Б. У. Джолдасбекова, Н. К. Сарсекеева

37 
враждебности друг другу. Тем самым свободу и инициативу читателя он 
осмыслил 
как 
эссеистский 
произвол, 
подготовил 
почву 
для 
«постмодернистской чувствительности». 
Концепция «смерти автора» на протяжении последних лет неоднократно 
подвергалась серьезному критическому анализу как в отечественном, так и в 
зарубежном литературоведении. Ранее цитировавшийся ученый М.Фрайзе из 
Германии [32, с.41] отмечал, что «антиавторские тенденции» современного 
литературоведения не новы, восходят к концепции формальной школы, 
рассматривавшей автора всего лишь как 
производителя 
текста, «орудующего 
приемами», мастера с определенными навыками. Ученый напоминает об 
ответственности, необходимости восстановления автора в качестве центра, 
вокруг которого кристаллизируется художественный смысл. 
С им солидарен российский исследователь В.Н.Топоров, по мнению 
которого, без 
образа автора 
(как бы глубоко он ни был укрыт), текст 
становится «насквозь механическим» либо низводится до «игры случайностей», 
которая по своей сути чужда искусству [39, с.28].
Резкое возрастание роли субъективного начала в литературе рубежа ХХ-
ХХ1 в.в. в сравнении с предшествующими художественными эпохами влечет за 
собой перестройку повествовательных жанров. Специфика нарративных форм 
многих произведений современной литературы связана с движением словесных 
рядов и изменением композиционных центров, организованных тем или иным 
«ликом» образа автора. Время, его переломы пропускаются через призму 
личностного сознания художника. Процессы, протекающие в литературе 
новейшего времени, как и принципы их изучения, активно обсуждаются 
современной критикой и являются предметом серьезного осмысления в 
академическом литературоведении. 
Культура нового времени характеризуется все более возрастающим духом 
эссеизма и авторских рефлексий. Яркие, запоминающиеся мыслеобразы, 
«вторжение» автора в структуру повествования как доминирующие признаки 
стиля отличают новейшую прозу независимо от того, какие тенденции в ней 
преобладают – реалистические («неореалистические»), модернистские или 
постмодернистские.
Иносказательность, остраненность, смешение реального с фантастическим, 
свободное обращение с временными планами, характер аллюзий и авторских 
интенций расширяют существующие представления о возможностях 
свободного слова и формах воплощения авторского сознания. Внешне сугубо 
«бытовые» сюжеты порой лишь маскируют метафизическое и вневременное. 
Так, 
«перестроечный» роман крупнейшего казахского писателя 
современности Р.Сейсенбаева «Трон Сатаны» в сугубо стилевом отношении 
как бы нарочито отстранен от традиционной эмоциональности и поэтичности, 
присущей в целом казахской прозе ХХ века. Герои Р.Сейсенбаева – как 
правило, современные горожане, жители мегаполиса, чаще всего изображаются 
на фоне городского быта, в условиях городской квартиры, номера в гостинице, 
в кафе, ресторане, в служебном кабинете, на улице, перроне вокзала. Они 
словно замкнуты в предопределенности и предсказуемости своего 

