– Ну, ладно, – вздохнул он наконец. – Попробуй, но предупреждаю: ты услышишь мало
приятного.
Когда я вышел из кабинета, Фрэнк Рэйли и Джо
Карп как раз проходили мимо, и я сразу
понял, что Доннер не преувеличивал. Видеть меня было для них слишком большим
испытанием.
Фрэнк взял поднос с булочками, а когда я окликнул его, оба обернулись. – Видишь, Чарли,
я занят. Потом.
– Нет, сейчас. Вы избегаете меня. Почему?
Фрэнк, болтун, бабник и жулик, внимательно посмотрел на меня и поставил поднос на
стол.
– Почему? Я скажу тебе, почему. Потому что ты стал большой шишкой, всезнайкой,
умником! Ты
теперь вундеркинд, яйцеголовый. Всегда с книжкой, и знаешь ответы на все
вопросы. Ну и что? Думаешь, ты лучше нас? О’кей, проваливай.
– Что я тебе сделал?
– Что ты сделал? Слышишь, Джо? Я скажу тебе, что ты сделал,
мистер
Гордон. Ты
выпендривался со своими предложениями, и теперь мы, все остальные,
выглядим
бездельниками. Но я скажу тебе еще кое-что. Для меня ты все тот же кретин, каким был всю
жизнь. Может, я и не понимаю всяких мудреных слов и названий твоих книг, но это не значит,
что я хуже тебя.
– Ага, – кивнул Джо, поворачиваясь, чтобы подчеркнуть этот вывод для появившегося
откуда ни возьмись Джимпи.
– Я не прошу вас быть моими друзьями, – сказал я. – Не имейте со мной никаких дел.
Только оставьте мне работу. Мистер Доннер сказал, что это зависит от вас.
Джимпи пронзил меня взглядом, с отвращением сплюнул и злобно прошипел: –
Однако
крепкие же у тебя нервы! Убирайся к черту! – Он повернулся и тяжело захромал прочь.
Вот так. Все было прекрасно, пока они могли смеяться надо мной и чувствовать себя
умниками за мой счет, но теперь они оказались ниже кретина, над которым вдоволь
поиздевались в свое время. Удивительным ростом своих способностей я заставил их «
я
» сильно
уменьшиться в размерах и вытащил на свет божий все их недостатки. Я предал их, и за это они
возненавидели меня.
Фанни Бирден оказалась единственной, кто не желал моего увольнения, и,
несмотря на
сильное давление, так и не подписалась под их требованием.
– Но это совсем не означает, – сказала она мне, – что я не замечаю, как сильно ты
изменился, Чарли. Ты стал
совсем
другим! Не знаю, не знаю… Ты был простым, хорошим,
надежным человеком, не слишком головастым, зато честным. Что ты сделал с собой, чтобы вот
так, сразу, поумнеть? Это неправильно.
– Что может быть плохого в том, что
человек хочет стать разумнее, получить знания,
понять мир и самого себя?
– Почитай повнимательнее Библию и поймешь, что человек не должен превосходить
назначенного ему Господом. Чарли, если ты не сделал ничего такого с дьяволом, например, или
еще чего… то, может, еще не поздно отказаться от всего этого? Оставайся таким, каким был
раньше.
– Нет, Фанни, все пути уже отрезаны. Я не сделал ничего плохого. Я похож на слепого от
рождения, которому позволили увидеть свет. Это не может быть грехом! Таких, как я, скоро
будут миллионы. Такое чудо подвластно науке.
Она посмотрела на жениха и невесту, украшавших свадебный пирог, и едва шевеля губами,
прошептала:
– Когда Адам и Ева отведали плод с древа познания, то увидели,
что они наги, узнали
похоть и стыд. Это был грех. После этого врата рая навсегда закрылись для них. Если бы они не
поддались уговорам змея, нам не пришлось бы стареть, страдать и умирать.
Больше мне нечего было сказать ни ей, ни другим. Никто не смотрел мне в глаза. Раньше
меня презирали за невежество и тупость, теперь ненавидят за ум и знания. Господи, да чего же
им нужно от меня?
Разум вбил клин между мной и всеми, кого я знал и любил, выгнал меня из дома. Никогда
еще я не чувствовал себя таким одиноким. Интересно, что случится, если Элджернона посадить
в клетку с другими мышами? Возненавидят ли
они
его?