часть времени, забывая об остальных двух женах. Девушка сказала, что ее
муж очень силен и способен делать это по нескольку раз в день. Ее глаза
широко раскрылись, и она несколько раз сделала рукой характерное
качающее движение, как бы подтверждая свои слова.
Теперь она была испугана, так как родила дочь, а не сына. Она была
уверена, что муж рассердится, так как первенцами остальных двух жен
были мальчики. И она решила, что муж перестанет уделять ей должное
внимание.
Она мало что могла вспомнить о своем детстве, которое теперь
казалось ей таким далеким. Бедняжка плохо питалась и с детства привыкла
к тяжелой работе. Она рассказывала мне, как вместе с братьями и сестрами
пасла овец и верблюдов и ухаживала за маленьким садиком. Мне хотелось
узнать, что она думает о женщинах и мужчинах в нашей стране, но,
поскольку она оказалась совершенно необразованной, мне не удалось
добиться от нее вразумительного ответа.
Она ушла, не попрощавшись, оставив меня наедине с грустными
мыслями о ее беспросветной жизни, с которыми я и отправилась в свои
комнаты.
Невероятно озабоченный безопасностью своего сына, Карим выставил
вооруженную охрану у дверей моих апартаментов. Когда я вышла
прогуляться, то была очень удивлена, увидев еще пару охранников,
стоящих у дверей одной из палат. Я решила, что там, должно быть, лежит
еще одна принцесса, и спросила об этом медсестру. Та нахмурила брови и
сказала, что, кроме меня, других принцесс в больнице нет.
Прежде чем рассказать мне эту историю, медсестра долго поносила
все человечество. Она сказала, что никогда ничего подобного не могло бы
произойти в ее стране, так как британцы, слава Богу, достаточно
цивилизованы, а остальной мир по сравнению с ними выглядит просто
варварским.
Я не могла даже представить себе, что же ввергло медсестру в такой
гнев, и поэтому упросила ее рассказать мне все, что ей известно, пока
Карим не пришел меня проведать.
Она рассказала мне, что накануне весь персонал больницы буквально
замер от ужаса, когда увидел совсем еще молоденькую девочку на
последней стадии беременности, закованную в кандалы и наручники,
которая в сопровождении вооруженных охранников направлялась в
предродовое отделение. Вслед за охранниками, вместе с перепуганным
главврачом, шла группа сотрудников мутавы. Именно они, а не главврач,
назначили девочке лечащего врача.
Для пущего страха врача предупредили, что девушка предстала перед
судом шариата и была признана виновной в прелюбодеянии. Поскольку
прелюбодеяние считается преступлением против Аллаха, девочку ждет
суровое наказание. Едва не лопающиеся от чувства собственной правоты,
люди из мутавы собирались проследить за тем, чтобы приговор должным
образом был приведен в исполнение.
Врач, мусульманин из Индии, не стал оказывать сопротивления
сотрудникам мутавы, но был возмущен ролью, которую его вынудили
играть. Он с возмущением рассказал своим коллегам, что обычным
наказанием за прелюбодеяние служит порка, но по настоянию отца эта
девочка будет казнена. Ее будут охранять, пока она не родит, а потом
забьют камнями.
Подбородок медсестры дрожал, когда она сказала мне, что девочка —
еще совсем ребенок и ей не больше четырнадцати-пятнадцати лет. Она не
знала подробностей и хотела попробовать выяснить их у других сестер.
Когда пришел Карим, я стала просить, чтобы он разузнал подробности
происшедшего. Поначалу он заявил, что это нас не касается, но потом
уступил моим просьбам и пообещал узнать, в чем там дело.
Мое настроение в этот день несколько улучшилось, когда пришла Сара
и рассказала о том, как развиваются ее отношения с Асадом. Асад
поговорил с нашим отцом и получил положительный ответ. Они
собирались пожениться через три месяца. Я порадовалась за сестру,
которая за свою жизнь знала так мало счастья.
Но следующее заявление Сары заставило мое сердце сжаться от
страха. Сестра сказала, что они с Асадом собираются на следующий
уикенд встретиться в Бахрейне. Я попыталась отговорить ее, но Сара
заявила, что встретится с Асадом, хочу я этого или нет. Она решила сказать
отцу, что останется в нашем с Каримом доме, чтобы помочь мне оправиться
после родов. Норе она собиралась сказать, что уезжает домой к отцу. Она
была уверена, что никто не станет задавать никаких вопросов.
Я спросила, как она собирается путешествовать без разрешения отца,
так как все мы знали, что он хранит паспорта всех членов семьи запертыми
в сейфе в своем офисе. Кроме того, ей необходимо письмо отца с
разрешением путешествовать, иначе ее просто не пустят в самолет. Мне
чуть не стало дурно, когда Сара сказала, что позаимствовала паспорт и
письмо у своей подруги, которая должна была лететь в Бахрейн, чтобы
навестить родственников, но отменила поездку из-за болезни.
Поскольку саудовские женщины носят чадру, а ни один пограничник
или таможенник не осмелится попросить женщину открыть лицо, многие
из них пользуются чужими документами в подобных случаях. Сара
пообещала подруге, что в будущем окажет ей такую же услугу. Меня всегда
поражало, с какой легкостью наши женщины обманывают пограничные
службы, но теперь дело касалось моей сестры, и я была крайне
обеспокоена.
Пытаясь отговорить Сару от безрассудного поступка, я рассказала ей
историю девушки, которую держали под охраной и приговорили к смерти.
Но даже это не поколебало решимости моей сестры. Скрепя сердце я
согласилась помочь ей в этом рискованном предприятии. Она радостно
рассмеялась в восторге от мысли, что сможет встретиться с Асадом без
присмотра родственников. Она договорилась с подругой, что проведет
уикенд в ее апартаментах в Манаме, столице крошечного Бахрейна.
Сара взяла из колыбели моего малыша, осмотрела его со всех сторон,
расцеловала и сказала, что скоро тоже познает радость материнства, так как
они с Асадом мечтают о тех шестерых малышах, появление на свет
которых предсказала Худа.
Я изобразила па лице бурную радость, которой ожидала от меня Сара,
но сердце мое сжимал страх.
Ранним вечером пришел Карим с новостями о приговоренной девушке.
Он сказал, что она распутница и забеременела после многочисленных
связей с подростками. Карим был возмущен ее поведением. Он заявил, что,
нарушив законы ислама, она покрыла свою семью позором, так что у ее
отца просто не было другого выхода.
Я спросила мужа, какое наказание ждет юношей, замешанных в этом
деле, но не получила ответа. Скоре всего они отделаются внушением, так
как в арабском мире вся вина за незаконный секс ложится на женские
плечи. Меня ошеломило спокойствие, с которым Карим говорил о
предстоящей казни ребенка, какое бы преступление тот ни совершил. Как я
ни пыталась упросить мужа поговорить с королем, чтобы тот умерил гнев
не в меру праведного отца, мне не удалось убедить его. Карим с
раздражением оборвал меня и сказал, что не желает больше говорить на эту
тему.
Когда он стал прощаться, я была совершенно подавлена. Он осыпал
нашего сына поцелуями, пророча ему блестящее будущее, а я сидела и не
могла вымолвить пи слова.
Я уже собиралась покинуть больницу, когда ко мне пришла медсестра-
англичанка, буквально трясясь от ярости. Она принесла тяжелые новости о
приговоренной девушке, а поскольку эта женщина обладала хорошей
памятью, то в точности запомнила все тягостные подробности, о которых
ей поведал доктор-индиец. Этим утром приговоренная девушка родила
дочь. Сотрудники мутавы знали о том, как возмущена иностранная община,
и теперь вместе с вооруженными охранниками стояли у входа в родильную
палату, чтобы какой-нибудь сердобольный иностранец не помог ей бежать.
После родов девушку отвезли в ее палату, а врачу объявили, что
молодую мать в тот же день увезут и отправят на казнь за преступление,
совершенное ею перед Аллахом. Будущее новорожденной было неясным,
таю как семья девушки отказалась ее принять.
Ужас стоял в глазах медсестры, когда она вспоминала, как девушка,
заливаясь слезами, рассказала доктору о событиях, результатом которых
явилось нынешнее ее трагическое положение. Звали ее Амаль, и она была
дочерью коммерсанта из Эр-Рияда. Ей было всего тринадцать, когда
разразилась катастрофа, разрушившая ее мир. Она только-только надела
чадру.
Трагедия произошла в четверг вечером, что аналогично субботнему
вечеру на Западе. Родители Амаль уехали на уикеид в Эмираты и должны
были вернуться не раньше субботы. Трое слуг филиппинцев спали, а
шофер находился в сторожке у ворот довольно далеко от дома. Старшие
братья и сестры Амаль жили отдельно со своими семьями. Дома
оставались лишь девочка и ее семнадцатилетний брат. Уезжая, родители
поручили заботу об Амаль филиппинцам и брату. Тот решил
воспользоваться отсутствием родителей и собрал своих друзей на
вечеринку.
Поздно вечером Амаль услышала громкий шум и музыку из комнаты,
которая находилась прямо под ее спальней. Она решила, что брат с
приятелями накурились марихуаны, к которой пристрастились в последнее
время. Наконец, когда стены ее комнаты задрожали от рева стереосистемы,
включенной на полную мощность, Амаль решила спуститься вниз и
попросить брата и его друзей сделать музыку потише.
Она была одета в одну лишь ночную рубашку и не собиралась входить
в комнату к брату. Она приоткрыла дверь и окликнула его по имени, но
никто не отозвался. Свет был приглушен, и она решилась войти.
Брата она так и не нашла. Остальные подростки были одурманены
наркотиками и возбуждены разговорами о женщинах. Несколько человек
сразу же набросились на нее и прижали к полу. Амаль громко звала брата,
пыталась объяснить подросткам, что она — дочь хозяина этого дома, по их
одурманенные мозги уже ничего не воспринимали. С девочки сорвали
рубашку, и друзья брата накинулись на нее, как свора бешеных собак.
Грохот музыки заглушал крики несчастной. После третьего изнасилования
Амаль потеряла сознание.
Брат девочки в это время был в ванной.
Накурившись марихуаны, он рухнул у стены и в дурмане проспал весь
остаток ночи. Позже, когда головы насильников стали проясняться, они
поняли, что натворили, и в панике сбежали с виллы.
Шофер с помощью филиппинцев отвез Амаль в ближайшую больницу.
Доктор из реанимационного отделения оповестил полицию, затем прибыли
представители мутавы. Амаль не могла назвать имен насильников, сказав
только, что это были друзья ее брата.
Имена назвал брат, но к тому времени, когда насильников вызвали в
полицию для дачи показаний, они уже успели договориться и придумать
собственную историю. По их версии, не было никаких наркотиков. Они
признались в том, что действительно слушали довольно громкую музыку и
предавались невинным забавам. По их словам, девочка спустилась к ним в
одной прозрачной рубашке и предложила заняться сексом. Она сказала им,
что в своей комнате читала какую-то книгу фривольного содержания,
которая разожгла ее любопытство. Они клялись, что поначалу пытались
отправить ее обратно к себе в комнату, по девочка вела себя совершенно
бесстыдно — садилась к ним па колени, целовала их, гладила свое тело —
они не смогли долго выдержать такой соблазн. Они подумали, что,
оставшись без присмотра, девочка решила хорошенько поразвлечься. Они
утверждали, что она была ненасытна и умоляла их продолжать еще и еще.
Наконец из Эмиратов вернулись родители Амаль. Мать безоговорочно
поверила рассказу дочери. Она обезумела от горя, но не смогла убедить
мужа в невиновности Амаль. Отец ее, который всегда чувствовал себя,
неловко с дочерьми, был потрясен случившимся, но считал, что мальчики
поступили так, как па их месте поступил бы любой другой мужчина. С
тяжелым сердцем он решил, что девочка должна быть примерно наказана
за принесенный семье позор. Что касается брата, то он, опасаясь сурового
наказания за употребление наркотиков, не пошевелил и пальцем, чтобы
спасти сестру.
Мутава предложила отцу моральную поддержку в его нелегком
решении, пообещав отблагодарить его за религиозную убежденность.
Девушка должна была умереть сегодня!
Истощенная переживаниями и страхом, я едва слышала возмущенные
восклицания англичанки. Мне открылась вся ничтожность моего счастья,
когда я думала о невинной девочке и тщетных попытках ее матери спасти
своего ребенка от ужасной смерти.
Я никогда сама не видела, как- забивают камнями, по Омар трижды
присутствовал на подобных экзекуциях и с упоением рассказывал нам о
судьбе, которая ожидает слабых женщин, не слишком бережно охраняющих
свою честь, столь ценимую мужчинами. Я вспомнила один из его
живописных рассказов, который накрепко засел в моей памяти.
Когда мне было двенадцать лет, одну женщину, жившую в деревушке
неподалеку от Эр-Рияда, признали виновной в супружеской измене. Ее
приговорили к смертной казни посредством забивания камнями. Омар
вместе с соседским шофером решили посмотреть на это зрелище.
Огромная толпа с самого утра ждала приведения приговора в
исполнение. Всем этим людям не терпелось посмотреть на воплощенную
безнравственность. Толпа, разомлевшая под жарким солнцем, уже начала
волноваться, когда из полицейской машины грубо вытолкнули молодую
женщину лет двадцати пяти. Омар сказал, что она была очень красива, как
раз из тех женщин, что не стараются чтить законы Аллаха.
Руки приговоренной были связаны за спиной, а голова низко опущена.
Один из мужчин громким голосом огласил официальный приговор.
Женщине заткнули рот грязной тряпкой, а па голову надели черный колпак.
Ее грубо поставили па колени, и огромный палач нанес ей плетью
пятьдесят ударов по спине.
Подъехал самосвал и выгрузил большую кучу камней. Человек,
который зачитывал приговор, объявил толпе, что можно начинать. Омар
рассказал, что группа людей, в основном мужчин, кинулись к куче и
принялись швырять в женщину камни. Вскоре несчастная упала па землю,
и только тело ее содрогалось при каждом новом ударе. Поток глухих ударов
казался нескончаемым. Время от времени избиение прекращалось, и врач
подходил пощупать у приговоренной пульс. Прошло около двух часов,
когда он, наконец, констатировал смерть; только после этого избиение
прекратилось.
Возбужденная медсестра, вернувшаяся в палату, прервала мои
грустные размышления. Полиция и мутава уводили девочку на казнь.
Сестра сказала, что если я выйду в коридор, то смогу увидеть лицо
девушки, не прикрытое чад рой. За дверью раздался шум шагов. Я быстро
накинула чадру, и ноги сами понесли меня в коридор.
Обреченная казалась хрупкой и маленькой рядом с крепкими
охранниками, ведущими ее навстречу страшной судьбе. Она шла, низко
опустив голову, поэтому я не могла разглядеть выражения ее лица, по было
ясно, что это очаровательная девочка, которая могла бы превратиться в
красавицу, если бы ей дали возможность вырасти. Она с ужасом взглянула
на окружающие ее любопытные лица. Я видела, что она напугана до
смерти. Никого из родных не было поблизости, только чужие люди
собрались проводить ее в это самое страшное из путешествий.
Я вернулась в свою палату и нежно обняла своего сына, радуясь, что
он не принадлежит к слабому, угнетенному полу. Я вглядывалась в его
крошечное личико и думала о том, сможет ли он сделать хоть что-нибудь,
чтобы сломать эту несправедливую систему, которая позволяет убивать
детей за преступления, которых они не совершали. Я даже подумала, а
может, стоит , убивать всех девочек сразу после рождения? Может быть,
если нас не будет, паши мужчины • задумаются об этом. Я вся дрожала от
возбуждения и все не могла найти ответа на вопрос: «Как может мать
защитить своих дочерей от законов нашей страны?»
В глазах медсестры-англичанки блестели слезы. Всхлипывая, она
спросила, почему я, принцесса, не вмешалась в происходящее. Мне
пришлось сказать ей, что я не могу повлиять па судьбу бедной девочки, так
как в нашей стране не имеют права голоса даже женщины королевской
семьи. С грустью я сказала сестре, что судьба девушки предрешена и она
не только умрет в мучениях, но о ее смерти не будет даже никакой записи
ни в одном документе. Я с горечью подумала о том, что настоящие
виновники избежали наказания и, наверняка, не испытывают ни малейшего
угрызения совести от содеянного.
В этот момент приехал сияющий Карим. Он только что закончил
приготовления к нашему возвращению во дворец. Полицейский эскорт
должен был сопровождать нас по улицам Эр-Рияда, расчищая дорогу. Когда
я пыталась рассказать Кариму о происшествии в больнице, он велел мне
замолчать. Ему не хотелось выслушивать грустные новости, когда он
держал на руках своего сына, свою гордость, которой ему хотелось
похвастаться перед каждым саудовцем.
Я с грустью подумала о том, что могу разочароваться в своем муже,
проявившем так мало участия в судьбе несчастной девушки. Горький вздох
вырвался у меня, я почувствовала страх перед будущим, с которым мне и
моим еще не рожденным дочерям придется столкнуться лицом к лицу.
Достарыңызбен бөлісу: |