Мемуары принцессы

традиционном бракосочетании, и я впервые в жизни промолчала, когда
мою просьбу отвергли.
Уже несколько месяцев прошло с того момента, как я приняла решение
сдерживать свой темперамент в мелочах. Меня занимали более важные
проблемы — я берегла силы для решающей борьбы за освобождение
женщин моей страны!
Нура вся светилась от счастья, слушая, как родственницы наперебой
расхваливают ее новый дом. Мы с Сарой незаметно обменялись
понимающими улыбками, так как давно уже пришли к общему
заключению, что дворец представляет собой образчик весьма дурного
вкуса.
Это было гигантское мраморное сооружение. Сотни филиппинских,
таиландских и йеменских рабочих под руководством специалистов из
Германии работали, сменяя друг друга, круглые сутки в течение нескольких
месяцев, однако ввиду того, что художники, резчики по дереву и
специалисты по художественному литыо не согласовали своих действий,
внешний вид и внутреннее убранство дворца вступали в неразрешимое
противоречие друг с другом.
В результате получился архитектурный монстр, способный вызвать
восхищение лишь у тех, кто ничего не смыслит в красоте. Украшенные
позолотой залы дворца были сплошь увешаны картинами известных
художников. Мы с Сарой насчитали 180 картин только в одном зале.
Сара пожала плечами и заявила, что картины подбирал человек,
совершенно не разбирающийся в живописи. На полу повсюду лежали
ковры с изображениями различных птиц и животных. От спален,
украшенных тяжеловесной резьбой, становилось тяжело на душе. Мне
было непонятно, как дети одних родителей могут иметь диаметрально
противоположные представления о хорошем вкусе.
Впрочем, должна признать, что, хотя Нура и потерпела, на мой взгляд,
фиаско в деле украшения собственного дома, она в полной мере проявила
себя в другом: ее парк оказался настоящим шедевром. Дворец окружала
почти квадратная миля озер, лужаек, великолепно подобранных цветов,
кустарников и деревьев. В парке посетителя поджидало множество
приятных сюрпризов — скульптуры, яркие домики для птиц, весело
журчащие фонтаны и даже детская площадка для игр с разнообразными
аттракционами.
Наша с Каримом свадьба должна была состояться в саду в девять
часов вечера. Нура знала, что я обожаю жёлтые розы, и теперь несколько
тысяч этих цветов, привезенных из Европы, покрывали водную гладь озера,

на берегу которого стоял украшенный такими же розами павильон, в
котором мне предстояло встретиться с Каримом.
Нура с гордостью заявила, что повсюду уже шепчутся о том, что
нашей свадьбе не было равных за последние несколько лет. О помолвках и
свадьбах в Саудовской Аравии не объявляют заранее; эти мероприятия
считаются сугубо частным делом, однако слухи о количестве потраченных
на то или иное празднество денег циркулируют повсюду, и члены
королевской, семьи лезут из кожи вон, чтобы перещеголять друг друга.
Когда тетушки принялись за ужасную процедуру удаления волос с
самых интимных частей моего тела, я громко закричала, что не могу
попять, откуда взялся этот варварский обычай.
Старшая из моих тетушек влепила мне звонкую пощечину за такое
кощунство. Глядя на меня в упор, она заявила, что я просто глупая девчонка
и что истинная мусульманка обязана подчиняться заветам пророка
Магомета, который велел удалять волосы на лобке и подмышками каждые
сорок дней из соображений гигиены.
В ответ я закричала, что этот обычай больше не имеет смысла; в конце
концов, мы — современные мусульмане и имеем все необходимое для того,
чтобы содержать себя в чистоте. У нас есть горячая вода и мыло, и для того
чтобы быть чистыми, не обязательно использовать песок! Однако мои
тетки, прекрасно зная, что я способна спорить до бесконечности,
продолжали делать свое дело.
Мне ничего не оставалось, как только окончательно шокировать
собравшихся заявлением, что если бы пророк был сейчас жив, то он
наверняка прекратил бы действие этого глупого обычая.
— Мы, саудовцы, — кричала я, — доказываем, что не умнее
бестолкового мула, который идет след в след за вожаком каравана, не думая
о том, куда его могут привести! Пока мы не сможем посмотреть правде в
глаза и выбрать свой путь, нам не избавиться от гнета старых обычаев.
Мои родственницы обменивались беспокойными взглядами. Их всегда
пугало мое стремление к бунту, и они чувствовали себя уютно только в
компании таких же, как они, смирившихся со своим угнетенным
положением женщин. Помолвка с таким человеком, как Карим,
воспринималась ими, как неслыханное везение, и я знала, что они
вздохнут с облегчением только после завершения свадебной церемонии.
Мое платье было сшито из самого яркого красного кружева, какое я только
смогла найти. Я чувствовала огромное удовлетворение от того, что могу
лишний раз шокировать своих родных, которые настоятельно советовали
мне надеть что-нибудь бледно-розовое. Как всегда, я настояла на своем, так

как была уверена, что права. В конце концов даже мои сестры вынуждены
были признать, что ярко-красный цвет выгодно оттеняет мою кожу и глаза.
Я испытала истинное блаженство, когда Сара и Нура надели на меня
платье и застегнули все пуговицы. Легкая грусть охватила меня, когда Нура
застегнула на моей шее подарок Карима — ожерелье из рубинов и
бриллиантов.
Мне невольно вспомнилась моя мать в грустный день Сариной
свадьбы, когда она так же застегивала на ее шее свадебное ожерелье. Это
было всего два года назад, а мне казалось, что прошла целая вечность. Но
тут я подумала, что мать, наверное, смотрит на меня из каких-то неведомых
далей, и на душе у меня посветлело. Я едва могла дышать в тесном корсете,
но все же нагнулась и взяла со стола букетик весенних цветов,
изготовленный из драгоценных камней, заказанный Сарой специально к
этому дню. Наконец, глядя на улыбающихся сестер, я провозгласила: — Я
готова!
Наступила пора начинать новую жизнь. Раздался грохот барабанов,
заглушивший даже звуки оркестра, прибывшего из Египта специально для
того, чтобы играть на нашей свадьбе. Сопровождаемая Нурой и Сарой, я с
гордо поднятой головой вышла к гостям, которые уже давно в нетерпении
толпились в саду.
Как это принято в Саудовской Аравии, официальная церемония была
проведена загодя. Карим со своими родственниками находился в одной
половине дворца, я со своими — в другой, а священник ходил из комнаты в
комнату и спрашивал нас, согласны ли мы на бракосочетание. Ни Кариму,
ни мне не было позволено перемолвиться словом друг с другом.
Празднество длилось уже четыре дня и четыре ночи, а после нашего с
Каримом появления перед гостями предстояло еще трое суток веселья.
Нынешний же день был посвящен соединению молодоженов на
брачном ложе. Это был наш с Каримом день! Я не видела своего жениха со
времени нашей первой встречи, хотя не было и дня, чтобы мы с ним не
вели длинных бесед по телефону. И вот, наконец, я снова увидела его.
Он не спеша шел по направлению к павильону в сопровождении
своего отца. Возбуждение охватило меня, когда я подумала, что этот
красивый мужчина сейчас станет моим мужем. Все чувства мои
обострились, я замечала каждую мелочь: то, как нервно подрагивают его
руки, как бьется жилка у него на горле, выдавая участившееся
сердцебиение.
Я представила, как бьется сердце в его груди, и с удовольствием
подумала, что это сердце отныне будет принадлежать мне. Теперь от меня

зависело, будет оно биться от счастья или от горя. Я поняла, что беру на
себя ответственность.
Когда Карим наконец подошел ко мне, меня внезапно захлестнула
волна эмоций. Губы мои задрожали, на глаза навернулись слезы, и я едва
сдерживалась, чтобы не разрыдаться. Впрочем, это длилось буквально
несколько секунд, и когда мой жених бережно поднял мою чадру и открыл
мне лицо, оба мы рассмеялись от радости.
Окружавшие нас женщины разразились приветственными криками и
громко затопали ногами. Нечасто в Саудовской Аравии случается, что
жених и невеста с такой радостью встречают друг друга. Я посмотрела
Кариму в глаза и буквально утонула в них, не в силах поверить своему
счастью. Я выросла во мраке, а мой муж, который по всем законам должен
был бы стать для меня очередным источником страха и горя, на самом деле
сулил мне избавление от оков рабства.
Нам с Каримом так хотелось остаться наедине, что мы совсем недолго
пробыли среди гостей, принимая поздравления. Пока Карим разбрасывал
золотые монеты среди веселящихся гостей, я потихоньку ускользнула,
чтобы переодеться для свадебного путешествия.
Мне хотелось поговорить с отцом, но он поспешил по своим делам,
как только все формальности были выполнены. Судя по всему, он
чувствовал невыразимое облегчение; младшая дочь, которая доставляла
ему столько беспокойства, теперь наконец благополучно выдана замуж, и
вся ответственность за ее дальнейшую судьбу отныне переложена на плечи
другого мужчины. Мое желание близости с отцом так и не воплотилось в
жизнь.
Карим обещал мне, что наш медовый месяц мы проведем там, где я
пожелаю, и так, как я пожелаю. С ребяческим восторгом я перебирала
названия мест, где мне хотелось бы побывать. Мы собирались поехать в
Каир, оттуда в Париж, Нью-Йорк, затем в Лос-Анжелес и на Гавайи. Нас
ждали восемь драгоценных недель свободы от Саудовской Аравии.
Я надела изумрудно-зеленый шелковый костюм и вышла попрощаться
с сестрами. Сара горько рыдала и не переставала твердить:
— Мужайся, Султана! Будь храброй девочкой!
Сердце мое разрывалось при виде ее слез. Я понимала, что
воспоминания о собственном замужестве никогда не изгладятся из ее
сердца. Понадобятся годы и годы, пока эти шрамы зарубцуются.
Я надела поверх своего модного костюма абайю и чадру и уселась на
заднее сиденье мерседеса рядом со своим мужем. Мой багаж, состоящий из
четырнадцати чемоданов, уже был доставлен в аэропорт.

Для того, чтобы никто не докучал нам, Карим выкупил все места
первого класса на нашем самолете. Стюардессы-ливанки одаривали нас
понимающими улыбками, глядя, как глупо мы себя ведем. Мы и вправду
вели себя, как подростки, потому что совершенно не знали, что такое
ухаживание.
И вот мы в Каире! Быстро пройдены таможенные формальности, и
машина везет нас на роскошную виллу, стоящую прямо на берегу древнего
Нила. Эта вилла, принадлежащая отцу Карима, была построена в
восемнадцатом веке богатым турецким торговцем. Впоследствии ее
отреставрировали в соответствии со вкусом нового хозяина. В ней было
около тридцати комнат на разных уровнях, а полукруглые окна выходили в
цветущий сад. Стены покрывали нежно-голубые изразцы с изображениями
каких-то мифологических животных.
Я была в восторге от дома и сказала Кариму, что не могла бы и
представить себе более подходящего места для начала супружеской жизни.
Внутреннее убранство виллы говорило о безусловном вкусе ее хозяина,
невольно вызывая в памяти несуразность дворца Нуры.
Я вдруг подумала, что количество денег отнюдь не свидетельствует о
внутреннем мире их обладателя. Мне в ту пору было всего шестнадцать
лет, по, к счастью, муж мой не забывал об этом. Он облегчил мое
вхождение в мир взрослых при помощи решения, которое я считаю
уникальным для Саудовской Аравии.
Карим так же, как и я, резко отрицательно относился к традициям
брака в нашей стране. Он сказал, что малознакомые люди не должны
вступать в интимные отношения, даже если они муж и жена. По его
мнению, мужчина и женщина должны получше узнать друг друга, тогда
появится и желание близости.
Карим сказал, что давно уже решил, что после свадьбы будет
ухаживать за мной таким образом, чтобы завоевать мою любовь. Он хотел,
чтобы именно я в один прекрасный день произнесла фразу:
— Я хочу узнать все о тебе! Мы проводили дни и ночи в развлечениях
— обедали в ресторанах, ездили верхом к пирамидам, бродили по шумным
каирским базарам, читали книги и разговаривали друг с другом. Слуги
пораженно смотрели на веселую молодую чету, особенно когда мы
расходились на ночь по своим спальням.
На четвертую ночь я сама затащила Карима в свою постель. Позже,
уютно устроив голову у него на плече, я прошептала, что я, по-видимому,
похожа на тех скандальных молодых женщин в Эр-Рияде, которые во
всеуслышание заявляют, что получают наслаждение от занятий любовью со

своими мужьями.
Я никогда не была в Америке, и мне не терпелось составить свое
мнение о народе, распространившем свою культуру по всему свету, по, как
мне казалось, так мало знающем о других народах и странах. Грубые и
напористые ныо-йоркцы испугали меня, и я с облегчением вздохнула, когда
мы прилетели в Лос-Анджелес.
Город показался мне гораздо более спокойным, а люди в нем добрыми
и любезными. В Калифорнии мне пришлось встречаться со многими
американцами, которые съезжаются туда практически из всех штатов, и я в
конце концов заявила Кариму, что мне нравятся эти странные, шумные
люди. Когда он спросил меня, почему они пришлись мне по душе, я не
сразу смогла объяснить. Наконец я сказала:
— Я уверена, что смешение различных культур, которое произошло в
Америке, привело эту цивилизацию куда ближе к реальности, чем любую
отдельно взятую страну.
Мне показалось, что Карим не совсем понял мои слова, и я пояснила:
— Лишь немногие большие страны имеют возможность обеспечить
полную свободу своих граждан без того, чтобы не ввергнуть государство в
хаос.
Представь себе, что полную свободу предоставили бы людям в
арабском мире: страна размером с Америку немедленно оказалась бы в
состоянии гражданской войны, а каждый гражданин был бы уверен, что
именно у него есть правильный рецепт для всех остальных. В наших
странах люди не видят ничего дальше собственного носа, в этом-то и все
различие!
Карим был потрясен моей речью. Он никогда не видел женщины,
которая интересовалась бы чем-то, кроме дома, детей, украшений и
одежды. До глубокой ночи он все задавал и задавал мне вопросы, стремясь
узнать мое мнение по самым разным поводам. Было ясно, что мой муж не
привык, чтобы у женщины было свое мнение, отличное от мнения мужчин.
Когда я принялась разглагольствовать о политике, он был уже в
состоянии полного шока. В конце концов, несколько придя в себя, он
поцеловал меня в шею и сказал, что мне следует продолжить мое
образование, когда мы вернемся в Эр-Рияд.
Я была несколько раздражена его покровительственным тоном и
заявила, что вопрос о моем образовании я в состоянии решить и сама.
Запланированные восемь недель свадебного путешествия растянулись до
десяти, и только после звонка отца Карима мы, наконец, стали собираться в
обратный путь. Мы планировали жить в доме родителей Карима, пока для

нас не построят отдельную виллу.
Я знала, что мать Карима не любит меня, и вполне отдавала себе отчет
в том, что она постарается сделать мою жизнь невыносимой. Я уже жалела
о своей несдержанности при нашей первой встрече, но, к сожалению,
прошлого не вернешь. Знала я также и о том, что Карим, как и любой
арабский мужчина, никогда не примет сторону жены в ее конфликтах со
свекровю. Так что именно мне предстояло прибыть к ним в дом с
оливковой ветвью мира и попытаться наладить контакт с новыми
родственниками.
С тяжелым сердцем ступила я на бетон аэропорта в Эр-Рияде. Карим
напомнил мне, чтобы я не забыла опустить чадру, и теперь я знала, что в
течение долгого времени мне останется только вспоминать о тех
прекрасных днях, когда я в полной мере могла наслаждаться свободой!
Горло мое перехватило от тоски, когда мы переступили порог виллы
родителей Карима. В тот момент я еще не знала, что мать моего мужа
настолько ненавидит меня, что уже начала плести интриги, целью которых
было положить конец нашему счастливому союзу.
СЕМЕЙНАЯ ЖИЗНЬ.
Если и есть слово, которым можно охарактеризовать женщин
поколения моей матери, то это слово ожидающие. Всю жизнь они
проводили в ожидании чего-то. Они не имели возможности получить
образование, им не дано было право работать, так что ничего не
оставалось, как только ждать — ждать замужества, ждать рождения детей,
затем рождения внуков, а потом оставалось только ждать старости*
В арабском мире старость — это благодать для женщины. Именно в
старости она может в полной мере насладиться покоем, тишиной и
уважением окружающих.
Моя свекровь всю свою жизнь ждала невестку, способную воздать ей
все почести, которые, по ёе мнению, она заслужила.
Карим был ее старшим, горячо любимым сыном. Саудовские обычаи
требуют, чтобы жена первенца во всем подчинялась его матери. Как и
каждая молодая женщина, я знала об этом обычае, однако не вспоминала о
нем до того момента, пока мне не пришлось столкнуться с ним.
Нет сомнения, что желание иметь сыновей распространено по всему
свету, однако ни одно государство не сравнится в этом отношении с
арабскими странами, где каждая женщина с самого детства мечтает о том,
как она родит сына. Она знает, что сын, и только сын может удовлетворить
ее мужа.
Мальчик — это такая ценность, что между матерью и сыном возникает

тесная, почти благоговейная связь! Ничто не может встать между ними,
кроме любви другой женщины.
С момента нашей свадьбы мать Карима смотрела на меня, как на
соперницу, а не как па нового члена семьи. Она считала, что я встала между
ней и ее сыном, и чувствовала себя из-за этого глубоко несчастной.
Несколькими годами раньше в ее жизни уже случилось событие, повлекшее
за собой резкую перемену в ее взглядах на жизнь.
Моя свекровь, Нора, была первой женой своего мужа. Она родила ему
семерых детей, трое из которых были сыновьями.
Когда Кариму исполнилось четырнадцать, его отец взял себе вторую
жену, ливанку редкой красоты и обаяния. С того момента и кончилась
мирная жизнь Норы. •
Нора никогда не отличалась добрым нравом, а в своей ненависти ко
второй жене была готова на все. Она даже отправилась к колдуну-эфиопу,
служившему при дворе, и заплатила ему круглую сумму, чтобы тот
наложил на ливанку заклятье,^которое лишило бы ее способности
забеременеть.
Нора, гордая своей плодовитостью, была уверена, что если ливанка не
родит сыновей, то муж непременно разведется с ней.
Вышло, однако, совсем по другому: отец Карима сказал своей второй
жене, что любит ее и не очень волнуется о том, будут ли у нее дети.
Проходили годы, и Нора поняла, что развода со второй женой не будет, хотя
та и вправду так и не забеременела. Однако она не успокоилась и снова
заплатила колдуну, чтобы тот навлек на ливанку смертельную болезнь.
Когда до отца Карима дошли слухи о кознях его старшей жены, он
пришел в неописуемую ярость и предупредил ее, что если вторая жена
умрет прежде первой, то он разведется с Норой, после чего сошлет ее куда-
нибудь в деревню и не разрешит видеться с детьми.
Нора была настолько уверена, что бесплодность соперницы явилась
следствием ее усилий, что ее охватил суеверный ужас; она решила, что
теперь соперница непременно умрет, так как считается, что наложенное
заклятье уже невозможно снять.
С этого момента основной заботой Норы стало оберегать ливанку от
возможных несчастий. Целью ее жизни стало спасение той самой
женщины, которую она так мечтала видеть мертвой.
Воистину, странная обстановка царила в этом доме! Нора срывала свое
раздражение на всех, за исключением собственных детей. Поскольку я не
была ей родной по крови, да к тому же Карим по-настоящему любил меня,
я стала главным объектом ее выходок.

Ревность моей свекрови была очевидной для всех, кроме Карима,
который подобно многим другим сыновьям, не замечал ничего странного в
поведении матери. Материнский инстинкт обострил ее хитрость, и она
бывала до отвращения любезна со мной, когда Карим находился в пределах
слышимости.
Каждое утро я с улыбкой провожала своего мужа до ворот виллы. У
него было много работы, и к девяти часам он отправлялся в свой офис.
Мало кто в Саудовской Аравии, не говоря уже о членах королевской
семьи, начинает свой рабочий день так рано. Принцы редко встают с
постели раньше десяти-одиннадцати часов утра.
Я не сомневалась, что Нора смотрит на нас из окна своей спальни,
потому что стоило только Кариму скрыться из виду, как она начинала звать
меня таким истошным голосом, что мне не оставалось ничего другого, как
только сломя голову нестись к ней.
Из тридцати трех слуг ей не подходил ни один — именно мне
следовало подать ей чашку горячего чая.
Поскольку первую половину жизни я была угнетаема мужчинами моей
семьи, то не имела ни малейшего желания вторую половину провести под
пятой женщины, хотя бы это и была мать моего мужа. Какое-то время я
делала вид, что меня это не трогает, однако матери Карима вскоре
предстояло узнать, что мне приходилось встречаться с куда более
серьезными противниками, нежели обезумевшая от ревности старуха.
Кроме того, старинная арабская пословица гласит: «Терпение из кислого
сладкое выжмет».
Я решила не спешить и дождаться подходящей возможности
уменьшить власть надо мной матери Карима.
К счастью, ждать мне пришлось недолго. Младший брат Карима,
Мунир, учившийся в одном из американских университетов, недавно
вернулся домой. Он не скрывал, что после Америки жизнь в Саудовской
Аравии не прельщает его. Все в семье видели, с каким неудовольствием он
вернулся домой.
Уже много было сказано о монотонности жизни саудовских женщин,
но мало кто знает, что мужчины в нашей стране также растрачивают свои
жизни впустую, будучи не в состоянии найти смысл в бесцельном,
однообразном существовании. Конечно, нельзя сравнивать несравнимые
вещи, и все же огромное количество молодых мужчин в нашей стране
изнывают от скуки и ищут любых возможностей развлечься. У нас нет
кинотеатров, клубов, мужчинам и женщинам запрещено вместе посещать
рестораны, если они не муж и жена, брат и сестра или отец и дочь.

Муниру было всего двадцать два года, он привык к свободе
американского общества, и его не привлекала жизнь в Саудовской Аравии.
Он только что закончил школу бизнеса в Вашингтоне и теперь хотел
заняться размещением правительственных контрактов в Соединенных
Штатах. Он ждал возможности доказать свое умение оперировать
крупными суммами денег, а чтобы не скучать, завел дружбу с компанией
принцев, известных в семье своим рискованным поведением.
Эта компания часто устраивала вечеринки, па которых присутствовали
женщины-иностранки сомнительного поведения, работавшие в различных
больницах и авиакомпаниях. На этих пирушках было в изобилии алкоголя и
наркотиков, и многие из принцев уже стали закопченными алкоголиками
или наркоманами. В своем наркотическом бреду они вовсю ругали
родственников, стоящих у власти. Не модернизация, а вестернизация
интересовала их.
Не удивительно, что эти опасные разговоры, порожденные скукой и
бездельем, вскоре стали известны и за пределами их круга. Король Фейсал,
который тоже когда-то был беззаботным юнцом, внимательно следил за
деятельностью молодых представителей королевского дома и принял
немедленные меры. Некоторых принцев привлекли к бизнесу, чтобы
отвлечь от крамольных мыслей, некоторых отправили служить в армию.
После того, как король Фейсал поговорил о недостойном поведении
Мунира с его отцом, я услышала крики и ругань, доносившиеся из
кабинета. Немедленно у всех женщин семьи, включая, естественно, и меня,
нашлись неотложные дела в комнате, расположенной по соседству с
кабинетом главы семейства.
Затаив дыхание, мы слушали крики Мунира, обвиняющего
королевскую семью в коррупции и праздности. Он клялся, что вместе со
своими друзьями добьется перемен, столь необходимых пашей стране.
Наконец, изрыгая проклятия и призывая к бунту, он вылетел из кабинета и
исчез за воротами виллы.
Несмотря на то, что Мунир с пеной у рта доказывал необходимость
перемен, само его поведение и деятельность не могли вызывать ничего,
кроме беспокойства — алкоголь и легкие деньги сделали свое дело.
Мало кто из иностранцев знает сегодня, что алкоголь не был запрещен
для немусульман Королевства Саудовская Аравия вплоть до 1952 года. Два
трагических события, не связанные между собой, но имеющие отношение
к королевской семье, вынудили нашего первого короля, Абдула Азиза,
пойти на эту крайнюю меру. В конце сороковых годов сын нашего
правителя, принц Назир, вернулся из Соединенных Штатов. Это был

совсем не тот человек, который покинул отчий дом несколькими годами
раньше. Он нашел смысл своей жизни в алкоголе и общении со
свободными западными женщинами. По его мнению, именно спиртное
помогало ему пользоваться успехом у противоположного пола.
Назир стал губернатором Эр-Рияда и быстро сумел наладить поставки
столь желанного для него спиртного. Он без конца устраивал запрещенные
вечеринки, на которых присутствовали как мужчины, так и женщины.
Летом 1947 года после одной вечеринки, затянувшейся далеко за
полночь, семеро участников умерло от интоксикации из-за употребления
древесного спирта. Среди них оказалось несколько женщин.
Отец Назира, король Абдул Азиз, был настолько потрясен этой
бессмысленной трагедией, что лично избил сына и приказал посадить его в
тюрьму.
Прошло еще несколько лет, и в 1951 году Мишари, другой королевский
сын, находясь в состоянии сильнейшего алкогольного опьянения, застрелил
британского вице-консула и тяжело ранил его жену.
Терпению старого короля пришел конец. С того момента алкоголь был
полностью запрещен в Королевстве Саудовская Аравия. Естественным
следствием королевского указа стало образование черного рынка
спиртного.
Люди в Саудовской Аравии реагируют на запреты так же, как и везде
— запрещенное становится наиболее желаемым. Большинство знакомых
мне саудовских мужчин и женщин употребляют алкоголь, у многих это уже
стало серьезной проблемой.
Я бывала во многих саудовских домах, и везде гостям могли на выбор
предложить любые, самые изысканные и дорогие спиртные напитки.
С 1952 года цена на алкоголь выросла до 650 саудовских риалов за
бутылку виски, что составляет около 200 долларов. На ввозе и продаже
нелегального спиртного можно в короткий срок сколотить состояние.
Поскольку Мунир и двое его кузенов считали,, что алкоголь
непременно 
должен 
быть 
легализован, 
они 
развернули 
бурную
деятельность по ввозу в страну спиртного из Иордании и в короткий срок
заработали на этом баснословные деньги. Когда таможенники начинали
что-то подозревать, им хорошо платили, и все проблемы отпадали сами
собой.
Единственным препятствием контрабанде алкоголя были бесконечные
религиозные комитеты, создаваемые под эгидой мутавы, члены которых с
неприкрытой яростью наблюдали за деятельностью членов королевской
семьи, считая, что именно правящий клан должен показывать остальным

пример исламского смирения, а не ставить себя выше учения пророка!
Один из подобных комитетов вскоре выяснил подробности деятельности
Мунира и необдуманно предоставил матери право наказать своего сына.
Была суббота, первый день недели (у мусульман выходным считается
пятница). Этот день семье Карима не забыть никогда.
Начались события с того, что Карим вернулся после напряженного
рабочего дня из своего душного офиса уставший и сердитый. Войдя в дом,
он сразу же наткнулся на нас с матерью. У нас как раз вышла с ней
очередная ссора, и теперь, увидев сына, Нора не выдержала и громко
заявила Кариму, что я, Султана, отношусь к своей свекрови без должного
уважения и теперь, без всякой на то причины, затеяла с ней ссору. Покидая
сцепу, она пребольно ущипнула меня за руку, а я, вне себя от ярости,
бросилась за ней и ударила бы, не вмешайся Карим.
Нора мрачно посмотрела на меня и, повернувшись к Кариму, заявила,
что я негодная жена и что если бы он знал обо мне побольше, то давно уже
развелся бы со мной.
В другое время Карим только посмеялся бы над нашим глупым
поведением, но случилось так, что именно в ту субботу ему позвонил из
Лондона коммерческий агент и сообщил, что в результате неудачной
биржевой махинации он потерял больше миллиона долларов. Он был
настолько расстроен, что плохо контролировал себя.
Поскольку ни один арабский мужчина не пойдет против своей матери,
Карим впал в ярость и трижды ударил меня по лицу. Это были удары,
предназначенные для того, чтобы унизить и оскорбить меня.
Однако мой муж недостаточно хорошо меня знал, если думал, что я
смогу 
смириться 
с 
нанесенным 
оскорблением. 
Характер 
мой
сформировался к пяти годам, и я всегда нервничала, когда начинались
неприятности, но чем ближе опасность подступала ко мне, тем
хладнокровнее я становилась, а затем приходила просто в неистовство.
Когда мне случалось схватиться с обидчиком, я теряла всякий страх и
билась до конца, не обращая внимания на ушибы и ссадины.
Итак, сражение началось. Для начала я швырнула в Карима очень
редкой и дорогой вазой, подвернувшейся мне под руку. Он едва успел
увернуться, и ваза разлетелась вдребезги, ударившись о картину Монэ,
стоившую несколько сотен тысяч долларов. И ваза и акварель были
уничтожены одним махом.
Вне себя от ярости, что промахнулась, я схватила дорогую восточную
скульптуру из слоновой кости и тоже швырнула .ее в мужа. Шум, грохот
бьющейся посуды и крики привлекли внимание всех домашних. Со всех

сторон к нам бежали женщины и слуги. К этому моменту Карим понял, что
я собираюсь разнести вдребезги комнату, в которой его отец хранил все
свои самые любимые предметы искусства. Чтобы остановить разгром, он
резко ударил меня в челюсть.
В глазах у меня потемнело, и я лишилась сознания. Когда я пришла в
себя, надо мной склонилась Марси, обтирая мне лицо полотенцем,
смоченным в холодной воде. Где-то неподалеку слышались громкие голоса,
и я решила, что это обсуждается наша с Каримом драка, но Марси сказала,
что дело не в этом.
Неприятности продолжаются, но причиной их на сей раз явился
Мунир. Король Фейсал сообщил отцу Карима, что на одной из улиц Эр-
Рияда был обнаружен контейнер со спиртным, принадлежащий Муниру.
Шофер-египтянин остановил машину у какой-то лавки, чтобы купить себе
что-нибудь перекусить, но запах алкоголя привлек зевак, среди которых
оказались люди из мутавы. Шофера начали допрашивать, и тот от испуга
назвал имена Мунира и еще одного из принцев. Об этом событии доложили
главе религиозного совета, а тот немедленно поставил в известность
короля, который впал в неописуемую ярость.
Карим с отцом немедленно отправились в королевский дворец, а
свободных шоферов отправили на поиски Мунира. Я потирала ноющую
челюсть и строила планы мести своей свекрови.
Я слышала вдалеке ее плач и решила пойти и в полной мере
насладиться зрелищем ее горя. Я нашла ее в гостиной, и только больная
челюсть не позволила моему лицу расплыться в широкой улыбке.
Нора сидела в углу гостиной и громко молила Аллаха, чтобы тот спас
ее любимого сына Мунира от гнева короля. Увидев меня, она мгновенно
затихла. Некоторое время она помолчала, затем с презрением взглянула на
меня и сказала:
— Карим пообещал мне, что разведется с тобой! Он понимает, что от
плохих привычек не избавиться, а ты просто дикая кошка! В пашей семье
нет места таким, как ты!
Нора ожидала слез и просьб, однако то, что она услышала, повергло ее
в изумление. Я заявила, что сама собираюсь потребовать развода и что
Марси уже собирает мои вещи. Я сказала, что не пройдет и часа, как я
покину ее дом. Уходя,- я бросила через плечо, что попрошу отца
употребить все свое влияние, чтобы Мунира примерно наказали в
назидание всем тем, кто нарушает закон ислама. Ее сына подвергнут порке
или посадят в тюрьму, а может быть, с ним произойдет и то и другое.
Когда я уходила, Нора уже вел тряслась от страха. Положение

изменилось. В моем голосе звучала такая уверенность, которой я и сама не
ожидала от себя. Нора не могла знать, имею ли я и в самом деле влияние
при дворе. Она была бы счастлива, если бы ее сын развелся со мной, но для
нее стал трагедией тот факт, что я сама собираюсь требовать развода.
В Саудовской Аравии трудно жене развестись с мужем, но все же это
возможно. А поскольку мой отец по крови был ближе к королю, чем отец
Карима, то Нора испугалась, что он и вправду сможет добиться примерного
наказания для Мунира. Она и понятия не имела, что отец, скорей всего,
выставил бы меня за дверь, после чего мне просто некуда было бы идти.
Для того чтобы подтвердить серьезность моих намерений, требовалось
сыграть спектакль до конца.
Когда мы с Марси спустились в холл с чемоданами в руках, домочадцы
буквально впали в панику. Случилось так, что Мунир, который был в
гостях у друга, прибыл домой как раз в этот момент. Еще не зная, какие
тучи сгустились над его головой, он громко выругался, когда я сказала ему,
что мать вынуждает меня развестись с Каримом.
Чувство какого-то звериного торжества овладело мной, когда Нора, до
смерти перепуганная моей решительностью, стала умолять меня, чтобы я
не уезжала. Свалившиеся на ее голову неприятности окончательно сломили
ее дух. Вдоволь насладившись унижением свекрови, я милостиво
согласилась остаться.
Я уже спала, когда Карим, усталый и изможденный после тяжелого
дня, вернулся домой. Сквозь сон до меня донесся его раздраженный голос,
обвинявший Мунира в пренебрежении к семье. Карим сказал, что прежде,
чем затевать такие рискованные мероприятия, нужно хотя бы подумать о
добром имени отца. Мне не пришлось напрягать слух, чтобы услышать, как
Мунир в ответ обвинил Карима в том, что тот способствует бесперебойной
работе гигантской машины лицемерия, которую представляет собой
Королевство Саудовская Аравия.
Большинство саудовцев почитали короля Фейсала за его преданность
исламским принципам и скромность в быту. Он также пользовался
глубоким уважением членов королевской семьи. Благодаря ему наша страна
после травления короля Сауда заняла, можно сказать, почетное положение
среди других государств. Но мнения старших и младших принцев в семье
далеко не совпадали друг с другом.
Обуреваемые жаждой наживы младшие члены королевской семьи
ненавидели короля, запрещавшего им заниматься нелегальным бизнесом и
внимательно следившего за тем, чтобы честь семьи не была опозорена.
Никто из двух враждующих лагерей не желал идти на компромисс, и в

воздухе постоянно пахло грозой.
Той ночью мы с Каримом спали на противоположных концах нашей
широкой супружеской постели. Я слышала, как он беспокойно ворочается,
и знала, что его обуревают тяжелые думы. Я мучилась несвойственным мне
чувством вины, думая о том, что муж мой страдает из-за меня. В конце
концов я пришла к мысли, что если наш брак выдержит сегодняшнее
испытание, мне надо будет обуздать свой темперамент.
Однако на следующее утро передо мной предстал новый Карим. Он
молчал и, казалось, не замечал моего присутствия. Все мои благие
намерения и клятвы, которые я давала себе прошлой ночью, растаяли в
бледном свете раннего утра. Уязвленная, я громко заявила, что хочу
развода, втайне надеясь, что он захочет помириться со мной.
Он взглянул на меня и сухо ответил:
— Как хочешь, но отложим решение наших проблем, пока не
закончатся семейные неприятности.
Он продолжал бриться, как будто я не сказала ничего особенного.
Пораженная его безразличием, я притихла, и, пока он одевался, с
независимым видом принялась напевать какую-то мелодию. Наконец
Карим открыл дверь спальни и ушел, бросив напоследок:
— Султана, я поражен произошедшей в тебе переменой. Я не
подозревал, что у женщины с такой нежной улыбкой такой необузданный
нрав.
После его ухода я бросилась на кровать и рыдала до изнеможения.
Вскоре Нора пригласила меня за стол переговоров, и мы разрешили
наши разногласия к обоюдному удовольствию. Она послала одного из
своих шоферов на золотой рынок, чтобы тот купил для меня бриллиантовое
ожерелье. Я, в свею очередь, тоже отправилась туда и приобрела самую
дорогую золотую цепь, какую только смогла найти. Я заплатила за нее
более 300.000 саудовских риалов (80.000 долларов), не заботясь о том, что
скажет Карим. У меня появилась возможность заключить мир с той, от
которой в большой степени зависело благополучие моего брака.
Прошло несколько недель, прежде чем судьба Мунира была решена.
Как это уже не раз случалось, семья не стала выносить свои проблемы на
суд общественности. Гнев короля несколько утих после того, как мой отец
и другие члены семьи настояли на том, чтобы замять инцидент. Они
говорили, что Мунир — всего лишь еще один юнец, который поддался
дьявольскому влиянию Запада.
Нора решила, что это я каким-то образом смогла повлиять на своего
отца и выражала свою благодарность бесконечными заявлениями, суть

которых сводилась к тому, что сердце ее не перестает радоваться такой
замечательной невестке. Хотя я, естественно, не сказала отцу ни слова, мне
не представлялось необходимым рассказывать об этом Норе. Его интерес в
этом деле состоял в том, что я была членом семьи Мунира, и он не желал,
чтобы скандал с братом Карима затронул и его самого. Мой отец не из тех,
кого заботят чужие проблемы. И все же я была чрезвычайно довольна, что в
глазах своей свекрови выгляжу героиней.
В который уже раз мутава оказалась вынуждена подчиниться королю.
Фейсал пользовался таким авторитетом среди членов Религиозного Совета,
что к его мнению и просьбам не могли не прислушаться.
Мунира привлекли к делам отца и отправили в Джидду
организовывать там деловые представительства. Чтобы компенсировать
ему пребывание в провинции, Муниру было дано право посредничества
при заключении нескольких важных правительственных контрактов с
американцами. Прошло еще несколько месяцев, и он заявил отцу, что хочет
жениться. Ему подыскали подходящую партию, и юный бунтовщик
окончательно успокоился. Он стал приобретать вес в деловых кругах и
вскоре присоединился к тем процветающим принцам, которые жили ради
того,чтобы сколотить как можно большее состояние и, в конце концов,
обеспечить себе доходы, позволяющие припеваючи жить за счет других.
После нашего памятного скандала Карим стал жить отдельно от меня.
Как ни уговаривали его отец с матерью, его решение по поводу нашего
развода оставалось неизменным. К моему ужасу, через неделю после
размолвки я обнаружила, что беременна. После долгих и мучительных
раздумий я пришла к выводу, что мне ничего не остается, как только
прервать беременность. Я знала, что Карим никогда не согласится на
развод, если узнает, что я жду ребенка, но и меня не устраивала
перспектива иметь рядом человека, который живет со мной по
принуждению.
Передо мной встала непростая задача, так как аборты не приняты в
нашей стране, где практически каждая женщина хочет иметь детей. Я не
имела ни малейшего понятия, с какой стороны подступиться к этому делу.
Осторожно я стала выяснять, что можно сделать. В конце концов мне
пришлось поделиться своим секретом с одной из кузин, и она рассказала
мне, что ее младшая сестра забеременела в прошлом году, когда отдыхала в
Ницце. Еще не зная, что беременна, она вернулась в Эр-Рияд. Страх, что
отец узнает о происшедшем, был так велик, что она даже совершила
попытку самоубийства. Мать не могла вынести мучений дочери и
обратилась к доктору-индийцу, который за большие деньги делал

подпольные аборты саудовским женщинам. Я стала искать способ
незаметно покинуть виллу, чтобы посетить этого человека. Доверенным
лицом моим стала Марси.
Вся дрожа от страха и волнения, я ждала своего часа в приемной
индийца, когда туда ворвался Карим с перекошенным от ярости лицом. Я
была всего лишь одной из нескольких женщин под чадрой, ожидавших
приема, но он сразу узнал меня по шелковой абайе и красным итальянским
туфлям. Он грубо схватил меня за руку и потащил к выходу, крикнув по
пути клерку, ведущему прием, что советует немедленно закрыть это
гнусное заведение, потому что он, Карим, намерен засадить негодяя-
доктора за решетку.
Я улыбалась под своей вуалью, слушая его крики, когда он ругал и
проклинал меня, одновременно признаваясь в любви. Он был вне себя от
счастья, оттого что у нас будет ребенок, и клялся, что и не помышлял о
разводе. Все его нелепое поведение было не более чем следствием обиды и
уязвленной гордости.
Карим узнал о моих намерениях после того, как Марси, не в силах
хранить секрет, поделилась им с одной из своих подруг-служанок. Эта
служанка немедленно бросилась к Норе, а та, вне себя от ужаса, кинулась
искать Карима. Обнаружив его в офисе одного из клиентов, она в истерике
завопила, что я собираюсь лишить жизни ее нерожденного внука.
Таким образом, только случайность спасла нашего малыша. Я и по сей
день благодарна Марси за ее болтливость.
Ругаясь на чем свет стоит, Карим привез меня домой. Когда мы
остались наедине, он покрыл меня поцелуями, и мы, оба заливаясь слезами,
бросились в объятия друг друга. Все неприятности остались позади, и мы с
Каримом чувствовали себя на вершине блаженства.
РОДЫ.
Я полагаю, самое сильное и совершенное чувство, испытываемое в
жизни, — это когда ты даешь жизнь новому человеку. Вынашивание
ребенка и роды можно сравнить по глубине переживаний и красоте с
величайшими произведениями искусства. Я поняла это, когда со счастьем и
нетерпением ждала нашего первенца.
Мы с Каримом скрупулезно обсудили все детали, касающиеся
предстоящих мне родов. Ни одна мелочь не казалась нам настолько
незначительной, чтобы па нее можно было бы не обращать внимания. Мы
решили, что за четыре месяца до предполагаемых родов отправимся в
Европу, а сами роды должны были состояться в Лондоне, в больнице Гая*.
* Одна из старейших лондонских больниц, основана в 1721 г.

книготорговцем Гаем. (Прим. пер.)
Однако как тщательно мы пи планировали нашу поездку, вмешались
непредвиденные обстоятельства, помешавшие нам исполнить задуманное.
Мать Карима, которая почти ничего не видела сквозь свою нову1§ чадру,
сшитую из очень плотного материала, налетела на рынке на сидящую на
земле старуху-бедуинку и вывихнула ногу; один из близких родственников,
ожидавший подписания важного контракта, попросил Карима отложить
отъезд; у моей сестры Нуры случился приступ аппендицита, изрядно
напугавший всю семью.
Наконец все эти неприятности остались позади, но тут у меня
начались ложные схватки, и врач категорически запретил нам
предпринимать какие-либо поездки. Нам с Каримом пришлось смириться с
неизбежным — наш ребенок будет рожден в Эр-Рияде.
Как назло, Королевский Исследовательский Центр вместе с больницей,
где должны были оказывать медицинскую помощь членам королевской
семьи, еще не открылся. Я поняла, что рожать мне придется в одной из
обычных городских больниц, где нередки случаи инфекционных
заболеваний, а персонал не настолько квалифицирован, как бы мне этого
хотелось.
Поскольку мы принадлежим к королевской семье, то возможности
наши гораздо более широки, чем у большинства саудовцев. Карим заплатил
крупную сумму и договорился, чтобы три палаты в родильном отделении
одной из больниц преобразовали в роскошные апартаменты. Были наняты
маляры и плотники, из Лондона прилетели дизайнеры для отделки
интерьера, и закипела работа.
Сияющий от гордости главврач провел нас с сестрами туда, где мне
предстояло дать жизнь нашему малышу. Стены были обиты небесно-
голубой тканью, а кровать покрыта шелковыми покрывалами. Роскошная
детская кроватка была привинчена к полу на тот случай, если кто-то из
персонала, упаси Аллах, споткнется о колыбель и уронит нашего
драгоценного малыша на пол. Когда об этом сказали Нуре, та расхохоталась
и заявила, что Карим всю семью сведет с ума своей заботой и
беспокойством.
Я едва не лишилась дара речи, когда Карим сказал мне, что из Лондона
вскоре должны прибыть шесть медиков, чтобы оказывать мне помощь при
родах. Он выложил кругленькую сумму, и известный лондонский акушер в
сопровождении пятерых опытных медсестер взялся приехать в Эр-Рияд за
три недели до предполагаемых родов.
Поскольку матери моей уже не было в живых, на нашу виллу приехала

Сара, чтобы поддержать меня в последние дни моей беременности. Она не
спускала с меня глаз, а я, в свою очередь, внимательно наблюдала за ней.
Мне сразу бросились в глаза печальные перемены, происшедшие с моей
дорогой сестрой, и я сказала Кариму, что, по-моему, ей никогда не
оправиться от последствий своего трагического замужества. Она все время
грустила, ничем не напоминая ту веселую, жизнерадостную девушку,
которую я так любила.
Как же порой бывает несправедлива жизнь! Ведь мне, с моей
врожденной агрессивностью, было бы куда проще справиться с мужчиной,
подобным тому, который достался в мужья Саре. Всем известно, что
подобные типы почти всегда тушуются, когда получают отпор. Сара, с ее
мягким характером, оказалась идеальной жертвой для своего садиста-мужа.
И все же я была очень рада, что она оставалась рядом со мной. Во
время беременности я стала нервной и раздражительной и не всегда могла
справиться со своими эмоциями, так что сестра весьма благотворно на
меня влияла, когда я выходила из себя от бесконечного сюсюканья Карима,
совершенно ошалевшего от счастья.
Поскольку в доме часто бывали брат Карима Асад и многие кузены,
Саре приходилось все время быть готовой к тому, чтобы надеть чадру,
выходя с женской половины. Мужчины нашей семьи без конца слонялись
по всему дворцу, и Сара не хотела попасться кому-нибудь из них с
открытым лицом, опасаясь неприятностей. Однако уже на третий день
пребывания ее в нашем доме Нора передала через Карима разрешение Саре
не надевать чадру в саду и жилых помещениях дворца. Я была очень
довольна этим, а Сара, хотя поначалу и чувствовала неловкость, вскоре
привыкла и с удовольствием ходила по дворцу с непокрытым лицом.
Однажды, поздним вечером, мы с Сарой наслаждались прохладой в
общем семейном саду*. В этот момент с какой-то поздней прогулки
вернулся Асад в сопровождении четверых друзей.
* В большинстве саудовских домов наряду с общими, или
«семейными» садиками, существуют и специальные женские. [Прим. пер.)
Услышав мужские голоса, Сара отвернулась лицом к стене, не желая
вызывать ненужных пересудов, если посторонние увидят ее без чадры. Мне
не хотелось усугублять ее неловкость, и я громко предупредила мужчин,
что в саду находятся женщины с открытыми лицами. Мужчины во главе с
Асадом торопливо прошли мимо нас, глядя в противоположную сторону.
Асад из вежливости подошел к нам, чтобы осведомиться, где Карим, и его
взгляд случайно упал на лицо Сары.
Реакция его на увиденное оказалась такой сильной, что я испугалась,

не случился ли с ним сердечный приступ. Было видно, как он задрожал, и я
со всей возможной скоростью, какую позволял мой живот, подбежала к
нему и схватила за руку. Я была очень обеспокоена. Не заболел ли он?
Лицо Асада горело, и он, казалось, был не способен передвигаться без
посторонней помощи. Я усадила его в кресло и громко позвала кого-нибудь
из слуг, чтобы ему принесли воды.
Никто не отвечал, и тогда Сара вскочила на ноги и бросилась в дом за
водой. Асад, ужасно смущенный, хотел было уйти, но я видела, что он
близок к обмороку, и настояла на том, чтобы он не двигался с места. Он
сказал, что у него ничего не болит, по не смог внятно объяснить причину
своего внезапного приступа слабости.
Сара вернулась со стаканом и бутылкой холодной минеральной воды.
Не глядя на Асада, она наполнила стакан и поднесла к его губам. Рука
Асада коснулась пальцев Сары, и их глаза встретились. Стакан выпал из
рук Сары и разбился, а сама она бросилась прочь и скрылась в доме.
Я оставила Асада его друзьям, которые к этому времени уже вышли в
сад, чтобы узнать, куда он запропастился. Они вовсю таращили глаза на
мое лицо, не замечая даже огромного живота, а я вызывающе выступила им
навстречу, смело глядя прямо в глаза и громко приветствуя их. В ответ
послышалось лишь смущенное бормотание
Карим разбудил меня среди ночи. Когда он вернулся домой, то первым,
кого он встретил, был Асад, ожидавший брата, чтобы поговорить с ним.
Карим хотел узнать от меня подробности происшедшего в саду. Еще не
совсем 
проснувшись, 
я 
вкратце 
рассказала 
ему 
обо 
всем 
и
поинтересовалась здоровьем Асада.
Впрочем, сон в одно мгновенье слетел с меня, когда Карим сказал, что
Асад хочет жениться па Саре. Он заявил Кариму, что никогда не будет
счастлив, если Сара не станет его женой! И это сказал тот, кого все считали
беспечным повесой и плейбоем! Тот, кто еще несколько недель назад
расстроил свою мать, поклявшись никогда не жениться.
Я была просто потрясена и сказала Кариму, что хотя мне и не трудно
было заметить, какое действие красота Сары оказала на Асада, но
женитьба?! В это просто невозможно было поверить! Только потому, что он
увидел ее и она ему понравилась? Я отмахнулась от всего этого и
повернулась к стене.
Пока Карим принимал душ, я еще раз обдумала услышанное и,
выскользнув из постели, отправилась к Саре. Постучав в дверь и не
получив ответа, я тихо открыла дверь. Моя сестра сидела на балконе и
смотрела на небо, усыпанное мириадами сияющих звезд. Стараясь не

шуметь, я вышла на балкон и устроилась в уголке, ошарашенная таким
поворотом событий.
Не глядя в мою сторону, Сара уверенно сказала:
- Он хочет жениться на мне.
- Да, — тихо подтвердила я.
С горящими глазами Сара продолжала:
—Султана, когда я заглянула в его глаза, то увидела в них свою
будущую жизнь. Это про него говорила Худа, когда предсказала мне, что я
еще познаю любовь! Еще она сказала, что результатом этой любви станут
шестеро малышей, которым я дам жизнь.
Я закрыла глаза, пытаясь вызвать в памяти слова, сказанные давным-
давно в доме наших родителей. Я вспомнила разговор о несбывшихся
мечтах Сары и упоминание о возможном ее замужестве, но подробности
совершенно стерлись из моей памяти. И все же того, что я вспомнила,
оказалось 
достаточно, 
чтобы 
меня 
охватило 
странное 
чувство:
предсказания Худы мало-помалу сбывались.
Мне не верилось, что речь идет о любви с первого взгляда, но подумав,
что наша первая встреча с Каримом привела к таким же последствиям,
прикусила язык и не издала пи звука.
Сара погладила мой живот:
— Иди в постель, Султана, твоему ребенку нужен отдых. Мне все
равно не уйти от моей судьбы! — Она снова подняла глаза и посмотрела на
звезды. — Скажи Кариму, что Асад может поговорить с отцом об этом деле.
Когда я вернулась в спальню, Карим еще не спал. Я передала ему
слова Сары, он удивленно покачал головой и, обнимая меня, пробормотал,
что жизнь — это все-таки очень странная штука. Мы поняли, что чему
быть, того не миновать, и мирно заснули в объятиях друг друга.
На следующее утро, когда Карим еще брился, я решила спуститься в
холл и на полпути услышала голос Норы. Она, по своему обыкновению,
цитировала какую-то пословицу. Затаив дыхание, я прислушалась:
— Тот, кто женится на женщине, сраженный ее красотой —
обманывается; тот, кто женится по здравому размышлению, — и в
самомделе может считать, что он женат!
Я не была настроена по-боевому и решила кашлянуть, чтобы
обозначить свое присутствие, Но, когда Нора заговорила снова, я
передумала и продолжала прислушиваться.
— Асад, девушка уже побывала замужем и быстро развелась. Кто
может знать, почему это произошло? Подумай хорошенько, сын мой, ты
ведь можешь взять себе в жены кого-нибудь и поприличнее. Лучше

начинать с невинной, не тронутой девушкой, а не с той, которой уже
попользовались! Кроме того, сынок, ты же знаешь, какой ужасный характер
у Султаны. Разве может ее родная сестра оказаться другой по натуре?
Сердце мое колотилось от ярости, когда я вошла в комнату и предстала
перед их взорами. Итак, значит, мать настраивает Асада против Сары! И
вся ее любезность оказалась не более чем маской; втайне Нора по-
прежнему ненавидела меня! Ничто не оказалось в состоянии изменить ее
мнение обо мне.
Зная беспечный нрав Асада, я не была в восторге от перспективы его
женитьбы на Саре, однако теперь всецело встала на его сторону. По его
лицу было видно, что ничто не может поколебать его решимости. Он был
как одержимый.
Увидев меня, они замолкли на полуслове, так как я с трудом
сдерживала ярость. Как смеет Нора сомневаться в порядочности моей
сестры? Не спорю, у меня, действительно, тяжелый характер и
необузданный нрав. Я была такой с самого детства и не имела ни
малейшего желания меняться. Но сравнивать со мной Сару?!
В юности я слышала, как многие пожилые женщины говорили: «Если
постоять рядом с кузнецом, обязательно покроешься копотью, но если
побыть возле торговца благовониями, то и сама будешь благоухать». Я
поняла, что, по мнению Норы, Сара слишком долго жила рядом со мной и
теперь просто не могла быть другой. Не могу передать, как разозлила меня
моя свекровь своими глупыми умозаключениями.
Красота Сары у многих женщин вызывала ревность и раздражение. Я
знала, что именно из-за внешности никто уже просто не принимал во
внимание ее мягкий нрав и острый ум. Бедная Сара!
Асад встал и, кивнув мне, сказал, что уходит. Нора скорчилась, как от
удара кинжалом, когда он повернулся к ней и резко бросил:
— Решение принято. Если я подойду ей и ее семье, ничто не остановит
меня.
Нора крикнула ему в спину что-то о бесцеремонных юнцах, пытаясь
вызвать у него чувство вины, мол, ей осталось недолго жить на этом свете,
а сердце ее слабеет с каждым днем.
Асад проигнорировал ее слова и бедняга только сокрушенно покачала
головой. Она сидела, нахмурив брови, и молча прихлебывала кофе. Без
сомнения, она начала замышлять что-то против Сары так же, как когда-то
против своей соперницы-ливанки.
Несмотря на охватившее меня возбуждение, я нажала кнопку звонка и
заказала появившемуся повару йогурт и фрукты на завтрак. В комнату

вошла Марси и стала массировать мои больные ноги своими умелыми
пальцами. Нора попыталась было завязать со мной разговор, но я была
слишком рассержена, чтобы поддерживать его. Едва я приступила к свежей
клубнике, которую мне ежедневно доставляли самолетом из Европы, как у
меня неожиданно начались схватки, и я сползла с кресла на пол. Я была
испугана резкой болью, неожиданно навалившейся на меня. Я знала, что
боль будет все сильнее и сильнее, как было во время ложных схваток.
Все вокруг словно взорвалось, когда Нора во весь голос стала звать
Карима, Сару, медсестер и слуг. Не прошло и нескольких секунд, как Карим
уже поднял меня с пола и на руках отнес в огромный, длинный лимузин,
который был специально переоборудован на этот случай. Сиденья были
убраны, а вместо них по одному борту стояла кровать, а рядом с ней — три
маленьких стульчика, на которых должны были сидеть Карим, Сара и
медицинская сестра. Доктор и остальные четыре акушерки из Лондона
ехали вслед за нами в отдельном автомобиле.
Я вся извивалась от боли, когда сестра тщетно пыталась измерить мне
пульс. Карим сначала крикнул шоферу, чтобы тот ехал побыстрее, по через
секунду передумал и велел ему ехать потише, чтобы не убить нас всех. Он
был в совершеннейшей панике, и я думала, что он ударит бедного малого,
когда тот позволил второй машине срезать угол перед самым нашим носом.
Сара пыталась успокоить моего мужа, но он ничего не слышал и
только громко проклинал себя за то, что не догадался заказать полицейский
эскорт. В конце концов сестра-англичанка не выдержала и прикрикнула на
него. Она сказала, что своими криками он только может нанести вред жене
и ребенку и пригрозила, что если Карим не успокоится, то она высадит его
из машины.
Карим, принц королевской крови, который за всю свою жизнь не
слышал от женщины резкого слова, был настолько потрясен, что
совершенно потерял дар речи, и оставшуюся часть пути просидел, не
проронив ни звука. Мы все вздохнули с облегчением.
Главврач больницы вместе со всем персоналом встречал нас у ворот.
Он явно был рад, что наш ребенок должен родиться в его больнице, потому
что в последние годы большинство членов королевской семьи
предпочитали рожать своих детей за границей.
Роды мои были долгими и тяжелыми, так как я была еще молода, с
узкими бедрами, а ребенок оказался крупным. О самих родах я мало что
помню, меня накачали транквилизаторами и обезболивающими, и все
окружающее виделось как сквозь дымку. Я чувствовала, что персонал
нервничает, и слышала, как врач то и дело покрикивает на медсестер. Нет

сомнения, что и врач, и сестры, так же, как и мои родственники, молились
о рождении сына. Они знали, что в случае рождения мальчика их щедро
наградят, чего не будет, конечно, если на свет появится девочка. Что
касается меня, то я ждала именно дочь. Я знала, что жизнь в нашей стране
должна измениться, и хотела, чтобы моя дочь стала свидетельницей, а
может, и участницей этих перемен.
Громкие поздравления врача и сестер вырвали меня из полузабытья. У
меня родился сын! Краем уха я услышала, как врач шепнул старшей сестре:
«Теперь этот сумасшедший набьет нам карманы золотом!» Я хотела было
возмутиться таким отношением к моему мужу, но силы оставили меня, и я
потеряла сознание. Вспомнила я об этих словах только через несколько
недель, когда Карим подарил доктору новенький «ягуар» и пятьдесят тысяч
английских фунтов. Сестрам были вручены дорогие золотые украшения и
по пять "тысяч фунтов. Главврач больницы получил исключительное право
пользовать королевскую семью. Кроме этого, ему было выплачено
вознаграждение в размере трех месячных окладов.
Все мысли о дочери исчезли, когда мне па грудь положили моего
малыша. «Дочери будут позже», — подумала я. Зато этот малыш получит
воспитание, отличное от того, что давалось мальчикам на протяжении
многих поколений. Я подумала, что его будущее — в моих руках. Он
вырастет не таким, как остальные, научится уважать своих сестер. Он
женится по любви и будет счастлив в браке. Я говорила себе, что истории
известны случаи, когда один человек способен изменить жизнь миллионов.
Я чувствовала гордость от того, что произвела на свет человека, который,
возможно, сможет изменить наш мир. У меня не было сомнений в том, что
новая жизнь женщин Саудовской Аравии начнется именно сейчас, с
рождением моего сына!
Карим не слишком задумывался о будущем своего сына. Он был вне
себя от счастья и громко строил планы насчет того, сколько еще сыновей
смогу я ему родить.
Мы были счастливы!

жүктеу/скачать 1,01 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: