Уродливая любовь

Я несколько раз перечитываю записку. Она явно от Майлза и явно
адресована мне, но звучит настолько буднично, что на секунду я
начинаю сомневаться, действительно ли в четверг произошло то, что
произошло.
Однако Майлз тоже был там и знает, чем все закончилось. Знает, что я
либо обижена, либо рассержена.
Поскорее захожу в квартиру, пока не начала ломиться к Майлзу и орать
на него.
Складываю вещи и еще раз перечитываю записку, анализируя все — от
почерка до выбора слов. Потом, вне себя от злости, комкаю бумагу и
швыряю в сторону кухни.
Я злюсь, потому что знаю, что поеду с ним.
Я просто не в состоянии отказаться.
* * *
Ровно в семь раздается тихий стук в дверь. Его пунктуальность меня
злит, хотя вообще я не против пунктуальности. Похоже, сегодня меня
злит все, что бы он ни сделал.
Майлз стоит в коридоре в нескольких шагах от порога — ближе к
своей двери, чем к моей. Руки — в карманах куртки, голова опущена.
Похоже на проявление покорности, хотя, скорее всего, это не так.
— Поедешь со мной?
Голос Майлза окружает меня. Делает меня слабой. Превращает в воду.
Я киваю, выхожу в коридор и поворачиваю ключ в замке. Майлз
указывает подбородком в сторону лифта, как бы говоря, что последует
за мной. Я пытаюсь прочесть что‑нибудь по его глазам, хотя давно
пора понять, что это бесполезно.
Жму на кнопку вызова. Майлз молчит рядом.

Проходит целая вечность. Лифт наконец‑то приезжает, и мы
облегченно переводим дыхание. Однако, оказавшись в кабине, вновь
не можем дышать.
Уверена, что Майлз на меня смотрит, но глаз не поднимаю.
Не могу поднять.
Чувствую себя глупо. Вот‑вот расплачусь. Теперь, когда я стою рядом с
Майлзом и даже не догадываюсь, куда мы направляемся, я мысленно
корю себя за то, что согласилась поехать с ним.
— Прости меня.
Голос Майлза звучит еле слышно и на удивление искренне.
Я не смотрю на него. Не говорю ни слова.
Майлз в три шага оказывается рядом со мной и жмет на «стоп». Мое
лицо на уровне его груди, зубы сжаты. Я отказываюсь на него
смотреть.
Отказываюсь и все.
— Тейт, прости меня.
Майлз даже не дотронулся до меня, но все равно вторгается. Он так
близко, что я чувствую его самого, ощущаю его дыхание. Понимаю,
что он действительно сожалеет. Хотя не уверена, что вообще должна
его прощать. За что? Майлз никогда не обещал мне ничего, кроме
секса, а именно это он мне и давал.
Секс.
Ни больше, ни меньше.
— Прости меня, — в третий раз просит Майлз. — Ты этого не
заслужила.

На этот раз он касается пальцами моего подбородка и заставляет меня
поднять голову.
Я еще крепче стискиваю зубы и изо всех сил стараюсь укрепить свою
броню, чтобы не расплакаться.
Я снова замечаю в глазах Майлза то, что видела в четверг, когда он
целовал меня на прощание. Нечто невысказанное. Но единственное,
что слетает с его губ, это «прости меня».
Майлза передергивает, словно от боли, и он приникает лбом к моему
лбу.
— Прости меня…
Он кладет ладони на стенку лифта по бокам от меня и прижимается ко
мне грудью. Мои руки безвольно висят, глаза закрыты. Хочется
плакать, но я отказываюсь плакать при Майлзе. До сих пор не
понимаю, за что именно он извиняется, да это и не важно. Видимо, за
все. За то, что вовлек меня в отношения, которые, как нам обоим
известно, ничем хорошим не кончатся. За то, что не может открыться и
рассказать о прошлом. За то, что не может рассказать о будущем.
За то, что уничтожил меня, когда ушел, хлопнув дверью.
Одной рукой Майлз притягивает мою голову к своей груди, другой
крепко обнимает за плечи, прижавшись щекой к моей макушке.
— Не понимаю, что со мной было. Клянусь, что не хотел сделать тебе
больно.
Одного раскаяния в голосе достаточно, чтобы мне захотелось его
обнять. Я хватаю его за рукава рубашки, прячу лицо на его груди. Так
мы и стоим несколько минут, оба совершенно потерянные.
Совершенно не привыкшие ни к чему подобному. Совершенно сбитые
с толку.

Наконец Майлз отстраняется и жмет на кнопку первого этажа. Я все
еще не проронила ни слова, потому что не понимаю, что надо говорить
в такой ситуации. На выходе из лифта Майлз берет меня за руку и не
выпускает ее до самой машины.
Я впервые в его автомобиле, и его простота меня удивляет. Корбин,
например, неплохо зарабатывает и любит тратить деньги на дорогие
вещи, но эта машина столь же непритязательна, как и ее владелец.
Какое‑то время едем молча. Я устала от тишины, устала от
неизвестности, поэтому первое, что я говорю с тех пор, как он меня
уничтожил, это:
— Куда мы направляемся?
Звук моего голоса моментально рассеивает неловкость, и Майлз
облегченно переводит дыхание.
— В аэропорт, но не по работе. Я иногда езжу туда, чтобы посмотреть
на самолеты.
Он берет меня за руку. Это одновременно и успокаивает, и пугает. Его
руки теплые, хочется, чтобы они обнимали все мое тело, хотя мне и
страшно от того, насколько сильно во мне это желание.
До самого аэропорта мы молчим. На обочине стоят знаки с надписью
«Зона ограниченного доступа», Майлз уверенно их минует, он знает,
куда ехать. Наконец мы останавливаемся на парковке с видом на
взлетно‑посадочную полосу.
Несколько самолетов выстроилось в ряд в ожидании взлета. Майлз
указывает налево, где один из них начал разгоняться. Он проносится
мимо нас, и машину заполняет рев двигателей. Мы смотрим, как судно
набирает высоту, пока его шасси не исчезают и ночь не проглатывает
его.
— Часто сюда приезжаешь? — спрашиваю я, продолжая смотреть в
окно.

Майлз смеется — так непринужденно, что я оборачиваюсь.
— Похоже на попытку познакомиться, — говорит он с улыбкой.
От его смеха я тоже улыбаюсь. От моей улыбки Майлз прекращает
смеяться.
— Да, часто, — говорит он, отворачиваясь к окну и наблюдая, как
следующий самолет готовится к взлету.
Я чувствую: что‑то изменилось. Произошла какая‑то огромная
перемена, и я не могу понять, к лучшему или к худшему.
Майлз привез меня сюда, чтобы поговорить.
Беда в том, что я не знаю о чем.
— Майлз… — зову я, потому как хочу, чтобы он на меня посмотрел.
Майлз не оборачивается.
— Это не шутки, — тихо произносит он. — То, что между нами
происходит.
Эти слова мне не нравятся. Лучше б он взял их обратно, они меня
ранят. Однако Майлз прав.
— Знаю, — говорю я.
— Если не остановиться сейчас, будет только хуже.
На этот раз я не соглашаюсь. Майлз опять прав, но я не хочу
останавливаться. Одна лишь мысль о том, что нашим встречам придет
конец, вызывает ощущение пустоты где‑то в районе живота.
— Чем я тебя так обидела?
Майлз быстро переводит взор на меня, и я едва узнаю его глаза —
такая за ними ледяная стена.

— Ты тут ни при чем, — решительно произносит он. — Даже не
думай, что мое поведение как‑то связано с тем, что ты делаешь или не
делаешь.
Мне уже чуть легче, однако я по‑прежнему не понимаю, что
произошло в четверг. Мы оба не отводим глаз и ждем, чтобы другой
нарушил молчание.
Не знаю, что там пережил Майлз, но, судя по всему, нечто ужасное, раз
не может забыть об этом спустя целых шесть лет.
— Можно подумать, друг другу нравиться — это плохо.
— Может, и так.
А сейчас я хочу, чтобы он замолчал, потому что его слова приносят
мне еще большее страдание.
— Так ты привез меня сюда, чтобы расстаться?
Майлз тяжело вздыхает.
— Я всего лишь хотел, чтобы мы оба получили удовольствие… но,
по‑моему, у тебя другие ожидания. Я не хочу делать тебе больно, а
если мы не расстанемся… непременно сделаю.
Майлз опять отворачивается к окну.
Хочется стукнуть кулаком по чему‑нибудь, вместо этого я провожу
руками по лицу и тяжело откидываюсь назад. В жизни не встречала
человека, чьи слова говорили бы так мало. Майлз прекрасно освоил
науку уклоняться от ответов.
— Майлз, этого недостаточно. Как насчет того, чтобы просто все
объяснить? Что, черт побери, с тобой произошло?
Он стискивает челюсти так же крепко, как руку, которой до сих пор
держит руль.

— Я поставил два условия: не спрашивай о прошлом и не рассчитывай
на будущее. А ты делаешь и то и другое.
— Да, ты прав. Делаю. Потому что ты мне нравишься и я знаю, что я
тоже тебе нравлюсь. Когда мы вместе, это потрясающе, чему тут
удивляться? Если нормальный человек встречает того, с кем ему
хорошо, он ему доверяет, открывается, хочет быть с ним. Нормальный
человек не станет трахать женщину на кухонном столе, а потом
уходить, как будто она полное ничтожество.
Ничего.
Вообще ничего.
Никакой реакции.
Майлз просто заводит двигатель.
— Ты была права. — Он включает обратную передачу и готовится
выехать со стоянки. — Хорошо, что мы с тобой не друзья. Иначе все
было бы намного сложнее.
Стыдно от того, в какую ярость приводят меня его слова. От того, что
мне так больно. Хотя с Майлзом всегда так. Больно при мысли, что
нам чудесно вместе, когда все идет хорошо, и как легко можно было
бы избежать плохого, если б только Майлз перестал бороться с собой.
— Тейт… — с раскаянием произносит Майлз.
Мне хочется вырвать голос у него из глотки.
Он кладет руку мне на плечо, и машина останавливается.
— Тейт, я совсем не то хотел сказать.
Сбрасываю его руку.
— Прекрати. Или признайся, что я не только для секса тебе нужна, или
отвези меня домой.

Майлз молчит. Возможно, обдумывает мой ультиматум.
Признайся, Майлз… признайся… пожалуйста…
Но машина трогается с места.
* * *
— А чего ты ожидала? — спрашивает Кэп, подавая мне очередную
бумажную салфетку.
Когда мы с Майлзом вернулись домой, я не смогла заставить себя
зайти с ним в лифт и села рядом с Кэпом — ждала, пока Майлз уедет.
При нем я старалась держать себя твердо и невозмутимо, а перед
Кэпом даю волю чувствам и вываливаю на него все в мельчайших
деталях. Неважно, хочет он слушать или нет.
Я сморкаюсь и бросаю салфетку на пол, где уже скопилась их целая
куча.
— Я обманывала себя. Думала, смирюсь, даже если Майлз так и не
захочет большего. Надеялась, если не торопить события, он оттает,
рано или поздно.
Кэп ставит между нами мусорную корзину для моих салфеток.
— Если малыш не видит, как ему с тобой повезло, не стоит тратить на
него время.
Согласна. У меня есть дела поважнее — я найду, как использовать
свободное время. И все же мне кажется, что Майлз понимает, как
повезло ему со мной, что он тоже хочет серьезных отношений. Но
что‑то его удерживает — нечто большее, чем он, я или мы оба, вместе
взятые. Знать бы, что именно…
— Я еще не рассказывал тебе свой любимый анекдот? — интересуется
Кэп.

Я качаю головой и беру у него еще одну салфетку, радуясь, что он
сменил тему.
— Тук‑тук…
Не ожидала, что это будет детский анекдот, но подыгрываю.
— Кто там?
— Перебивающая корова.
— Перебива…
— Му‑у! — ревет Кэп, оборвав меня на полуслове.
Я в недоумении смотрю на него, а потом начинаю хохотать.
Так безудержно, как давно уже не смеялась.

жүктеу/скачать 1,41 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: