серьезная пере-
стройка Славяно-греко-латинской академии, осуществленная Стефа-
ном Яворским по киевскому, а следовательно, и польскому образцу;
в том же духе велось обучение и в других школах. Тем самым ла-
тинское воздействие на поэтическую стилистику продолжало оста-
ваться чрезвычайно сильным и тогда, когда украинская культура уже
перестала быть основным посредником в культурном диалоге с За-
падом, то есть и после петровских реформ. А. Д. Кантемир и В. К. Тре-
диаковский своими сочинениями безусловно это подтверждают.
Ломоносов данное положение изменил принципиально. Диалог с
античностью был им переведен в другую плоскость: украинские
стилистические рецепты в свете его историко-лингвистических рас-
суждений оказывались попросту ненужными. Тем самым он подвел
известные итоги (конечно, далеко не полностью и только в некоторых
отношениях) процессу постепенного отхода от трансплантации ла-
тинизированной украинской словесности как главного способа ев-
ропеизации
55
. То, что предлагал многими своими культурными ре-
формами Петр (см. § 4 главы 1), Ломоносов сделал необратимой
реальностью. В этом отношении он и в самом деле оказался Петром
Великим русской литературы. После его литературных трудов (как
теоретических, так и поэтических) русская словесная культура от-
качнулась от украинской литературной модели: не утратив следов ее
воздействия (и достаточно сильных), она тем не менее начала идти
по собственному пути. Если о многих важнейших регистрах словес-
ности рубежа XVII–XVIII вв. можно сказать словами Н. С. Трубец-
XVII–XVIII вв. можно сказать словами Н. С. Трубец-
–XVIII вв. можно сказать словами Н. С. Трубец-
XVIII вв. можно сказать словами Н. С. Трубец-
вв. можно сказать словами Н. С. Трубец-
кого, что они являются «органическим и непосредственным про-
должением не московской, а к и е в с к о й, у к р а и н с к о й к у л ь -
55
Не следует преувеличивать степень латинизированности украинской литературной
жизни XVII — первой половины XVIII в.: она, безусловно, была ограничена сравнитель-
XVII — первой половины XVIII в.: она, безусловно, была ограничена сравнитель-
— первой половины XVIII в.: она, безусловно, была ограничена сравнитель-
XVIII в.: она, безусловно, была ограничена сравнитель-
в.: она, безусловно, была ограничена сравнитель-
но узким слоем интеллектуалов. Однако внутри данного слоя степень знакомства с ла-
тинским языком и литературной традицией была и высокой, и устойчивой: украинские
барочные авторы внесли значительный вклад в развитие новолатинской литературы.
т у р ы»
56
, то о ломоносовском творчестве и вообще о послеломоно-
совском состоянии русской литературы сказать так (вопреки мнению
Трубецкого) все же нельзя.
Это не только означало принципиальное изменение удельного
веса украинской культурной составляющей, но ознаменовало иное,
нежели прежде, отношение к собственному прошлому — в первую
очередь прошлому языковому. Здесь Ломоносов выступал уже не как
исполнитель петровских намерений, а, напротив, как существенный
корректор его культурных планов — не как завершитель, но как от-
крыватель.
В свете его представлений усвоение античной словесной традиции
становилось не усвоением нового, но скорее оживлением того, что
изначально (с самого момента Крещения) присутствовало в жизни
русского слова. Присутствовало, однако, в неосознанном, невыяв-
ленном виде — в качестве реальности, но не факта самосознания.
В творчестве Ломоносова данный факт как раз и приобрел самоосо-
знанность, т. е. произошло качественное изменение его националь-
ного статуса, что, в свою очередь, означало утверждение иного, не-
жели прежде, отношения к собственной литературно-языковой исто-
рии. Петровскими преобразованиями ее ценность ставилась под
сомнение — собственно говоря, уже и до Петра, с середины
XVII
в.,
будущее связывалось с усвоением новой для великороссов специфи-
чески европеизированной западнорусской культуры. Теперь же воз-
никла чуть ли не обратная ситуация: движение вперед должно идти
с опорой как раз на собственное прошлое; европеизация предпола-
гает не внесение взятой у украинских интеллектуалов латинской
премудрости, но развитие своих словесных ресурсов, таящихся в
церковнославянском языке и хранящих колоссальные запасы антич-
ной культуры. Тем самым предельно смягчается оппозиция европей-
ского и русского, их противопоставленность вообще оказывается
некорректной: европейское присутствует в русском с самого начала.
Оказывается, что русским не надо перестраиваться, чтобы стать ев-
ропейцами, они и так европейцы — русские европейцы.
Для Петра, о чем свидетельствуют его культурные преобразования,
которые при всей их многонаправленности и противоречивости все
же проникнуты единым началом, подчинены некоей общей идее,
дело обстояло иначе: европеизация означала для него столь глубокую
перестройку национальной жизни, что ее традиционные начала ока-
56
Достарыңызбен бөлісу: