Ссылка на материал



Pdf көрінісі
бет20/68
Дата27.09.2022
өлшемі2,65 Mb.
#150920
1   ...   16   17   18   19   20   21   22   23   ...   68
Байланысты:
gangstas

*Тамале — тесто из никстамализированной кукурузной муки, обёрнутое 
кукурузными листьями, приготовленное на пару. Тамале может содержать 
начинку из мясного фарша, сыров, фруктов или овощей, нередко с перцем Чили. 
*Название главы — У них нет сердца (исп. no tienen el corazón)
141/624


Примечание к части Простите, дьяволята, что так поздно, но, к сожалению,
ввиду определенных причин, еще две недели главы будут выходить
нестабильно. Пожалуйста, запаситесь терпением. Безмерно благодарна всем,
кто читает и вдохновляет меня отзывами. 
Настоятельно рекомендую включить:
Вихоупы
Nightwish - The Phantom Of The Opera
https://soundcloud.com/daemon-female/nightwish-the-phantom-of-the-opera?in=ivy-
blue-369980545/sets/anarchy
Чимин
Lord Huron - The Night We Met
https://soundcloud.com/kaymhmd8/lord-huron-the-night-we-met?in=ivy-blue-
369980545/sets/anarchy
Сангре пор сангре
Три часа утра, Чонгук гоняет по двору особняка своих псов и, несмотря 
на морозную погоду, внутрь заходить не торопится. Он хвалит самого 
проворного пса, который чуть ли не валит хозяина с ног, и замечает бегущих к 
выходу охранников. Через минуту альфа слышит, как расходятся железные 
ворота и во двор въезжает внедорожник Хосока.
— Чего ты так рано? — ласково треплет по зашеине огромного ротвейлера 
Чонгук и обращается к подошедшему другу.
— Всё думал, сказать или нет, спать не мог, — нервно топчется на месте Хосок 
и, поежившись, поднимает воротник стёганой куртки. — Знаешь, что Куш у нас 
ошивается?
— Знаю, — поднимается на ноги Чон и идет к дому. — Он, вроде, нас не 
беспокоит, пусть гуляет.
— Он за долгом приехал, — догоняет его Сайко.
— У нас нет ему долгов, — поворачивается к нему Чонгук. — Ты приперся ко мне 
среди ночи из-за Куша?
— Он похитил омегу своего должника. Ты ведь знаешь, кто его должник, — 
выпаливает на одном дыхании Хосок.
— Куш похитил Юнги? — мрачнеет Чонгук, а Хосок в его глазах блеск стали 
видит.
— Да, — кивает Хосок, — и судя по всему, за омегу не заплатят.
— Сколько у нас времени? — нервно поглядывает в сторону гуляющих по двору 
своих людей Чонгук, зверь которого порывается сорваться за оружием и поехать 
за омегой.
— До рассвета.
— Зови Куша и наших, я прикажу накрыть стол.
142/624


— Сюда? Сейчас? — в удивлении смотрит на него Хосок.
— Быстро, и вытащите деньги.
— Но ты даже не спросил, какая сумма, а там…
— Плевать, какая сумма. Я жду, — заходит в дом Чонгук, оставив Хосока кричать 
в трубку телефона.
Для Чонгука всё былое теряет свою важность, когда речь заходит о жизни Юнги. 
Он даже свою гордость сожрет, но сердце омеги биться не перестанет, и не 
потому что в тот же момент и сердце Чонгука навек умолкнет, а потому что 
именно его улыбка удерживает эту планету целой.
Через два часа двор особняка Чонгука заполняют как автомобили лидеров 
Левиафана, так и картеля Куша. Чонгук лично выходит встречать идущего к 
нему с распростертыми объятиями гостя. Куша Чонгук знает уже как лет пять. 
Из-за того, что у них разные интересы и в бизнес друг друга они не 
вмешиваются, лично альфы общались всего пару раз.
— Я дожил, я дождался дня, когда меня примет сам Эль Диабло, — хлопает 
альфу по спине коренастый мужчина.
— Прости, что, зная, что ты здесь уже столько дней, я только сейчас смог 
позвать тебя на ранний завтрак, — тепло встречает его Чонгук.
Куш здоровается и с остальными парнями и проходит за огромный стол, вокруг 
которого бегает поднятая среди ночи прислуга.
— Скажи честно, — смотрит на Чонгука Куш. — Я ведь не сделал ничего такого, 
что могло бы тебе не понравиться. Мы люди улиц, мы знаем правила, и перейти 
дорогу Левиафану последнее, чего бы мне хотелось.
— Именно поэтому я и пригласил тебя, — начинает Чонгук. — Я знаю, что ты 
человек слова, и ценю твое невмешательство в мои дела, как и ты ценишь мое, 
но кое-что случилось, о чем ты не мог знать и в чем точно нет твоей вины.
— Что именно? — напрягается Куш, так же его охрана и помощники, стоящие за 
спиной.
— Ты похитил омегу Эрика Лауда, — постукивает по столу пальцами Чонгук.
— Да, пацан у меня, и я жду свои деньги на рассвете или вышлю этому сукиному 
сыну его голову, — кривит рот гость.
— И я тебя понимаю, ты хочешь назад свои деньги, только вот в чем дело, этот 
омега — мой брат, — смотрит ему в глаза альфа.
— Не понял, — нервно усмехается Куш, а потом, заметив, что Чонгук всерьез, 
выхватывает свой пистолет и выстреливает в своего помощника слева. — Этот 
сукин сын мне такого не говорил, — восклицает разъяренный альфа. — Я бы 
никогда не тронул то, что принадлежит тебе, или того, в ком твоя кровь. Я бы не 
тронул твою семью!
143/624


— Знаю, там долгая история, но наши родители были женаты, — кивает охране 
Чонгук, чтобы вынесли труп. — Я же сказал, в этом нет твоей вины. Ты не мог 
знать. Где сейчас омега? Он в порядке? — старается звучать безразлично 
Чонгук, но выходит не очень. Одна мысль, что Юнги грозит опасность, 
заставляет всё остальное терять важность. Даже обида уходит на дно, отдав 
свое место беспокойству и переживаниям за жизнь того, кто пусть и сидит в нем 
за бетонной стеной, но ни разу за эти годы так и не умолк.
— Мои парни держат его недалеко от Ла Тиерры, — рассеянно отвечает Куш.
— Этот ублюдок Лауд тебе не заплатит, но мы всегда играли честно, и я 
заплачу, только верни моего брата, — за маской спокойствия скрывается 
готовый в любой момент взорваться вулкан, и это чувствуют все находящиеся в 
комнате альфы. Зверь Чонгука грызет грудную клетку, рвется на волю, и как бы 
альфа ни старался, он его унять не в состоянии. Стоит ему услышать имя из 
четырех букв, Чонгук не справляется, и мнимое безразличие, за которым 
прячется горящее за любимого сердце, треснув, осколками сыпется под его 
ноги.
— О чем ты говоришь? — подскакивает на ноги Куш. — Я и цента у тебя не 
возьму, а твой брат вернется к тебе живым и здоровым. Есть кое-что важнее 
денег, и это мысль, что сам Эль Диабло мне должен, — усмехается альфа. 
— Когда-нибудь мне понадобится помощь, и я знаю, к кому я пойду.
— Мои двери всегда для тебя открыты, но как небольшой подарочек, можешь 
быть уверен, что час Эрика Лауда настанет, и помимо его головы, ты получишь и 
всё его имущество, обещаю. Ты не отказал мне, и я обрел нового друга, — 
твердо говорит Чонгук. — Только еще одна просьба, омеге ничего говорить не 
надо, и верните его туда, откуда забрали.
— Как скажешь.
***
Юнги снова куда-то везут, он сидит на заднем сидении автомобиля и, 
прислонившись головой к окну, смотрит наружу. За окном раннее утро, люди 
торопятся по делам, наверное, планируют свой день, а Юнги молится Санта 
Муэрте, чтобы его везли не закапывать, а отпустили. Всю ночь Юнги провел в 
каком-то пахнущем сыростью подвале, его не били, не истязали, к нему даже 
никто не подходил, но неизвестность и страх перед будущим чуть с ума омегу 
не свели. Юнги пытался успокаивать себя тем, что Эрик заплатит, что он его 
жених, что, в конце концов, человеческая жизнь важнее всего, но так и не 
понял, почему не смог проглотить это зерно сомнения в нем, которое только 
разрастается. Даже в таком положении, фактически в шаге от смерти, Юнги 
находит успокоение в образе брата. Омега прогоняет все мысли о смерти и о 
боли, которую ему могут причинить похитители, и думает о Чонгуке. «Я стою за 
твоей спиной», — повторял Чонгук долгими ночами, когда вернувшийся из 
школы Юнги прижимался к нему в поисках тепла. Омега всегда ему верил, и 
сейчас, несмотря на то, что они столько лет не общаются и брат вычеркнул его 
из своей жизни, Юнги цепляется за его слова, в них находит силу держаться.
Если за ночь к Юнги никто так и не подошел, то утром ему принесли плед и 
горячий завтрак. Он ни к чему от нервов не притронулся и принял доброту 
144/624


похитителей как добрый жест перед смертью. Когда автомобиль паркуется на 
обочине, Юнги уже готов кричать во весь голос и молить о спасении, но его 
вытаскивают из машины и, толкнув на тротуар, уезжают. Оставшийся сидеть на 
тротуаре Юнги сразу же включает мобильный, который бросили ему до того, как 
автомобиль скрылся с глаз, и набирает Эрика.
— Забери меня, — чуть не плачет омега, услышав родной голос.
Через полчаса он сидит в машине обнимающего его Эрика и, всхлипывая, 
рассказывает, что ему пришлось пережить.
— Ты ведь вернул деньги? Больше это не повторится? Я не смогу пройти через 
такое еще раз, — жмется к альфе Юнги.
— Я сильно переживал, — целует его в макушку Эрик. — Прости, что я поставил 
тебя под риск, обещаю, больше такое не повторится. Я буду защищать тебя. Он 
ударил меня по самому слабому месту, он забрал самое дорогое, что у меня 
есть, и хотя я не должен был ему столько, но я заплатил, потому что всё, кроме 
тебя, неважно.
— Я верю тебе, — обнимает его Юнги.
Эрик только кивает, отчаянно пытаясь понять, что произошло и почему Куш 
вернул омегу. В итоге альфа решает, что Куш просто сжалился над пареньком 
или испугался Абеля, и весь день проводит с ним. Убедившись, что Юнги пришел 
в себя, он провожает его в Обрадо и просит ничего не рассказывать деду. Юнги 
и не собирался, он боится, что дед, узнав, что у Эрика были долги, отменит 
свадьбу, и тогда он вновь останется под его диктатурой. На следующий день 
Эрик выставляет завод на продажу и просит Юнги торопиться со свадьбой, 
рассчитывая на его наследство. Юнги только рад, Эрик для него отныне не 
просто альфа, который заберет его из ненавистного Обрадо, но и герой. Через 
неделю Юнги объявляет папе о дате свадьбы, и омеги начинают усиленно к ней 
готовиться.
***
Тэхен мысленно смеется над отцом, что он снова тащит его в свет, отказываясь 
мириться с тем, что мужа омеге ему так и не найти. Тэхен ради этого всё 
сделал. На нем может жениться только тот, у кого нет гордости, а в том, что она 
есть в каждом, вне зависимости от социального статуса и положения, омега не 
сомневается. Но Тэхену совсем не смешно от того, что снова надо цеплять 
улыбку и изображать дружелюбность в стае акул, готовых его разорвать. Они 
его ненавидят, хотя ненависть — это чувство, а Тэхён, по их мнению, даже его 
не достоин. Он бельмо на глазу общества — неконтролируемый омега, который 
своим разгульным поведением запятнал честь отца. Ким Тэхен — яркий пример 
того, каким не должен быть омега-выходец из правящей семьи.
Тэхен продолжает сидеть на заднем сиденье мерседеса, который уже давно 
покинули брат и отец, и сквозь стекло смотрит на заполняющуюся машинами 
парковку перед зданием отеля, в котором проходит прием.
— Господин Ким, ваш отец снова звонит, — поворачивается к нему шофер.
145/624


— Правильно, я же телефон отключил, вот и достает тебя, — улыбается омега.
— Вы не пойдете вовнутрь? — нервно ерзает на кожаном сиденье альфа, 
который устал от звонков босса.
— Они всегда успеют меня сожрать и кости обглодать, дай еще немного 
посидеть, — откидывается на спинку сиденья Тэхен и прикрывает веки.
Тэхен отсиживается в машине не из-за страха, а из-за взаимного отвращения, 
которое испытывает к собравшимся там людям, считающим себя вправе 
осуждать кого-то из-за его образа жизни. Лицемеры, которые ни в чем не 
уступают Тэхену, только вытворяют свои делишки под покровом ночи, а на 
рассвете возвращаются в свои семьи и позируют перед прессой, как эталон 
поведения. Сын главы Кордовы не имеет права вести себя, как портовая шлюха, 
а Тэхен и не ведет, он просто живет так, как ему хочется. Посмотрел бы он на 
этих уважаемых и достойных альф и омег, если бы они, как и он, прожили шесть 
лет в одном доме с психопатом, одержимым тем, что берег честь своих сыновей. 
А пока ему с ними не о чем разговаривать. Он еще немного посидит, убьет так 
много времени, сколько может, и вытерпит в их обществе максимум час.
Рев мотора рассекает относительную тишину на парковке, но этого было мало, 
так из припарковавшегося рядом ламборгини авентадор доносится 
поставленный на полную громкость «Призрак оперы». Тэхен любит эту песню, в 
исполнении Nightwish просто обожает. Он тянется к кнопочке на дверце, 
опускает стекло на палец, позволяя музыке ворваться в салон автомобиля, и 
смотрит в черное тонированное и немного спущенное окно соседней машины. 
Хозяин ламборгини не выключает музыку и не покидает автомобиль, Тэхен и 
рад, пусть даст дослушать. Омега уже вовсю подпевает, издевается над ушами 
шофера, прикрывает ладонью половину лица, изображая маску.
Учитывая, что Намджун еще в офисе, а Чонгук даже не выезжал из дома, Хосок 
из автомобиля не выходит. Он наслаждается музыкой, активно бьет 
вымышленными палочками по рулю и подпевает. Альфа замечает, что у 
мерседеса рядом приоткрыто окно и мысленно хвалит шофера с отличным 
вкусом в музыке. Тэхену дико любопытно, кто же все-таки сидит в спорткаре и 
слушает его любимую песню, омега решает спустить окно до конца, надеясь 
этим заставить сделать то же самое и хозяина ламборгини. Хосок умолкает, 
увидев, как ползет вниз черное стекло на задней дверце автомобиля, и 
понимает, что песню с ним слушал не шофер. Стекло спускается, и с каждым 
сантиметром, который обнажается для Хосока невыносимо долго, он думает 
только о том, что не может быть. Не может человек быть настолько красивым. 
Хосок нажимает кнопку на дверце и, убрав затемненное стекло, с головой 
ныряет в глаза цвета меда. Они безотрывно, не моргая, смотрят друг на друга, 
не видят и не слышат ничего. Будто он взглядом Тэхена к себе прибил, окутал 
невидимыми нитями, и омега даже не пытается их распутать. Хосок хочет 
рассмотреть красивое лицо, запечатлеть в памяти каждую родинку, шрамик, но 
от глаз оторваться не получается. Сколько их было, и каждый краше другого, но 
с этим омегой ни один не сравнится. В Хосоке тигр подбирается, точит когти, из-
под которых искры разлетаются, «не поднимай стекло, вечность тобой 
любовался бы, сна бы себя лишил, только не поднимай стекло» рычит. Тэхен и 
не сможет, потому что в плещущемся океане тьмы в глазах напротив звезды 
тонут — перед вечным покоем они на пике своей красоты, их блеск 
завораживает. Омега слышит рык, его зверь альфе отвечает, и Тэхен пугается. 
Между их машинами два шага, мужчина к дверце не тянется, но Тэхену кажется, 
146/624


что он уже в его власти, что альфе и двигаться не надо, он уже ему 
подчиняется. Если и тонуть, то только в этой тьме, чтобы с головой накрыла, 
чтобы этот разряд тока, который каждый миллиметр тела накрывает, не 
прекращался. Слишком сладко, слишком притягательно. От омеги такие волны 
исходят, что Хосок уверен, прикоснись он к нему, и будет взрыв, всё живое в 
радиусе пяти километров поляжет, возьми он его на руки — и от вспышки после 
взрыва солнце погаснет. Хосок до этого омеги, что такое желание, и не 
подозревал, а сейчас оно его распирает, тигра контроля лишает.
Позади паркуется еще один автомобиль, и Тэхён, смутившись, на автомате 
тянется к ручке дверцы, сбрасывает с себя его чары. Он стоит на асфальте, но 
дверцу не отпускает, держась за нее, выравнивает равновесие, поправляет 
черную шелковую блузку. Альфа выходит следом, от контраста и 
притягательности цветов на омеге слепнет. Красный с черным в нем огонь 
распаляет, красный с его кожей он и представлять не будет. Тэхен краем глаза 
видит ставшего в трех шагах мужчину. Бесит. Тэхен, который откровенно завис 
на его лице, надеялся, что альфа хоть ростом и фигурой не удался, но и тут 
ошибся. Высокий, подтянутый, собравший в себе все его фетиши мужчина стоит 
за спиной, и Тэхену бы давно пора двинуться в сторону входа, но подошвы его 
обуви словно к асфальту прилипли.
— У тебя хороший вкус, — доносится над ухом омеги хрипловатый голос, и 
Тэхена очередным разрядом тока бьет.
— Я знаю, — берет себя в руки омега. — У тебя тоже.
— О, у меня он прекрасный, — Тэхен не оборачивается, но все равно чувствует 
взгляд, с которым его сканируют с пяток до кончика волос.
— И отсутствует скромность, — не выдержав, поворачивается к нему Тэхен и 
сразу же жалеет. Альфа оказался ближе, чем омега думал, поэтому, 
повернувшись, он сталкивается с ним и, отшатнувшись, оказывается в сильных 
руках, не спешащих его отпускать. Он пахнет эстрагоном, и Тэхен неосознанно 
принюхивается, жаждет вобрать в себя побольше пряного аромата, но, быстро 
очухавшись, цепляет на себя презрительную улыбку и отталкивает мужчину. Он 
ненавидит самодовольных альф, а этот, видимо, их главный представитель.
Омега все-таки с трудом отлепляет обувь от асфальта и двигается к входу. 
Хосок идет за ним, между ними пара шагов, он ничего не говорит, но Тэхен 
чувствует себя добычей хищника и сомневается, что если резко бросится в бега, 
этот альфа за ним не сорвется и не сомкнет клыки на его горле. Он давит на 
зверя Тэхена, как бы омега шаг ни ускорял, нагоняет, нависает сверху, 
заставляя чувствовать собственное сердце, бьющееся в горле. У самого входа 
омега замирает, набирается смелости для встречи с теми, кого видеть никогда 
не желал. Хосок не проходит вперед, останавливается за ним, и Тэхен внезапно 
чувствует, что одно присутствие за спиной пока ему незнакомого, но явно 
могущественного зверя вселяет в него покой, и мысленно его благодарит.
Они входят в зал, полный людей, Тэхен замечает, как альфу встречают с 
улыбками, как сразу омеги тянутся поправить идеально лежащие волосы, а на 
себе чувствует или похотливые взгляды, или презрительные. Тэхен быстрыми 
шагами двигается влево. Хосок идет в правый угол зала. Они расходятся, но 
Тэхен все так же чувствует этот невидимый канат, которым прибил его к себе 
мужчина. Он на ходу хватает бокал шампанского и проходит вглубь зала, теряя 
147/624


альфу и сам теряясь от пробирающего взгляда.
«Я сегодня поеду домой не один», — думает довольный неожиданной встречей 
Хосок, стараясь не упускать красивого омегу из поля зрения, но тот оказывается 
ловчее.
— Где ты пропадал? — утаскивает Тэхена в угол подошедший отец. — Я тебя 
уже минут сорок жду! — возмущается альфа.
— В машине был, — бурчит Тэхен. — Но я пришел, показался, можно уже 
уходить?
— Не зли меня, — шипит альфа и улыбается мимо проходящим друзьям. — Стой 
рядом, познакомлю тебя с важным человеком.
— Опять меня кому-то сплавить пытаешься? — ставит уже пустой бокал на 
поднос мимо проходящего официанта Тэхен. — Не стоит. На мне никто не 
женится.
— Он очень уважаемый в Кальдроне человек, он богат, красив, у него хороший 
бизнес, и главное, он такой же ненормальный, как и ты, вы будете идеальной 
парой, — говорит Минсок. — Постарайся не позорить меня, получи себе этого 
альфу и избавь меня от забот о тебе!
— Будто мне эта забота нужна! — восклицает Тэхен, который устал чувствовать 
себя товаром, выставленным на витрину отцом, и не реагирует на косые 
взгляды официанта и попытку брата успокоить его. — Твоя забота мне дышать 
не дает. Ты только о себе думаешь и о своем имени. Ты не мне счастья желаешь, 
ты все пытаешься от позора отмыться, свои комплексы нами прикрываешь, все 
пытаешься доказать Кордове, что ты не тот альфа, от которого омега ушел…
Тэхен не успевает договорить, как получает звонкую пощечину, и, прикрыв щеку 
ладонью, в шоке смотрит на отца.
— Как ты смеешь? — у покрасневшего от нервов мужчины челюсть трясется. 
Тэсон хватает качнувшегося отца и ищет телефон, чтобы вызвать шофера.
— Теперь мне можно уйти из этой дыры? — потирая красную щеку, невозмутимо 
спрашивает омега и умолкает. Тэхен не оборачивается, но он вдохнул его запах 
и уверен, что за его спиной стоит тот самый альфа с парковки. Минсок утирает 
платком выступившую на лбу испарину и смотрит за спину сына.
— А вот и он, — натянутая улыбка расплывается на лице мужчины. — Хосок, 
дорогой, как раз хотел тебе своих сыновей представить, — улыбается Минсок.
Хосок, прищурившись, смотрит на омегу, по мере понимания, морщины на его 
лбу разглаживаются, а в глазах пляшут чертики.
— Это мой сын Тэхён, это Тэсон, — подталкивает омег вперед мужчина. — А это 
хороший друг семьи — Чон Хосок.
— У меня нет детей, вроде бы, — задумывается Хосок, — но не думаю, что 
воспитание кулаками работает.
148/624


— О нет, что вы, — замешкавшись, отвечает Минсок. — Это не то, чтобы…
— Это не ваше дело, — перебив отца, смотрит на альфу Тэхен.
— Моё дело, — становится ближе альфа, — потому что мой папа учил защищать 
омег.
— Какое благородство! — фыркает омега, игнорируя то, как откровенно альфа 
им любуется. — Только чему ваш папа вас не научил — это не лезть в семейные 
дела чужих вам людей.
— Ну почему чужих, — ухмыляется Хосок, — кто знает, может, мы завтра 
породнимся, — он приближается, Тэхен отступает на шаг назад, — может, лично 
с вами станем ближе некуда, — от тона, которым это было сказано, у омеги 
волосы на затылке шевелятся, и не важно, что альфа произнес «может», Тэхен 
чувствует, что он не сомневается.
— Это вряд ли, — задирает подбородок омега, которого начинает раздражать в 
этом альфе его самодовольство. — У меня прекрасный вкус не только в музыке, 
но и в альфах, а вы, — делает паузу, взмахивает ресницами, — моему вкусу не 
соответствуете.
Хосок воздерживается от комментариев, первым протягивает руку и, с трудом 
скрывая улыбку, ждет, когда омега вложит свою.
— Думаю, вам, молодёжи, есть о чем поговорить, — торопливо говорит Минсок, 
злясь на сына, который руку так и не протянул.
— О нет, нам абсолютно не о чем разговаривать, — выпаливает Тэхён и, 
развернувшись, быстрыми шагами идет к выходу. Ему уже плевать, что со 
стороны он напоминает трусишку, нужно выйти на воздух, покурить и забыть 
этого самодовольного альфу.
— Прости, он рано потерял папу, немного дик, но я рассчитываю, что брак 
пойдет ему на пользу, — залившийся краской Минсок мямлит извинения.
— Брак, значит, — возвращает внимание к альфе Хосок.
— Пойми меня правильно, сынок, мы все стараемся ради нашего будущего и, 
отдавая что-то, хотим получить взамен не меньше, ты ведь сам бизнесмен, не 
мне тебе об этом рассказывать, — говорит Минсок. — Я уже стар, а банкноты в 
могилу не унесу, благо не бедствую, — потирает лоб альфа. — Самое главное 
для меня — это мои дети. Я буду спокоен, если пристрою их. Я люблю Тэхена и 
хочу ему только самого лучшего.
— И поэтому вы ударили его, — пристально смотрит на него Хосок.
— Я об этом жалею, — Минсок опускает глаза.
— Если бы он был моим омегой, одними сожалениями вы бы не обошлись, — от 
тона Хосока лицо Минсока могильным ветром обдувает. Чон, обойдя альфу, идет 
на террасу покурить и обдумать последнюю встречу.
***
149/624


— Ты можешь не мотать головой? — просит Лэй у сидящего на полу перед ним 
Мо и собирает его волосы в пучок на затылке. — Все-таки тебе надо было тоже 
пойти на прием, развлечься, а то сидишь тут со стариком.
— Ну какой же ты старик, — восклицает Мо. — Ты самый горячий омега 
Кальдрона!
— Ведите себя прилично, молодой человек, — заканчивает с волосами Лэй. 
— Так почему ты не пошел?
— Не хотел, — бурчит Мо и, встав с ковра, присаживается в кресло. — Я как 
прихожу туда, где много людей, все начинают сразу пялиться и шушукаться, 
мне этого не надо.
— Они узколобые и невоспитанные, но это не значит, что ты должен бояться 
общества, — мягко говорит Лэй.
— Я и не боюсь, я с братьями и со своей семьей чувствую себя замечательно, а 
приемы мне не нужны. От их взглядов мне хочется пострелять, но то, что я убил 
за взгляд — никто не поймет, — вздыхает Мо.
— Мой дорогой мальчик, некоторые люди злы, но не все. Ты должен понимать, 
что у тебя просто ожог на лице, а у них все нутро в гное, вот и вырывается 
наружу. Ты у меня самый красивый и самый лучший мальчик в мире.
— Я поверю в это, если меня такого когда-нибудь полюбит омега, по-настоящему 
полюбит, — тихо говорит альфа.
— Я же тебя люблю!
— Ну, папа!
— Братья тебя любят!
— Я не про это!
— Полюбит, конечно, но и ты постарайся понять, что любить себя надо не 
чужими глазами, а самому. А тебе вообще кто-нибудь нравится, или тебя Хосок 
покусал? — заговорщически подмигивает ему Лэй.
— Нравится.
— Кто? — подходит к нему омега, а Мо, достав телефон, листает гангстаграм.
— Вот он, — протягивает ему телефон альфа, и Лэй листает пару фотографий 
красивого омеги.
— Красивый, у него подписчиков, как у какой-то звезды, кто это?
— Он не из Кальдрона, говорят, он брат Омариона, а я каждый день смотрю его 
фотки, но написать боюсь.
150/624


— Только не влюбляйся во внешность, прошу, а то пообщаетесь, и весь этот 
образ у тебя в пух и прах разлетится.
— Нет, дело не только во внешности, мне нравятся его мысли, я читаю его блог. 
Его зовут Фей, и даже имя у него прекрасное.
— Да ты влюблен, — хохочет Лэй. — Так напиши ему.
— Я боюсь, — опускает глаза Мо. — Мне легче мечтать о нем, чем столкнуться с 
правдой, где он меня пошлет.
***
Чимин с трудом просыпается от звона будильника и, спихнув его на пол с 
тумбочки, поворачивается на другой бок. Телефон не затыкается, а омега, 
открыв глаза, замечает, что на улице еще глубокая ночь. «Какого черта я так 
рано поставил будильник?» — думает Чимин и только потом понимает, что это 
звонок. Он тянется за телефоном и, не узнав номер, отвечает. Через пару минут 
подскочивший на ноги омега, схватив самое необходимое, набирает службу 
такси. В Амахо Чимин приезжает к девяти утра и, вбежав в холл больницы, 
называет имя брата. Через двадцать минут Чимин сидит на полу у койки с 
уснувшим вечным сном братом, зажав в руках его холодную ладонь и горько 
плачет.
Амина привезли в больницу ночью, его жизнь спасти не удалось. Омега умер от 
внутреннего кровотечения, вызванного падением с балкона третьего этажа. 
Амин был беременный. Сколько бы Чимин ни кусал от боли простынь, 
прислонившись лбом к койке, боль это не унимает. Чимин говорил с ним неделю 
назад, но брат и слова про ребенка не сказал, и Чимин, давясь болью острыми 
спицами, разворошившей нутро, рвет зубами простыню и ненавидит себя, что не 
приезжал чаще, не звонил каждый день, не писал без повода, что посмел 
подумать, что Амин вечный. А сейчас он целует его руку и шепчет «люблю» в 
пустоту, он хоть век все слова забыв, одно «люблю» ему повторять будет — 
Амин не услышит. Усок, альфа, с которым жил Амин, разговаривает с врачами в 
коридоре, а Чимин, увидев его, резко срывается с места и бросается на 
мужчину.
— Ты это сделал? Ты убил моего брата! — кричит обезумевший от горя омега, 
вцепившись в воротник рубашки альфы, пока его пытаются оттащить санитары. 
Его худи трещит по швам и расходится, но он изворачивается, он вновь на нем 
виснет, цепляется пальцами в его волосы, не чувствует боли, когда ему 
скручивают руки, когда бьется лицом о пропахший хлоркой кафель, и 
продолжает истошно вопить, проклиная альфу. Ему вкалывают успокоительное 
и укладывают на койку в пустой палате.
По официальной версии, Амин сбросился с балкона. По словам Усока, он пришел 
с работы, Амин закатил скандал, и альфа ушел вниз к своим людям развеяться, 
но далеко отойти не смог. Его охрана подтвердила версию босса, и дело Амина 
рассматриваться не будет.
***
151/624


Утром в клубе «Иблис» тишина. Уборка только закончилась, меж столов ходит 
администратор, проверяя чистоту, на фоне тихо играет The Greatest — Lana del 
Rey. В основном зале, полуразвалившись на диване, сидит Хосок, рядом с ним 
дремлет Чонгук, которому по ладони пытается гадать Мо, а Намджун по 
мобильному слушает отчет помощника.
— Раз уж позвал, то мог бы завтрак накрыть, — убирает телефон Намджун и 
тянется к недопитому кофе. — Выглядишь так же дерьмово, как и кофе, который 
у тебя варят.
— Простите, ваше величество, что не зову вас во французский ресторан, 
учитывая ваш тончайший вкус в еде, — вскипает Хосок.
— Чего ты такой злой с утра? — потягивается Чонгук и, отобрав руку у Мо, 
хлопает его по плечу. — Что ты там мне предсказывать собрался? Что я этой 
рукой дам тебе подзатыльник? — смеется и поворачивается к Хосоку: — Выпей 
горячего шоколада, расслабься.
— Не бей по-больному, — улыбается Намджун. — Никогда не забуду, как на 
первую выручку Хосок купил огромный пакет шоколада.
— Мне было тринадцать лет! Как я должен был себя порадовать? — бурчит 
Хосок.
— Перестань, будто мы не знаем, что ты два часа в зале железо тягаешь, а 
потом в своем ламбо шоколадки трескаешь, вечно у тебя на полу обертки, — 
хохочет Мо.
— Да! Я сладкоежка! Ну или у меня комплекс остался с моего нищего детства, 
вот я и пытаюсь съесть все шоколадки в мире, пока могу. И вообще, я не поэтому 
вас позвал, — облокачивается о колени Сайко. — До вас я встречался с 
Минсоком. Я все-таки женюсь.
— Вы не смогли договориться? — хмурится Намджун.
— Что конкретно он предлагает? — спрашивает Чонгук.
— Кордову и своего сына, а я ему, кроме брака, кресло главы конфедерации. Как 
вам такой расклад? — смотрит на друзей.
— До Конфедерации нам еще идти, это долгосрочная перспектива, но мы можем 
это сделать, — говорит Намджун. — Меня беспокоит другое. Нас все знают, мы 
успешные, богатые, ты бы мог подобрать партию получше, все же речь о папе 
твоих детей. Я лично не думаю пока о браке, но если и женюсь, то на том, кто не 
опорочит мое имя. В конце концов, мы можем взять Кордову силой, пусть и 
потери будут и это тормознет наши планы.
— С детьми ты загнул, — усмехается Хосок. — Этот брак формальность, 
гарантия моей неприкосновенности взамен на его мечту сплавить сынка. 
Каждый пятый брак в этой стране заканчивается разводом, и если вдруг Минсок 
начнет отлынивать от своих обязательств, он получит своего сына обратно, 
хорошо, если не по частям. Нам не нужна очередная война, если мы можем ее 
избежать. Наша главная война и так впереди, мы, вроде, сконцентрированы 
только на ней.
152/624


— Мы не просто сконцентрированы на войне, ее придется ускорить, — тянется 
за пачкой сигарет на столе Чонгук.
— Из-за того, что Мины подвинули вперед дату свадьбы? — внимательно 
смотрит на него Намджун.
— Да, — даже не пытается придумать другую причину Чонгук и поджигает 
сигарету. — Юнги достаточно пожил в Обрадо, погулял, занимался, чем хотел и 
с кем хотел, но на этом всё. Никакой свадьбы не будет. Раз уж это неизлечимо и 
я все эти восемь лет, не переставая, думаю о нем, то он будет жить со мной, 
перед моими глазами, и ни один альфа в мире не получит моего омегу. Мне уже 
неважно, что по этому поводу думает сам омега. Мин Юнги никогда не пойдет 
под венец, я не позволю его мечте сбыться.
— Я знал, что ты будешь мстить, но не думаешь ли ты, что это слишком 
жестоко? — спрашивает Хосок. — Ты столько лет изображал безразличие, а 
теперь так легко разрушишь привычную ему жизнь.
— Жестоко? — нахмурившись, смотрит на него Чонгук. — Жестоко было 
оставить меня в день смерти отца и сбежать на запах денег. Я благодарен ему 
за то, что, сбежав, он дал мне толчок, который позволил добиться всего, чего я 
хотел, и я хочу ему отплатить. У меня столько денег, сколько ни Лауду, ни Абелю 
не снилось, а Юнги на них падок. Думаю, он будет только рад, — зловеще 
усмехается альфа.
— Значит, пора заказывать два костюма, — вздыхает Мо и тянется за чашкой 
остывшего кофе. — За будущих женихов — Сайко и Эрика.
***
Чимин на похоронах брата один, он сидит на земле у свежей могилы и никак не 
может смириться с мыслью, что Амина больше нет. Да, они в последние годы 
жили врозь, редко виделись, но Чимин всегда знал, что, проехав пару 
километров, обнимет брата, что уткнется в родное плечо и почувствует так ему 
не хватающее тепло. А теперь Амин лежит под землей, и Чимину никогда 
больше не услышать его размеренно бьющегося сердца под ухом и не вдохнуть 
мягкий запах ириса. Чимин вздрагивает, почувствовав обвившие его руки, но 
поняв, что это Аарон, сразу же расслабляется. Пару минут парни сидят в 
тишине, которую нарушают только каркающие и перепрыгивающие с ветки на 
ветку вороны.
— Он убил его, Аарон, я это точно знаю, — смотрит на альфу Чимин. — Он 
человек вашего картеля, ты ведь можешь что-то сделать?
— Ты пережил такое горе, ты в шоке, и я понимаю, что тебе тяжело, — 
поглаживает его по спине Аарон. — Но и ты пойми, зачем Усоку убивать своего 
беременного омегу? Тебе тяжело смириться с мыслью, что твой родной человек 
пошел на такой шаг, что сам оборвал свою жизнь, но это самоубийство, Чимин. 
Отдохни, возьми себе перерыв. Ты можешь пожить в моей квартире, ни о чем не 
думай, не переживай.
— Ты не хочешь меня слушать, — утирает лицо омега. — Амин никогда бы не 
153/624


убил себя, более того, он бы не убил ребенка от человека, которого любил. Эта 
тварь его убила, и клянусь, я узнаю правду, и тогда следующим вы будете 
хоронить его.
— Не сходи с ума, — хмурится альфа и поднимается на ноги. — Усок не виноват, 
и даже если бы он был виноват, то картель бы решал, какое наказание он 
получит. А ты лучше оплакивай свою потерю и постарайся вернуться к 
нормальной жизни. Если ты полезешь на Усока, который, кстати, не просто 
человек картеля, а один из помощников моего брата, то даже я тебя не спасу. 
Более того, я не захочу тебя спасать, поэтому постарайся успокоиться и приходи 
в себя. Я всегда рядом, если тебе нужна будет любая помощь, то мои двери для 
тебя открыты, — альфа идет к припаркованному на обочине автомобилю, а 
Чимин вновь остается наедине со своим горем.
Чимин отныне навеки один. Его единственная семья, тот, кто его вырастил и 
поставил на ноги, сейчас лежит под покрывалом из оранжевых бархатцев 
вместе с так и не родившимся ребёнком. Амин любил жизнь, его не сломал ни 
тяжелый труд, ни нищета, он прошел через такие сложности, что версия 
самоубийства Чимином даже не рассматривается. Амин никогда бы не наложил 
на себя руки, омега в этом уверен. Даже в самые тяжелые моменты их жизни 
Амин повторял, что это временно, что все пройдет, что они обязательно увидят 
рассвет следующего дня. Амин рассветов больше не увидит, Чимин тоже 
отказывается их видеть до того момента, как не узнает правду.
Омега берет такси и сразу после кладбища едет в квартиру Усока за вещами 
брата. Квартира альфы на третьем этаже пятиэтажного здания, где проживают 
приближенные к лидерам картеля люди.
Вещи уже собраны в пакеты и ждут его в прихожей, Усока дома нет. Чимин, 
утирая слезы, выносит в подъезд два пакета и, вернувшись за третьим, 
замирает у горшка с фиалками на окне. Амин любил цветы, даже в их 
полуразвалившемся доме всегда были цветы, с которыми брат разговаривал. 
Чимин забирает фиалку и, обернувшись на шум, видит стоящего на пороге 
Усока.
— Ты не пришел на кладбище, — прижимает к груди горшок еле стоящий на 
ногах от пережитого горя омега. — Он даже прощания не заслужил?
— Я был на работе, поеду утром. Я знаю, что Аарон взял на себя похороны, — 
отвечает альфа и проходит в комнату.
— Да, но не с Аароном жил мой брат и не ему хотел родить ребенка, — у Чимина 
вновь дрожит челюсть от сковывающих горло рыданий. — Ты хоть немного 
любил его?
— Послушай, твой брат был неплохим парнем, но мы толком и не жили вместе, — 
опустившись на диван, потирает шею Усок. — Я не буду тебе врать, что любил 
его, да, любил когда-то, но прошло.
— Амин бы не убил себя, — так и топчется на месте с цветком омега. — Он любил 
жизнь.
— Этого мы уже у него не спросим, — ищет сигареты Усок. — Если ты всё забрал, 
то уходи, мне твоё общество не особо приятно. Надеюсь, твой психопат-брат 
154/624


хоть там найдет покой.
— Он любил тебя, — не двигается с места Чимин.
— Мне эта любовь не была нужна, и я не лгал ему, я сказал ему, что не хочу его 
любви, этого ребенка, что пора нам разъехаться, но твой брат не хотел этого 
понимать, — злится Усок. — Я попросил его быть понятливым, мы бы разошлись, 
как взрослые люди, я встретил другого, но он не хотел уходить, всё повторял, 
что у меня это пройдет.
— И поэтому ты столкнул его вниз? — смотрит ему в глаза омега.
— Я не сталкивал его, — поднимается на ноги Усок.
— Ты бил его.
— Уходи, пока я не вышвырнул тебя из дома, — Усок проходит к бару. — Или 
можешь остаться и распить со мной виски, — разливает по бокалам алкоголь 
альфа.
Чимин думает ровно минуту, а потом ставит горшок с цветком на столик и 
проходит к дивану.
— Выпьем за моего брата, — говорит омега и берет протянутый ему стакан.
— Чирс, — чокается с ним альфа и залпом выпивает.
Через два часа и одну пустую бутылку и вторую полупустую, которые освободил 
только Усок, Чимин, так ничего и не добившись, встает на ноги.
— Ну куда ты, — ловит его альфа за руку и тянет на себя. — Жаль, твой брат не 
был таким. Иначе я бы никого больше, кроме него, не видел и из дома бы не 
выходил, — зарывается лицом в его шею. — Оставайся.
Чимин пресекает первую реакцию — врезать ему и уйти, и решает подыграть. 
Как бы и Аарон, и сам Усок ни заверяли, что Амин спрыгнул, Чимин от сомнения 
избавиться не может, а так как алкоголь развязывает людям язык, то это будет 
последней попыткой узнать правду, потом он уйдет.
— Так у тебя новый омега? — обвивает руками его шею Чимин, подавляя 
рвотный позыв.
— Да, но плевать на него, если ты останешься, то мне никто не нужен, — 
зарывается ладонями под его футболку альфа.
— А Амин о нем узнал, конечно? — шепчет ему в ухо Чимин, покусывает мочку.
— Узнал и закатил скандал, а я никогда не хотел ребенка, я вообще предложил 
ему уйти, — пытается расстегнуть брюки парня Усок.
— Ну, его можно понять, — ловит его руки и убирает за спину Чимин, стараясь 
оттянуть время. — Он думал, что достоин такого альфы, как ты.
— Вот ты меня понимаешь, — восклицает Усок, — а он сразу начал кидаться в 
155/624


меня посудой, и я его скинул.
Чимин деревенеет в его руках, но пьяный мужчина ничего не чувствует и грубо 
мнет его ягодицы.
— Скинул, значит? — с трудом выбирается из его рук омега.
— Не рассчитал чуток силы, — мямлит заплетающимся языком Усок и тянет его 
снова на себя. — Но ему там будет лучше, он был вечно несчастным нытиком, 
мои уши наконец-то отдохнут.
— Ты убил моего брата, — у Чимина голос дрожит от нервов, и он чувствует, как 
ярость, клокочущая в горле, разливается по конечностям, не дает ему 
двинуться. — Я знал, что он не самоубийца, — изо всей силы толкает его в грудь. 
— Я знал, что ваши отношения до добра не доведут, — кричит иступленный 
болью омега, а Усок, все-таки поймав его, валит на пол.
— Хватит орать, — шипит раскрасневшийся от алкоголя и злости альфа, пытаясь 
содрать с него брюки. — Ты никому ничего не докажешь, я правая рука Волка, 
твое слово против моего ноль, я и твою шею сверну — мне ничего не будет.
— Ты не с тем Паком связался, ублюдок, — бьет его лбом в челюсть омега и 
пытается достать нож, припрятанный за поясом.
— Отправлю тебя к брату, шлюха, — дотягивается до его горла руками и 
пытается задушить омегу Усок.
Чимин задыхается, и стоит почувствовать под пальцами прохладу металла, со 
всей силой вонзает его в горло альфы. Чимин выдергивает нож, вновь вонзает, 
кровь из горла нависшего над ним Усока хлещет на лицо омеги, но он ее 
выплевывает и продолжает, пока бульканье и хрип над его лицом не 
прекращаются и мертвый альфа не придавливает его своим весом к полу. Чимин 
сталкивает с себя мужчину, бросает нож на пол и, скользя по крови, отползает к 
стене.
Картель защищает своих и наказывает виновных вне зависимости от того, на 
какой территории они скрываются. Чимину всё равно некуда бежать, а свою 
невиновность он не докажет. Он достает пачку любимых ментоловых сигарет и 
дрожащими окровавленными пальцами подносит одну к губам.
— Я отомстил, Амин, — выдыхает вместе с дымом Чимин и прикрывает веки.
Аарон приезжает к дому Усока сразу после звонка об убийстве. Он с ужасом 
смотрит на залитого кровью и, кажется, находящегося в шоковом состоянии 
омегу, которого ведут к автомобилю охранники погибшего, и так к нему и не 
подходит.
«Прости, в этот раз я тебе не помогу», — мысленно говорит омеге Аарон и 
садится за руль своего спортивного мерседеса. Альфа уверен, что он четко 
рассказал Чимину о последствиях его поступка, предупредил не делать 
глупостей, а если омега наплевал на его слова и все равно сделал все по-своему, 
то пусть сам и несет ответственность. Возможно, тюрьма поможет Чимину 
наконец-то повзрослеть.
156/624


Чимин не думает о будущем, которое его ждет, он даже в окно не смотрит, ни о 
чем не спрашивает. Он так и сидит с окровавленными руками на коленях, 
уставившись на спинку переднего сидения. Месть боль от потери не 
приглушила, более того, она даже облегчения не принесла. Автомобиль везёт 
его, возможно, в последний путь, но Чимину не страшно, он думает только о 
брате, о голодных вечерах в тепле, о его улыбке, о заботе. Чимин потерял его 
уже как сутки, и он даже рад, что больше у него суток без Амина не будет.
Омегу привозят в недавно построенную тюрьму, он бы хотел смыть с себя кровь 
убийцы своего брата, но его сразу загоняют в одиночную камеру и закрывают за 
ним решетку. Чимин проходит в угол провонявшей сыростью камеры и ложится 
на койку. Он больше не плачет, он даже ничего не чувствует, он смотрит в своей 
голове кино с помехами, и в нем Амин напевает любимую с детства песню омеги 
The Night We Met и укладывает его спать.
«Ты всё, что было в моей жизни, а теперь у меня ничего не осталось».
***
Начальнику главной тюрьмы Амахо Паскалю в этом году стукнет пятьдесят 
шесть лет, тридцать из которых он служит картелю, и благодаря 
изворотливости остается у должности даже при смене руководства. Вот и 
сегодня, стоило его подручным донести, что в тюрьму до рассмотрения дела 
привезли красивого омегу, Паскаль первым делом приказал привести его к нему. 
Альфа в ожидании заключённого раскуривает сигару, стоя у окна, когда звонит 
его телефон.
— Это Ким Аарон, я звоню по поводу омеги, которого вам привели, — доносится 
голос с той стороны трубки, и Паскаль, услышав фамилию, сразу неосознанно 
вытягивается.
— Разбирательства не будет, смертной казни — тем более, пусть его лишат 
метки и выпустят наружу, — приказывает Аарон.
— Но, господин Ким, — пытается вставить слово Паскаль.
— Я не хотел беспокоить брата, но если вы будете меня перебивать, то хорошо, 
тогда вам перезвонит Намджун, — зло говорит Аарон.
— Не стоит, я всё понял, — второпях говорит Паскаль, и Аарон вешает трубку.
Чимин только как два часа в камере, а его снова куда-то ведут, не позволяют 
хотя бы мысленно побыть с братом чуть дольше.
Его заталкивают в комнату, как оказывается, в душевую, а после, выдав чистую 
форму, по длинным коридорам ведут к кабинету главного. Чимин не особо 
понимает, что понадобилось начальнику тюрьмы от него, но терпеливо отвечает 
на все вопросы. Паскаль внимательно рассматривает паренька, что-то себе 
записывает, а потом требует его увести.
— Меня казнят? — спрашивает Чимин, стараясь не выдать то, как ему страшно.
Паскаль не отвечает. Стоит тюремной охране вывести заключенного, как альфа 
тянется к телефону.
157/624


— Это я, — говорит Паскаль в трубку, поглядывая на дверь. — Мне тут омегу 
привезли, метку я уберу, за сумму, которую я вам сбросил, могу передать, — 
слушает собеседника. — О, вы не представляете, какой это омега, и если я 
называю эту сумму, значит, оно того стоит. Завтра утром я выпущу его на улицу, 
если вы перечислите мне деньги, я скажу вам точное время, и он, выйдя из 
тюрьмы, сразу же попадет к вам, я гарантирую. Он принесет вам состояние.
***
Когда первичный шок отпускает, Чимин первым делом думает о сигарете, а 
вторым об Аароне. Если сигарету достать кажется невозможным, то надежда на 
Аарона всё равно есть, и пусть альфа сказал, что не поможет, Чимин за него 
цепляется. Он в таком отчаянии, что готов даже просить помощи у Ким 
Намджуна, но если Аарон ему не поможет, то значит, Волк тем более. Чимина 
зовут смертью, и какая ирония, что он её, оказывается, так сильно боится. Он 
рассматривает рисунок на руке и обещает, что если она обойдет его, он набьет 
ее еще и на лопатках.
Чимин глотает две ложки бобовой каши, которую ему приносят, и, залпом выпив 
бутылку воды, вновь ложится на койку. Под утро за ним приходят, и Чимин готов 
плакать и хвататься за решетку, лишь бы его не уводили туда, где его, скорее 
всего, поджидает Санта Муэрте. Сопротивляющегося омегу волокут прямо по 
коридору в комнату, где сидит вчерашний мужчина и еще пара незнакомых 
альф.
— Пак Чимин, двадцать лет, — начинает Паскаль, смотря на стоящего напротив 
с закованными руками парня. — Ввиду определённых обстоятельств, 
разбирательства по твоему делу не будет, ты будешь наказан лишением 
гарантии своей безопасности — метки.
— Нет, — одними губами шепчет Чимин.
— Приговор надлежит исполнению немедленно.
— Нет, только не метку, — кричит Чимин, пока его волокут к низкому потертому 
столику и вытягивают руку. — Я не выживу без нее, — бьется омега, — тогда уж 
лучше смертная казнь! — он с ужасом следит за смотрителем, который, достав 
из камина раскалённую печать, прикладывает её к когда-то подаренной ему 
Намджуном метке. Чимин кричит до сорванного голоса и теряет сознание от 
боли.
Омега приходит в себя через пару минут и смотрит на ноющий ожог на руке. На 
месте, где была метка, что-то намазано, но рана открыта. Чимина мутит только 
от вида раны, не говоря уже о боли, от которой вся рука будто залита 
раскалённым свинцом, но ему не дают прийти в себя и ведут на выход. Омега 
стоит у порога, отказываясь ступать и шагу туда, где его ждет что-то похуже 
смерти, но его выталкивают за порог и закрывают за ним ворота. Стоит ему 
оказаться на улице, то он сразу видит раскрывшуюся перед ним дверцу 
автомобиля, и опять темнота.
Чимин приходит в себя в помещении, полном омег, и первым делом спрашивает, 
на какой он территории. Как и ожидалось, он за пределами Кальдрона. По 
словам одного из омег, которому сушат волосы, сегодня большой аукцион, и все 
158/624


они будут выставлены на нем. Рука болит и, несмотря на то, что ему осмотрели 
рану и наложили повязку, он просит обезболивающее и терпеливо сидит перед 
зеркалом, пока ему наносят макияж. Паника немного отпустила, и Чимин решил, 
что не будет унывать, он выйдет на сцену и уйдёт с тем, кто заплатит. Он не 
пропадет, пусть у него забрали его нож, он добудет новый, так же он добудет 
метку, а потом сбежит, нет в этом мире человека, способного удержать его или 
лишить свободы, именно поэтому он сейчас позволяет этим незнакомым людям 
измываться над своей внешностью и ждет вечера. Да, Аарон не дал ему умереть, 
но он лишил его гарантии безопасности, и как бы Чимин ни повторял себе, что 
альфа и так сделал для него многое, обида не стихает. Аарон даже не пришел 
попрощаться.
***
Намджун сидит в своем кабинете и вертит меж пальцев ручку, слушая Хосока. 
Аарон полулежит на диване и листает журнал, Мо и один из телохранителей 
Волка спорят о чем-то у настенного бара. Хосок заканчивает доклад и, 
плюхнувшись в кресло, просит у секретаря Намджуна еще один кофе.
— Где его Дьявол носит? — нервно постукивает по столу пальцами Намджун.
— Дьявол носит Дьявола, не могу, — обхохатывается Мо.
— Иногда мне кажется, что ты никогда не повзрослеешь, — тепло улыбается ему 
Хосок.
— Вы выразили соболезнование семье Усока? Я так и не дошел до них, — идет к 
дивану Мо.
— Я выразил по телефону и распорядился, чтобы им помогли всем, чем 
можем, — разминает шею Намджун.
— Нас всех заберёт Санта Муэрте, но за Усоком она лично явилась, — берет из 
вазы на столе печенье Мо. — Если и умирать, то от рук такого красавца, — 
мечтательно вздыхает.
— Что ты несешь? — мрачнеет Аарон. — Ты хочешь умереть от четырех ножевых 
в горло?
— Мне просто жаль Санта Муэрте, — бурчит Мо.
Намджун обычно никогда не слушает перепалки Мо и Аарона, но услышав 
знакомое имя, прислушивается.
— Усока убил его омега из-за конфликта на бытовой почве, — хмурится 
Намджун. — Вроде же все было так?
— Нет, — Хосок благодарит секретаря за кофе. — Усока убил брат его омеги. Там 
всё мутно, но этот омега, Санта Муэрте, якобы убежден, что Усок убил его брата, 
хотя там, вроде, было самоубийство.
— Чимин? — поворачивается к Аарону Намджун. — Это Чимин убийца Усока?
159/624


— Ага, — кивает Аарон, — я предупреждал его не слетать с катушек, не 
придумывать, что Усок убийца, но он поехал к нему домой, зарезал его и 
наплевал на мои слова. Я был уверен, что он плохо закончит, что и требовалось 
доказать.
— Где он сейчас? — ручка в руке Намджуна ломается на две части, никто, кроме 
Хосока, это не замечает.
— Я знаю, ты будешь ругаться, что я отменил смертную казнь, но он болен, он 
реально психически болен, иначе откуда у человека талант вечно попадать в 
передряги! — восклицает Аарон. — Так вот мне его жаль, и я сказал от твоего 
имени, чтобы его лишили метки, но не казнили.
— Ты казнил его тем, что лишил его метки, — рывком поднимается из-за стола 
Намджун и идет к окну. — Пошли вон.
— Какого черта? — растерянно смотрит на него Аарон.
— Идите делами занимайтесь, совещание закончено, — ледяным тоном 
повторяет Намджун.
Все покидают комнату, Хосок идет к двери последним и, замерев у нее, 
поворачивается к другу:
— Я узнаю, где он.
— Не надо, я поручу своим ребятам, ты займись делами.
— Я занят этой частью бизнеса, мне будет легче его найти, — настаивает Хосок.
— Хорошо, узнай и передай данные Матео, пусть он этим займется, — говорит 
Намджун, и Сайко выходит.
«Что же ты такое, Пак Чимин, и почему всё, что касается тебя, мне настолько 
важно».
***
Чимина, как и ожидалось, выводят на сцену последним. Омега, одетый в 
прозрачную кремовую блузку и черные леггинсы, не успевает привыкнуть к 
слепящему свету софитов, как сразу же слышит «продано» и его вновь уводят за 
кулисы. Чимин даже не интересуется тем, кому, за сколько, куда он продан. Он 
покорно идет за двумя громилами, выводящими его через черный ход, и садится 
на заднее сидение черного внедорожника. Дверца закрывается, автомобиль 
трогается с места, и в свете одного из уличных фонарей омега замечает на шее 
шофера набитую голову волка и вместо того, чтобы облегченно выдохнуть, 
напрягается.


Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   16   17   18   19   20   21   22   23   ...   68




©engime.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет