Виноградов В. В
. Очерки по истории русского литературного языка
XVII
–
XIX
вв.
С. 81.
но также и в том, что своими средствами авторы данных произ-
ведений создавали фразеологию, соответствующую их галантному
содержанию европейского типа. Существенно подчеркнуть, что
материалом для такой фразеологии часто служили церковносла-
вянские слова и формы, например: „Радость моя паче меры, утеха
драгая“, но тут же
краля
,
бралиант
,
лапушка
и т. п.»
38
. Причем
церковнославянские и книжные обороты, не сливаясь с другими
языковыми составляющими в единый стилистический поток, вме-
сте с тем резко не противостояли и фольклорной, народно-песенной
фразеологии и заимствованиям из европейской лирики. «Хладость
о скорби творит пределну, // имам бо к ней любовь пребезмерну //
О предрагоценнейший клейнота (?) // моему сердцу сладкий жи-
воте», «Мой милый друженку, як ты пребываешь, // як аз умираю,
про то ты не знаешь //Зла фортуна учинила // что с тобою разлу-
чила», «В предражайшей любви егда две персоны бывают // и до-
стойны друг друга зраком ся утешают // Зла фортуна негодуя по-
острилась зелно...»
39
. «Клейнот» и «сладкий животе сердца», пер-
соны, состоящие в «предражайшей любви», желание «тебе кохати»
и подчиняться «только резону твоему» в соединении со «злой Фор-
туной» и «Прекрасной Дианной» служат одной цели — передать
любовное чувство: все идет в ход и по новизне темы
40
друг другу
мало противоречит.
IV. Некоторое стилистическое единообразие (которое, однако,
требует многочисленных и разнообразных оговорок) книжного сти-
хотворства может быть объяснено несколькими причинами. Во-пер-
вых, стихотворный текст, не очень большой по объему, посвящен,
как правило, одной теме; это тематическое единство отбрасывает
некий отсвет и на его стилистическую фактуру: слова, вне своих
парадигматических отношений, служат раскрытию данной темы (па-
негирической, духовной, любовной — в данном случае неважно),
что невольно сближает их и отчасти смягчает существующие между
ними несогласованности. Во-вторых, принципиальной оказывается
стиховая фактура данных текстов. Как известно, стих по своей при-
38
Винокур Г. О
. Русский литературный язык в первой половине XVIII века. С. 61.
39
Примеры взяты из:
Ливанова Т
. Русская музыкальная культура
XVIII
века в ее
связях с литературой, театром и бытом. Исследования и материалы. Т. 1: Приложение:
сборник кантов
XVIII
века. М., 1952 (22, 17, 16).
40
Как показали исследования А. М. Панченко, смена писательского типа, произо-
шедшая в Петровскую эпоху, привела к снятию запрета на изображение в книжной (а
не фольклорной, народной) словесности смеха и особенно любви.
110
111
роде полнее соответствует глубинным законам языка, он способен
адекватнее и тоньше передать внутреннюю его жизнь
41
. Системность
лексики, безусловно, относится к одному из таких законов, лексиче-
ский состав любого языка непременно стремится к собственному
системному упорядочиванию. И не удивительно, что стихотворные
тексты сделали в этом отношении первый — пусть робкий и мало-
убедительный, — но все-таки шаг
42
. В-третьих, известное значение
имел и характер едва ли не доминирующего жанра петровского сти-
хотворства — канта. Кант (в предельно расширенном его понимании)
может быть определен как поэтико-музыкальный жанр, являющийся
продуктом синтетического художественного творчества и существу-
ющий в письменной форме (в виде рукописных сборников). «Канты
занимали своеобразное место между народной песней, распростра-
нявшейся в устной традиции и захватывающей широчайшие слои
общества, и бытовым романсом, письменным и даже печатным и
явно отделившимся от старинной народной песни»
43
. Его развитие
и функционирование в культуре первой половины XVIII в. служит
одним из самых выразительных примеров тех взаимодействий эли-
тарной и массовой культуры, о которых уже шла речь. С одной сто-
роны, кант принадлежит последней; он распространялся в ее среде,
с ней во многом связано его музыкальное сопровождение. С другой
же, как поэтическое произведение, он очень часто оказывается при-
надлежностью культуры элитарной: в качестве кантов функциони-
ровали тексты Симеона Полоцкого, Димитрия Ростовского, позд-
нее — В. К. Тредиаковского и других, чертами высокой книжной
культуры (несмотря на немалую «корявость») отмечены и многие
анонимные тексты любовных кантов. Европеизационные интенции
высокой литературы, как видим, активно проникают в культуру де-
мократическую.
Жанр канта был весьма гибок и многообразен, его границы до-
статочно широки; в нем выделяется несколько тематических разно-
видностей: панегирическая, духовная и любовная. При этом каждая
из разновидностей была достаточно разноликой, тексты по своей
поэтической форме и характеру стиха отличаются друг от друга. Оче-
видно, они восходят к разным жанровым образцам, предлагаемым
41
Так, например, полагал такой выдающийся стиховедческий авторитет, как Б. В. То-
машевский.
42
Здесь, конечно, возникает вопрос, почему стихотворная фактура не воздействова-
ла в том же направлении и на стиль пьес петровского времени, который как раз отли-
чался своей «разнобойностью».
43
Ливанова Т
. Русская музыкальная культура
XVIII
века. С. 464.
школьными поэтиками
44
. Причем все тексты сохраняют двуосновную
природу жанра — музыкальную и поэтическую. Как раз она и благо-
приятствует той стилистической гладкости, о которой идет речь. Во-
первых, поэтическое и музыкальное начала, динамично корреспон-
дируя друг с другом, делают структуру канта сложной и гетерогенной;
на этом фоне стилистические различия в лексике отчасти смягчают-
ся. Во-вторых, напевность, повышенная мелодичность кантов, которые
и делают их кантами, а не просто стихотворениями, с совершенно
другой стороны, но также нейтрализуют пестроту лексики, подчиняя
ее единому мелодическому потоку и отчасти уравнивая слова между
собой.
Немалую роль играют также согласованность и выдержанность
в использовании тропов и риторических фигур: «Не в крайнем на-
пряжении чувств (как будет в классицистической оде) заключен иде-
ал канта, а в их успокоении и усладе: „Сердцам нашим дает
покойну
сладость
“. Это достигается не столько на уровне языка, сколько
образными средствами. События в канте предстают аллегорически
преображенными, они абстрактны и не рассчитаны на их непосред-
ственное переживание. Никогда в канте мы не встретим столь смелых
и навязчивых гипербол, как в классицистической оде»
45
. К этому
можно добавить — гладкость и одномерность образности все же не
могут не затронуть и уровень языка.
Впрочем, не следует и преувеличивать стилистическую ровность
кантов. И в них постоянно возникают диссонансы, слова резко и
неожиданно сталкиваются друг с другом. В уже упоминавшемся
стихотворном панегирике «Кто идет с войском, лаврами венчанный»
видим следующий портрет Петра-победителя:
Марсово лице, но весьма не ратно,
Все осклаблено, всем благоприятно,
Яко Феб, егда по дожде сияет,
Любим бывает
46
.
Уподобление императора Марсу и Фебу намечает то европейское
пространство, в которое, благодаря воспеваемой победе над Швеци-
ей, окончательно вошла Россия. Однако с «Марсовым лицем» и Фе-
бом мало согласуется оборот «весьма не ратно»; тем более им про-
44
На примере панегирических жанров это продемонстрировала Н. Ю. Алексеева.
См.:
Алексеева Н. Ю.
Русская ода. С. 61.
45
Там же. С. 67.
46
Русская силлабическая поэзия
XVII
–
XVIII
вв. С. 349.
112
113
тиворечит наречие «осклаблено». Еще большей неровностью отме-
чено и другое двустишие:
Ветров отрыгнув небесных вод хладных,
От стужи ведет зефиров прохладных
47
.
Деепричастие «отрыгнув» трудно согласовывается и с высоким
пафосом стихотворения в целом, и со сложным, латинизированным
синтаксисом и трудно понимаемой инверсией, и с «прохладными
зефирами».
Подобные стилистические перепады часто встречаются и в других
кантах. Несмотря на то что в лирике языковая хаотичность и бес-
системность ощутимы менее, нежели в драме или повестях, заметна
она и там, и в поэзии мы находим наиболее характерные признаки
языковой ситуации петровского времени, так же как «стилистические
противоречия в литературном языке, его хаотическая бессистемность,
совмещавшая варваризмы, канцеляризмы, просторечие и церковную
книжную речь, отсутствие твердых признаков жанра и стиля»
48
.
Достарыңызбен бөлісу: |