38 
урбанизированного социального существования, проявляясь в диалогах и 
репликах, вынужденных формальных отношениях на производстве, живут по 
инерции. Их часто связывают драматические переплетения личных отношений, 
запутанных и противоречивых.
Технократическая эпоха, развитие цивилизации предельно развивает в 
человеке его «эго», эгоизм – вот главный враг человека, тот самый трон, на 
котором сидит Сатана. Дьявол в романе писателя – это образ - метафора, 
абстракция, глубоко скрытая в контексте произведения, своеобразный намек на 
«потустороннюю» причину зла. Вместе с тем читателя не оставляет ощущение 
его присутствия, пронизывающее все повествование, но выводы предстоит 
сделать ему самому.
Главные персонажи романа – Абылай, Кобланды, Юрченко пребывают во 
власти разрушающих их страстей и эмоций, значит, они полностью во власти 
Сатаны, словно следящего за ними из глубин собственного бытия. В решающие 
моменты судьбы (драке, столкновениях, борьбе за справедливость) они теряют 
контроль, не владеют собой, прибегая к самым радикальным формам насилия 
(уловки дьявола). Судьба их в итоге ведет по наклонной…
Повествовательная структура романа Р.Сейсенбаева по преимуществу 
представлена диалогами героев, нечастыми психологическими комментариями, 
описаниями ландшафта, обстановки, интерьера. Особую нагрузку несет легенда 
о батыре Кушикпае, цельного, нравственно непоколебимого, всегда 
побеждавшего своих врагов. В концепции автора Кушикпай – несомненный 
победитель слуг Сатаны, но даже он стал жертвой подлости окружающих.
Усложнение отношений между людьми, вариантов борьбы Добра и Зла, их 
переплетение, вечное стремление человека вырваться из цепких объятий 
мимикрирующего Зла к свободе, свету - тема, которая объединяет 
социологический и мифологический планы повествования в романе «Трон 
Сатаны». В рамках мифопоэтического мышления в романе использована 
современная техника философско-эстетических обобщений при помощи 
корреляции разных смысловых планов и тем.
Для любой художественной парадигмы категории субъекта, предмета и 
адресата художественной деятельности являются кардинальными, как 
подчеркивается в современном теоретическом литературоведении. Из этого 
следует вывод о том, что автор всегда опосредован субъектными и 
внесубъектными формами, следовательно, представление об авторе 
складывается из совокупности этих форм, их выборе и сочетании. Данное 
обстоятельство особенно значимо, на наш взгляд, в рамках исследования 
современного литературного процесса.
Так, еще в конце 1980-х известный критик Н.Иванова подробно писала о 
процессах «самообновления» литературы, связывая их, в частности, с двумя 
потоками: «фантастическая» и «авторская» проза. Последняя, по ее мнению, 
«по-новому исследует и преображает эмпирику действительности» [40,с.7]. С 
этого времени укоренился сам термин «авторская проза», в которой автор 
выступает не только как сочинитель, но и как действующее лицо; персонаж, 

39 
несущий большую смысловую и художественную нагрузку; герой, чье 
самосознание является организующим центром произведения. 
Основой «авторской прозы», по мнению Н.Ивановой, является стремление 
«обнажить» самого себя, осознать себя и свое время, напряженный «диалог» с 
самим собой, покаяние наконец… По мнению критика, представители этой 
прозы как бы отказываются от эстетики ради этики, от профессионально-
беллетристической манеры ради откровенного монолога перед читателем, ради 
обнажения своей позиции, своего мировидения.
Данный тип повествования отличает подчиненность работе мысли, 
парадоксальному и раскованному ходу интеллектуального процесса, а не 
движению фабулы или психологической эволюции персонажей. Вероятно, 
поэтому субъективная жизнь отдельного человека во многих произведениях, 
начиная с 1990-х, оказывается важнее исторических событий. «Жизнь духа» 
доминирует над жизнью социума, исследование собственного жизненного 
опыта переходит в исследование метафизического и всеобщего опыта истории.
Конкретные 
наблюдения 
над 
авторскими 
внетекстовыми 
и 
внутритекстовыми проявлениями дают основания ведущим казахстанским 
литературоведам Б.Майтанову, В.Бадикову, В.Савельевой, С.Ананьевой и 
другим исследователям прийти к выводам о необходимости более 
углубленного изучения различных повествовательных форм в качестве 
наиболее действенных способов отражения авторских рефлексий как в 
классической, так и в русской и казахской литературе ХХ века [26, 27, 28,29]. 
Платон когда-то назвал искусство «тенью тени» в силу того, что в самой 
жизни он видел лишь тень божественной идеи, а искусство полагал тенью 
жизни.
Социокультурные перемены последних десятилетий выразились и в 
потребности искусства и литературы определить свое место в общем контексте 
культуры. Тема творчества, тайн творческого духа и личности художника, 
проблемы психологии творчества после долгого перерыва вновь становятся
предметом особого интереса исследователей, о чем свидетельствуют 
вышеуказанные работы казахстанских литературоведов.
В этом явлении, на наш взгляд, можно усматривать итоговый результат 
долгого и трудного накопления необходимого теоретико-литературного 
потенциала, включающего в себя распространение в современной 
филологической науке идей, добытых в мировом литературоведении и их 
развитие применительно к казахской литературе.
Следует учитывать имманентные закономерности литературы, вступившей 
в определенный момент своей эволюции на путь эстетической рефлексии. Как 
известно, личность автора, его художественные рефлексии и его сознание – те 
аспекты психологии творчества, которые ведут к успеху или неуспеху и не 
поддаются моделированию.
Писатель, автор художественный – это личность, творящая в своем 
сознании совершенно особый мир, и лишь затем, в соответствии с законами 
жанра, своего видения этого мира, индивидуальной авторской манерой письма 
вербализирующий этот мир в текстовую форму. Необходимо помнить также

40 
том, что создание литературного произведения с точки зрения нарратологии 
есть особая речевая деятельность, реализующая творческий потенциал автора.
«Открытое и настойчивое присутствие автора», о котором писала в свое 
время Л.Гинзбург применительно к «литературе воспоминаний, автобиографий, 
исповедей 
и 
«мыслей» 
[41,c.137], 
усиленное 
постмодернистским 
мироощущением, вызывает все больший интерес у отечественных
исследователей, успешно освоивших теорию и практику выявления 
разнообразных форм авторских рефлексий в художественном тексте и 
специфики повествовательных форм, способов коммуникации между автором, 
героем и читателем на примере казахстанской модернистской и 
постмодернистской прозы.
В ряду этих исследований выделяются своей аналитичностью и глубоким 
пониманием сложных взаимоотношений автора и героя в постмодернистских 
текстах российских и казахстанских авторов работы исследователя из КазНПУ 
имени Абая, д.ф.н., профессора Сафроновой Л.В. [42].
Секрет того или иного шедевра заключается в личности его творца, 
одухотворяющего объект, создающего свой, личностный смысл, не 
поддающийся моделированию. Ян Парандовский, автор известной работы, 
посвященной психологии творчества, в этой связи писал: «Сила, заставляющая 
писателя писать - это потребность выразить в слове всякое явление жизни и 
тесно связанная с этим потребность выразить самого себя» [43, с.177]. 
Исследователь выделяет также несколько стимулов творчества, среди 
которых фигурирует и воплощаемая в творчестве возможность уйти от 
реальности в более совершенный и гармоничный мир. Особое видение мира, 
умение удивляться, перенесенное в текст художественного произведения, 
становится его своеобразной «движущей» силой.
По мнению Д.С.Лихачева, талант творца является также одним из внешних 
источников 
энергии, 
способствующим 
сохранению 
определенного 
энергетического уровня литературы. Так, Д.Лихачев писал: «Энергия вносится 
творцом, не безличностным, а личностным… Личность, индивидуальность 
творца способствует сохранению в литературе необходимого энергетического 
уровня, 
без 
которого 
невозможно 
дальнейшее 
существование 
искусства…Литература, (как и всякое другое искусство), открыта для входа 
свободной энергии таланта автора извне» [44, с.83]. 
Смена мировоззренческих установок литературы конца ХХ - начала ХХ1 
в.в. способствует максимальному проявлению индивидуально-авторского 
контекста, что освобождает современных писателей от необходимости 
следования канонам былых литературных систем, позволяет активно создавать 
и провозглашать законы собственного творчества, экспериментировать в 
поисках новых форм, жанров и нового языка. Этим обусловлено усиление 
внимания к образу автора и характеру авторских рефлексий, зафиксированных 
в художественных текстах.

жүктеу/скачать 1,2 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: