Книга «Aз и Я» посвящена письменным памятникам славянской и тюркской древности. Жанр ее можно определить так: история глазами поэта

11
Скептики целиком отвергают «Слово», апологеты с такой же
категоричностью признают его.
В первой половине XIX века, когда родилась скептическая
школа в России, многие исторические факты, косвенно подтверж-
дающие подлинность «Слова», еще не были известны.
М.Т. Каченовский, главный представитель школы, провозгла-
сивший принцип «Для науки нет ничего приличнее, как скепти-
цизм»
2
, в первой же своей статье «Об источниках русской исто-
рии»
3
подверг сомнению договоры Олега и Игоря с греками.
В.статье «Параллельные места в русских летописях» он усомнил-
ся в подлинности многих сообщений древнерусских хроник, пола-
гая, что известия эти вписаны были позже, т. е. в XVI веке
4
.
М.Т. Каченовский и представители его школы призывали: факты
должны быть сопоставлены друг с другом и судить о них надо в
соответствии «с общими законами исторического развития». Впос-
ледствии другой представитель скептической школы
Н.И. Надеждин писал: «Всякий факт сам по себе имеет внут-
ренние условия достоверности... Эти внутренние условия создают
историческую возможность факта... Никакой древний историчес-
кий манускрипт, никакой известный авторитет, выдержавший всю
пытку обыкновенной критики, не убедит меня в подлинности факта,
если он представляет решительное противоречие этим законам»
5
.
Такое отношение к древностям было продиктовано необходимо-
стью. С ростом национального самосознания наука нередко стано-
вится на службу казенному патриотизму, тогда историография на-
чинает отходить от истории. Факты или неверно освещаются, или
фальсифицируются в угоду возникающему на прошлое взгляду.
Явление это универсальное. Почти все европейские историог-
рафии пережили такой период. И основатель западной скептичес-
кой школы Август Шлецер на реалиях обосновывал необходимость
строгого недоверчивого отношения к историческим источникам.
В
.
XVIII веке и в начале XIX века в России появилось значитель-
ное количество исторических подделок. Большинство из них было
разоблачено скептиками и не успело войти в официальную науку.
Скептическая школа (несмотря на целый ряд неточных прак-
тических результатов) сыграла весьма положительную роль в раз-
витии русской историографии. Она способствовала созданию нрав-
ственной атмосферы в науке, утверждению строгих моральных
критериев, без которых наука как объективное знание существо-
вать не может.
Скептики прошли сквозь «пытку» патриотической критики.
Чрезмерной подозрительности им не прощали и не прощают. От-

12
дельные ошибки, и серьезные (неизбежные в практике любого
научного метода), позволили противникам объявить эту школу
консервативной и т. п.
В XX веке последователей Каченовского в России уже не ос-
талось. И критика их приобретает особый характер.
«Очень важно отметить, что представители скептической шко-
лы были людьми консервативных, официальных воззрений. Свои-
ми реакционными взглядами был известен не только «парнасский
старовер» М.Т. Каченовский, но и друг Ф. Булгарина — О.И. Сен-
ковский, а также М.И. Катков. И.И. Давыдов известен тем, что с
ним, как с директором Главного педагогического института, бо-
ролся Н.А. Добролюбов»
6
.
Интересно, чьим другом был и с кем сражался К.С. Аксаков,
резче И.И. Давыдова выступавший на стороне скептиков
7
.
К.С. Аксаков и вовсе считал, что «Слово» подделано даже не
русским патриотом, а иностранцем.
Новый этап в изучении «Слова о полку Игореве» начинается с
открытием другого памятника — «Слова о великом князе Дмитрии
Ивановиче» (или как принято называть по одному из списков —
«Задонщина»)
8
. Считается, что создано оно вскоре после победы
Дмитрия Донского над Мамаем (1380 г.). Автором считают Софо-
ния-«резанца», имя и прозвище которого упоминается в списках.
Исследователи гадали, кто же конкретно скрывается под именем
Софония-резанца. Называли то «рязанским попом», то «брянским
боярином».
Б.А. Рыбаков настаивает на второй версии:
«Брянский боярин Софоний (носивший в рукописях загадоч-
ное и ничем не оправданное прозвище резанца)»
9
. «Р
й
занцами»
называли скопцов или христиан, подвергшихся насильственной
мусульманизации, обрезанию. «Рeзанцами» на Волге и по сю пору
прозывают мусульман.
Открыта была рукопись «Задонщины» в 1852 году. Черт, сбли-
жающих ее со «Словом», оказалось так много, что это обстоятель-
ство поставило в затруднительное положение и защитников и скеп-
тиков, одинаково давая обеим сторонам грозные аргументы.
Замешательство продолжалось долго. Наконец французский сла-
вист Луи Леже в 1890 году опубликовал результаты своего исто-
рико-литературного анализа, который свелся к следующему: «Слово
о полку Игореве» — произведение подражательное и слабое. «За-
донщина» — оригинальное и поэтически сильное. Он усомнился в
дате открытия «Задонщины» и предположил, что эта рукопись

13
была обнаружена в конце XVIII века и на основе ее неизвестным
фальсификатором создавалось «Слово о полку Игореве»
10
.
В последнее время гипотезу Луи Леже решительно развивал
во Франции проф. А. Мазон и группа его единомышленников.
«В этом пестром целом нет единства, — говорил о «Слове»
Мазон, — кроме эпохи и среды. Эпоха — это конец XVIII века в
торжествующей России Екатерины II, среда — несколько образо-
ванных людей, группирующихся в кружок около графа Мусина-
Пушкина, библиотечных работников и людей светских, вдохнов-
ленных историческими чтениями; льстецов, не менее чем патриотов
обративших свое вдохновение на службу своего национализма и
политики императрицы»
11
.
Сопоставив поэтику и лексику двух памятников, А. Мазон выд-
винул несколько конкретных вопросов, которые могли, между
прочим, задать себе и защитники.
С возражениями А. Мазону выступили многие советские уче-
ные: А.С.
.
Орлов, С.П.
.
Обнорский, Н.К.
.
Гудзий, В.П.
.
Адрианова-
Перетц и др., зарубежные — А.В.
.
Соловьев, И.Н.
.
Голенищев-Куту-
зов, А.В.
.
Исаченко, С.
.
Леонов (Парамонов), Р.О.
.
Якобсон и др.
Ответы защитников составили не один том, где на все лады повто-
ряется главный аргумент в пользу подлинности — убежденность в
подлинности.
Заслуживает серьезнейшего, аргументированного ответа такое,
например, замечание А. Мазона: «Язычество, самое искусствен-
ное, распространено на всем протяжении произведения вплоть до
неожиданного предела весьма христианского содержания».
Определеннее всех ответил С. Леонов (Парамонов), австра-
лийский словист. Хотя стиль его ответов далек от академизма и
изложение грешит описательностью (он мало прибегает к доказа-
тельствам), заявления его часто оказываются ближе к искомой
правде, чем многие более оснащенные научным аппаратом труды
других защитников. Он пишет: «Профессор Мазон настолько си-
лен в своем анализе, что не понимает, что почти все «христиан-
ство» «Слова» — это добавки монахов-переписчиков, которых не
могло не шокировать полное умолчание христианства. Вставки их
шиты белыми нитками, в особенности в конце о «хрестьянах», о
которых в «Слове» до этого, кстати сказать, не было сказано ни
одного слова»
12
.
Многие защитники игнорируют проблему, поставленную А. Ма-
зоном. Фигура умолчания не лучшая форма ответа на вопрос, ре-
шение которого прибавило бы нам знания духовной атмосферы
Древней Руси.

14
Повторяю, этот вопрос о взаимоотношении искусственного язы-
чества и искусственного христианства в «Слове» должны были
поднять сами защитники. А проще — исследователи «Слова» без
добавочных определений.
Характерно, что в трудах, созданных в форме ответа на выска-
зывания французского словиста, книга его цитируется не по дос-
тоинству скупо и в такой форме, с такими побочными, не имею-
щими отношения к науке комментариями, что непосвященному
читателю становится очевидной некомпетентность А. Мазона.
Особенно показателен в этом отношении сборник статей под ре-
дакцией Д.С. Лихачева
13
.
Именно в нем Н.К. Гудзий провозгласил тезис, благодаря ко-
торому можно объяснить все несуразности и грамматические, и
литературные, и орфографические, которыми изобилует текст
«Слова». Устав от щекотливых вопросов коварных «французов» и
«немцев», уважаемый ученый сказал, как отмахнулся: «В качестве
возражения и Мазону, и Унбегауну можно было бы указать преж-
де всего на то, что язык «Слова» — поэтический; он мог откло-
няться и на самом деле отклонялся от общепринятого языка...»
14
.
Ироническое заявление А.С. Пушкина — «поэзия должна быть
глуповатой», — мне кажется, было понято слишком прямолиней-
но и стало основой предрассудочного отношения ученых к поэти-
ческому языку.
...В последние десятилетия советская «словистика» находится
в состоянии динамичной статики, природа которой не в самой
науке, а возле нее.
Научный коллектив, говорят математики, дееспособен до тех
пор, пока в нем есть некая критическая масса, то есть сумма по-
лярных идей. Когда все сказали «да», то или тема исчерпала себя,
или коллектив исчерпал свои возможности.
Незримый коллектив специалистов по «Слову» существует в
нашей стране издавна. И все говорят «да». Любые попытки изме-
нения всеобщего взгляда на биографию «Слова» вызывают немед-
ленную анафему
15
.
На поле — одна команда, и вся состоит из защитников. Напа-
дающие давно ушли в раздевалку. Команда имитирует яростную
борьбу с жупелами — игра в футбол по телефону.
Прочтения, переводы, комментарии защитников опубликова-
ны, признаны и вошли в учебники. Отречься, усомниться в ценно-
сти всего этого, десятилетиями накопленного багажа, на котором
зиждется авторитет имени, трудно. Наука поставлена в зависи-
мость от ученого. Скептикам, целиком отвергающим «Слово», не

15
доставало доверчивости; апологетам, целиком принимающим, —
здравого скептицизма.
Не только сомнение — двигатель науки, но и не только безог-
лядная вера. Иначе историческая реликвия становится одним ат-
рибутом двух религий — нигилизма и патриотизма. Знать источ-
ник важнее, чем знать то, что нужно получить от него.
В этих условиях самая ценная фигура в науке — скептик. Со-
хранить его — значит продлить жизнь науке. Защитники бессоз-
нательно понимают это, потому нашли себе противника за рубе-
жом. Негласный лозунг — сохранить А. Мазона! — читается между
строк апологетических трудов. Скептик — это пчела с жалом, ко-
торую невежественный садовник отгоняет от цветов заповедного
сада. Но именно пчела, вторгаясь в цветок, опыляет его. Охраняя
от мохнатого разбойника драгоценный нектар, мы губим будущие
плоды.
Если бы математика и физика испытали такое насилие патри-
отического подхода, человечество и сейчас каталось бы на телеге.
Способность увидеть вопрос в толпе восклицательных знаков —
редкое качество. Сохранить А. Мазона! Носится по полю одино-
кий всадник, преследуемый толпой разъяренных пехотинцев.
Совершенно «в стиле» пишет свою критику С. Леснов (Пара-
монов): «Чтобы покончить с проф. Мазоном и более к нему не
возвращаться, отметим, что критику эту мы пишем, конечно, не
для того, чтобы разубедить проф. Мазона, — его методы мышле-
ния и пользования научным материалом показывают, что это со-
вершенно безнадежное дело. Мы не запрещаем проф. Мазону и
его единомышленникам высказывать сомнения в подлинности
«Слова», ибо из столкновения мнений рождается истина. Но мы
решительно протестуем против того, что проф. Мазон называет
«Слово» посредственным, бессвязным, вялым и т. д.»
16
.
В этом отрывке великолепно действует научное местоимение —
«мы».
«Некоторые наши друзья сочли наши критические замечания
слишком резкими по форме. Мы хотели бы указать им и всем
придерживающимся принципа непротивления злу, что 1) всякому
терпению бывает конец, 2) и в науке должна быть ответствен-
ность, безнаказанности здесь нет места!..
Хуже то, что в вопросе о «Слове» объединились русские всех
цветов: «белые», «красные» и «зеленые» — очевидно, их едино-
душие имеет под собой более солидную базу, чем даже их разно-
гласия»
17
.
Любопытное наблюдение.

16
...История — интересует, историография возбуждаег интерес.
Я погрешил бы, заявив, что «Слово» так увлекло бы меня, если бы
не кружилось оно в водоворотах многочисленных толкований. Без
них оно могло стать обычной музейной редкостью, как многие
другие древности с более благополучной судьбой, и не оказало бы
воздействия на русскую литературу, искусство и филологическую
науку последних двух столетий. За два века ораторства в библио-
графии по «Слову» накопилась не одна сотня названий, в кото-
рых, как в болоте, буксуют одни и те же аргументы, не всегда
научные, но всегда патриотические. И литературе этой никакой
пожар уже не страшен.
В спорах о «Слове» зачастую терялось чувство реальности,
сгоряча пересматривалось отношение к понятиям общечеловечес-
ким. Эмоциональные верхи памятника, доступные приблизитель-
ному пониманию, расцветали в ученом прочтении фантастически-
ми до ядовитости цветами.
«Слово» дошло одним списком XVI века. Были ли другие
экземпляры? Слухи о них ходили. В 1948 году в парижской газе-
те «Русские новости» (№ 186) появилась статья, подписанная
А. Л-ский:
«Журнал «Вопросы истории» в свое время напечатал призыв
акад. Тихомирова о необходимости организовать сбор древних
русских рукописей, погибающих в глухих уголках огромной Со-
ветской страны. Журнал получил в ответ много письменных от-
кликов и в последнем номере открыл кампанию за осуществление
и проведение в жизнь «похода за рукописями», желая придать
этой грандиозной экспедиции характер широкого общественного
движения и привлечь к ней специалистов, учащихся и вообще все
культурные силы страны.
Мы по своим личным воспоминаниям знаем, что почти в каж-
дом русском доме, особенно в старинных городах, в имениях или
монастырях где-нибудь на чердаках, в обитых железом сундуках
хранились пожелтевшие связки писем, грамоты, рукописи всякого
рода, книги с медными застежками. Большие архивные собрания
и библиотеки в первые годы революции были увезены в города,
но целые охапки рукописного материала оставались на местах, и
все это необходимо собрать, чтобы не сделались добычей пожаров
драгоценные, может быть, памятники русской письменности.
В ответ на письмо акад. Тихомирова журнал приводит откли-
ки ученых и архивоведов, особенно рекомендующих обследовать
северные области, приволжскую глушь, Алтайский край, Прибал-
тику и Западную Украину...

17
Но самый волнующий отклик получен от работника Псковс-
кого музея Л.А. Творогова, письмо которого о его поисках так
называемого олонецкого экземпляра «Слова о полку Игореве»
нельзя читать без волнения. Творогов сообщает, что проф. Троиц-
кий в бытность свою воспитанником Олонецкой семинарии видел
на занятиях в классе в руках у преподавателя рукопись, о которой
этот преподаватель сказал: «Вот здесь содержится другой список
«Слова о полку Игореве», но гораздо более подробный, чем тот,
который напечатан». Но учитель вскоре умер, а рукопись куда-то
исчезла.
Работая над текстом «Слова», Творогов очутился в 1923 году
в Петрозаводске и там познакомился с одним из преподавателей
Олонецкой семинарии, который подтвердил существование и ха-
рактеристику рукописи.
Конец этой истории печален для русской культуры. Проф.
Перетц рассказывал, что один из его учеников видел в Астрахани
воз со старыми бумагами, которые крестьянин продавал на базаре.
Студент обнаружил на возу среди всякого хлама несколько руко-
писных сборников, в одном из которых был список «Слова о пол-
ку Игореве». Но у него не было при себе денег, чтобы купить
рукописи, и какой-то казах купил воз целиком, свалил вещи и
книги в свою арбу и уехал...
С каким намерением купил этот апокалиптический казах воз
древнерусских рукописей трудно сказать, однако, зная, какими
случайными путями входили в науку многие бесценные хроногра-
фы, можно предположить, что еще большее число их исчезло в
ситуациях, подобных той, которая произошла на астраханском
базаре.
Могли никогда не дойти до современного читателя уникаль-
ные экземпляры таких бесценных памятников, как список Лав-
рентьевской летописи, в которой содержится единственный спи-
сок «Поучения» Владимира Мономаха. Мусин-Пушкин случайно
приобрел Лаврентьевскую летопись в 1792 году — купил ее с во-
зом книг наследника петровского комиссара Крекшина.
Уникальность списка «Слова» не давала покоя некоторым «рев-
нителям» древности русской, и сразу же после публикации Муси-
на-Пушкина появились подтверждения в виде подделанных спис-
ков. Всего таких мистификаций было обнаружено четыре.
Известный археограф, собиратель и знаток древнерусской пись-
менности М.П. Погодин писал следующее в некрологе об А.И.
.
Бар-
дине:

18
«...Покойник мастер был подписываться под древние почерки.
И теперь между любителями рассказывается один забавный слу-
чай, как подшутил он над знатоками — графом А.И. Мусиным-
Пушкиным и А.Ф. Малиновским. Граф приезжает в восторге в
Историческое общество: «Драгоценность, господа, приобрел я,
драгоценность!» — восклицает он, и все члены изъявляют нетер-
пеливое любопытство: «Что такое, что такое?» — «Приезжайте ко
мне, я покажу вам».
Поехали после собрания; граф выносит харатейную тетрадку,
пожелтевшую, почернелую... Список «Слова о полку Игореве».
Все удивляются, радуются. Один Алексей Федорович (Малиновс-
кий) показывает сомнение.
— Что же вы?
— Да ведь и я, граф, купил вчера список подобный!
— Как так?
— Вот так.
— У кого?
— У Бардина.
Тотчас был послан нарочный, привезена рукопись. Оказалось,
что оба списка работы покойного... не тем будь помянут»
18
.
Такие «шутки» еще более сгущали тень подозрительности, ок-
ружавшую «Слово».
Если Мусин-Пушкин не мог распознать подлог Бардина, то
где гарантии, что сгоревшая рукопись тоже не была чьей-то фаль-
сификацией, Мусиным-Пушкиным не узнанной? И если бы Бар-
дин продал только один свой список, так ли скоро мистификация
бы открылась? Метод химического анализа чернил тогда не при-
менялся, а бумага могла быть действительно старой с подлинны-
ми знаками XVI века. Запасы ее дошли до XVIII века в монастыр-
ских библиотеках.
Вопросы вполне законные. И ответ на главный — было ли «Сло-
во», или это подделка XVIII века? — мы можем получить лишь из
анализа текста публикации Мусина-Пушкина в сопоставлении с
текстами списков «Слова о великом князе Дмитрии Ивановиче».
В этих двух перекрещивающихся направлениях и повелась
работа защитников. И сделано безусловно много, однако, все ре-
зультаты в совокупности пока не способны конкретно ответить на
вопрос главный.
Причины малого КПД работы огромного штата защитников
по ходу рассказа моего были названы, остается подчеркнугь сто-
рону чисто техническую — неправомерно приуменьшена доля
творческого участия переписчика XVI века в дошедшем до нас

19
тексте. От него идет языковой, стилистический и идейный эклек-
тизм памятника.
Стремясь во что бы то ни стало убедить себя и других в том,
что все в «Слове» подлинно (т. е. принадлежит XII веку), защит-
ники усложняют ситуацию.
Мне кажется, следует хотя бы условно попытаться принять
факт таким, какой он есть, и признать, что «Слово» — литератур-
ный памятник, по меньшей мере, двух временных срезов — XII и
XVI веков. Что в нем сохранено от протографа и что привнесено
Переписчиком? Отделить «зерно» от «плевел» может помочь «За-
донщина», которая послушно следует поэтике «Слова». Настоль-
ко подробно она повторяет композицию и образы великого ориги-
нала, что часто свидетельским показаниям «Задонщины» веришь
больше, чем списку Мусина-Пушкина. Некоторые поэтические
фигуры она передает точнее, не давая им лексического развития,
что нередко случается в позднем «Слове».
Задача автора «Задонщины» иная, чем у Переписчика.
Первый использует лишь форму и потому, если встречаются
детали непонятные или устаревшие, он их попросту опускает или
передает средствами современными.
Переписчик же обязан был донести и форму, и содержание,
причем подать так, чтобы было понятно современному читателю,
и потому неясные места он расшифровывал, архаизмы пояснял над-
строчными словами, тюркизмы (если смысл их был понятен) —
переводил. Расшитые страницы собирал, стремясь не нарушить
последовательность текста, что ему не всегда удавалось.
Он стремится не только нанести на «Слово» некоторый хрис-
тианский налет, но, что особенно печально, пытается, и небезус-
пешно, придать ему в нескольких местах достаточно патриотичес-
кий характер в духе своего времени.
Может статься, что я пережимаю перо, но наличие цветной
штукатурки на древней фреске безусловно установимо. И буду-
щие исследователи, пользующиеся более совершенным инструмен-
том анализа, поправят меня.
Пока попытаюсь испробовать предложенный метод восстанов-
ления протографа. Совпадения в текстах «Задонщины» и «Слова»
Мусина-Пушкина могут служить доказательством того, что эти ме-
ста принадлежат оригиналу или древнейшим спискам «Слова», при-
ближенным к подлиннику более, чем исследуемые произведения.
Формальные черты сходства «Слова» и «Задонщины» защит-
ники объясняют так: «Слово» лежало на столе Софония-рeзанца,

20
когда он писал свою повесть о победе Дмитрия Донского. «Задон-
щина» повествует о реванше, которого добились русичи на поле
Куликовом за свое поражение на Каяле. Она писалась как своеоб-
разный ответ на «Слово».
Эта схема отвечает не на все вопросы и рождает новые, но я, в
общем, соглашаюсь с ней. Не исходил из нее, а прихожу к ней, как
к вероятной.
...Хочу высказать одну из возможных версий происхождения
«Задонщины» и коснусь при этом главы неофициальной биогра-
фии «Слова».
В драме «Слова», на мой взгляд, участвуют четыре главных
персонажа: Автор, Переписчик, Софоний-р
й
занец, Исследователь
(будем подразумевать под этим именем обобщенный образ защит-
ника).
Первый акт пока опускаем.
Акт II. Место действия — Южная Русь. Время действия —
1240 год. Взятие Киева ордами Батыя. Пожжены княжеские и мо-
настырские книгохранилища. Уцелевшие книги из южнорусских
библиотек вывозятся в северные области. Среди них несколько спис-
ков «Слова о полку Игореве». Это копии, сделанные в XIII веке,
еще довольно точно передавали оригинал. Хранились они, как и
вообще литература светского содержания, в княжеских или бояр-
ских библиотеках и большой популярностью среди церковников
не пользовались ввиду своей явной «чернокнижности». Надо по-
лагать, что церковь и до нашествия уничтожила не одно произве-
дение древнерусской литературы, в котором воспевались язычес-
кие боги или хотя бы была в ходу терминология дохристианских
культов. Достаточно сказать, что церковники преследовали даже
такие слова, как «вещий» — мудрый, потому что в применении к
жрецам язычества оно приобрело переносное значение — «вол-
шебник», «чудесник». В «Повести временных лет» историческое
имя Олег Вещий потребовало специальной оговорки: «И прозва-
ли Олега “Вещим”, так как были люди язычниками и непросве-
щенными».
В эпоху «избиения волхвов» произведения, насыщенные язы-
ческим колоритом, попросту смывались, и пергамент использовал-
ся для «правильных» писаний. Церковь причинила древнерусской
художественной литературе не меньше вреда, чем пожары Батыя.
Итак, уцелевшие рукописи из разоренных княжеских собра-
ний южнорусских городов перемещаются в северо-западные мо-
настыри и попадают в руки церковников. Острая нехватка писче-
го материала для священных писаний могла оказаться фактором

21
решающим в судьбе и некоторых списков «Слова». Историческое
содержание его и отдельные моменты поэтики, вероятно, исполь-
зовались при переписке и редактировании летописей и отдельных
произведений светской письменности, которые по причине «нейт-
ральности» или важности исторического содержания сохранились.
«Слово» же повествовало о деяниях малозначительного Новго-
род-Северского князька, о событиях к тому же печальных, что не
могло в эпоху тотального поражения от степняков не сказаться на
отношении к повестям с подобной фабулой. Воспитанию патрио-
тизма они не способствовали и, следовательно, были бесполезны,
если не вредны. Требовались произведения, воспевающие былую
славу христианского оружия, рассказывающие о победах над по-
гаными. И по этой причине могло быть непопулярным «Слово».
До XIV века уцелело в анналах северо-западных монастырей,
самое большее два списка «Слова».
Акт III. Место действия — один из московских монастырей.
Время действия — некоторое время спустя после 1380 года (дата
битвы на Куликовом поле). Действующее лицо — Софоний-р
й
за-
нец. Творческо-производственная характеристика: монах-копиист
летописей, достаточно образованный по тем временам книжник,
имеет склонность к литературному творчеству, развитую много-
летними упражнениями по переписке и редактированию старых
рукописей; этим же занятием воспитана способность к подража-
тельству, оригинальным художническим даром не обладает. (Ве-
роятно, существует в природе искусства такое понятие — «капель-
мейстерекая музыка». Ходит человек всю жизнь во главе духового
оркестра. И однажды садится и пишет свою симфонию. Так как
музыка звучит у него больше в ушах, чем в душе, то и получается
произведение, скомпилированное из обрывков «Амурских волн»
и похоронных маршей. Некоторые композиторы достигали в этом
деле высот совершенства.)
Софоний обнаруживает в монастырской библиотеке «черную
книгу», литературный стиль которой соответствует его представ-
лениям о настоящей словесности. Содержание же фабульное и
идейное резко контрастирует с мировоззрением Софония, с со-
временными событиями и настроениями Руси тех лет. Судьба «чер-
ной книги» решена.
Софоний, человек грамотный, много читавший, понимает, что
«Слово» непопулярно и быть таковым не могло. Он о нем ничего
не слышал раньше. Понимает, что перемещен этот список (а воз-
можно, думает он, оригинал) из сожженного Киева. Он уверен,
что это единственный уцелевший экземпляр. До него в книжных

22
завалах хранилища, которые, возможно, не разбирались с XIII века,
никто не видел этой рукописи, иначе она уже была бы смыта.
Может быть, Софоний обследовал анналы как раз с такой прак-
тической целью — найти книгу нерелигиозного содержания, что-
бы использовать ее пергамент для своих работ. После прочтения
Софонию приходит мысль написать подобную вещь, но другого,
современного содержания. Жар куликовского события еще не ос-
тыл в сознании.
«Слово» повествовало о битве русских со степняками на под-
ходах к Дону. (Наша повесть будет о битве за Доном.)
«Слово» рассказывало о поражении русских от степняков.
(Наша повесть будет о победе.)
«Слово» — о несчастном князе Игоре.
(Наша повесть — о великом князе Дмитрии.)
На имеющемся запасе пергамента, предназначенном для дру-
гой работы, он начинает писать «Слово о Дмитрии Донском» («За-
донщину»). Перед ним лежит великий образец. Зная наверняка,
что «черная книга» будет все равно смыта (возможно, им же са-
мим), Софонии-р
й
занец без оглядки скальпирует ее, делает пере-
садки живой ткани и органов обреченного гиганта.
...Если бы Софоний хотя бы подозревал, что перед ним не
единственный экземпляр, что «Слову» еще предстоит самостоя-
тельная жизнь в русской литературе (да еще какая!), едва ли он
решился бы так просто и легко использовать его поэтику в соб-
ственном произведении, к тому же подписанном.
...«Задонщина» пришлась впору. Она прославила имя Софо-
ния-рeзанца. Размножилась в большом количестве экземпляров
(хотя подлинник и не дошел до нас). Других повестей Софоний
более не написал. Видимо, за неимением образцов.
Приложение к третьему акту.
Иначе представляется картина создания «Задонщины» в на-
шем литературоведении.
Полагают, что «Слово» в XIV веке ходило огромным тиражом.
Было широко известно и любимо народом за красоты стиля и высо-
ту мыслей. Величие его литературное уже тогда осознавалось ши-
рокими массами. Одним из ревностных поклонников стал «брянс-
кий боярин Софоний Рязанский». Восхищенный памятником, он
садится и пишет ответное послание, в котором из чувства величай-
шего уважения к образцу, копирует поэтическое содержание его.
Читатели и слушатели «Задонщины», волнуясь, сравнивают
оба популярных и чтимых опуса и мысленным взором окидывают
расстояния, пройденные за два века родной словесностью.

23
Примерно, такое представление получаешь, читая объяснения,
подобные тому, которые дал академик Б.А. Рыбаков.
«Победа Дмитрия Донского была воспета Софонием Рязанцем
в «Задонщине», сложенной вскоре после битвы за Доном. С первых
же строк автор начинает цитировать «Слово о полку Игореве», вдох-
новляясь им и настраиваясь на его торжественный лад. Очевидно,
и читатели, и слушатели «Задонщины» хорошо знали «Слово о
полку Игореве» и могли вполне оценить, какой великий образец
был выбран для песни о Куликовской битве... Его (автора — 
О.С.
)
неотступное следование «Слову о полку Игореве» и его влюблен-
ность в поэтику «Слова» объясняется торжественным великолепи-
ем избранного им образца, данью уважения к гениальности безы-
мянного киевлянина 1180-х годов и его благородным помыслам»
19
.
Такие одические тосты еще более запутывают и без того слож-
ный вопрос.
Акт IV. Место действия: один из псковских монастырей. Вре-
мя действия: XV–XVI века. Действующее лицо: неизвестный мо-
нах-переписчик. Творческая характеристика: копиист с ярко вы-
раженными задатками редактора-соавтора (качество, весьма
характерное почти для всех переписчиков произведений светской
литературы). Сюжет совпадает с предыдущим только вначале.
...Монах разбирает запасы монастырской библиотеки, в кото-
рой хранятся и остатки рукописных собраний, завезенных с юга в
грозные времена. Его интересует и пергамент, которого все еще не
хватает для размножения религиозных сочинений, и древняя ли-
тература, спрос на которую все увеличивается. На Руси уже в
ходу новый письменный материал — бумага. Она дешевле, хотя и
недолговечней пергамента. Появление бумаги спасло древнерус-
скую литературу от полного уничтожения. 
Теперь нецерковные
тексты не просто смываются, а предварительно переносятся на
бумагу.
Круг грамотных на Руси расширяется. Книга, даже бумажная,
стоит дорого, и монастырям (издательствам того времени) это
выгодно. Книгопроизводство становится очень доходной статьей
монастырского бюджета.
Анналы библиотек, пребывавшие долгое время в забвении, пере-
тряхиваются, и на свет божий извлекаются старинные своды. В этих
сборниках встречаются вещи, явно нехристианского содержания.
Но и они будут размножены на бумаге с небольшой редакцией.
В связи с разрешением пергаментного кризиса — либеральнее
и церковная цензура. К тому же изменилась и культурная ситуа-
ция. В XVI веке древнерусское язычество уже не опасно. Боги

24
Перун и Белее, Стрибог и Хоре — прочно забыты в народе и не
могут соперничать с Христом. Элементы язычества сохраняются в
народной культуре, но они не оформлены идеологией. Жалкие
осколки былого монолита, разбитого в прах молотами правосла-
вия. Лешие и домовые — не в счет. Суеверие — не религия, милый
анахронизм. И это понимают церковники. Да и само христианство
переживает на Руси этап, которого не избежала ни одна религия —
оно превращается в привычку.
Уничтожив главных соперников, воцарившись, идеология ста-
новится верой, потом — обычаем. Она эрозирует, стареет, погряза-
ет в быту, притупляется. Она уже испытывает нужду в щекочу-
щих воспоминаниях. Ей, одряхлевшей, заплывшей жиром власти,
бесплотные тени древних врагов необходимы для постоянного са-
моутверждения. Так постепенно религия избавляется от катего-
ричности. Дух ее угасающий еще поддерживают еретические тече-
ния. В борьбе с ними она продлевает свою жизнь. Внимание ее
отвлечено в эту сторону. Ибо здесь — живые, дерзкие программы,
покушающиеся на авторитет ортодоксальной церкви. Их книги
еще сжигаются торжественно при народе. А Велесы и никудыш-
ные шамкающие Мокоши не выдвигают никакой программы, они —
звук пустой и страшны церкви не более чем деревянные идолы
самоедов.
И лег на стол монаха последний пергаментный список «Слова
о полку Игореве». Подновив, он выпустил его в свет в бумажных
сборниках, один из которых приобрел в XVIII веке Мусин-Пуш-
кин. Другой, возможно, мелькнул на Печоре в XX веке. А третий
увез с астраханского базара таинственный казах...
П р и м е ч а н и я
1
Аббревиатура СПИ давно принята в науке (
здесь и далее примечания
автора
).
2
Каченовский М.Т.
О «Римской истории» Нибура // Вестник Европы, 1830,
№ 17–20, с. 75.
3
Вестник Европы, 1809, № 18.
4
Там же.
5
Надеждин Н.И
. Об исторической истине. СПб, 1837, т. 20, с. 153.
6
Лихачев Д.С.
Изучение «Слова о полку Игореве» и вопрос о его подлин-
ности. В кн.: «Слово о полку Игореве» — памятник XII века. М.–Л.,
1962, с. 21.
7
Аксаков К.С
. Ломоносов в истории русской литературы и языка. Полное.
собр. соч., т. 11, М., 1875, с. 142–147.

25
8
Известны несколько списков «Задонщины»: Список ГПБ (Государствен-
ной публичной библиотеки) из собрания Кирнлло-Белозерского монас-
тыря № 9/1086 (К-Б); список из собрания Ундольского № 632 (У); спи-
сок ГИМ (Государственного Исторического музея), собрание музейное
№
.
2060 (И-1); список ГИМ, собрание музейное № 2060 (И-2); список
ГИМ, собрание Синодальное № 790 (С) и другие. Мы будем в дальней-
шем цитировать «Задонщину» по изданию «Слово о полку Игореве» и
памятники Куликовского цикла», под редакцией Д.С. Лихачева и Л.А. Дмит-
риева, издательство «Наука», М.-Л., 1966, раздел «Тексты Задонщины».
9
Рыбаков Б.А
. «Слово о полку Игореве» и его современники. М., 1971, с. 27.
10
Луи Леже
. Славянская мифология. Воронеж. 1908, с. 4–5. Перевод с фран-
цузского издания, 1900.
11
Mazоn A.
Le slovo d’lgor. Paris, 1940.
12
Леснов С
. Слово о полку Игореве. Вып. 2, Париж, 1951, с. 179.
13
Сб. «Слово о полку Игореве» — памятник XII века, М.–Л., 1962.
14
См. вышеуказанный сборник, с. 113.
15
Показательна в этом отношении судьба двухтомного труда А. А. Зимина,
не так давно изданного на ротапринте количеством в насколько десятков
экземпляров. В этом исследовании известный литературовед попытался
оспорить подлинность «Слова». Материалы сокрушительной дискуссии,
развернувшейся вокруг этой работы, были опубликованы в популярных
изданиях гораздо большим тиражом, чем сам обсуждаемый труд. Я не
согласен с выводами А.А. Зимина, но трудно согласиться и с методами
подобных обсуждений.
16
См. 
Леснов С
. Слово о полку Игореве. Вып. 2, Париж, 1951, с. 181.
17
Там же.
18
Москвитянин, 1841, № 3, с. 245.
19
Рыбаков Б.А
. «Слово о полку Игореве» и его современники. М., 1971, с. 26.

26
Свист звериный
тиху учит «Слово». Годами, вчитываясь в него, получаешь по-
этическое образование. Живой учебник русского языка и по-
этики, в котором зачастую правила обнаруживаешь и форму-
лируешь сам, а исключения возвышаются над унылыми законо-
мерностями. Поэзия не есть самовыражение грамматики, но грам-
матическое чутье позволяет порой понять поэзию.
...Войска Игоря и Всеволода встретились. Поход начался. (При-
вожу отрывок по мусин-пушкинскому изданию. Подчеркнуто мною.)
Тогда въступи Игорь Князь въ златъ стремень,
и поеха по чистому полю. Солнце ему
тъмою путь заступаше; 
нощь стонущи
ему грозою птичь убуди; свистъ зверинъ
въ стазби;
дивъ кличетъ връху древа...
Перевод Мусина-Пушкина: «Князь Игорь вступя въ златое стре-
мя, поехалъ по чистому полю. Солнце своимъ затмениемъ преграж-
даетъ путь ему, 
грозная возставшая ночью буря пробуждает птицъ;
ревутъ звери стадами,
кричитъ филинъ на вершине дерева...»
1
.
Многие переводчики и комментаторы пытались объяснить
«стазби», справедливо полагая, что разгадка смысла всего под-
черкнутого мною темного места — именно в этом искусственном
образовании, родившемся при членении сплошной строки па-
мятника.
В.И. Стеллецкий
2
подробно рассматривает основную литера-
туру по толкованию «стазби», — Максимович первый увидел здесь
глагол «въста» и отнес вторую часть начертания к следующему
предложению. Основанная на его догадке поправка Потебни «уз-
бися Дивъ», принятая В.А. Яковлевым в форме «збися Дивъ», а
С
????? ??????
1

27
затем в этом виде акад. В.Н. Перетцем — в настоящее время также
находит сторонников (Д.С. Лихачев, О.В. Творогов и др.)
Поправка В.Ф. Ржиги «въеста близъ» представляется недоста-
точно аргументированной с палеографической точки зрения и не-
естественной с литературной.
В.С. Миллер, А.А. Потебня, В.Н. Щепкин, В.Н. Адрианова-
Перетц, А.С. Орлов, Д.С. Лихачев и переводчики А.Ф. Вельтман,
Г.П. Шторм, Н.А. Новиков, Л.И. Тимофеев и многие другие полага-
ли, что предложение кончается глаголом — въста, т. е. «свист звери-
ный встал». Е.В. Барсов, С.К. Шамбинаго, Ф.Е. Корш и В.И. Стел-
лецкий видят в «зби» — глагол, завершающий предложение, а
написание «въста» разбивают — «в ста». Мнения последних рас-
ходятся в толковании полученного огрызка — «ста». Одни (Бар-
сов и Шамбиного) видят остаток слова «стая», Корш — «стадо»,
Стеллецкий поддерживает вторую гипотезу.
Текст, стало быть, принимает у Стеллецкого такой вид:
нощь стонущи ему грозою
птичь убуди,
свистъ зверинъ въ ста(да) зби.
Дивъ кличетъ връху древа.
И перевод:
ночь стонала ему грозою,
птиц пробудила,
свист звериный в стада их сбил.
Див кличет с вершины древа.
Из всех существующих академических и литературных пере-
водов, мне кажется, этот — наиболее совершенный. Другие образ-
цы являть долго и неинтересно. Можно привести в пример (чтобы
показать дистанцию) юговский перевод:
И ночь, ропща на него грозою,
птиц 
прибила!..
Взбился 
половец!
–
свищет свистом звериным
кличет с вершин деревьев.
Я попытался применить перед этимологическим методом —
структурный. И расположил кусок текста в следующем порядке:
Солнце ему тьмою путь заступаше.
Ночь стонущи ему грозою.

28
1) П т и ч ь убуди 
свистъ
.
2) З в е р и н ъ въста 
зби.
Дивъ кличетъ върху древа...
Для сравнения привлекаю еще один кусок из описания ранне-
го утра перед боем:
Долго ночь меркнет.
Заря свет запала.
Мьгла поля покрыла.
3) 
Щекотъ
с л а в i й успе.
4) 
Говоръ
г а л и ч ь у буди.
Грамматическое родство предложений из двух мест текста
«Слова», мне кажется, вероятным. Отличаются они лишь местом
подлежащего, но такая инверсия возможна и находит подтвержде-
ния в практике русского литературного языка, как и эпохи «Сло-
ва», так и позднейших.
Общие структурные черты конструкций 1, 2, 3, 4:
1) определение перед сказуемым (птичь убуди-зверинъ въста-
славiй успе-галичь убуди);
2) сказуемое выражается глаголом прошедшего времени (убу-
ди-въста-успе-убуди);
3) определения — краткой формой прилагательного (птичь-
зверинъ-славiй-галичь).
Схематически строки 1 и 2 соответствуют друг другу так же
полно, как 3 соответствует 4.
Таким образом, я пришел к выводу, что птичь — краткая фор-
ма прилагательного, а не существительное, как полагают. При этом
грамматическом прочтении устраняется вычурное, совершенно
необычное для славянской литературы выражение «свист звери-
ный». И возникает более точное и традиционное — птичий свист.
(Мусин-Пушкин не решился сохранить в переводе «свист звери-
ный» и заменил его «ревут звери».)
Я привожу эти доказательства с некоторой робостью перед име-
нами признанных лингвистов. Они были заворожены традицией,
освященной Мусиным-Пушкиным. И не «въстазби» оказалось при-
чиной темного места, а прозрачнейшее «птичь», грамматические
аналогии которому можно было найти в самом тексте «Слова».
...Неясное написание «зби» стоит на месте подлежащего и, ско-
рее всего, относится к именам существительным. И означает по
семантической схеме — название звука, издаваемого зверем, или
движение.

29
Птичий пробудился свист,
Звериные восстали зби.
В древнерусском языке есть похожее слово — зыбь — беспо-
койство, смятение
3
. В современном — зыбь — колебание. Корень
распространен в украинском, старославянском, словацком, сербс-
ком (в формах -зиб-, зьб, -зеб-, зайб). Это одно из возможных
направлений поиска.
«Зби» может быть воплощением уже неизвестного нам и пере-
писчику палеографического или речевого нюанса (зыби>з’би). Пока
же я принимаю прочтение «з’би» — беспокойство, смятение. В
.
гру-
бом, дословном переводе:
Птичий свист пробудился,
Звериное поднялось смятение.
Весь отрывок я предлагаю читать:
Тогда въступи Игорь Князь въ злать стремень
и поеха по чистому полю.
Солнце ему тъмою путь заступаше.
Нощь стонущи ему грозою.
Птичь убуди свистъ.
Зверин въста зби.
Дивъ кличетъ връху древа...
П р и м е ч а н и я
1
Слово о полку Игореве, под редакцией и в переводе графа А.И. Мусина-
Пушкина, М., 1800.
2
Слово о полку Игореве, под редакцией В.И. Стеллецкого. М., 1987, с. 130.
3
Срезневский И. Материалы к словарю древнерусского языка, т. 1, 1009.
Изяслав на кровати
Не всегда в появлении темных мест виновен П-16
1
. Возникают
они и от неверного членения строки. По признанию Мусина-Пуш-
кина, разобрать рукопись «было весьма трудно, потому что не
было ни правописания, ни строчных знаков, ни раздробления слов,
в числе коих множество находилось неизвестных и вышедших из
употребления»
2
.

30
Все это затрудняло чтение рукописи. Мусин-Пушкин опасал-
ся допустить ошибки, подобные той, какую сделал Щербатов при
разборе грамоты новгородцев князю Ярославу («по что отъял еси
поле заячь и Миловцы?», вместо «по что отъял еси поле заячьими
ловцы?»)
Однако вопреки собственному предостережению Мусин-Пуш-
кин допустил при расчленении сплошных строк на слова ошибки,
не уступающие щербатовской: «Кь мети» вместо «къмети», «въ
стазби» — «въста зби», «му-жа имеся» — «мужаимься» и т. д.
Не понятые редактором слова часто писались с большой бук-
вы и превращались в собственные имена. Так у Мусина-Пушкина
получалось «Кощей» — мнимое имя половца, «Урим» — имя вое-
воды или соратника Игоря.
Рассмотрим случай, когда, неправильная разбивка привела к
рождению ложной метафоры. Исследователи, пытаясь поправить
Мусина-Пушкина, тратили много энергии и приходили к результа-
там еще более курьезным. Литературное бесчувствие ученых чита-
телей порождает порой в «Слове» чудовищные в своей искусствен-
ности образы, несвойственные и «Слову» и литературе в целом.
«Единъ же Изяславъ сынъ Васильковъ позвони своими остры-
ми мечи о шеломы Литовскiя; притрепа славу деду своему Всесла-
ву, а самъ подъ чрълеными щиты на кроваве траве притрепанъ
Литовскыми мечи. 
И схотию на кровать и рекъ
: «Дружину твою,
Княже, птиць крилы приоде, а звери кровь полизаша».
Подчеркнутое место Мусин-Пушкин перевел так:
«На семь то одре лежа произнесъ онъ». Поправок было мно-
жество. Наиболее интересные исправления следующие: 1) «И схоти
юнак рова тьи рекъ». Перевод этого сербо-русского предложения
предлагается такой: «И схотел юноша ямы (могилы) тот сказал».
Но в словаре автора есть уже термин «уноша» — юноша, и «юнак»
не проходит, но несмотря на это, продолжали: 2) «и схыти юнак
рова...» — т. е. похитила юношу могила; 3) «и схопи» — т. е. схапа-
ла; 4) «и с хотию на кров и тъи рекъ» — «и с любимцем на кровь,
а тот сказал»; 5) «и с хотию на кровать и рекъ» — «и с любимцем
на кровать и сказал».
В.И. Стеллецкого шокирует эта картина, и он предложил пе-
ревести — «и с милою на кровать»...
Если бы мне пришлось иллюстрировать «Слово», я воплотил
бы в красках все сочиненные толкователями образы. И этот эпи-
зод просится под кисть.
Степь, политая кровью трава; разбросаны тела литовцев с по-
мятыми шлемами. Среди поля широкого стоит деревянная кро-

31
вать с никелированными шишечками. На ней лежит возбужден-
ный Изяслав с любимым человеком (признаки пола коего при-
крыты фиговым щитом). А вокруг кровати — трупы, а на них —
вороны...
Предложенные варианты разбивок отличаются грамматической
и литературной недостаточностью. Прежде всего грамматической.
1) В разбивке Мусина-Пушкина утрачено, по крайней мере,
два сказуемых. Они «подразумеваются».
Этот недостаток не устраняется и следующими «членителями».
2) Начинательный союз «и» в памятнике всегда употребляет-
ся перед глаголом. Н.М. Дылевский отметил этот пример как осо-
бый: «встречен только один случай с начинательным «и» не перед
глаголом — «и с хотию на кровать»
3
.
Опять исключительная грамматическая ситуация, как в исто-
рии с единичным применением «а» в финальной строке. Я рас-
сматриваю весь кусок Изяслава как эпический монолит.
Моя разбивка:
...Единъ же Изяславъ сынъ Васильковъ
позвони
своими острыми мечи о шеломы Литовскiя;
притрепа
славу деду своему Всеславу,
а самъ подъ чръленымя шиты
на кроваве траве, притрепанъ
литовскыми мечи
исхоти
юна кров.
А тьи рекъ: Дружину твою, княже,
птиць крилы 
приоде
, а звери кровь
полизаша.
Не бысь ту брата Брячаслава, ни
другаго — Всеволода. Единъ же
изрони
жемчюжну душу из храбра тела,
чересъ злато oжepeлie.
(Один же Изяслав сын Васильков
позвонил своими острыми мечами о
шлемы литовские,
«притрепал» славу деду своему Всеславу,
а сам под красными щитами
на кровавой траве «притрепанный»
литовскими мечами
исходил юной кровью.
А тот сказал: Дружину твою,

32
князь, птиц крылья приодели,
а звери кровь полизали.
Не было тут брата Брячеслава,
ни другого – Всеволода. Один ты
изронил жемчужную душу из храброго
тела через златое ожерелье...)
«Исходить кровью» — устойчивое сочетание во многих сла-
вянских языках. Значение его — «умирать от потери крови» (Даль).
Вероятно, «исхоти» — написание авторское. Если бы в оригинале
значилась форма — «исходи». Переписчик несомненно узнал бы
ее и сохранил орфографию.
И грамматически и литературно это прочтение точнее.
Вместо ужасной кровати на поле кровавой битвы, вместо
любовника Изяславова — простой, известный фразеологизм, точ-
но вписывающийся в образный строй и стилистику эпического
текста.
Дополнение
Обидно. Литературы по «Слову» накопилось за два века вели-
кое множество. За всем уследить просто невозможно. Особенно за
старыми, «провинциальными» выступлениями, которые не попа-
ли в основное русло науки по «Слову».
Когда статья уже была написана, мне в каталоге одной биб-
лиотеки встретилась карточка: Н.И. Маньковский. «Слово о полку
Игореве» — лирическая поэма внука Боянова. Житомир, 1915 г.
Я затребовал и обнаружил в этой книжке разбивку «юна кров»
(с. 98).
Уже тогда можно было избавиться от «любовника на кровати».
А он пребывает на оной до сего дня.
П р и м е ч а н и я
1
Условное обозначение Переписчика XVI века. Соответственно Перепис-
чик XVIII века — П-18.
2
Калайдович К.Ф
. Библиографические сведения о жизни, ученых трудах и
собраниях российских древностей графа А.И. Мусина-Пушкина. Записки
и труды ОИДР, 1824, ч. II.
3
Дылевский Н.М
. Лексические и грамматические особенности языка «Сло-
ва о полку Игореве». В кн.: «Слово о полку Игореве» — памятник XII
.
века.
М.–Л., 1966, с. 241.

33
Под трубами спеленуты
...Всеволод представляет Игорю своих воинов:
А мои ти Куряни сведоми къмети,
подъ трубами повити, подъ шеломы
взълелеяны, конец копiя въскръмлени...
Перевод Мусина-Пушкина:
Мои Курчане въ цель стрелять знающи,
подъ звукомъ трубъ они повиты, подъ
шлемами возлелеяны, концомъ копья
вскормлены...
Романтический портрет средневекового русского воина.
Первый переводчик не понял «къмети» и разбил слово, полу-
чив новый смысл.
Не буду останавливаться на истории «къмети». Термин после-
дующими переводчиками узнан и довольно близко истолкован —
«воины».
Гораздо интересней судьба глагола «повити», который все произ-
водят от корня «вить», и переводят — «спеленуты». Не замечая как
нарушается размашистая поэтическая схема, в которой неуместно
мелкое, бытовое наблюдение — спеленуты. И это говорится о воинах.
А мои-то куряне — умелые воины,
под трубами спеленуты (?)
под шлемами взлелеяны,
с конца копья вскормлены!..
Прозаизм «спеленуты» разрушает эпически обобщенный смыс-
ловой ряд.
Глагол «повиты» встречается в одном из поучений Паисиевс-
кого сборника XIV века «...человеци есмы повиты въ гресехъ»
1
.
Едва ли следует понимать церковный афоризм, как «человеки
спеленуты во грехах». Думаю, что в поговорке воплотилась хрис-
тианская мысль «человек 
порожден
во грехе» и этим отличается
от Бога, который зачат безгрешно и порожден Девой!
И разве основная обязанность народных акушерок 
(повитух,
повивальных бабок)
пеленать, а не помогать роженице? На Урале
я слышал в русской деревне пословицу: «Коза не разродится —
идет к овце-повитухе».
Латинское слово «вита» — жизнь, вероятно, было причиной
появления и «повити», и «повитух».

34
Этот книжный термин стал основой для украинского слова —
«вытати» — жить, для русского «обитать» — жить (обвитать), «оби-
тель» — место жизни (обвитель) и, наконец, «витать» — жить (ср.
витает в облаках)...
Это заимствованное слово не выдержало конкуренции обще-
славянского омонимичного «вить» (свивать, веять) и сохранилось
лишь в отдельных конструкциях.
Слово «повиты» могло бы служить доказательством древности
памятника. Если его не узнали сотни специалистов но древнерусско-
му языку за два века беспрерывного изучения «Слова» и бесчислен-
ных источников по славянским языкам и говорам, то каким языкове-
дом-гигантом должен был быть фальсификатор XVIII века, чтобы
найти этот давным-давно забытый термин и употребить его в един-
ственно возможном (в этом контексте) литературном значении.
Термин, надо полагать, уже в XII веке применялся редко и то
в литературном, книжном языке. Кажущаяся легкость прочтения
гаппакса
2
, в виду услужливой близости глагола «вить», оберну-
лась непониманием. Метод «народной этимологии», примененный
учеными, позволил им при взгляде сверху вниз увидеть лишь кры-
шу неодноэтажной лексемы.
А мои-то куряне — умелые воины:
под (звуки боевых) труб 
рождены,
под шлемами взлелеяны,
с конца копья вскормлены.
...Автор «Задонщины» не обошел вниманием эпическую фор-
мулу. Он переносит ее в свое произведение и применяет для ха-
рактеристики литовских союзников братьев Олгердовичей:
В разных списках «Задонщины» формула выглядит так:
«Те бо суть сынове храбры, кречаты в ратном времени и ведо-
мы полководцы, под трубами, под шеломы злачеными в Литовс-
кой земли» (У).
«Те бо суть сынове храбрии, кречати в ратном времени, ведо-
ми полководцы, под трубами и под шеломы возлелеяны в Литов-
ской земле» (И-1).
«Ти бо бяше сторожевыя полкы на щите рожены, под трубами
поютъ, под шеломы възлелеяны, конец копия вскормлены, с вос-
трого меча поены в Литовьской земли» (К-Б).
«Тые ж бо есть сынове храбрии, родишась в ратное време, под
трубами нечистых кочаны, коней вскормлены, с коленых стрел
воспоены в Литовской земли» (С).
Переписчики явно перерабатывали не во всем ясные речения
оригинала «Задонщины».

35
Список И-1 опускает непонятное «повиты»: «под трубами и
под шеломы взлелеяны».
Список У опускает и «взлелеяны»: «под трубами, под шеломы
злачеными в Литовской земле».
Список С создает четырехчлен, добавляя необходимое для
эпического ряда начальное — «рождены», — но, создав для ново-
го глагола подходящее, на его взгляд, окружение (родишась в
ратное время) «возлелеяны» он переводит — «кочаны»; из «кон-
ца» или «копья» производит непонятных «коней». Добавлены
стрелы.
Наиболее близок к оригиналу в данном случае список Кирил-
ло-Белозерского монастыря. Здесь мы видим уже пятичлен: рож-
дены — поют — взлелеяны — вскормлены — поены.
Полагаю, что в авторском экземпляре «Задонщины» эпическая
формула «Слова» была дополнена недостающими деталями по за-
кону былинной поэтики. Если есть «вскормлены», должно быть и
«вспоены», если есть «взлелеяны», то должно быть и начальное —
«рождены». «Повиты» не было понято и превратилось в «поют» —
несуразное в этом ряду. Но — как дань образцу. Близость музы-
кального термина «трубы» определило судьбу слова «повиты».
Таким образом, лексема из южнорусского диалекта XII века
уже была непонятна в XIV веке на Севере Руси. Не понята и
современными исследователями, хотя все содержание контекста
говорит об одном значении этого слова, возглавляющего эпичес-
кий трехчлен: рождены — взлелеяны — вскормлены.
П р и м е ч а н и я
1
Срезневский И.
Материалы к словарю древнерусского языка. Т. 2, с. 47, 999.
2
Гаппакс — термин, обозначающий редкое слово, вышедшее из употребле-
ния в современном языке, но встречающееся в отдельных памятниках лите-
ратуры.
Коли сокол в линьке бывает
Когда до великого князя Киевского Святослава Всеволодови-
ча доходит известие о разгроме на Каяле и о том, что половцы
направляются к русским границам, он произносит злато слово, в
котором заявляемо готовности отстоять «родное гнездо» в следу-
ющих выражениях:

36
А чи диво ся, братие, стару помолодити?
Коли соколъ 
въ мытехъ бываетъ,
высоко птицъ възбиваетъ;
не дастъ гнезда своего въ обиду.
Мусин-Пушкин: «Но мудрено ли, братцы, и старому помоло-
деть? Когда сокол перелиняетъ, тогда онъ птицъ высоко загоняетъ
и не даетъ в обиду гнезда своего».
Д.С. Лихачев перевел грамматически точнее:
Когда сокол линяет
высоко птиц взбивает
не даст гнезда своего в обиду.
И пояснил: «Термин «в мытех» означает период линьки, осо-
бенно той, когда молодой сокол надевает оперенье взрослой пти-
цы. Взрослые соколы отважно защищают свои гнезда от более
сильных хищных птиц (например, от орла-беркута)»
1
.
Приведу из массы подобных же переводов один из последних —
В.И. Стеллецкого: «А диво ли, братья, старому помолодеть? Когда
сокол 
перелиняет,
высоко птиц загоняет, не даст гнезда своего в
обиду». (Подчеркнуто мной. — 
О.С.
). Возврат к мусин-пушкинс-
кому вольному переводу. Но комментарий писан как будто к ли-
хачевскому:
«Мыть или «мыт» — линяние, линька, ежегодная смена перьев
у соколов. Линяние характеризует зрелость и связанную с ней
охотничью опытность сокола. Автор говорит о соколе, 
«находя-
щемся в мыте»
(подчеркнуто мной. — 
О.С.
) В период линьки со-
кол находится около своего гнезда и охраняет его с особенной
яростью, нападая на приближающихся к гнезду птиц»
2
.
...Охота с ловчими птицами — древнейшая из охот.
«Считают, что в Европу она пришла через южные русские сте-
пи из Азии. И много столетий была едва ли не главным развлече-
нием знати в Германии, Голландии, Франции, Англии, Венгрии,
Польше. Охота с ловчими птицами на лебедей, журавлей, уток,
цапель и коршунов ценилась больше других охот. И потому за
хорошую ловчую птицу (из соколов чаще всего за кречета) плати-
ли огромные деньги... Нередко, заключая мир, какой-либо князь,
государь или хан в одном из пунктов высокого соглашения требо-
вал: “И прислать десять хороших кречетов”.
После неудачной битвы с турками при Никополе (1386 г.)
французский король Карл VI выкупил двух своих маршалов де-
Бусико и де ля Тремогля за несколько кречетов. А герцог Бургун-

37
дский добился освобождения своего сына у тех же турок за дюжи-
ну ловчих птиц. Иван Грозный, желая поладить с Англией, посы-
лал в подарок королеве Елизавете русских кречетов, но отказал в
этой же милости Стефану Баторию, написав: “Были прежде у меня
кречеты добрые, да извелись”.
На Руси сокол всегда был птицей высокочтимой. Уже на гербе
Рюриковичей родовой эмблемой был сокол. Что касается соколи-
ных охот, то о них летопись впервые упоминает в IX веке: “Олег в
Киеве завел соколиный двор”. Ярослав Мудрый учредил уже го-
сударственную соколиную службу с большим числом мастеров
этого дела. Сокольники были людьми приближенными ко двору,
среди них были любимцы царя, они пользовались почетом и мно-
жеством привилегий. Во главе дела был старший сокольничий —
лицо, стоящее в одном ряду с окружающей государя знатью»
3
.
На фоне этого, весьма содержательного сообщения, хорошо
смотрится информация из «Слова», свидетельствующая о знаком-
стве автора с соколиной темой. «Тогда пущашеть соколовь на
стадо лебедей, который дотечаше, та преди песь пояше... Боянъ
же, братие, не соколовь на стадо лебедей пущаше, нъ своя ве-
щиа пръсты на живая струны въскладаше: они же сами княземъ
славу рокотаху»
4
.
Неоднократно в разных метафорах участвует в «Слове» образ
сокола. Изо всех птиц, упоминаемых в тексте, пожалуй, эта была
наиболее знаема человеком той среды, которую скорее всего и
представлял автор. Он, судя по многочисленным и довольно точ-
ным описаниям природы, был достаточно опытным натуралистом
и едва ли допустил бы ошибку в передаче не им самим изобретен-
ной, а скорее всего традиционной формулы. Он должен был знать,
что мыт
5
— 
это болезнь.
Когда птица линяет, она беспомощна.
Линяющий т. е. теряющий перья сокол не взлетает, не взбивает,
не крушит врагов своих, а отсиживается в гнезде, моля своего
пернатого бога только об одном, чтобы не тревожили его. Он без-
защитен в этот период. Состояние у него «мутное». Именно в
этом состоянии и изымают ловцы дикого сокола из гнезда. В Древ-
ней Руси ловцов кречетов называли «помытчики». Сокол линяет
в своей жизни несколько раз. После двух-трех линек это уже бое-
вая, могучая птица.
Это выражение «три линьки» хорошо известно профессиональ-
ным охотникам и сейчас. (Обобщающее число «три» выражать
могло понятие «множество», а не конкретное число линек.) В тек-
сте же речь идет о находящемся в «мыте» соколе, т. е. 
линяющем,
а не перелинявшем.

38
Грамматическая форма вступает в противоречие с литератур-
ным смыслом контекста. В метафоре участвовать должен был об-
раз многократно перелинявшего сокола.
Вероятно, следовало усомниться в правильности передачи ори-
гинала переписчиком.
Старший из известных примеров определения линьки птицы
относится к XV веку. В списке этого времени «Слова в неделю
сыропустную» читаем: «мытятся яко истреби и понавляются яко
орли».
В.П. Адрианова-Перетц справедливо считает, что термин «мы-
титься», чтобы попасть в такой далекий от природоведенья жанр
как церковное поучение, должен был быть широко распростра-
ненным в народном языке, иначе само сравнение, рассчитанное на
приближение религиозной темы к слушателю-читателю, осталось
бы непонятным
6
.
В XVII веке в высших кругах России интерес к соколиной
охоте возрождается (возможно, в связи с тем, что ею увлекался
царь Алексей Михайлович) и печатается «Урядник сокольничего
пути». Тогда-то в поздних списках «Повести об Акире» проявля-
ются вставки в старый текст, упоминающий о линьке сокола.
В одном списке: «он готов бысть па царскую службу, аки трех
мытей сокол бывает, он не даст ся с гнезда своего взяти»
7
.
Нет оснований полагать, что эти наблюдения помытчиков
(трижды перелинявший сокол не даст с гнезда себя взять) и со-
кольничих (трех мытей сокол — готов к охоте) были сформулиро-
ваны только в XVII веке. Сокольничья служба — отлов и приру-
чение хищных птиц при княжеских дворах, практиковалась
издревле. Поговорка и пословица могли войти в язык уже в веке
Х–XI.
В древнерусском письме, по заимствованной у греков тради-
ции, в качестве цифр использовались буквы. Причем в глаголи-
ческой системе — 28 букв алфавита, в кириллице — цифровое
значение получали лишь буквы, заимствованные из греческого
письма.
Так, оригинальная буква Б (буки) в кириллице не использова-
лась как цифра. Так же и Ж (живете) и др.
В глаголице этот принцип не соблюдался. И потому порядок
любой буквы в алфавите придавал ей числовое значение. Аз — 1,
буки — 2, веди — 3, глаголь — 4, добро — 5 и т. д. В кириллице:
аз — 1, веди — 2, глаголь — 3, добро — 4.
Лишь буква йота — в обеих славянских системах обозначала
число 10, как в греческом письме.

39
Вероятно, глаголический принцип более удобный, «пальцевый»,
находил применение и в кирилловском письме. (Любопытно, что
В.И. Стеллецкий при издании своего перевода допускает «глаго-
лические» ошибки. В мусин-пушкинском издании числа переданы
буквами под титлом: «чръная тучя съ моря идутъ, хотятъ прикры-
ти солнца». В копии для Екатерины переписчик расшифровал
цифру — «четыре солнца». В.И. Стеллецкий, основываясь на «ека-
терининском» прочтении, правит мусин-пушкинский вариант:
« солнца», и в своем переводе — «четыре солнца». По глаголи-
ческому «пальцевому» способу. В кириллице же = три.
Такую же ошибку совершает Д.В. Айналов в статье «К исто-
рии древнерусской литературы»
8
. Он приводит цитату из Радзи-
виловской летописи под 1141 годом: «егда же несяху ко гробу
дивно знамение бысть на небеси и страшно: была солнца сияю-
ще». И поясняет в скобках: («4»). На этой ошибке Д.В. Айналова
другой исследователь Г.И. Имедашвили построил очень убеди-
тельную гипотезу. Прочитав «Слово» в переводе, он обнаружил
«черные тучи с моря идут, хотят прикрыть четыре солнца» и срав-
нил их с четырьмя солнцами Д.В. Айналова. Этого оказалось дос-
таточным для заявления «четыре солнца... не есть вымышленная
аллегория, символ, метафора, а реальное событие, имевшее место
в 1185 году перед битвой на Каяле»
9
.
Увлеченный своей идеей Г.И. Имедашвили идет, мягко гово-
ря, на преувеличение: «русскими летописями в 1185 году отмече-
но появление четырех солнц». Однако такого сообщения нет ни в
одной из изданных летописей.
Путали глаголическое и кирилловское правила даже летописцы.
«Ошибки в чтении цифр случаются часто. В древнейших ки-
рилловских рукописях открыты случаи неверного перевода глаго-
лических цифр оригинала (по большей части отдаленного) на ки-
рилловские. Так, например, при переписке глаголического текста
S
вопреки кирилловскому счету принимается иногда за 8 (как в
глаголице) вместо ожидаемого шесть»
10
.
Знак «титло», который ставится над буквой, чтобы превратить
ее в цифру, по наблюдению палеографов, часто терялся, не заме-
чался переписчиками в «побледневшем, полусмытом, полустер-
том, замаранном письме» (В.Н. Щепкин).
Мне кажется, что в протографе «Слова» исследуемое место
было писано так:
«Коли соколъ мытей бываетъ, высоко птицъ възбиваетъ, не
дастъ гнезда своего въ обиду».

40
Автор, переводя 
устную
пословицу в письмо, применил при
передаче числительного 
«трех»
глаголическое правило (аз — 1,
буки — 2, веди — 3). Переписчик или не заметил титло, или руко-
пись дошла до него уже без оного. Цифра превращается в букву, и
он получает право подчинить «в мытей» возникшей новой грам-
матической ситуации и исправить на «въ мытехъ», добавив к бук-
ве «веди» недостающий ей твердый знак. Грамматически фраза
стала правильной, но смыслово — парадоксальной.
П р и м е ч а н и я
1
Слово о полку Игореве. М., 1961.
2
Слово о полку Игореве. Перевод и комментарий 
В.И. Стеллецкого
. М., 1967.
3
В. Песков
. Ловчие птицы. «Комсомольская правда», 1971, 16 окт.
4
— буква «йота» под титлом означала цифру 10.
5
Кстати, еше один пример древнего заимствования из латинского. Ср. mut —
линяние; mutare — менять, сменять. Сравните — мыт, мыть, мытарить,
мытарство, муть.
6
Адрианова-Перетц В.П
. Фразеология и лексика «Слова о полку Игореве».
В кн.: Памятники Куликовского цикла. М.–Л., 1966.
7
Памятники старинной русской литературы, вып. II. СПб., 1860, с. 368.
8
См.: Труды отделения древнерусской литературы АН СССР, М.–Л., 1936,
т. III, с. 23.
9
Имедашвили Г.И
. Четыре солнца в «Слове о полку Игореве». В кн. иссле-
дований и статей «Слово о полку Игореве». М.–Л., 1950, с. 221.
10
Щепкин В.Н
. Русская палеография, М., 1960, с. 151.
Повелея отца своего
Святополк увозит с поля битвы тело тестя своего Туграхана.
«Святоплъкъ повелея отца своего междю Угорьскими иноходь-
цы ко святей Софии къ Kieвy».
Так в мусин-пушкинском списке.
Необычный термин, не встреченный более в древнерусской пись-
менности и в живых языках, взывает к исследователям. В.И. Стел-
лецкий: «В первом издании напечатано “повелея”, но такого глаго-
ла нет. Следовательно, необходима конъектура (поправка).
Принимаю поправку Потебни “полелея”. Эта поправка принимает-
ся почти всеми современными комментаторами. Однако старая конъ-
ектура (1819) Пожарского (повеле яти), принятая акад. Ф.Е. Кор-

41
шем (а в настоящее время также Д.С. Лихачевым и Л.А. Булаховс-
ким) должна быть окончательно отвергнута, если принять во вни-
мание сохранение ритма... Поправка М. Максимовича “Яроплъкъ”
вместо “Святоплъкъ” разрушает звуковую систему этого отрывка
(разрушается аллитерация “Святоплъкъ — своего — святей Со-
фии — Кыеву”). Поэтому, думается, текст должен читаться с этой
минимальной поправкой Потебни. Так написал автор»
1
.
Убежденно, но не убедительно.
В говорах глагол «лелеять» выступает в значении «лететь»: «а
он (муж) уж прилелеял», «ох, детычка, как налелеяли к нам не-
мсы у хату», «налелели овсы на гарот».
В тексте «Слова» — лелеять — укачивать («под шеломы взле-
леяны», «лелеючи корабли на сине море»).
И если бы автор применил здесь глагол — «полелея», то, веро-
ятно, в значении, не отличном от других случаев употребления в
тексте.
А что если поверить написанию «повелея»? Но производить не
от «велеть» (веление, воля), а попытаться использовать глагол —
«вълечь», «влек». Этот смысл подсказывается содержанием отрывка.
Славянские формы глагола влечь (влекти) восходят к общему
источнику велк (Фасмер). Возможен ли в древнерусских диалек-
тах полногласный вариант «велек»?
Может быть, эта форма еще сохранялась в говоре Автора и
отразилась в «Слове»? Впрочем, возможно — авторская описка.
Переписчику она не знакома. «Влек» он, наверное, скопировал бы
правильно, но написание «велекъ» ему ничего не говорило. Он
предположил описку. Сочетание «къ» в рукописном исполнении
похоже на древнерусскую букву «я». И Переписчик получает вме-
сто непонятного «повелекъ» слово «повелея», которое соотносит-
ся хотя бы со знакомым «повелел». Общий смысл фразы от этой
конъектуры не прояснился, но первейшая задача Переписчика —
сделать понятной лексему.
В итоге фраза оригинала мне видится такой:
Святоплъкъ повелекъ отца своего
междю Угорьскими иноходьцы...
Повез (поволок) убитого тестя своего Туграхана на волокуше-
носилках между венгерскими иноходцами. Такой способ транс-
портировки убитых и раненых был принят в степи до недавнего
времени.
...Из 2800 лексем «Слова» только четыре содержат в своем
составе «КЪ» — «рекъ», «кобякъ», «гзакъ», «кончакъ». И я не

42
уверен, что в этих случаях мусин-пушкинский список в точности
копирует орфографию списка XVI века. Вполне возможно, что
эти слова в списке XVI века были без редуцированного на конце.
Есть доказательства того, что Мусин-Пушкин привнес в список
орфографические правила своего времени. Так несколько раз он
записывает: «оттвориша», и современные исследователи вынужде-
ны, сохраняя в комментариях смущеиное молчание, выправлять —
«отвориша». В древнерусской письменности долгие согласные не
обозначались. (Часто встречается в его списке и удвоенное «с» в
слове «русский».)
Этой тонкости недоучел Мусин-Пушкин. Вполне возможно,
что он не заметил в тексте нелюбви к сочетанию «КЪ», и просто-
душно проставил Недостающий «ъ» там, где его и не было.
Впрочем, Переписчик XVI века мог и «пропустить» такое окон-
чание в имени «Кобякъ» из соображений этимологических: за не-
сколько слов до фразы «падеся Кобякъ», переписчик уже испол-
нил это имя с другим окончанием: «поганого Кобяка». Таким же
образом написание «Кончакъ» подтверждалось примерами «Кон-
чака», «Кончакови».
Слово «рекъ» семантически прозрачней, чем «рея». Мне непо-
нятно только одно — как уцелел Гзакъ.
Гзакъ бежитъ серымъ влъком
Кончакъ ему следъ править къ Дону Великому.
Может быть, по аналогии с «Кончакъ»?
П р и м е ч а н и е
1
Слово о полку Игореве. М., 1967, с. 144.
Неувиденный переводчик
Десятки писателей и ученых переводили «Слово» с древне-
русского на современный. Во главе этого перечня имен можно
было бы поставить имя Переписчика XVI века, если бы оно было
известно. Он первым предпринял попытку 
перевести
«Слово» на
язык своего века.
Литературное произведение исторически обусловлено, непов-
торимо; между оригиналом и списком не может быть полного тож-
дества, невозможно сохранить полностью специфичность подлин-

43
ника. Такая задача практически граничила бы с требованием фо-
тографической дословности, машинного копирования. Такого уров-
ня дубликации не могли достичь даже ученые-переписчики
XVIII
.
века, которые уже относились к «Слову» как к памятнику
бесценному. Расхождения между мусин-пушкинским и екатери-
нинским списками значительны.
Перед П-16 не ставилось требования натуралистически точно
передать оригинал со всеми подробностями «ошибок». «Слово»
предназначалось не для науки, (которой еще не существовало), а
для бытового чтения. И потому задача П-16 формулировалась
просто — старую повесть сделать понятной читателю XVI века.
Он выступал одновременно как переводчик и как комментатор.
Такой подход приводил к художественному пересозданию типич-
ных черт оригинала. В частности, к переосмыслению непонятных
образов, к домыслу.
Литературное произведение черпает содержание из обществен-
ного сознания, а реализует его с помощью средства общения —
языка; эта конкретизация не искажает действительности, 
только
если общественное сознание и средство общения у автора и чита-
теля едины.
По мере развития общественного сознания народа, в среде
которого возникло произведение, содержание его в некоторых ча-
стях устаревает, становится непонятным и вызывает превратные
толкования: так устаревают исторические реалии, особенности
отношений между людьми и пр. Развивается и язык, главным об-
разом, его стилистика: выражение, использованное автором как
просторечие, так и воспринимающееся современным автору чита-
телем, может потерять просторечный характер, а то и вовсе пре-
вратиться в архаизм. Поэтому нынешний читатель воспринимает
подлинник искаженно, а переводчик должен бы исходить из пер-
вичного — неискаженного — восприятия, говорит теоретик пере-
вода Иржи Левый
1
.
Переписчик, как читатель XVI века, воспринимал многое в
подлиннике XII века искаженно. Специфические выражения, ха-
рактерные для авторского диалекта, представляли бессодержатель-
ную форму, поскольку не могли быть конкретизированы в вос-
приятии Переписчика. Он не всегда заменял форму, но наполнял
ее новым содержанием, используя все доступные ему средства.
Расхождения между лаконичными фразами подлинника и опи-
сательным пространным толкованием в списке-переводе одна из
труднейших проблем при работе над древнейшими поэтическими
текстами. Здесь очень часто один и тот же персонаж или предмет

44
обозначается по-разному, порой просто намеками или косвенны-
ми указаниями, которые понятны лишь тем, кто хорошо знает ис-
торию и мифологию. И, добавим, палеографическую традицию.
При решении проблемы Переписчика, которая существует, к
сожалению, незаметно для исследователя, необходимо учитывать
и следующие практические моменты, возникающие в процессе
работы переводчика.
«От оригинального художника требуется постижение действи-
тельности, которую он изображает, от переводчика — постижение
произведения, которое он передает. Хороший переводчик должен
быть хорошим читателем.
...Проникновение переводчика в смысл произведения прохо-
дит, грубо говоря, на трех уровнях.
Первой ступенью является дословное понимание текста, т. е.
понимание филологическое. Филологическое постижение не тре-
бует от субъекта никаких особых данных, кроме специальной под-
готовки и ремесленной практики. На этой ступени причины пере-
водческих ляпсусов чаще всего следующие:
А. Омонимические ошибки.
1. Неправильное решение при выборе частного значения слова.
2. Принятие одного слова за другое, сходно звучащее.
3. Замена иноязычного слова сходно звучащим словом своего
языка.
Б. Ошибки из-за неправильного усвоения контекста.
4. Неправильное включение слова в реальный контекст произ-
ведения (непонимание реалий).
5. Неправильное включение слова в систему авторских взгля-
дов (непонимание замысла).
Вторая ступень проникновения в авторский замысел. При пра-
вильном прочтении читатель постигает 
стилистические факторы
языкового выражения, т. е. настроение, ироническую или траги-
ческую окраску, наступательный тон или склонность к сухой кон-
статации и пр.
Третья. Через постижение стилистического и смыслового на-
полнения отдельных языковых средств и частных мотивов пере-
водчик приходит к постижению 
художественных единств
, т. е. яв-
лений художественной действительности произведения: характеров
их отношений, места действия, идейного замысла автора. Этот
способ постижения текста наиболее труден, поскольку перевод-
чик, как и каждый читатель, тяготеет к атомистическому восприя-
тию слов и мотивов, и необходимо развитое воображение, чтобы

45
целостно воспринять художественную действительность произве-
дения. Не составляет труда, например, схватить стилистический
строй одной реплики, но трудно из всех реплик и действий персо-
нажа составить себе представление о его характере. Воображение
необходимо переводчику не менее, чем режиссеру, без него труд-
но добиться целостного постижения подлинника. Под обычным
требованием к переводчику — ознакомиться с реалиями среды,
изображенной в оригинале, — подразумевается необходимость
непосредственно изучить действительность, отраженную автором,
чтобы воссоздать ее отражение при переводе.
Во всех случаях переводческого непонимания действуют два
фактора: неспособность переводчика представить себе изображен-
ную в произведении действительность или мысль автора и лож-
ные семантические связи, на которые наводит язык оригинала,
будь то случайные омонимы или подлинная многозначность тек-
ста...»
2
.
Я так обильно цитирую положения, высказываемые теорети-
ком художественного перевода, потому что они целиком прило-
жимы и к работе нашего Переписчика. Мы встречаем в его списке
ляпсусы, типичные для переводческой практики: и омонимичес-
кие ошибки, и ошибки из-за неправильного усвоения контекста.
Сталкиваемся со случаями явного непостижения художественных
единств «Слова»: образов Автора, Игоря, Бояна, Святослава Все-
володича, отношений этих персонажей между собой и сложное
авторское отношение к проблеме Поля, и, как следствие, — непо-
нимание идейного замысла автора, выпукло проявляющее себя в
комментариях и дописках Переписчика.
Исследователи несправедливо приуменьшают роль Перепис-
чика. Почему-то выгодней видеть в нем копииста и не больше,
вопреки известному положению — 
копировалось механически, по-
чти машинно лишь Священное Писание
; даже клякса чернильная,
сделанная в ранней копии, повторялась последующими книгопис-
цами; произведения же светской литературы 
не копировались
, а
переводились
на язык переписчика. Переписчик был волен сокра-
щать оригинал и вносить дополнения, расшифровывать имена и
пояснять реалии. «Слово» не избежало участи всех других произ-
ведений жанра, подвергшихся размножению. И с этим печальным
фактом, как бы ни хотелось в него не поверить, приходится согла-
шаться. Ибо обусловлен он исторически. Нет никаких оснований
полагать, что к «Слову о полку Игореве» Переписчики отнеслись
иначе, чем к другим многочисленным произведениям литературы
несвященного содержания.

46
Мы вправе считать «Слово» памятником языка и поэзии двух
эпох — XII и XVI веков и относиться к Переписчику не как к
бездумному копиисту, а как к творчески активному интерпретато-
ру, редактору и в некоторых случаях — соавтору.
Только такой реалистический подход позволяет правильно
понять судьбу «Слова» и прочесть текст. А установив механику
методов Переписчика — отделить зерно оригинала от плевел, по-
пытаться воссоздать подлинный текст XII века. Постскриптум:
Переписчик XVIII века (Мусин-Пушкин) тоже внес несколько
своих пояснений в текст «Слова». Они легко вычленяются. Му-
син-Пушкин знал историю лучше, чем его предшественник: он
пользовался несомненно более широким кругом материалов при
работе над своим списком. Он часто уточняет персоналии «Сло-
ва». В одном месте четко выделена вставка Мусин-Пушкина.
Пети было песь Игореви
того (Олга) внуку.
Случайно уцелели скобки. Если бы Мусин-Пушкин хотел сде-
лать явным свое написание, стилиз «Олга» был бы излишен. Дос-
таточно «Олега», чтобы не понадобились никакие скобки: написа-
ние выдавало бы новую орфографическую норму.
В большинстве других подобных случаев Мусин-Пушкин уст-
ранил скобки, и его добавления вошли в авторский текст. Возвра-
щаю утраченные скобки:
...Были вечи Трояни,
минула лета Ярославля,
были плъци Олговы,
(Ольга Святьславличя)
Тъй бо Олегъ мечемъ крамолу
коваше.
...Два солнца померкоста,
оба багряная стлъпа погасоста,
а съ нимъ молодая месяца
(Олегъ и Святъславъ) тьмою ся
поволокоста...
...Певше песнь старымъ княземъ,
а потомъ молодымъ пети:
слава Игорю Святъславличю!
Буй туру Всеволоду!
(Владимиру Игоревичу!)
Здрави, князи и дружина...

47
И в самом начале:
... трудныхъ повестии о пълку Игореве,
(Игоря Святъславлича)...
Мусин-Пушкин хотел скрыть свое участие в тексте. Перепис-
чик XVI века не скрывал. Перед ними стояли разные задачи.
П р и м е ч а н и я
1
Иржи Левый
. Искусство перевода. М., 1974, с. 130.
2
Там же, с. 60–61. 
Невидимые тюркизмы
В великом «Слове о полку»,
как буйная трава,
вросли в славянскую строку
кыпчакские слова.
С. Марков
В число тюркизмов, которые подлежат здесь рассмотрению, я
не включаю лежащие на поверхности русского текста тюркские
лексемы. Это всем известные и не однажды рассмотренные тер-
мины, нуждающиеся не в комментариях, а в простом переводе —
яругы, япончицы, ортьмы, оксамиты, хоругви, чага, кощей, ко-
гань, ногата, котора, крамола и другие. Некоторыми из них зани-
мались Мелиоранский, Корш, Ржига. Правда, их переводы слов
«оксамиты», «хоругвь», «кощей» неточны, но останавливаться
на разборе этих переводов я не стану, хотя непроясненность та-
кого тюркизма, как «кощей» имеет важное значение для понима-
ния «Слова».
Тур на бороне
В «Слове» мы встречаемся с несколькими случаями кальки.
Одни сделаны Переписчиком (они, как правило, создают темные
места в тексте), другие принадлежат литературному языку эпохи
Киевской Руси и употребляются автором привычно и не создают
завихрений в контексте. К последним относятся: «злат стол» —
княжеский престол (алтын такта), «беля» — серебряная монета
(“акша”).

48
Стремление перевести каждое узнанное им тюркское слово
приводят Переписчика к необходимости грамматически устраи-
вать свой перевод в контексте. Иногда это ему удается. К несча-
стью, для авторского текста. Но чаще — нет. Знание тюркского
языка у Переписчика весьма поверхностно. Ему, вероятно, зна-
комо одно из наречий. Поэтому некоторые тюркские термины,
употребленные автором в гуще русской речи, Переписчик не опоз-
нал. Он признает их только в скоплении, как, например, в описа-
нии добычи первого боя и в перечислении «былей» Ярослава. От-
дельно встречающиеся «кощей», «яруги» и некоторые другие
прочно вошли в литературный язык XVI века и потому не требу-
ют перевода.
К числу не увиденных Переписчиком тюркизмов я отношу
прозвище Всеволода — буйтур. Летописи благосклонно отзывают-
ся об этом князе, отмечая его воинскую доблесть и мужество.
В
.
«Слове» описанию его ратных подвигов уделено немало места.
Видимо, неслучайно Автор называет Всеволода «буйтуром». Это
находка для тюркологов, мечтающих понять этимологию слова
батыр (батур, боотур, богатур, богатырь). «Слово» — единствен-
ный памятник, где отразилась праформа этого популярного пос-
ле XIII века термина. В источниках Х века его еще нет. Родился
он скорее всего в кипчакской среде в XI–XII веках (буй-туре —
буквально «высокий господин»). Сохраняет черты языка волжс-
ких тюрков.
...Игорь ждетъ мила брата Всеволода.
И рече ему буйтуръ Всеволодъ...
Мусин-Пушкин попытался осмыслить это необычайное имя:
«Буй — значит Дикий, а тур — вол. Итак, Буй-туром, или Буйво-
лом, называется здесь Всеволод в смысле метафорическом, в рас-
суждении силы и храбрости его. Вероятно, что из сих двух слов
составилось потом название богатыря, ибо другого произведения
оному слову до сих пор не найдено. Всеволод Святославич, мень-
ший брат Игорев, превосходил всех своего времени князей не
токмо возрастом тела и видом, которому подобного не было, но
храбростию и всеми душевными добродетелями прославился по-
всюду».
Типичный пример «народной этимологии». Великий Госпо-
дин превратился в Дикого Вола. Переписчик XVI века и автор
«Задонщины» также не поняли этого термина и подвергли его
ложному осмыслению. Редкий случай совпадения трех разных по
времени оценок.

49
Ни один из позднейших толкователей не увидел в «буйтуре»
постоянного сочетания. Эпитет «буй» в дальнейшем тексте «Сло-
ва» произвольно заменяется Переписчиком на другой, созданный
им по аналогии — яр, так же в форме краткого прилагательного.
Это выдает его понимание эпитета «буй» (буй — буйный, следова-
тельно, «ярый» должен быть в форме «яр»).
...Яръ туре
Всеволоде,
стоиши на борони,
прыщеши на вои стрелами,
гремлеши о шеломы мечи
харалужными.
Камо 
Туръ
поскочяше...
Тамо лежать поганыя головы Половецкия;
поскепаны саблями калеными шеломы Оварьскыя отъ
тебе 
Яръ Type
Всеволоде.
Переписчику не понравилось постоянное употребление компо-
зиции «буй-туре», и он решается разнообразить, обогатить «бед-
ную» на эпитеты авторскую речь. В одном случае, как видим, он
вовсе отказывается от эпитета. В протографе, я полагаю, значилось:
1) Буйтуре Всеволоде,
стоиши на борони.
2) камо буйтуре поскочяше...
3) от тебе, буйтуре Всеволоде...
...Автору «Задонщины» понравилось необычное сравнение рус-
ского князя с диким быком. Эпитет, правда, показался ему не со-
всем удачным. Если бы он читал «Слово» в редакции XVI века, то
несомненно «яр тур» ему пришелся бы по душе. Но, видимо, в том
списке, которым располагал автор «Задонщины», яр тура еще не
было.
«...Не тури возгремели на поле Куликове побежени у Дону
великого.
То ти не туры побежни, посечены кнзи рыскыя и воеводы вели-
ког кнзя и кнзи белозерстни посечены от поганых татар». (И-1).
«Всталъ уж туръ оборонъ» (И-1). «Уже сталъ во ту на боронъ»
(И-2). В этом списке «тур» более не встречается. В списке С нет
«тура на бороне», но зато: «не турове рано возрули на поли Кули-
кове, возрули воеводы...» В списке К-Б уже нет и этого примера.
В
.
наиболее полном списке (У): «Уже бо ста туръ на оборонь».
«Не тури возгремели у Дуная великого на поле Куликове...» Мы
можем сделать вывод, что в протографическом тексте «Задонщи-

50
ны» в двух местах упоминался «тур». Один раз обобщающе, без
эпитета: «Не тури взревели у Дона». И с эпитетом: «уже стал буй
тур на борони».
В процессе переписки «буй тур» искажался по непониманию
(«уже стал 
во ту
на борон»), толкуясь, эпитет превращался в грам-
матическую частицу «уже 
бо ста
тур на оборонь». В заключение
скажем, что в оригинале «Слова» вместо «яр туре Всеволоде, сто-
ящи на борони» было, по всей видимости, «буйтуре Всеволоде...»
Во всяком случае, повторяю, автор «Задонщины» видел тот спи-
сок «Слова», в котором «яр тура» не было.
Мазон считает, что «буй тур» и «яр тур» доказывают позднее
происхождение «Слова». Эти образы навеяны фальсификатору ли-
тературой об Америке и индейцах: «Эпитет, присвоенный Всеволо-
ду, — вроде индейского прозвища. Он является, вероятно, одним из
наиболее странных изобретений автора «Слова»... Следует отме-
тить, что «Слово» обильно употребляет выражение «буй». И нужно
признать, что буй тур и яр тур — нововведения, звучащие фаль-
шиво. Присутствие их меньше удивило бы в описаниях путеше-
ствия в Америку, чем в средневековой русской поэме. Придирчи-
вый изыскатель мог бы напомнить с этой точки зрения, что эти
имена на манер индейских могли возникнуть в результате влия-
ния двух литературных течений, бывших в моде в XVIII
.
веке: это,
во-первых, книги о морском разбое и морских разбойниках, с од-
ной стороны, и описания путешествий в Америку — с другой»
1
.
И действительно, если «буй туре» понимать по-русски — «буй-
ный бык», то это несомненно подозрительный эпитет, нехарактер-
ный для славянской поэзии в целом.
А. Мазону возражают: в старых русских текстах встречаются
«подобного рода клички», например, воевода «Волчий хвост», встре-
чаются личные имена, заимствованные из мира животных («Во-
рон», «Волк», «Собака», «Воробей», «Бык» и т. д.)
Но, во-первых, эти имена — клички простолюдинов, а не кня-
зей. Во-вторых, термин «тур» даже не в качестве имени-прозви-
ща, а в обычном употреблении никогда не встречается с опреде-
лением, не говоря уже о таких необычных эпитетах, как «буй»
или «яр». А в эпоху постоянного эпитета такое разнообразие —
неоправданная роскошь: «комонь» всегда «борзый», «волк» все-
гда «серый» (или по-тюркски «бозый», «босый», от боз, бос —
серый), ворон всегда «черный». Море — синее, трава — зеленая,
солнце — светлое.
Чем же заслужил не очень популярный «тур» — буйвол, сра-
зу два эпитета, и притом такие редкие. Если бы Автор хотел

51
передать прилагательное «буйный» в краткой форме, то, вероят-
но, получил бы «буйн», «буен», а не «буй».
Буйные
...Святослав Киевский трижды рекомендует Игоря «буим». Мне
кажется, термин «буй» входил в число титулов, выражая какую-то
ступень княжеской иерархии в Киевской Руси.
В тюркских языках варианты буй, бий, бай, бей, бой — приме-
нялись к людям, пользующимся властью и уважением.
В Златом слове есть случаи оригинального употребления ин-
тересующего нас эпитета. Святослав, обращаясь к князьям с при-
зывом встать на защиту Русской земли, находит каждому достой-
ное, уважительное определение. И вдруг почему-то к четырем
князьям он обращается буквально на ты.
...Ты буй
Рюриче и Давыде!
Не ваи ли вои злачеными шеломы
по крови плаваша?
...А ты буй
Романе и Мстиславе!
Храбрая мысль носить ваю умъ на дело.
Переводят так, как и понимал Переписчик-16:
...Ты буйный Рюрик и Давид!
...А ты буйный Роман и Мстислав!
Много буянов в «Слове». От Святослава ожидаешь более веж-
ливого обращения. Местоимение «вы» ему, как и Автору, извест-
но, и в данных примерах оно было бы к месту. Мне думается,
грубияном сделал Святослава Переписчик.
В оригинале, вероятно, было следующее:
...Аты буй Рюриче и Давиде!
...Аты буй Романе и Мстиславе!
Сие обращение переводится с тюркского: «Именитый», букв.
«Высоко именный»:
...Именитые Рюрик и Давид!
...Именитые Роман и Мстислав!
Действие метода народной этимологии, примененного Пере-
писчиком, а вслед за ним и остальными исследователями, пре-
красно иллюстрируются этим примером.

52
Тюркизм «аты буй» сохранился благодаря своей невидимости:
простота и благозвучие (вернее — созвучность славянским лексе-
мам) спасли термин от калькирования или переделки.
Восьмимысленность
Меньше повезло другому тюркскому определению. Святослав
обращается к Галицкому князю со словами:
«Осмомысл Ярослав!»
Мусин-Пушкин никак не объясняет прозвище.
Свод толкований эпитета «Осмомысл» дан В.Н. Перетцем.
Лучшее из них предложил Ф.И. Покровский. По его мнению, это
прозвище было как бы обобщением «восьми наиболее важных за-
бот, которые занимали князя Ярослава в его государственной де-
ятельности»
2
. Современные комментаторы согласились с этим
объяснением. В.И. Стеллецкий: «Ярослав был крупным государ-
ственным деятелем, известен был своим красноречием. Все это и
выразил автор «Слова» эпитетом Осмомысл (т. е. заботящийся
одновременно о восьми различных делах), который в других древ-
нерусских памятниках не встречается»
3
.
Таким образом, «Осмомысл» понят как «Восьмимысленный».
...В казахском эпосе, если хотят высоко представить джигита,
всесторонне развитого, умелого и в бою, и в любви, в искусстве, в
труде, в красноречии и науках, то называют его «Сегiз кырлы».
Эпитет буквально переводится современным русским словарем
«Восьмиугольный» или «Восьмигранный».
Древнерусским языком перевелось бы — «Осмомыслый» или
в форме краткого прилагательного «Осмомыслъ».
Проверим: «Осьм» — восемь (древнерусский и старославянс-
кий), мыс — угол, грань (древнерусский и старославянский), лъ —
суффикс краткого прилагательного.
Чистая калька. Авторская? Едва ли: тюркские выражения ха-
рактеризуют речь Святослава. Ни в каком другом куске «Слова»
мы не встретим такого скопления тюркских слов и фразеологиз-
мов, как в отрывках, относящихся к Святославу (сон Святослава,
толкование сна боярами, Златое слово).
Переписчик старательно переводит узнанные им тюркские ре-
чения, выхолащивая особый колорит прямой речи киевского кня-
зя и бояр.
Если бы Переписчик хотел выразить смысл, который видит ис-
следователь, то форма эпитета была бы сложнее — «Осмомыслен».

53
Растереть на кусту
Особый интерес у меня вызывают «невидимые тюркизмы» в
составе русских слов. Показатель высшей степени усвоения заим-
ствованной лексемы.
В диалекте автора есть несколько слов с тюркскими основами —
«припешали», «потручати», «расушась».
Припешали (препишали) — перерезали, от «пишь» — резать;
расушась — разлетевшись, от «уш» — летать.
Один же глагол, на котором мне хочется остановиться, восста-
новлен недавно. Значение его понято из контекста, но этимологи-
чески не доказано: «река Стугна: худу струю имея, пожръши чужи
ручьи и стругы ростре на кусту...»
Мусин-Пушкин: «река Стугна: она пагубными струями пожи-
рает чужие ручьи и разбивает струги у кустов...»
За время, прошедшее после первого издания, исследователям
удалось привести этот отрывок в следующий вид: «река Стугна,
худу струю имея, пожреши чужи ручьи и струги, 
рострена
к усту...»
В.И. Стеллецкий: «река Стугна: скудную струю имея, погло-
тив чужие ручьи и потоки, расширяясь к устью...»
«Ростре на кусту» — переводили как — «растерев на кусту»,
«простерев на кусту», имея в виду значение слова «стругы» —
корабли. Потом выяснилось, что «стругы» синонимично лексеме
«ручьи» — в источниках эти написания заменяют друг друга.
Я предлагаю видеть здесь билингву, скрещение двух синони-
мов. Таких пар в «Слове» несколько: «туга и тоска» (туга — тос-
ка), «свет — заря», «свычаи — обычаи». В этот ряд помещаю —
«ручьи и стругы» («ручьи — стругы»).
Переводим: «река Стугна скудную струю имея, вбираешь чу-
жие ручьи — струги, рострена к устью».
Стеллецкий угадал близкое значение глагола. Оно подсказывает-
ся содержанием отрывка. Но корень «трен» более нигде не встречен.
Может быть, «ростерена»? Контекст противоречит этому смыслу.
В казахском языке есть «терен» — 1) глубокий, 2) содержа-
тельный. Терен су — глубокая вода. Терен ой — глубокая мысль;
терен магналы сёз — слово с глубоким смыслом. Но значение
«глубокий», по-моему, вторично. Слово происходит от «тер» —
собирай. Терен — причастие прошедшего времени, буквально «со-
бранное», «содержательное», «умноженное». Оно могло одинако-
во выступать и в значениях — «увеличенное в объеме», «расши-
ренное в плане». Мне представляется возможным, что вначале это

54
образование выражало именно увеличение площади (если приме-
нять его к земле, к рекам и подобным объектам).
Диалектная форма тipiн (татарское), вероятно, предшествова-
ла славянской палатализованной — «ширина».
Таким образом, считаю, что 
рострена
могла быть старой фор-
мой глагола 
расширена.
«Слово» — уникальный памятник, в котором сохраняются
многие тюркские лексемы в их самых первых значениях. Невиди-
мый тюркизм — одно из главных доказательств подлинной древ-
ности «Слова о полку Игореве», в основе языка которого лежит
южнорусский диалект XII века.
П р и м е ч а н и я
1
Mazon A
. Le slovo d’lgor, 1940, с. 66–67.
2
Ярослав Осмомысл
. Сб. статей в честь акад. 
А.И. Соболевского
. Сб. ОРЯС АН,
т. 101, № 3, с. 199–202.
3
Слово о полку Игореве. М., 1967, с. 171.
До куриц тмутороканя
Всеслав «изъ Киева дорискаше до куръ Тмутороканя».
Мусин-Пушкин решил, что князь, «рыскал до Курска и Тму-
тороканя», поэтому и писал «Куръ» с заглавной буквы.
Ныне принято объяснение Д.С. Лихачева — «до куръ = до пету-
хов», подразумевая «до пения петухов». Такое прочтение не согла-
суется с грамматикой (нe говоря уже о смысловой искусственнос-
ти). Опрощая грамматическую схему, мы получаем единственное
число именительного падежа — «кура Тмутороканя». Таким обра-
зом, не до петухов скакал Всеслав, а до куриц («до кур»). Пренеб-
речь этим нюансом нельзя. Чтобы прийти к нужному Д.С. Лихаче-
ву выводу, следует дописать недостающую форму — «до куровъ
Тмутороканя».
Я предлагаю рассмотреть выражение «до куръ Тмутороканя»
и с другой стороны. Есть тюркское слово «кура» — стена, ограда
(в современном татарском — кура, в казахском — кора). Древ-
ность его доказывается тюркскими памятниками Х–XI веков.
Происхождение его прозрачно — от корня «кур» — строй, воздви-
гай; (курган — крепость, постройка; курма — тоже; куран — тоже,
курм — тоже)
1
.

55
В «Слове» еще не употребляется лексема «стена» (она герман-
ского происхождения и пришла в русский язык позже). Ее экви-
валент — «забрало» («въ Путивле на забрале»).
Стена русского города Путивля — забрало; стена половецкого
города Тмутороканя — «кура».
Родительный падеж множественного числа — «кур». Таким
образом, перевожу: Всеслав «доскакал до стен Тмутороканя».
«Кура» — еще один 
невидимый тюркизм
«Слова». Переписчик мог
уже и не знать древнего значения этой лексемы, но сохранил ее
без перевода и толкования благодаря тому, что она звучала знако-
мо. В русском языке были формальные аналоги. По этой причине
могли сохраниться и некоторые другие невидимые тюркизмы в
«Слове» и прочих памятниках.
П р и м е ч а н и я
1
Подробнее см.: 
В.В. Радлов
. Опыт словаря тюркских наречий. Т. 1–4, Спб,
1888–1911. 
Птица горазда
Ни хытру, ни горазду,
ни птицю горазду
суда Божiа не минути.
Мусин-Пушкин: «какъ бы кто хитръ, какъ бы кто уменъ ни
былъ, хоть бы птицей леталъ, но суда Божия не минетъ».
Приведена ходовая церковная пословица. В одной из редак-
ции «Моления Даниила Заточника» (XIII век) эта пословица вы-
ступает в таком виде: «суда де божия не хитру уму ни горазну не
минути».
Здесь опущена таинственная «птица горазда».
В.А. Жуковский и П.П. Вяземский предлагали читать «гораз-
дый по птице», что могло, по их мнению, значить — умеющий
гадать по полету птиц.
Другого объяснения не было.
Нам сегодня кажется естественным поклонение древних могу-
чим зверям — тотемам. Даже кабана на знамени можно понять,
все же с клыками. Но мы не можем понять египтян, которые обо-
жествляли блохастого краснозадого павиана только за то, что он
первый криками встречал солнце. И мы не можем понять фарао-

56
нов, которые останавливали войско, чтобы не помешать священ-
ному насекомому скарабею сделать свое великое дело. Мы стыд-
ливо прикрываем таинственной вуалью имени обыкновенного на-
возного жука, созидающего шарики. Магия знака была столь сильна,
что этот скромный круглый комок навоза отождествлялся с самим
солнцем. Сила формы превалировала над гнусным бытовизмом
содержания.
Заурядный петух в Индо-Европе почитался как божество вос-
ходящего солнца, символ жизни и воскрешения на том же основа-
нии, что и египетский павиан. Именем петуха называли себя на-
роды, и изображение его становилось гербами империй. Петуха
вышивали на коврах н рушниках, он венчает крыши храмов и
домов и могилы, пока его не заменит новый символ огня — крест,
получивший имя свое от старого доброго петуха — солнца.
И вожди славянского христианства не стеснялись бороться с
петухом. Они ему угрожали в своих церковных формулах страш-
ными карами как самому главному врагу греческой религии.
Ни хытру, ни горазду,
ни птицю 
горазу
суда Божiа не минути!
Но серьезный ученый никогда не поверит в то, что такие со-
лидные люди, как древнерусские отцы религии, могли себе позво-
лить унизиться до теологических диспутов с какой-то пернатой
тварью. Поэтому выражение из «Слова о полку Игореве» до сих
пор не может уместиться в сознании. Другое дело, если бы была
названа мифическая птица Гаруда, известная по авторитетным
индоиранским фольклорным источникам, или хотя бы таинствен-
ная Жар-птица, так нет же — курицын сын!
Культ сына Солнца — петуха был, вероятно, общим у иранцев,
близких к Ирану тюрков и некоторых славянских племен.
Тюрки сохранили петуха — кораз, гораз, гаруз, кураз, каруз,
хоруз и т. п. Славянские формы, вероятно, были также разнооб-
разны. В «Слове» упоминается бог солнца — «Хорс», думаю, он
имел отношение к петуху «хоросу».
Пословица, приведенная в «Слове», не изобретена Автором.
Она уже была в ходу, вероятно, не один век. «Гораздый» уже
достаточно далеко ушло от кораз (гораз), и произносящий эту
пословицу мог не улавливать прямой семантической связи риф-
мующихся слов.

57
Сон Святослава
А Святъславъ мутенъ сонъ виде. «В Кiеве на горахъ си ночь съ
вечера одевахъте мя, — рече, — чръною паполомою на кроваты
тисове; чръпахуть ми синее вино съ 
трудомь смешено
, сыпахуть
ми тъщими 
тулы
поганыхъ 
тльковинъ
великый женчюгь на лоно
и негуютъ мя. Уже дьскы безъ кнеса вмоемъ тереме златовръсемъ.
Всю нощь съ вечера 
босуви врани
възграяху у 
Плесньска на болони
беша дебрь Кисаню и несошлю
къ синему морю».
И ркоша бояре князю: «Уже, княже, туга умь полонила. Се бо
два сокола слетеста съ отня стола злата поискати града Тьмуторо-
каня, а любо испити шеломомъ Дону. Уже соколома крильца при-
пешали поганыхъ саблями, а самаю опустоша въ путины желез-
ны». (Подчеркнутые места подлежат объяснению.)
Не будем отвлекаться на перевод Мусина-Пушкина, он по-
чти без изменения повторился в последующих. Приведем один
из самых поздних и лучших переводов, выполненных группой
ученых — Л.А. Дмитриевым, Д.С. Лихачевым и О.В. Творого-
вым. «А Святослав смутный сон видел в Киеве на горах. «Этой
ночью с вечера одевали меня, — говорил, — черной паполомой
на кровати тисовой, черпали мне синее вино, с горем смешанное,
осыпали меня крупным жемчугом из пустых колчанов поганых
толковин и нежили меня. Уже доски без князька в моем тереме
златоверхом. Всю ночь с вечера серые вороны граяли у Плеснь-
ска на лугу, были в дебри Кисановой и понеслись к синему
морю».
И сказали бояре князю: «Уже, князь, тоска ум полонила. Вот
слетели два сокола с отцовского золотого престола добыть горо-
да Тмуторокани или хотя бы испить шлемом Дона. Уже соколам
крылья подрезали саблями поганых, а самих опутали в путы же-
лезные»
1
...
Пояснения к переводу принадлежат О.В. Творогову и отража-
ют проделанную несколькими поколениями ученых работу по ус-
тановлению значений некоторых мест приведенного отрывка. Но,
к сожалению, комментарии О.В. Творогова страдают, на мой взгляд,
излишним лаконизмом и бездоказательностью. Например: «Вели-
кый женчюгь — в русских поверьях видеть во сне жемчуг слезы,
печаль» (с. 498).
Мы сейчас в состоянии задать вопрос и ответить на него, поче-
му именно 
такой
сон увидел Святослав Киевский? Случайна ли
символика этого сна?

58
Святослав увидел во сне, что 
его готовят к погребению, по
тюркскому, тенгрианскому обряду.
Подробнее о формуле обряда можно узнать в исследовании
«Шумер-наме» (глава «Тенгрианство»), которое печатается во вто-
рой части этой книги.
Кто участвовал в обряжении? Двоюродные братья, Игорь и
Всеволод.
Си ночь съ вечера одевахъте мя, — рече...
Полагаю, что в пергаментном списке термин «Сыновчь» (пле-
мянники, двоюродные братья) оказался в конце строки и был со-
кращен в аббревиатуре «СНЧЬ».
Следующая строка начиналась: «съ вечера», и Переписчик,
расшифровывая титлованное написание, учел это соседство, кото-
рое подсказало ему самое близкое решение — «Си ночь».
«Синее вино с трудомь смешено».
Удивительный образ родили переводчики: «темно-голубое вино
с горем смешено». Подобного нет в мировой поэзии, начиная с
древнеегипетских гимнов. Волшебство этой строки снимается после
этимологического анализа слов, придающих ненужную абстракт-
ность выражению.
«Синее вино» достаточно оговорено
2
. «С трудом» — не понят-
но, ибо слишком поспешно переводчики поверили созвучию с со-
временной лексемой «труд» — работа.
«С работой смешено!» — звучит достаточно смешно, поэтому
и придумали новый смысл общеизвестному слову «труд» — горе,
скорбь, чтобы как-то оправдать употребление в этом контексте.
И опять — Переписчик.
В оригинале ожидается — «синее вино 
съ трутомь
смешено».
Автор употребил здесь характерное тюркское слово «турта» —
осадок, подонки (чагатайское), турту — тоже (османское). Напри-
мер: шарап туртусу — осадок вина. Происходит слово от туру —
стоять, отстаиваться; турду — стал, отстоялся и т. д.
Таким образом: «огненное вино с осадком смешенное». А слово
«труд» — работа, дело происходит от другой тюркской формы.
«Турт»
.
— 1) толкай, 2) тыкай, 3) бей (общетюркское). Сравните рус-
ское простонародное «трутить» — толкать, давить; украинское «тру-
тити», «тручати» — толкать, бить; чешское «троутити» — толкнуть.
В «Слове» есть любопытный глагол — «потручати», смысл
которого выступает из контекста — «бить».

59
В древнеславянском рабовладельческом обществе каждый класс
вырабатывал свой термин для обозначения понятия «дело». Класс
рабов — 
работа
(от «рабити»). Класс воинов — трут, 
труд
(от
«трудити» — бить, воевать).
Я считаю, что первым значением слова «труд» было — война,
ратное дело. В мирное время название воина «трутень» получило
народное переосмысление — дармоед, тунеядец. (Вероятно, еще в
общеславянскую эпоху, на что указывает широкое распростране-
ние значения. Сравни славянское — труд — дармоед, древнечешс-
кое — трут и т. п.)
Развитие значений «война = работа» характерно для многих
языков на определенной стадии развития общества. Сравните,
например, тюркское «ис» — 1) битва, война; 2) дело, работа, труд.
...Автор «Слова» знал две неомонимичные формы «труд» —
война и «трута» — осадок. И очень точно поместил их в нужные
контексты:
1) «Не лепо ли ны бяшеть, братие, начати старыми словесы
трудных повестiй
о пълку Игореве» (воинские повести);
2) «Синее вино 
съ трутомь
смешено» (с осадком). Перепис-
чик, не узнав второй формы, посчитал ее за ошибочную передачу
первой.
Кто сыплет жемчуг на грудь Святослава и ласкает его? Тощие
вдовы язычников, т. е. половцев.
Тул — вдова (общетюркское). Еще один невидимый тюркизм.
Переписчик и Переводчики ориентировались на древнерусское
«тула» — колчан и создали очередной алогичный образ: «тощими
(значит, пустыми) колчанами поганых язычников сыплют круп-
ный жемчуг на грудь мне и нежат меня».
В «Слове» дважды встречаются «тули»:
...луци у нихъ напряжены,
тули отворены...
лучи съпряже,
тугою имъ тули затче.
Значение — колчаны — создается всем содержанием контек-
ста. В этих прозрачных примерах мы видим слово другое, отлич-
ное от 
тулы
сна Святослава.
Автор различал написания 
тули
и 
тулы
. Единственное число
могло быть соответственно 
тула
и 
тул
. В протографе, вероятно,
значилось: «Сыпахуть ми тъщии тулы поганых тлъковинъ вели-
кий женчюгь на лоно и негуютъ мя», т. е. «сыплют мне тощие
вдовы поганых язычников крупный жемчуг на грудь и нежат меня».

60
...Этот отрывок густо насыщен тюркизмами: 1) тлъковин —
калька с «язычник», 2) женчюгь — кипчакская передача китайско-
го «йен-чу», 3) тул — вдова.
Двуязычный читатель XII века иначе понимал содержание сна
Святослава, чем моноязычный читатель XVIII века и последующих.
Сотрудничество двоюродных братьев Святослава с худыми
вдовами-половчанками о многом говорит. Братья и вдовы (обида
половецкая) обряжают его к погребению по тенгрианскому (поло-
вецкому) обряду.
«Уже дьскы безъ кнеса вмоемъ тереме златовръсемъ».
«Дьскы» комментаторами понято как «доски».
«Кнес» — имеет несколько толкований: 1) конек крыши, 2)
.
вер-
хнее бревно под коньком крыши. «То, что Святослав видит во сне
исчезновение «кнеса» со своего терема, не только вполне есте-
ственно (?!), но и окончательно разъясняет ему смысл всех пред-
шествующих примет... «кнеса» нет, доски, которые он скреплял,
повисли в воздухе и сомнений не остается: Святославу грозит
гибель, смерть»
3
.
Объяснение вполне приемлемое. Смущает только то, что фор-
мы «дьскы» (т. е. «диски» или «дески») и «кнес» — необычны для
восточнославянских языков и ни одним памятником древнерус-
ской письменности не подтверждаются.
Для западнославянских языков эти написания обычны (на-
пример, в старочешском «деска» — 1) стол, 2) доска; «кнез» —
князь).
Колебания в семантике первого слова объяснимы. Оно при-
шло в славянские языки из германского, где первоначально выс-
тупало в значении «плоскость», от которого развились конкрет-
ные — стол, блюдо. (Сравни англосаксонское «диск» — стол, блюдо;
древневерхненемецкое «тиск» — стол, доска. Первоисточник ла-
тинское «дискус» — круг).
Подобный переход значений наблюдается и в тюркском «тах-
та» — 1) престол, 2) доска.
...Слово «кнес» — устная форма западнославянской лексемы
«кнез» — господин, князь.
«Дьскы безъ кнеса» похоже на идиоматическое выражение —
«престол без князя».
Здесь не место подвергать анализу все термины, входящие в
систему обозначения государственных понятий. Не все слова за-
нимают в этой системе одинаковое место. Одни из них являются

61
основными терминами группы, составляя костяк государственной
лексики («князь», «великий князь», «стол», «злат стол», «боя-
рин»), другие выступают лишь ситуативно в качестве заместите-
лей общепринятых терминов («когань», «блъван», «буйтур»,
«были» и пр.).
В Киеве XII века, вероятно, сложилась политическая ситуа-
ция, при которой лексикон боярский мог пополниться западносла-
вянскими терминами в узкоспециальных значениях: «дьскы» —
киевский престол, «кнес» — великий князь киевский.
Я предполагаю, что фразеологизм этот был представлен в са-
мом тайном разделе боярского дипломатического словаря. Нам
известна важная часть этого лексикона: «вся Русская земля и Чер-
ные клобуки хотят тебя».
Этими словами приглашали бояре нового великого князя.
Может быть, в формулу приглашения входила и эта зловещая
фраза: «уже дьскы безъ кнеса», означавшая, что предыдущий ве-
ликий князь уже устранен или должен быть устранен. Этой фор-
мулой западники, составлявшие ядро киевского боярства в конце
XII века, пользовались как оружием в дворцовых интригах.
Жертвой тайной политики бояр, ориентирующих взоры пре-
стола на запад, пали Юрий Долгорукий и его сын Глеб, стремив-
шиеся сохранить союз с Полем.
«Уже дьскы безъ кнеса!» — предупреждение великому князю,
не согласному с боярством.
Неудивительно, что страшная фраза приснилась Святославу,
наряду с другими грозными символами. Степь, обиженная сынов-
цами, угрожает ему политической смертью, — вот, по-моему, смысл
образной и лексической атрибутики сна Святослава.
«Всю ношь съ вечера 
босуви врани
възграяху у Плесньска на
болони беша дебрь Кисаню и несошлю къ синему морю...» Самая
сложная часть рассказа Святослава.
О.В. Творогов: «Предлагались различные исправления этого
явно испорченного в мусин-пушкинском списке места. Большин-
ство исследователей приняло лишь поправку «бусови» (т. е. «се-
рые») и «не сошлю» на «несошася». Остальные поправки приня-
ты лишь некоторыми комментаторами. Так предлагалось читать:
«беша дебрьски сани» с двумя толкованиями — «адские сани»
или «живущие в дебрях змеи». А.С. Орлов предлагал перевод:
«У Плесньска в преградье были в расселинах змеи и понеслись к
синему морю». Более вероятно другое понимание текста: вороны
«възграяху» у Плесньска, были в дебри (лес в овраге, овраг) Киса-

62
ней и понеслись к синему морю. Большинство ученых сходится во
мнении, что Плесньск «Слова» — это плоскогорье вблизи Киева.
Слово Кисаню Н.В. Шарлемань предлагал читать как «Кияню», по
его мнению «дебрь Киянь» — это лес в овраге, прорытом речкой
Киянкой в окрестностях Киева. Перевод слова болонь (чаще —
болонье) как «предгорье» не совсем точен. Болонь буквально —
«заливной луг, низменность у реки»
4
.
В.И. Стеллецкий: «Текст явно испорчен, что и затрудняло его
понимание, поправки здесь необходимы. Принимаю конъектуру
С.К. Шамбинаго и В.Ф. Ржиги как наименее произвольную»
5
.
И переводит: «Всю ночь с вечера вещие вороны каркали у
Плеснеска на лугу, были они из Ущелья слез Кисанского и понес-
лись к синему морю»
6
.
«Что касается слов “Кисани”, то это, по-видимому, название
местности, а именно, “дебри” (т. е. лесистого ущелья, лесной доли-
ны). Следует, мне кажется, принять во внимание также догадку
П.П. Вяземского о возможной этимологической связи слова “Ки-
сани” с сербским “кисанье” (от “кисати”) — возбуждение плача...
При поправке Н.В. Шарлемань “дебрь Киянь” текст остается
неразъясненным и нельзя объяснить, зачем упоминается это уточ-
нение местности в устах киевского князя»
7
.
...Немало загадок произвел радивый Переписчик XVI века,
пытаясь разобраться в словах Святослава.
Добавил тайн и Мусин-Пушкин, расчленив текст по своему ра-
зумению и выделив заглавными буквами те полученные лексемы,
которые показались ему топонимами («Плесньска», «Кисаню»).
...Много мук доставил ученым XVIII–XIX веков и текст «Хож-
дения за три моря» Афанасия Никитина.
Сегодня писатели выделяют иноязычные речения шрифтом,
древние этим способом не пользовались. Страницы «Хождения»
пестрят тюркскими терминами и выражениями. Ныне почти все
они благополучно выправлены на русские кроме тех, которые счи-
таются индийскими и пишутся поэтому с большой буквы как име-
на. Так уцелело вполне русское название индийских статуй «Кот
Ачук». Афанасий Никитин для передачи «срамного» слова прибе-
гал к тюркскому, как нынешние ученые — к латыни.
Путешественник-христианин, потрясенный зрелищем обнажен-
ных идолов, выполненных с натуралистической полнотой, не смог
найти в официальном языке своего сочинения точного эмоцио-
нального выражения, не оскорбившего бы слуха читателей, и при-
бегает к «запасному» языку. Острота второго языка всегда чуть
приглушена. Коти ачук — «голозадые» (тюркское).

63
Я не зря завел этот разговор: мне кажется, 
босуви врани граяли
Святославу на тюркском языке
. Речи их не поняли ни Перепис-
чик, ни Мусин-Пушкин, потому постарались скомпоновать текст
так, чтобы получались лексемы, похожие на русские. Переписчи-
ку это место рукописи казалось безнадежно испорченным. Буквы
слагались в русские слова, но общий смысл от этого не становил-
ся яснее. Руководствуясь желанием сделать место хотя бы читае-
мым, Переписчик дописал несколько слов. 
«Всю нощь съ вечера»
подсказано ему началом отрывка «Си ночь съ вечера», но писано
уже языком своего диалекта. Этим я объясняю разность двух на-
писаний. На фоне чрезвычайно запутанной фразы чересчур ясное
грамматически и лексически «всю нощь с вечера» вызывает оп-
равданное подозрение. Клише привлечено для поддержки компо-
зиции «босови врани», полученной Переписчиком из толкования
одного непонятного термина.
...Ни в фольклоре, ни в письменности славянских народов во-
роны таким эпитетом не определялись. Всегда — постоянный эпи-
тет «черный ворон», «черный вран». (Ср. в «Слове» — «черный
ворон, поганый половчине!»)
Даже удачная, на первый взгляд, попытка истолковать «босо-
ви» как «серые» от тюрк. бос, боз — серый, не разрешает сомне-
ния. «Серые вороны» — безусловный модернизм, хотя в природе
они и существуют, но русские именовали их галками. (Кстати, в
«Слове» они названы трижды.) Лишь сравнительно недавно стали
различать: ворон — черная птица и ворона — серая птица (исполь-
зовав польское «врона» — черная птица), но в древнерусском —
ворон, вран всегда обозначает черную птицу, даже без постоянно-
го эпитета. Поэтому «серый ворон» в то время попросту невоз-
можное сочетание. «Босови» не цветной эпитет. В сочетании с
«волком» он еще может выступать в этом значении или в другом
«босой», т. е. голоногий (как и предлагают многие). Но к нашему
примеру и это значение не подходит: представьте себе «босых во-
рон». Переводчики перебрали все случаи употребления эпитета
«босый» в славянских языках. Пожалуй, в статьях не фигуриро-
вал только разговорный «бусый» — пьяный, ввиду явной ненауч-
ности своей.
...Я предполагаю, что Переписчик столкнулся здесь с еще од-
ной обобщающей кличкой половцев. В «Слове» прозвищ множе-
ство. Степняков называют «половцы», «кощей», «поганые», «хи-
нове», «бесовы дети» и калькированными терминами — «толковин»,
«птиц подобие». Часто — в нагромождении — «черный ворон, по-
ганый половчин», «поганый толковин», «поганый кощей». «За-

64
донщина» послушно повторяет прозвища степняков: «хинове»,
«половцы», «поганые» но и — «бусурманы».
В «Слове» не хватает как раз такого определения.
...Арабы называют верующих в аллаха — муслим («покорный»).
Турки контаминировали два слова: «мысыр» — Египет (арабское)
и «муслимин», создав термин «мусурман». Он распространился и
на тюрков, принявших ислам. Кипчаки превратили турецкое изоб-
ретение в «бусурман». Русские восприняли кипчакскую форму,
адаптировав ее в диалектах «бусурман», «бесермен», «басурман»,
«босурман» и др. В южнорусском диалекте была форма с «книж-
ным» долгим «у» — «босоурман», давшая в устном — «босовр-
ман». В украинском сохранилось до XIX века необычное название
мусульманина «бусовир» (Преображенский). Во множественном
числе первичная форма, надо полагать, выглядела развитей — «бу-
соврмане» или «бусоврамне».
Если бы Переписчик встретил во сне Святослава знакомых
ему «бусурман», то мы бы сегодня не бились над загадкой таин-
ственных «босовых вран».
В протографе некие «босоврамне» издают какой-то шум, ско-
рее всего «глаголахуть», но Переписчику показался более умест-
ным в данном случае глагол — 
«граяхуть».
Думаю, что в оригинальном тексте были следующие комбина-
ции букв: «босоврамне... плеснь скана болони беша дебрь кисан
юин ес ошлюксин». П-16 выделяет похожее на русские слова «бо-
лони», «дебрь» и «несош люк син...»
Последнее сочетание показалось ему оборванным. Он дописы-
вает очевидное «...ему морю». Таким образом, получает приблизи-
тельный смысл «и несет луке синему морю».
Значение всей фразы рассыпается, но каждое слово в отдель-
ности ему почти понятно: его задача добыть «местный» смысл.
Может быть, в угоду этому «местному» смыслу были заменены и
некоторые буквы. Например, в «топониме» — «Плесньск». Тюрк-
ский текст, пройдя сквозь строй переписчиков (П-16 и П-18), едва
ли мог сохраниться в доподлинности, но и то, что уцелело, подда-
ется прочтению, «...бусурмане: “знаешь, как вернуть разум?” Пять
железных пут омой — (инес) мстливый ты...» (Подчеркнутое мес-
то мною не понято.) Этот текст могли произнести «тощие тулы
поганых толковин», которых Святослав, через предложение воз-
вращаясь к ним, называет — бусурманами. Это они осыпают его
жемчугами, нежат его больного и предлагают лекарственный совет.
Для меня главное в этом тексте «дебрь кисан» — железные
путы, кандалы.

65
В известных тюркских источниках есть множестве диалект-
ных вариантов названия железа — темiр, томор, тимур, темур, та-
мир, тебрь, дамiр, тiмар, тiмер и т.п. Словаря, охватывающего ма-
териал всех тюркских наречий и диалектов, пока нет. Возможно, в
одном из современных диалектов и сохранилась древнекипчакс-
кая форма — дебир (в русской транскрипции — дебрь). В топони-
мах эта лексема отражена.
В Венгрии, куда часть кипчаков ушла в XIII веке после раз-
грома монголами, они основали города-крепости под названием
«Дебрь-кент», «Дебрь-кен», «Темер-кен», «Томор-кен», т. е. «Же-
лезный город».
Мадьяры произносят — «Дебре-цен»
8
, хотя в других случаях
сохраняют «Темер-кен», «Томор-кену» и др. И на восточной гра-
нице Кавказа известно название ключевого города-крепости «Дер-
бент» (предполагаю искажение Дебркент — Дебрент — Дербент).
Тюрки-огузы издавна (с VIII века) называли этот город же-
лезными вратами (в Малую Азию). В орхоно-енисейских надпи-
сях фигурирует термин «Темiр капка» (Железные ворота), в со-
временном турецком — Дамiр Капу.
Так или иначе, но кипчакская форма дебiр (дебрь) — железо,
некогда, вероятно, была широко известна. Как и устойчивое соче-
тание «дебрь кисан» (дебiр кiсан) — железные путы. Сравните в
современном казахском «темiр кiсен» и у крымских татар «дамiр
кiсан». Почему мне кажется оправданным присутствие «дебрь ки-
сан» — железных пут в сне Святослава? Потому что бояре, толкуя
его сон, видимо, имеют в виду смысл этого выражения, говоря о
железных путинах, в которые заковали «соколов». Эта ассоциа-
ция — следствие прямого перевода боярами тюркского текста из
сна Святослава.
Бояре очень точно опираются на детали сна в своих объясне-
ниях.
а) «И ркоша бояре князю: «уже, княже, туга умь полонила»
(уже, князь, тоска ум полонила).
Это отклик на тему, заявленную в вопросе бусурман — «зна-
ешь, как вернуть здравый ум?»
б) «Се бо два сокола слетеста съ отня стола злата поискати
града Тьмутороканя». 
Отклик на корреспонденцию — «уже престол без князя»;
в) «а любо испити шеломомь Дону». Расшифровка картины —
«синочь... чръпахуть ми синее вино съ трутомь смешено»;
г) «уже соколома крильца 
припешали
поганыхъ саблями, а са-
маю опустоша въ 
путины железны
».

66
Это толкование слов «дебрь кисан» — «железные путы».
д) «Темно бо бе 
»(читают как «3-й день». Я предлагаю
видеть под титлом не одну букву, а всю аббревиатуру, которая,
возможно, читалась — «господин». Тогда — это обращение бояр к
Святославу).
Темнотой объясняется «черная паполома».
е) «Два солнца померкоста, оба багряная стлъпа погасоста и
съ нимъ молодая месяца тьмою ся поволокоста».
Продолжение темы «черной паполомы», которой покрывают
Святослава его младшие двоюродные братья.
Далее еще более удивительно развивается тема Черного По-
крывала.
На реце на Каяле тьма светъ покрыла:
по Руской земли прострошася
Половици, 
аки пардуже гнездо,
и въ море погрузиста,
и великое буйство подасть Хинови.
Уже снесеся хула на хвалу...
Смысл возникает, прямо скажем, странный. По русской земле
«простерлись» половцы как гнездо пардусов и в море погрузились
и этим придали великое буйство хинове, т. е. себе же.
Исследователи увидели здесь оплошность П-16, вставившего в
этот кусок строку из другого места. Поэтому выражение «и в море
погрузиста и великое буйство подасть хинове» изымается из этого
отрывка и переносится в другой.
Мне кажется, операции можно избежать, если повниматель-
ней всмотреться в подчеркнутое место.
Посмотрим, как толкуется это необычное для древнерусской
литературы выражение в одном из наиболее свежих и полных
переводов «Слова».
В.И. Стеллецкий: «После поражения Игоря половецкие кня-
зья Гза и Кончак предприняли набеги на Русские земли. «Парду-
сы» переводчиками «Слова» обычно переводились словом «бар-
сы». Но барс — высокогорное животное, встречается лишь в горах
Центральной Азии. Нередко слово «пардус» в древнерусских па-
мятниках переводилось словом «рысь». Здесь, по всей вероятнос-
ти, автор «Слова» имел в виду рысей, которые, как и все предста-
вители семейства кошачьих, не охотятся стаями, а в одиночку, в
паре или «гнездом».
Предположение И.А. Новикова и Н.В. Шарлеманя о том, что
здесь упомянуты не барсы, а гепарды, нельзя признать правиль-

67
ным. Гепарды не водились в Киевской Руси, а привозились из
стран Малой Азии. Гепарды приручались и дрессировались для
княжеской охоты. Дрессированные гепарды служили для княжес-
кой забавы. Их было не так много на Руси. На княжескую охоту
не брали гепардов выводками, с котятами не ездили на охоту, хотя
бы потому, что они еще не были выдрессированы»
9
.
С такой же серьезностью рассуждают о возможных пардусах и
другие комментаторы.
Простится мне и эта смелость: не было пардусов в оригинале.
Они появились скорее всего под пером П-16.
В тюркских эпосах встречается сочетание «ак пардажи уй» —
«ханская походная ставка», буквально «белозанавесный шатер».
Этим термином и русские могли называть княжеский поход-
ный шатер. Боярам же — 
белозанавесный
шатер Игоря и Всеволо-
да понадобился для противопоставления Черному Покрывалу,
которое надевают на Святослава в мутном сне.
Белозанавесный шатер погрузился в море и тем придал вели-
кую гордость половцам.
П-16 любопытно осваивает непонятное ему выражение. Двум
первым словам он находит формальные аналоги в русском лето-
писном словаре, третьему — нет. Он признает его тюркским и
калькирует. «Аки пардужий шатер». Смысл его не удовлетворяет.
Он вспоминает близкое к «уй» слово — «уйа» — гнездо (тюркс-
кое) и, полагая, что автор попросту не дописал одну букву, «вос-
станавливает» ее и переводит: «аки пардужье гнездо».
Теперь это выражение относится не к князьям русским, а к
половцам, и общий смысл отрывка искажается до обратного.
Восстанавливаем текст:
«На реце Каяле тьма светъ покрыла: по Руской земли про-
строшася Половци. 
Ак пардажи уй
в море погрузиста и великое
буйство подасть Хинови
10
».
О том, что войско Игоря после поражения «в море истопаша»,
сообщает Ипатьевская летопись. О тонущих половцах известий
там нет.
П-16 переводил для своего читателя те тюркские слова, кото-
рые сам мог различить и выделить в сплошном тексте. Но старые
словесы русские (архаизмы) он не переводил, а пояснял, если зна-
чение им было хоть как-то понято.
Палеографами отмечена неоднократно черта, свойственная
многим переписчикам — их активное отношение к лексике пере-
писываемых произведений, склонность к добавлениям в тех мес-

68
тах, которые могут вызвать вопросы у читателя. Часто поясняют-
ся имена и архаические термины, не поддающиеся буквальному
переводу. Например, переписывая «Историю иудейской войны»
Иосифа Флавия, книгописец Кирилло-Белозерского монастыря
Ефросин часто проявляет свою эрудицию. В главе, посвященной
осаде Иерусалима, упоминается имя Тита, римского полководца.
Ефросин считает нужным разъяснить читателям это имя. «Титъ
же по градомъ постави стража» (К-Б, 53 л. 455).
«Титъ же 
Успасиана царя млстивъ сынъ
по градомъ постави
стража» (К-Б, 22, л. 416).
Или «Утро же въ 8 день горпия месяца солнце въсиавъ» (К-Б,
53, л. 487).
«Месяц горпиа еже есть сен(тябрь). Утро же въ 8 день горпиа
месяца солнце въсиавъ...» (К-В, 22, л. 420).
Ясность местного смысла — вот главная цель переписчиков,
и они ее достигают, даже если в некоторых случаях приходится
идти на нарушение формы произведения и значительные до-
писки.
П-16 не был исключением: он вносит несколько отдельных
пояснений к именам древним и терминам, и эти дописки попа-
ли в живой текст поэмы, может быть, по вине переписчиков
XVIII
.
века.
Рассмотрим случай, когда редакторский комментарий, попав в
авторский текст, придал ему исторически ложное значение. Бояре
продолжают толковать сон Святослава:
Уже снесеся хула на хвалу,
уже тресну нужда на волю,
уже връжеса Дивъ на землю...
Переписав последнюю строку, П-16 засомневался. Все слова
этого отрывка будут понятны читателям, кроме, пожалуй, одно-
го.— Дивъ. Если бы оно встречалось здесь впервые, можно было
бы не беспокоиться: отношение к нему подсказано контекстом. Но
беда в том, что имя-то употреблено уже второй раз. Причем из
содержания первого контекста можно понять, что Див — персо-
наж отрицательный. Див там вроде предупреждает врагов Игоря о
нашествии.
Дивъ кличетъ връху древа,
велить послушати земли незнаеме —
Влъзе и Поморiю, и Посулiю и Сурожу, и
Корсуню и тебе, Тьмутораканьскый блъванъ.

69
И вдруг здесь Дивъ выступает уже в явно положительной роли:
его свержение расценивается как беда русского народа.
Можно понять смятение П-16. Он вспоминает производные
«диво-дивное», несущие вполне добрые значения, и решается по-
яснить этот термин. Подписывает его помельче — 
«се бог отский»
1
(т. е. «это божество предков») и далее продолжает нормальным
полууставом переписывать авторский текст:
Красныя девы въспеша на брезе
синему морю...
Переписчик XVIII века (Мусин-Пушкин) не узнает дописку
П-16, вставляет ее в текст и разбивает по-своему:
Се бо Готскiя красныя девы въспеша на брезе
синему морю...
Так появились знаменитые готские девы.
П-16 едва ли мог сам придумать «готских дев»: он этнонима
такого попросту знать не мог. Но просвещенному переписчику
Мусину-Пушкину готы были знакомы.
Итак, П-16 продолжает:
...Красныя девы
въспеша на брезе синему морю,
звоня рускымъ златомъ —
поютъ босоврамне,
лелеютъ месть Шароканю...
Наткнувшись снова на «босовран», П-16 отчаивается совер-
шенно. Если выше они глаголили, то здесь они уже «поют» от-
крытым текстом, как соловьи какие-то. Причем прямо указывает-
ся, что под босовранами надо понимать красных дев. А может
быть, в этом слове и не вороны вовсе кроются? Он делает вторую
попытку освоить термин и превращает его в сочетание — «босуви
время», что довольно приятно согласуется с текстом. Возвращать-
ся и переосмысливать предыдущий пример употребления этого
наконец понятого выражения уже невозможно, П-16 примиряется
и идет на подлог: чтобы не возникло ненужных параллелей «босу-
во время» и «босуви врани», он инверсирует последнее свое «от-
крытие» и видоизменяет огласовку — «время бусово».
Так появляется знаменитое «время Бусово» в сочетании с «гот-
скими девами», произведшее много шуму в славянской историог-
рафии. Отголоски этого «шума из ничего» слышны до сих пор.

70
...Бусурманские красные девы, которые радостно поют, звеня
русским золотом, радуясь отмщению за Шарукана, деда Кончака,
некогда потерпевшего сокрушительное поражение от русских (князя
Святополка), — это отражение тощих вдов бусурманских, которые
льют слезы (жемчуг) и нежат Святослава.
Отрицательная параллель очевидна: вдовы — девы, жемчуг —
злато, нежность — злорадство, добрый врачующий совет вдов —
жажда мести красных дев.
Таким образом, все символические образы мутного сна Свя-
тослава разъяснены боярами.
П р и м е ч а н и я
1
Слово о полку Игореве. Комментарий 
О.В. Творогова
. М.–Л., 1967, с. 61.
2
См. подробнее: 
О. Сулейменов
. Синие молнии и синяя мгла // Простор,
1968, № 5.
3
Алексеев М.П
. К «Сну Святослава» в «Слове о полку Игореве». В кн.:
Слово о полку Игореве, М.–Л., 1850, с. 247–248.
4
Слово о полку Игореве. Комментарий 
О.В. Творогова
, М.–Л., 1967, с. 499.
5
Слово о полку Игореве. М., 1967, с. 157.
6
Там же, с. 70.
7
Там же, с. 158.
8
См. подробнее: 
Ю. Немет
. Два кипчакских географических названия в
Венгрии в сб. «Исследования по тюркологии». Алма-Ата. 1969, с. 26–33.
Перевод с венгерского.
9
Слово о полку Игореве. М., 1967, с. 160.
10
Xинови — люди Востока.
11
«Отский» — древнерусская форма прилагательного «отеческий», равная
форме «отинь» от основы «от» — отец. 
Царь Додон и Геродот
Теперь мне хочется показать на живом примере, какое эхо может
вызвать в науке неверная нота, взятая Переписчиком. Неразобла-
ченная ошибка писца, размножаясь в современных толкованиях,
приобретает силу неопровержимого исторического факта, на ко-
тором воздвигаются порой крепости невероятные.
В.И. Стеллецким кратко описана история толкований строки
«поют время Бусово, лелеют месть Шароканю», в которой уда-
лось поучаствовать и мне.

71
В.И. Стеллецкий: «Первая часть предложения представляет
собой неясное место в «Слове». Высказывались различные пред-
ложения. Н. Грамотин в 1823 году предполагал, что Бус — имя
половецкого хана. С 30-х годов в советской науке утвердилось мне-
ние, высказанное Е. Огоновским в 1876 году, что под Бусом сле-
дует понимать Божа, одного из князей предков восточных славян,
именуемых в науке условно «антами». В 375 году Бож был побеж-
ден готским королем Вннитаром. Он, его сыновья и семьдесят
знатных антов были взяты в плен и казнены.
Особую точку зрения занимал Н.К. Гудзий. Он писал: «Бус,
очевидно, один из прославившихся победами половецких ханов».
(«Слово о плъку Игореве», 1938). В своей «Хрестоматии по древ-
ней русской литературе», однако, он уже пишет: «Бус — антский
князь Бос или Боус».
В 1962 году О. Сулейменов высказал мнение, что оба рас-
сматриваемых предложения относятся к одной и той же битве
1107.года, в которой половецкие ханы Боня и Шарухан «ста-
рый» были разгромлены объединившимися русскими князьями...
С поражением Игоря перед Кончаком, сыном Артыка и внуком
Шарухана, открылась возможность отомстить за злоключения сво-
его отца и деда, потому-то «готские девы» и вспоминают о не-
давнем поражении, позорном бегстве кипчаков и радуются побе-
де Кончака. И в казахском языке сохранилось точное определение
такого массового бегства целого племени или народа, какое при-
шлось испытать кипчакам после разгрома. Оно называется «босу».
«Время босу» или, если взять конструкцию «Слова», «время босу-
во-бусово»
1
.
В.И. Стеллецкий принимает это объяснение и переводит: «поют
про время (давних) напастей, лелеют месть за (поражение) Шару-
хана»
2
.
О.В. Творогов также согласился с доводами моей статьи и от-
казал Божу в доверии
3
.
Победу эту я могу считать тем более значительной, что Бож
олицетворяет все то худшее, что несла в науку «патриотическая»
историография. Почему в XIX веке изобретение Е. Огоновского не
было принято ни одним из ученых? Почему в 30-х годах нашего
века все советские исследователи единогласно признали изобрете-
нье за великое открытие? Один Н.К. Гудзий еще сопротивлялся в
1938 году, но и он в конце концов был вынужден принять эту
версию, успевшую превратиться в аксиому.
На примере Божа можно убедиться, как просто делается история.

72
...Е. Огоновский
4
, увлеченный соседством «готских дев» с «вре-
менем Бусовым» (в написании Мусина-Пушкина), обратился к
сочинению римского историка Иордана (VI век) «О происхожде-
нии и деяниях готов», где в одном из рассказов обнаружил имя
«Бооз». Этого оказалось достаточным для рождения гипотезы,
которую он высказал весьма неубежденно.
Через полвека мысль его была подхвачена и получила неожи-
данное направление. Бооз превратился в «Божа» (хотя в латинс-
ком алфавите нет буквы «ж» и Иордан никак не мог бы написать
эту форму); анты объявлены восточными славянами только на
том основании, что автор «Слова» якобы помнил о существова-
нии Бооза.
За четыре истекших десятилетия уравнение анты = восточные
славяне вошло в сознание историков без всяких доказательств, и
в солидных научных работах по истории восточных славян этот
тезис приводится походя, как само собой разумеющийся.
А.К. Югов и вовсе превратил Божа в русского: «поминают
смерть князя русского Божа — славят и отмщение за Шарухана».
Так ошибка переписчика XVI века породила целое направле-
ние в исторической науке.
В 1962 году в статье «Босый волк и напевы готских дев»
5
я
усомнился: «Почему злополучные девы в связи с незначитель-
ным, в сущности, поражением Игоревых ратей вспоминают так
легко и привычно тоже незначительное в общем событие тысяче-
летней давности?
И автор «Слова», каким бы просвещенным он ни был, едва ли
он, сын своего века, мог знать факты столь отдаленные, тем более
что в этом, по-видимому, не было никакой надобности. Вероятно,
речь идет о чем угодно, только не о мифическом анте Бозе».
Сегодня, перечитывая ту свою работу, я отказываюсь от нее.
Кроме приведенного отрывка. И добавляю: для автора даже вре-
мена Ярослава Мудрого — давние. Историческое прошлое, в его
представлении, ограничивается пределом XI века. У интеллигента
XVIII века прошлое включает, по крайней мере, два тысячелетия.
Приписывая Автору столь глубокий взгляд в древность, мы не-
вольно искажаем картину диалектического развития историческо-
го сознания.
И действительно, чтобы так запросто упоминать историческое
имя Автор должен быть уверен, что читатели поймут даже такой
намек. Мы должны признать, что история антов была широко из-
вестна в Киевской Руси XII века. Каждый грамотный русич знал
ее. Но что тогда поделать с тем фактом, что ни один из многочис-

73
ленных источников славянской письменности не углубляется в
своем знании истории ниже IX–Х веков? И нет никаких доказа-
тельств того, что произведение Иордана читалось в Руси. Но даже
если бы его переводили и любили, почему именно антов автор
избрал в качестве предков славян? Ни о языке их, ни о культуре,
даже о месте обретания их в 375 году нет у Иордана никаких
известий кроме того, что он их называет гуннским племенем. Но и
сейчас вряд ли какой историк назовет гуннов славяноязычным
народом.
Автор «Слова», мне кажется, вовсе не знал о существовании
гуннов, готов и тем более антов (ант скорее всего связано с лати-
ногреческим анти — противоположное; древнее; чужое. Так могли
обобщенно называть латиняне любого противника).
«Амал Винитарий... с горечью переносил подчинение гуннам.
Понемногу освобождаясь из-под их власти и пробуя проявить свою
силу, он двинул войска в пределы антов»
6
. Здесь «ант», возможно,
синонимично термину «гунн». Но даже если поверить всему, что
нагородили историки, вызывает возражение и то, что «готские
девы», враждебные анту — Игорю, поют радостно о поражении
его предка Боза и лелеют месть за половецкого хана Шарухана.
Так близко к сердцу могли принимать поражение половцев в на-
чале XII века, наверное, половецкие девы, а вовсе не древнегер-
манские.
«Простор» опубликовал и ответ на мою статью, который был
прислан В.Ф. Соболевским, известным специалистом по древне-
русской литературе
7
.
Всю эту работу он посвятил одному — защите Божа. Правда,
никаких новых аргументов в пользу его уважаемый ученый не
представил, справедливо полагая, что в некоторых условиях убеж-
денность — главный аргумент: «Ошибочность суждения О. Су-
лейменова явно проистекает из утверждения о случайном фонети-
ческом совпадении «Боза» и «Бусово». Такой вывод противоречит
историческим данным». Или: «Чем же была вызвана у автора
«Слова» надобность говорить об антском короле Бусе (уже не
«Бооз». — 
О.С.
), о факте столь отдаленном, и заставлять «готских
дев» поминать об этом? Вот здесь и выступает действительный
общий замысел «Слова» — подействовать
на патриотические чув-
ства всех русских князей, напоминая им о тех 
далеких временах,
когда антский король Бус отражал набеги готов...»
Напоминать можно тем, кто знал об этом. Неужели все рус-
ские князья XII века проходили в школе подробнейший курс по
истории готов и антов? И потом, не так уж успешно отражал Бооз

74
набеги готов, если оказался распятым на кресте вместе со всеми
своими сыновьями. Примеры такого отражения можно было бы
найти и не в столь далекой истории...
Далее В.Ф. Соболевский приводит свой главный аргумент:
«Можно не сомневаться в том, что автору «Слова» были извест-
ны исторические материалы, которыми он пользовался».
Доказательств столь ответственного утверждения нет пока, но
есть уверенность. Таким образом, В.Ф. Соболевский убедил меня,
что автор и все его читатели — удельные князья, бояре и прочая,
и прочая знали десять строк из сочинения Иордана.
...Даже, описывая всем известные действия или выражения
книжного происхождения, писатель или переписчик обычно дела-
ли ссылки на источник (чаще всего церковный), из которого по-
черпнуто знание. Например, в «Житии и хождении Даниила» (Ки-
рилло-Белозерский список) часты библиографические ссылки типа:
«якоже во Еуангелии писано» (л. 142) и «прочая писано в Паре-
мии» (л. 159), «и прочая писано в Житии ея (богородицы)» (л.
.
148)
и «прочая в Деяниях» (л. 142) и пр. и пр.
Авторы или книгописцы так кратко отсылали читателя к про-
изведениям широкоизвестным.
Если же источники малоизвестны, то ссылки более подробны
и событие малоизвестное описывается значительно шире. В «Сло-
ве» же «время Бусово» никак не комментируется, что может слу-
жить доказательством или некнижного, т. е. неисторического его
происхождения, или же чрезмерной известности этого выраже-
ния, что невозможно.
Лингвисты-тюркологи несомненно уточнят прочтение и раз-
бивку найденной в гуще древнерусского текста тюркской фразы.
Может оказаться, что некоторые сочетания неверны. Но компози-
ция «Плеснь»-«знаешь» и «дебрь кисань»-«железные путы» мне
кажутся твердо доказуемыми.
Более десяти лет назад я впервые так прочел «плеснь ...дебрь
кисань», непрерывно искал им опровержения и лишь сейчас ре-
шаюсь опубликовать эту находку. Ценность ее для истории язы-
ковых взаимоотношений Руси и Поля неоценимо велика и отно-
ситься к ней надо со всей бережливостью.
Это первое тюркоязычное предложение, обнаруженное в сла-
вянском источнике до XIII века.
Мы не встречали до этого рубежа
даже пары тюркских слов, объединенных синтаксической связью.
Итак, весь микроэпос «Сон Святослава и его толкование боя-
рами» в протографе выглядел, по-моему, в следующем виде
8
:

75
А Святъславъ мутенъ сонъ виде:
В Kieвe на горахъ 
снчь
съ вечера одевахъть мя, рече,
чръною паполомою на кроваты тисове;
чръпахнуть ми 
синее 
вино cъ трутомь смешено.
Сыпахуть ми тъщи 
тулы
поганыхъ 
тльковинъ
великый женчюгь на лоно и негуютъ мя.
Уже дьскы безъ кнеса вмоемъ тереме златовръсемъ.
(Всю нощь съ вечера) 
бусоврамне
(възграяху). 
«Блеснь скана
болони беша дебрь кисан ю инес ошлюкъ син
(ему морю)».
И ркоша бояре Князю:
«Уже, Княже, туга умь полонила;
Се бо два сокола слетеста съ отня стола злата:
поискати града Тьмутороканя,
а любо испити шеломомь Дону.
Уже соколома крильца 
припешали
поганыхъ саблями,
а самаю опустоша въ путины железны.
Темно бо бе, гдн:
два солнца померкоста,
оба багряная стлъпа погасоста
и съ нимъ молодая месяца (Олегъ и Святъславъ)
тъмою ся поволокоста на реце на Каяле,
Тьма светъ покрыла: по Руской земли прострошася Половци.
Ак пардажи уй
въ море погрузиста и великое 
буйство
 
подасть
Хинови.
Уже снесеся хула на хвалу,
уже тресну нужда на волю,
уже връжеса дивъ на землю
(се бог отский)
Красныя девы въспеша на брезе синему морю, звоня руским
златом.
Поютъ 
бусоврамне,
лелеютъ месть Шароканю.
А мы уже, дружина, жадни веселiя.
П р и м е ч а н и я
1
Слово о полку Игореве. Перевод и комментарии 
В.И. Стеллецкого
. М.,
1967, с. 160–161.
2
Там же, с. 70.
3
Слово о полку Игореве. Комментарий 
О.В. Творогова
, М.–Л., 1967, с. 503.

76
4
«Слово о полку Игореве» — поэтический памятник русской письменнос-
ти XII века. Львов, 1876.
5
Простор, 1962, № 11.
6
Иордан.
О происхождении и деянии готов // Гетика, АН СССР, 1960,
с.
.
115.
7
Соболевский В.Ф.
Готские девы в Слове о полку Игореве // Простор, 1963,
№ 5.
8
В скобках даны дописки Переписчиков. Подчеркнуты объясненные мною
места.

77
??????? «?????»
Моя слабость? Непоследовательность.
Моя сила? То же самое.
Тагор
Недоумения
лово» — старая, ветшанная картина, изображающая реалии
XII века, была реставрирована и подкрашена в XVI веке.
Второй этап реставрации «Слово» пережило в XVIII веке.
Слои цветной штукатурки покрывают оригинал.
Задача исследователя не добавлять красок, а снимать следы
кисти позднейшей, добираться до протографа.
И в конце работы может выясниться, что икона-то висит на
стенке неверно, и изображен на ней не бог Игорь, а живой чело-
век с дьявольскими чертами.
Не грех напомнить, что в одном злополучном музее картины
Пикассо до недавнего времени висели «вверх ногами».
Мы имеем реальную возможность убедиться в том, что отли-
чие форм мировоззрения Автора и Исследователя мешало после-
днему правильно понять идейное содержание поэмы, и отсюда —
неверные прочтения ключевых текстов «Слова».
Представим схематически идейный сюжет памятника по тому
списку, который в наличии.
«Слово» осуждает Игоря, начавшего несправедливую войну.
Радуется
первой победе.
Жалеет
воинство Игоря, потерпевшего поражение во второй битве.
Оплакивает
русскую землю, на которую вызвано ответное на-
шествие половцев.
Призывает
князей устами Святослава Всеволодича встать на
защиту родины.
Осуждает
былые распри и сегодняшние которы.
Восхваляет
Игоря, его князей и дружину за победу над погаными.
Большинство толкователей поэмы не хотят замечать явной про-
тиворечивости этой схемы. Они акцентируют внимание на стол-
пах Оплакивает, Призывает, Восхваляет.
«
С

78
...В 1964 году на заседании отделения этнографии географи-
ческого общества СССР с докладом «Монголы XIII века и “Слово
о полку Игореве”» выступил историк Л.Н. Гумилев. Попытался
опровергнуть дату создания «Слова». По его убеждению, оно на-
писано не в XII веке, а в XIII, человеком далеким от тех событий
и поэтому излагавшим их не очень точно. Версия аргументирова-
на, на мой взгляд, недостаточно, но ход рассуждений местами очень
интересен. Привлекает и то обстоятельство, что в докладе (хоть
он и не получил большой огласки) впервые в нашей славистике
заявлено сомнение в достоверности некоторых заповедных мест
памятника.
«Недоумение.
Принято считать, что «Слово» — патриотичес-
кое произведение, написанное в 1187 году и призывающее рус-
ских князей к единению и борьбе с половцами, представителями
чуждой Руси степной культуры. Предполагается так же, что этот
призыв «достиг тех, кому предназначался», т. е. удельных князей,
организовавшихся в 1197 году в антиполовецкую коалицию. Эта
концепция действительно вытекает из буквального понимания
«Слова» и потому, на первый взгляд, кажется единственно пра-
вильной. Но стоит лишь сопоставить «Слово» не с одной только
группой фактов, а рассматривать памятник вместе со всем комп-
лексом реальных событий, как на Руси, так и в сопредельных аре-
алах, то немедленно возникают весьма тягостные недоумения.
Во-первых, странен предмет выбора. Поход Игоря Святославича
не был вызван политической необходимостью. Еще в 1180–1183
.
го-
дах Игорь находится в тесном союзе с половцами, в 1184 году он
отклоняется от участия в походе против них, несмотря на то, что
поход возглавлен его двоюродным братом Ольговичем — Святосла-
вом Всеволодичем... И вдруг ни с того, ни с сего он бросается со
своими ничтожными силами завоевывать все степи до Черного и
Каспийского морей. При этом отмечается, что Игорь не договорил-
ся о координации действий даже с киевским князем. Естественно,
что неподготовленная война кончилась катастрофой, но когда ви-
новник бед спасается и едет в Киев молиться «Богородице Пирого-
щей», вся страна вместо того, чтобы справедливо негодовать, раду-
ется и веселится, забыв об убитых в бою и покинутых в плену...»
1
.
С этого недоумения и должно было некогда начаться прочте-
ние «Слова».
Чтобы понять позицию Автора, его отношение к Игорю, сле-
дует сначала выяснить мотивы, побудившие северских князей всту-
пить в безнадежную войну.

79
Начать придется издалека, чтобы быть в курсе политических
событий Киевской Руси эпохи «Слова».
В 1162 году власть киевского князя Ростислава испытывает
покушение со стороны сильного союзника Мстислава Волынско-
го. Ростислава не поддерживают и киевское боярство, и гвардия —
черные клобуки. Он вынужден поделиться властью с Мстиславом,
отдав ему из своих владений Белгород, Торческ, Канев и даже
земли Черных клобуков.
Чувствуя, что киевский стол под ним зашатался, Ростислав
обращает взор в степь и едет к хану Белуку с просьбой выдать
дочь за сына своего — Рюрика. Брак состоялся. Половецкая под-
держка укрепила Ростислава на престоле.
В феврале 1164 года скончался отец Игоря, черниговский князь
Святослав Ольгович. В Чернигове силой утвердился племянник
умершего князя — Святослав Всеволодич. Своих двоюродных бра-
тьев, сыновей Святослава — Олега, Игоря и Всеволода — он изго-
няет из Чернигова в Северскую землю. Эту обиду братья ему не
простят. Она будет управлять их действиями на протяжении двух
десятилетий. Будет между ними и резня, и союзничество, и веж-
ливость, но подлинного братского мира, видимо, уже не наступит.
Враждебность открытая и затаенная окрасит отношения братьев и
Святослава Всеволодича.
Уже через два года Северские князья начинают войну.
Святослав приглашает половцев, которыенападают на Новго-
род-Северский.
Ростислав способствует примирению сторон.
В 1167 году умирает Ростислав, и борьба за киевский престол
вступает в новую фазу. Киевский люд и Черные клобуки послали
за Мстиславом Волынским. Последний, «отодвинув» законных
наследников престола, сыновей Ростислава (Рюрика и Давыда),
15 мая 1167 года «вниде» в град Киев — и «седе на столе».
Киевляне и Черные клобуки, вероятно, поддерживали Мстис-
лава еще и потому, что он решительно не признавал союзов с
половцами, которые были врагами и Черных клобуков, и торки-
нов, и берендеев.
Киевляне и Черные клобуки не любили Ростислава потому,
что он опирался на половцев.
С приходом Мстислава на Руси громко заявляется новая по-
литика. Половцы готовят поход на Киев. Великий князь Мстис-
лав собирает силы и весной 1168 года наносит удар по Полю.
В.этом походе участвуют многие волынские князья. Крутой на
расправу великий князь заставляет направить свои полки и чер-

80
ниговских и северских князей («бяху бо тогда Олговичи в Мьстис-
лавии воли») и даже ростиславичей — Рюрика и Давыда.
Он собрал под свои знамена войска всей лесостепной полосы
от бассейна Вислы до Северного Донца. Ударной силой была кон-
ница торков под началом Бастея, Черные клобуки и берендеи.
Поход начался ранней весной (2 марта), когда степняки толь-
ко собираются перекочевывать на летние пастбища.
Начинается окот, стада отяжелены молодняком.
Половцы не успели организоваться. Русские войска обогати-
лись добычей — «и толико взяша полона множьство, якоже всимъ
рускимъ воемъ наполнитися до изобилия и колодникы и чагами и
детми их и челядью и скоты и конми».
Победа эта прославила политику Мстислава. Новгород изго-
няет Святослава Ростиславича и требует сына Мстислава — Рома-
на. Великий князь удовлетворяет просьбу «вольного города», и
14
.
апреля Роман прибыл в Новгород.
Но и оппозиция не бездействует. Суздальский князь Андрей
Боголюбский (сын Юрия Долгорукого) организует коалицию кня-
зей, недовольных распространением власти Мстислава и резким
поворотом в отношениях со Степью.
В 1169 году войска двенадцати князей двинулись на Киев.
Вместе с ними идут и «половецкие князи».
В марте 1169 года Киев был взят и разграблен. На престол
восходит Глеб Юрьевич, сын Юрия Долгорукого от половецкой
княжны, родной брат Андрея Боголюбского.
Попытка Мстислава в корне разрушить традиционные отно-
шения со Степью окончилась неудачей.
Главную роль в свержении Мстислава играли князья, связан-
ные с половцами кровным родством (сыновья Юрия Долгорукого;
Ольговичи — Олег и Игорь; Ростиславичи — Рюрик и Роман и др.).
В 1170 году Андрей Боголюбский занят возвращением Свя-
тослава Ростиславича на новгородский престол. Успеха не имеет.
Войска его разбиты новгородцами. Святослав Ростиславич умер.
Воспользовавшись ослаблением главного своего противника,
Мстислав Волынский с Черными клобуками, с галицкими и ту-
ровскими полками двинулся на Киев. Горожане открывают люби-
мому князю ворота без боя.
Глеб Юрьевич бежит к половцам и через месяц (в апреле)
возвращается с Кончаком и изгоняет Мстислава. Тот скончался
после болезни в августе 1170 года в своем Владимире-Волынском.
Его сын Роман покинул Новгород, и его место занял по дого-
вору с Андреем Боголюбским Рюрик Ростиславич.

81
Можно считать, что традиционный порядок восстановлен. Клю-
чевые города Руси в руках князей, стоящих за прежние отноше-
ния с Полем.
Но киевские бояре и церковь еще раз доказывают свою силу.
Глеб Юрьевич отравлен 20 января 1171 года. Его постигла участь
отца, и погребение его рядом с могилой Юрия Долгорукова в цер-
кви Спаса на Берестове.
Бояре настояли, чтобы Ростиславичи, вопреки воле Боголюбс-
кого, пригласили на княжение Владимира Мстиславича. Но тот
оказался неспособным продолжать политику отца и, прокняжив
четыре месяца, умер от таинственной болезни. Скорее всего от
той же, что и предыдущий князь.
В июле 1171 года в Киеве по согласию с Андреем стал кня-
жить Роман Ростиславич. Он, вероятно, учел печальный опыт
предшественников и вступил в мир с боярами. А это значило раз-
рыв отношений с Андреем Боголюбским. Но Андрей — далеко, в
Суздали, а бояре вот они, рядом.
В начале 1173 года Андрей снова потребовал выдачи убийц
брата. Ростиславичи вынуждены были отказать и позволить боя-
рину Григорию Хотовичу и его сообщникам скрыться.
Тогда Андрей потребовал ухода Романа. Ростиславичи снача-
ла подчинились, а затем послали Андрею объявление войны и в
ночь на 24 марта 1173 года ворвались в Киев. Великим князем
стал более решительный из Ростиславичей — Рюрик.
Несмотря на то, что он женат на половчанке, политическая
программа его, очевидно, не противоречит планам киевского бо-
ярства и Черных клобуков. Киеву нужна сильная рука, способная
объединить Русь и вывести ее из-под власти Поля. И прежде все-
го надо противостать могучему Андрею Боголюбскому.
И Рюрик решается на этот шаг.
Теперь на сцене появится Святослав Всеволодич, который пока
отсиживался в своем Чернигове, наблюдая со стороны перипетии
борьбы за киевский престол, восхождения и падения марионеток
Андрея.
Настала пора и ему включиться в эту борьбу. Он многое по-
нял — оценил силу боярства, стремления их и слабость позиций
великих князей, сменившихся на его глазах за несколько лет.
Он не выбирает, чью же сторону принять. Это ясно. Андрей
еще могуч, у него большой опыт и мощное влияние. Ростислави-
чи, которых он поддерживал, стали врагами. В этой ситуации вы-
годно выступить Ольговичу на стороне Андрея. Союз этот не по-
кажется Боголюбскому противоестественным: традиционные связи

82
Ольговичей с Полем общеизвестны. И кто как не Ольговичи мо-
гут плодотворно продолжать политику Андрея на киевском пре-
столе. Но, воцарившись, Святослав найдет общий язык с киевс-
ким боярством. Он понимает силу этого сословия и справедливость
их устремлений. Объединение Руси — цель благородная. Но дос-
тижимая только в том случае, если у кормила будет властелин ре-
шительный, как Мстислав, но хитрее. Андрей посылает на Ростис-
лавичей 50
.
000-е войско. К ним присоединяются и Ольговичи —
Святослав Всеволодич и Игорь Святославич.
Киевские князья затворились в Белгороде и Вышгороде, что
потребовало от нападающих разделения сил.
Двадцатидвухлетнему Игорю с другими младшими князьями
выпало идти на Вышгород, где 8 сентября 1173 года Мстислав
Ростиславич Храбрый разбивает их.
Осада Вышгорода продолжается более двух месяцев. Безус-
пешно.
К ноябрю в Киев прибывает Ярослав Луцкий. Оценив ситуа-
цию, он принимает сторону Ростиславичей, которые обещают ему
в случае победы уступить Киев. Победа. Ярослав Луцкий на пре-
столе. Его быстро сменяет Роман Ростиславич. Черниговец ждет
своего часа. Есть подозрение, что это он в мае 1176 года навел
половцев на Русь. Роман послал брата Рюрика и двух сыновей про-
тив них. В битве у Ростовца войска киевских князей разгромлены;
половцы взяли шесть городов берендеев.
Святослав, узнав о случившемся, по словам летописца «обрадо-
вался». Поражение Ростиславичей от половцев привело к тому, что
к Святославу прибывает депутация Черных клобуков и киевлян,
сообщая, что Роман уже покинул Киев и укрылся в Белгороде.
20 июля 1176 года Святослав стал великим князем.
Подчеркиваем это обстоятельство: поражение киевского князя
от половцев приводит к смене власти.
Прецеденты есть. В 1068 году в первой битве русских с полов-
цами войска киевских князей братьев Ярославичей (Изяслав, Свя-
тослав и Всеволод) потерпели поражение на реке Альте. В резуль-
тате на престоле оказался их враг Всеслав. Его пригласили
киевляне. («Слово» подчеркивает, что Всеслав проявил хитрость).
Не применил ли Святослав через век после битвы на Альте
«хитрость» Всеслава? Оказавшись у власти, новый великий князь
ищет поддержки против Поля «на стороне», женив своего сына
Всеволода Рыжего на дочери польского короля Казимира.
В том же 1179 году он выдает свою дочь за Владимира Глебо-
вича Переяславского, делая его этим актом своим вассалом.

83
Результаты не замедлили сказаться. Половцы во главе с Кон-
чаком напали на Переяславль и Посулие. Пожгли поселения, хотя
города и не взяли.
В 1179 году скончался давний враг Святослава, его двоюрод-
ный брат Олег Святославич, а Святослав созывает в Любече съезд
Ольговичей, на котором окончательно распределяются уделы. Брату
своему Ярославу великий князь отдает Чернигов, князем Новго-
род-Северским стал Игорь.
Святослав проявляет себя в первые годы весьма гибким поли-
тиком: он не порывает союза с Полем, но и подготавливает осно-
вы будущих враждебных отношений с ним. Поле ему пока необхо-
димо, чтобы утвердить свою власть на Руси и сдержать главных
соперников, Ростиславичей.
В 1180 году они затевают грандиозную усобицу и оказывают-
ся в Киеве. На помощь Святославу идут Ярослав Черниговский с
ковуями, и, наконец, Игорь Святославич с половецкими дружина-
ми Кончака и Кобяка.
Летом 1181 года Киев возвращен. Но в битве у Днепра Рос-
тиславичи наносят сокрушительный удар Игорю и его свату Кон-
чаку. Убит брат Кончака, Елтут Атрахович (Ельтут Артыкович).
Взяты в плен двое сыновей Кончака.
«Игорь же видевъ Половце побеждены и тако съ Концакомъ
въскочивша въ ладью и бежа на Городец къ Чернигову».
Святослав с войсками, очевидно, находится в Киеве и не пред-
принимает ничего, чтобы нанести ответный удар.
Но и Ростиславичи устали. В результате переговоров Святос-
лав остался великим князем киевским. Рюрик Ростиславич стал
его фактическим соправителем. («И урядився съ нимъ (Святосла-
вом) съступися ему старейшиньства его ради Киева, а собе взя
всю Рускую землю».)
Святослав фактически признает свое вассальство по отноше-
нию к Ростиславичам, женив сына Глеба на дочери Рюрика.
После этого Святослав и Рюрик «живяста у любви и свать-
ствомь обуемшеся (объединившись)».
Теперь, когда примирились две могущественные княжеские
линии, можно было начинать «мстиславову политику» в отноше-
нии к степи, чего так ждали киевские бояре и церковь.
Святослав Всеволодич в молодые годы был бит половцами,
побывал в плену (был выкуплен Изяславом Давыдовичем) и те-
перь у него появляется первая возможность отплатить степнякам
за то «гостеприимство».

84
В походе 1184 года, который по размаху не уступал походу
Мстислава 1168 года, участвуют войска одиннадцати княжеств,
торческая конница и Черные клобуки. Характерно, что Ольговичи
(Игорь Святославич, Всеволод и Ярослав Черниговский) отказа-
лись под разными предлогами от этого похода. Летописец приво-
дит отговорки: «А своя братья не идоша, рекуще: — Далече ны
есть ити вниз Днепра: не можемъ свои земле пусты оставити...»
Войска собрались летом (в июле), и мне кажется, что Ольго-
вичи предполагали неблагополучный исход предприятия Киевс-
кого великого князя. Весьма вероятно, что такой результат ими
ожидался с нетерпением.
Поражение Святослава открывало бы путь Игорю или Яросла-
ву к престолу киевскому.
Но они просчитались. Половцы не ожидали летнего наступле-
ния. Они разбиты. 17 вождей их пленены, и до 7000 кипчакских
мужчин, женщин и детей приведено в Русь.
Любопытно поведение Игоря в этой неожиданной для него си-
туации. Прослышав о победе, он вместе с Всеволодом и племянни-
ком Святославом Ольговичем идет к реке Мера урвать куш от об-
щей победы, «молвяшеть бо ко братьи и ко всей дружине: Половцы
оборотились противу Рускимъ княземь и мы безъ нихъ (т. е. в от-
сутствие половецких воинов) кушаемся на вежах ихъ ударити...»
Это место летописи правильно истолковано Б.А. Рыбаковым:
«Не общерусская оборонительная борьба и даже не защита своих
собственных рубежей, а лишь желание захватить половецкие юрты
с женами, детьми и имуществом толкало князя на этот поход,
своего рода репетицию будущего похода 1185 года. И действую-
щие лица в этой репетиции те же самые: Игорь, Буй-тур Всеволод,
Святослав Ольгович и княжич Владимир»
2
.
Он углубляется в степь не более чем на 60–70 километров,
разбиваег отряд в 4 сотни и грабит беззащитные кочевья.
...В 1185 году половцы собирают силы для ответного наступ-
ления на Киев. В феврале 1185 года Кончак по зимнему пути
подошел к пограничной реке Суле.
Рассказ о приходе половцев взят из летописи Святослава:
«Пошелъ бяще оканьный и безбожный и треклятый Кончакъ со
мьножествомь половецъ на Русь.
Похупся, яко пленити хотя грады Рускые и пожещи огньмь:
бяше бо мужа такого бусурменина, иже стреляще живьшъ огньмъ.
Бяху же у нихъ тузи самострелнии одва 50 мужъ можашеть на-
прящи. Но всемилостивый бог гордымъ противиться и съвети ихъ
разруши».

85
Святослав посылает за помощью к братьям — Ярославу и Иго-
рю. Оба, найдя благовидные причины, отказывают ему в поддерж-
ке. Еще раз пытают судьбу — может быть, Кончак сделает то, что
не удалось Кобяку прошлым летом.
Святослав и Рюрик направились к Суле сами. Торческая кон-
ница и Черные клобуки, перейдя Хорол, 1 марта нанесли неожи-
данный удар по расположению Кончака. Кончак бежит, побросав
свою «артиллерию». Черные клобуки Кунтугдыя численностью в
6000 веадников преследовали его, но не достигли «бяшеть бо тала
стопа за Хороломъ» (т. е. «талые степи за Хоролом»). Распутица
помешала «обрести» самого Кончака.
Святослав стремится закрепить победу: «Toe же весне князь
Святославъ посла Романа Нездиловича съ берендичи на поганее
половце. Божиею помочью взяша веже половецкеи много полона
и коний месяца априля въ 21 на самый Велихъ день». Он за-
мышляет летний поход — «ити на половцы къ Донови на все
лето».
И маршрут необычен, и сроки задуманного похода. Если пред-
шественники ограничивались отражением половцев на погранич-
ных землях и походы эти занимали от силы месяц, то Святослав
решил идти в глубь Дикого Поля, к Дону, где русские войска
никогда не бывали.
Святослав едет собирать войско «от верхних земель», уговари-
вать князей присоединиться к нему.
Новгород-Северский он застал опустевшим: его двоюродные
братья Игорь и Всеволод «утаившись его», ушли сами завоевы-
вать всю степь до Дона. Они решили, что Кончак, не оправдавший
их надежд, разгромлен окончательно и грех не воспользоваться
благоприятной обстановкой.
Неожиданный поворот событий изменяет тактику Игоря. Ори-
ентироваться на помощь Поля, обессиленного поражением, теперь
не приходится. Ситуация благоприятствует иному решению той
же задачи. Русь окрепла, степь ослабела. Чтобы войти в Киев,
нужно завоевать расположение народа киевского, бояр и Черных
клобуков. А это значит — нужно добить степь, дойти до края ее,
до Дона, завоевать мифический град Тмуторокань, потерявшийся
где-то на окраинах Дашти-кипчака, выйти к морю и тем добыть
славу великого полководца, погромче Святославовой. Не Святос-
лав, а именно Игорь должен покорить степь, чего не удавалось ни
одному из русских князей.
Успеть это сделать раньше, чем Святослав двинется в Поле!..
И тогда!..

86
Вот, на мой взгляд, основные мотивы подвигнувшие Игоря на
его «безумно смелый» (по выражению Д.С. Лихачева) поход.
Вначале все складывалось для Игоря удачно, так же как вес-
ной 1184 года, когда он грабил половецкие кочевья. В пятницу он
встречает какой-то перекочевывающий на летние пастбища род и
уничтожает его.
«Победа» эта описана в «Слове». Русские воины «помчаша
красны девки половецкия, злато и поволоки и драгие оксамиты.
Орьтмы и япончицы и всякымы узорочья начаша мосты мостити
по болотамъ и грязевымъ местамъ». В качестве трофеев Игорю
достаются красный стяг и белая хоругвь на серебряном древке.
Упоенный успехом Игорь, по словам летописца (Лаврентьевс-
кая летопись) ликует: «Братья наши ходили со Святославом ве-
ликим князем и билися с ними (половцами) оглядываясь на сте-
ны Переяславля, а в землю их не смели итти. А мы в земле их, и
самих убили, жен их полонили и дети у нас. А теперь пойдем на
них за Дон и до конца изобьем их. Идем на них в лукоморье, где
не ходили деды наши и возьмем до конца свою славу и честь»
(перевод).
А наутро — «изумешися князь»!.. Увидев, какая сила стала на
его пути, Игорь не мог знать, что половцы, разбитые Святославом,
способны оказать ему серьезное сопротивление. И понятно изум-
ление Игоря и последовавшие за разгромом плач и раскаянье.
Он по самонадеянности перешел дорогу Святославу, погубил
свое войско и идею великого князя.
Автор «Слова» знал все эти события и понимал их значение.
Мотивы поступка Игоря были ему, скорее всего, ведомы. Про-
стое сопоставление фактов обнажает их. Факты общеизвестны,
доступны каждому исследователю. Но, к сожалению, они мало
повлияли на оценку действий Игоря. Приписываются чувства и
мысли ему не свойственные. Его вели не патриотические чув-
ства, а непомерное честолюбие. Корыстолюбивый, вероломный,
в воинском деле «несведомый», нечестный по отношению и к
Руси, и к Полю — вот каким характеризуют Игоря его деяния,
отраженные в летописях.
Потому идеологический разнобой «Слова» — два авторских
отношения к Игорю — вызвали недоумение историка Л.Н. Гуми-
лева. 
Не поняв значения исторического космоса «Слова», невоз-
можно правильно прочесть поэму.
Вот как громко и неточно толкуются мотивы «подвига» Иго-
ря ведущим специалистом по «Слову» Д.С. Лихачевым: «Совесть
государственного деятеля, совесть князя — это то самое, что бро-

87
сило и героя «Слова о полку Игореве» князя небольшого Новго-
род-Северского княжества Игоря Святославича в его безумно
смелый поход. С небольшим русским войском Игорь пошел на-
встречу верному поражению 
во имя служения Русской земле,
по-
буждаемый к тому своей проснувшейся совестью одного из са-
мых беспокойных и задиристых князей своего времени»
3
.
Через восемь веков, зная печальный исход предприятия Иго-
ря, мы можем назвать его поход подвигом «безумно смелым», по-
тому что он явно шел «навстречу верному поражению». И объяс-
нить это самопожертвование высочайшими мотивами, привычными
читателям XX века — «во имя служения Русской земле». Но Игорь-
то всего этого не ведал, он шел навстречу неминуемой победе,
шел во имя служения своим тщеславным замыслам.
Бездоказательны характеристики Д.С. Лихачева — «прямодуш-
ный и честный Игорь».
Нет в источниках малейших свидетельств правоты столь лест-
ных определений.
«Слово», например, устами Святослава Киевского называет
войну Игоря попросту нечестной: «нечестно одолевше бо нечест-
но кровь погану пролиясте», т. е. нечестно вас одолели (во второй
битве), ибо нечестно кровь язычников пролили (в первой битве).
Д.С. Лихачев упорно переводит «нечестно» термином «бес-
славно», желая смягчить оценку Автора. Но «честь» и «слава»
очень хорошо разграничиваются в понимании Автора. Он не пу-
тал эти слова.
Д.С. Лихачев присваивает Игорю черты рыцаря-великомуче-
ника, принявшего истязания на алтаре русской свободы. «Высо-
кое чувство воинской чести, раскаяние в своей прежней политике,
преданность новой — общерусской, ненависть к своим бывшим
союзникам (половцам) — свидетелям его позора — муки страдаю-
щего самолюбия — все это двигало им в походе»
4
.
В этом звонком перечне не обозначено ни одно чувство, ко-
торое могло вести Игоря, даже ненависти к половцам у него
скорее всего не было — 1) злоба и обида за обманутые надежды,
2) азарт охотника, узревшего слабого, 3) изумление и страх —
вот (поэтапно) гамма чувств, испытываемая Игорем в степи к сво-
им бывшим союзникам. Д.С. Лихачев в приведенном куске заме-
щает причины следствием. Раскаивается в своей прежней полити-
ке Игорь не до похода и не во время его, а после позорного
поражения, когда стало ясно, что авантюристический план завое-
вания киевского стола рухнул и никаких надежд на княжескую
карьеру у него не осталось.

88
Текст раскаяния этого скорее всего сочинен летописцем, ибо
фигура раскаянья — необходимое звено в христианской диалекти-
ке образа грешника. Ведь и поражение на Каяле — это наказание
божье. Всепрощение христианское распространяется и на Игоря.
Ипатьевская летопись подчеркивает календарно момент про-
зрения блудного сына: «Итак в день святого воскресенья навел на
нас господь гнев свой, вместо того чтобы даровать нам радость,
заставил нас плакать, вместо веселья послал нам печаль на реке
Каяле». Сказал тогда Игорь: «Вспомнил я грехи свои перед госпо-
дом — богом моим, ибо много убийств, кровопролитий учинил я в
земле христианской, не пощадил христиан, а взял приступом го-
род Глебов у Переяславля. Немало зла приняли тогда невинные
христиане: родителей разлучили с детьми их, брата с братом, дру-
га с другом, жен с мужьями их, дочерей с матерями их, подругу с
подругой ее. Все были в смятении от плена и скорби. Живые мер-
твым завидовали, а мертвые радовались, что они, словно мучени-
ки святые, получили огнем испытание в сей глуши; старцы умер-
щвлялись, юноши получали лютые, жестокие раны, мужчин убивали
и рассекали на части, а женщины терпели поругание. И все это
совершил я, — сказал Игорь, — и вот вижу возмездие от господа-
бога моего...
Так воздал мне господь за беззаконие мое в гневе своем на
меня... Но, владыка, господи-боже мой! Не отвергни меня до кон-
ца» (перевод В.И. Стеллецкого).
Потом, в плену, наступила пора «мук страдающего самолю-
бия», и, оставив в полоне брата, сына и племянника, бежит он при
помощи половца Овлура в Русь.
Нет, не жажда принять мученическую смерть за Русскую зем-
лю увела его так далеко от стен родимого города, не патриотичес-
кий акт видится нам в его поступке, не раскаяние в своей прежней
политике, не «преданность новой — общерусской».
«Страшный враг, ужас и проклятие Руси»
5
— не половцы даже,
а скорее князья, подобные Игорю. Это они «несут розно русскую
землю», кричат летописи. Это они приводят половцев или прово-
цируют их набеги. Ученые, оправдывая Игоря, еще более услож-
няют обстановку, сложившуюся вокруг «Слова».
Характерно, что, живописуя образ благодетеля русской земли,
Д.С. Лихачев не привлекает для характеристики Игоря яркие ис-
торические краски, содержащиеся в эпизоде самобичевания.
Процитирую себя: «И в конце работы может выясниться, что
икона-то висит на стенке неверно и изображен на ней не бог Игорь,
а живой человек с дьявольскими чертами».

89
Астраханский губернатор Василий Никитич Татищев задумал
написать «Историю Российскую с древнейших времен» по лето-
писям. Он собственноручно переписал известные ему источники,
в том числе и Ипатьевскую. Но переписывал не как копиист, а как
редактор — соавтор. Его поправки к текстам Ипатьевской летопи-
си отражают уровень исторической науки XVIII века, когда рус-
ский интеллигент почувствовал обиду за «подлое прошлое» наро-
да. Он оценивает факты истории, «уточняя» и дополняя их по
своему усмотрению. В соответствии с новым сознанием.
Татищев так пополняет придуманными сведениями сообще-
ния источников, что, сравнивая позже летописи и татищевский
свод, историки увидели разительные расхождения и не нашли
ничего другого, как предположить: Татищеву были известны бо-
лее подробные списки летописей, которые исчезли после «упот-
ребления». Таким образом, Татищев признан копиистом, букваль-
но переписавшим неизвестные источники, не изменив в них ни
одной буквы.
Почему «татищевские летописи» приняты на веру без должно-
го сомнения? Почему эта грандиозная подделка вошла в список
наиболее авторитетных и серьезных источников?
«Совершенно особый интерес представляют летописные дан-
ные собрания В.Н. Татищева, — пишет академик Б.А. Рыбаков. —
В руках этого неутомимого историка побывало много рукописей,
из которых часть в дальнейшем исчезла бесследно, и поэтому его
«Историю Российскую» можно считать последним летописным
сводом, сделанным с большой тщательностью и добросовестнос-
тью»
6
.
Отсебятина Татищева легко выделяется при сравнении с тек-
стами списков Ипатьевской летописи, например. Метод его пере-
писки очевиден: он расширительно толкует краткие сообщения,
«оскорбительные» места уравновешивает, домысливает картины,
данные намеком, и т. д.
Например, Ипатьевская летопись информирует, что после то-
тального поражения Игоря спаслось 15 русских воинов и еще
меньше ковуев. («По наших Руси с 15 мужъ утекши, а ковуев
мнее»).
Скупое предложение это Татищев переписывает так: «Токмо
215 человек Русских пробився сквозь половцов в последнее напа-
дение пришли в Русь, а 
ковуев
хотя и 
много ушло
, но мало спас-
лось» (подчеркнуто мной. — 
О.С.
).
По летописи Святослав Всеволодич, узнав о случившемся,
«вельми вздохнувъ утеръ слезъ своихъ и рече: о люба моя братья

90
и сынове и муж земли Руское! Далъ ми бяше бог 
притомити
поганыя, но не воздержавше уностя, отворнша ворота на Руськую
землю». Татищев переписывает: «О любимые братья и воины Рус-
ские! Бог дал мне половцев 
довольно победить и в страх привес-
ти,
но вы невоздержнаю младостию своею 
посрамили все победы
русские и ободрили боящихся нас нечестивых
и отворили им врата
в Русскую землю».
Подчеркнутые мною слова появились в результате толкова-
ния летописного глагола «притомить». В этом заявлении Свя-
тослава возможно заключен замысел его похода весной 1184 года.
Он встретил их на границе, ослабил, «опас» русскую землю. Та-
тищев, императорский ставленник в колонии, управляющий бояз-
ливыми потомками тех незадачливых половцев, не смог сдержать
пера своего и приписал Святославу слова для XII века преждев-
ременные.
...Летопись не знает подлинного числа половцев, напавших после
победы над Северскими князьями на Русь. Лаврентьевская лето-
пись: «Половцы же ...взяша все городы по Суле и у Переяславля
бищася весь день».
Далее кратко описывается неудачная вылазка Владимира Гле-
бовича. Его ранят тремя копьями, дружинники едва спасают кня-
зя и «вбегоша въ городъ и затворишася. А они (половцы) возвра-
тишася со многыми полономъ въ веже».
Ипатьевская летопись подробнее. Из нее мы узнаем, что по-
ловцами у Переяславля руководил Кончак, что были посланы гонцы
к Святославу и Рюрику и к Давыду за помощью. Давид Смоленс-
кий отказался идти «искать битву». Но Святослав и Рюрик поспе-
шили на выручку. Услышав об этом половцы отступили от Пере-
яславля и по пути в степь взяли город Римов. Захватили пленных
и пошли восвояси. Летописец обобщает эти описания традицион-
ной присказкой: «Бог казнит нас нашествием язычников, чтобы
мы опомнились и не шли по пути зла» (перевод).
Татищев разворачивает этот эпизод в целый эпос. Он по-свое-
му объясняет отступление половцев от Переяславля. «На сем бою
половцев весьма много побито, и принуждены они отступить от
града за день езды, где ожидали к себе еще войск».
Творчество Татищева особенно явственно проявляется в пере-
писке одного слова, которого он не понял. В эпизоде осады и
взятия Римова Ипатьевская летопись приводит любопытную под-
робность — обрушились две градницы (башни) с людьми («Лете-
ста две городницы съ людми»). После этого на осажденных «най-
де страх» и город пал.

91
Татищев понял «городнице» соответственно лексикону своего
времени и переписал эту фразу так: «Два городничих собрав лю-
дей вышли из града...» Описаны подвиги этих городничих (хоро-
шо еще не городовых!) и заканчивает: «Половцы возвратились в
свои жилища не столько русских пленя, сколько своих потеряли».
Ипатьевская летопись (в переводе): «А другие половцы пошли по
другой стороне Днепра к Путивлю. Это был Кзак с большими
силами. Разорили они волость, сожгли села путивльские и вне-
шнюю ограду Путивля и возвратились восвояси».
Татищев и это скромное сообщение хроники разворачивает в
грандиозное полотно, где «Гзя, князь половецкий Путивля не взял
и «потерял много людей а паче знатных» и отступил поэтому.
И.послал в Посемье 5000 и «едва 100 их назад возвратилось, ибо
2000 побиты, а с 500 знатных и подлых пленено, сын же и зять
князя Гзи побиты. Гзя о том уведав с великой злобой и горестью
возвратился. Тако половцам (Кончаку и Кзаку) обоюдо равная
«удача» была и один перед другим не мог нахвалиться разве боль-
шим потерянием своим».
С баснословными цифрами татищевскими и в других местах
неблагополучно. Здесь 2000 половцев убито, 500 пленено, 100 воз-
вратились, а где же остальные 1400? Пропали без вести.
Летописи ничего не говорят о сумме выкупа. Татищев предла-
гает свой «прейскурант»: за одного только князя Игоря половцы
якобы запросили ни много ни мало 2000 гривен, т. е. около 4
.
цент-
неров чистого серебра. А за всех четырех князей 5000 гривен, т. е.
тонну серебра. Это половина годового дохода всей Руси, или годо-
вой доход шести крупнейших княжеств. Не думаю, что эти гиган-
тские цифры, если бы существовали, прошли бы мимо летопис-
цев. Хоть в каком-нибудь источнике они отразились бы.
Татищев любит круглые цифры. Особенно 5000. Столько по
его мнению на Каяле было пленено русских воинов. Столько же
потерял один только Кзак на Посемьи. И если к этому прибавить
его потери у Путивля и приплюсовать число половцев Кончака,
погибших при осаде Переяславля и при сокрушительной вылазке
Римовских «городничих», то баланс явно в пользу Руси.
Этого вывода, пожалуй, и добивался Татищев при обработке
Ипатьевской летописи. И эта работа, как мы уже читали у акаде-
мика Б.А. Рыбакова, была выполнена «с большой тщательностью
и добросовестностью».
Талант дописчика проявляется у Татищева по всему тексту.
На протяжении своего рассказа он искусно формирует тот образ
Игоря, который ему нужен. Татищев очень последователен в из-

92
ложении сюжета, предложенного Ипатьевской летописью. Он не
упускает ни одной исторической мелочи и даже добавляет свои
толкования. Но одно место, большой кусок летописного текста,
опущен целиком.
Именно тот, который отрицательно характеризу-
ет «буйного» Игоря — 
покаянный монолог после битвы,
где он
сообщает о взятии им города Глебова, о жестокой расправе, учи-
ненной им над мирными жителями русского города.
Так первый историк императорской России делал историю.
Он уже твердо знает, что нужно взять от источника, а что сокра-
щать. Он первым делает из Игоря патриота, страдальца за родную
землю и вот кончает свою «летопись» описанием возвращения
Игоря из плена: «была в Новгороде и по всей северской земле
радость неописанная. Радовалися же не мало и во всей русской
земле, зане сей князь своего ради постоянства и тихости любим у
всех был». (Подчеркнуто мною. — 
О.С.
)
Недоумения вызывает не история, а ее прочтения. Несовмес-
тимость формул патриотизма Автора и Исследователя мешала
последнему понять и правильно истолковать многие важные вы-
ражения «Слова», образы главных его героев и суть событий, лег-
ших в основу фабулы поэмы.
Понятия «свой» и «чужой» в XII веке еще не столь прямоли-
нейны, как, скажем, уже в XIV или в XVIII веке. Они лишены
этнической окраски.
Даже монахи-летописцы называют своими не только русских,
но и черных клобуков, берендеев, торков и ковуев.
Клички «поганый» удостаиваются враги независимо от их ра-
совой и культурной принадлежности. Под этим именем фигури-
рует однажды и Игорь, напавший на Ростиславичей.
Русские XII века не могли быть расистами: слишком тесны были
кровные, культурные и политические связи с тюрками. Русь срос-
лась с Полем, и мы видели, в какую драму превращались попытки
нарушить хотя бы политические, самые непрочные коммуникации.
Для удельного князя «своими» были те, кто в нужный момент
оказывал ему поддержку (часто ими были и половцы); «чужими» —
те, кто стоял на пути его захватов или, наоборот, покушался на
его удел. (Чаще всего ими были русские князья.) До XIV века
русские не вели общенародных, национальных (с известной по-
правкой) войн. Это обстоятельство важно учитывать при характе-
ристике мировоззрения русского книжника той эпохи. Приличнее
в данном случае термин — феодальное сознание, в отличие от
поздних форм национального и имперского. Термин «Русь» в ус-

93
тах писателя XII века выражает понятие значительно более узкое,
чем позже. Суздаль, Новгород, Рязань, Галицкие земли, Новго-
род-Северск, Полоцк, Чернигов и другие княжества не считаются
Русью. Только владения Киева охватываются этим термином. (Тра-
диция, идущая еще с варяжских времен).
«Русский» — в большинстве случаев обозначало «киевский».
Рязанцы нападают на «русские обозы», т. е. на киевские. Ког-
да Игорь сообщает своим соратникам, что «русские князья пошли
на половцев, а мы в это время покусимся без них на кочевья
половецкие», он имеет ввиду киевских князей.
Когда киевляне приглашают на престол очередного князя, они
посылают ему сказать традиционную формулу «хочет тебя вся
русская земля и все черные клобуки», т. е. все население Киева и
войско.
Расширялись владения Киева, и расширялось значение терми-
на «Русь», он переносится на все новые и новые земли, становясь
обобщающим названием краев, принявших власть Киева.
После уничтожения Киева Батыем термин «Русь» окончатель-
но утрачивает свою привязанность к этому уже несуществующему
городу, и постепенно, благодаря книжникам, переписывающим
киевскую литературу, становится именем всей территории, насе-
ленной восточными славянами.
С перенесением центра в Москву историческая Русь стала
окраиной государства — Украиной.
...Если бы существовал в XII веке термин «русский патриот»,
то относился бы он прежде всего к патриоту киевского княжества.
Такими были и киевские бояре, и черные клобуки (каракалпак),
торки и берендеи.
Города, на которые после победы над Игорем сделали поход
Кончак и Гзак, уже входят к тому времени в понятие «Русь».
Б.А. Рыбаков, которого трудно упрекнуть в малом знании ис-
точников, также обращает внимание на то, что и галицкие, и нов-
городские, и смоленские летописцы XII века (добавим и киевс-
кие) под словом Русь понимают только южную. «Если из Новгорода
или Суздаля едут в Киев, то это обозначается так, что едут в
«Русь»; галицкие войска, противостоящие киевским, обозначены
в летописи как воюющие с «русскими полками», Смоленск, По-
лоцк, Рязань — все они оказываются вне «Руси», так как под
«Русью» — часто понимают лишь южную Русь»
7
.
Но вывод из этого наблюдения Б.А. Рыбаков делает, на мой
взгляд, неточный. Он считает, что такая традиция — «воскреше-
ние старого, архаичного, ограниченного понимания Руси»
8
.

94
«Зачем летописцам понадобилось воскрешать устаревший
взгляд на Русскую землю, ...умалив, урезав значение слов Русская
земля?»
И отвечает, что этим летописцы, вероятно, хотели подчерк-
нуть независимость своих городов от Киева.
Вывод недостаточно обоснован, хотя бы потому, что и 
киевс-
кие летописцы
следуют этой традиции. Видимо, не для того, что-
бы сделать очевидным независимость Киева от Рязани.
Мне кажется, будет правильней считать, что географически
расширенный смысл «Русь» получила не раньше XII века, а зна-
чительно позже. И этот взгляд не противоречит диалектике разви-
тия русского государства.
П р и м е ч а н и я
1
Доклады отделения этнографии. Вып. II, Л., 1966, с. 56–57.
2
Рыбаков Б.А
. «Слово о полку Игореве» и его современники. М., 1971,
с.
.
211.
3
Слово о полку Игореве. Вступительная статья Д.С. Лихачева, Л., 1967, с. 7.
4
Там же.
5
Там же, с. 10.
6
Рыбаков Б.А
. «Слово о полку Игореве» и его современники. М., 1971, с. 31.
7
Там же, с. 158.
8
Там же.
Галица или сокол?
Важным диагностическим признаком, помогающим отличить
авторский текст «Слова о полку Игореве» от плодов творчества
переписчика, является, на мой взгляд, наличие в тексте двух отно-
шений к Игорю и его воинству.
Одно, более негативное идет, вероятно, от протографа, другое —
неприкрыто восторженное и жалостливое принадлежит Перепис-
чику.
Для последнего главным, определяющим моральную основу
«подвига» Игоря становится следующий очевидный факт — рус-
ский князь воюет с погаными и терпит от них обидное поражение.
Переписчик — больший патриот (в современном понимании), чем
Автор, и это сказалось при переписке.

95
От авторского отношения к Игорю остаются лишь намеки —
те места, идеологическое содержание коих Переписчик не понял
глубоко и потому оставил в тексте нетронутыми.
В качестве главного мотива, побудившего Игоря пойти поко-
рять степь, Автор выдвигает стремление добыть славу великого
полководца для достижения киевского престола. Но высказывает
эту мысль не прямо, облекая прозрачной тканью поэтической ал-
легории. Эти метафоры не поняты Переписчиком, поэтому сохра-
нились и вносят смятение в умы современных исследователей.
Как правило, негативная оценка вкладывается в уста героев
«Слова» — мифического певца XI века Бояна и князя Святослава.
Боян выражается поэтически сложно,
Святослав — резко и прямо, как и подобает великому князю
киевскому.
Он так оплакивает своих братьев: «О моя сыновчя Игорю и
Всеволоде! 
Рано еста начала
Половецкую землю мечи цвелити, а
себе славы искати.
Нъ 
нечестно
одолеете, нечестно бо кровь пога-
ную пролиясте... рекосте: «мужаимеся сами, 
преднюю славу
сами
похитимъ, а 
заднюю
ся сами поделимъ». (Подчеркнуто мной. —
О.С.
)
Тема славы проходит через все «Слово». Всеволод так харак-
теризует своих воинов: «скачутъ акы серые волцы в поле, ищущи
себе чти, а князю славы».
Слава в те времена понятие не столь эфемерное. Она означает.—
власть.
Лаврентьевская летопись под 1185 годом также вполне опре-
деленно называет мотив: «Задумаша Олгови внуци на Половци...
Сами пойдоща особе, рекуше: «мы есмы ци не князи же? Такы же
собе хвалы добудем».
Памятуя сказанное, приступим к анализу одного из самых «тем-
ных» мест «Слова», вызвавшего удивительные толкования. Автор
задает себе вопрос — как бы мудрый Боян воспел поход Игоря?
И.предполагает варианты зачина Бояновой песни:
Не буря соколы занесе чрезъ поля широкая —
Галици стады бежать къ Дону великому.
Или «вспел» бы мудрый Боян так:
Комони ржуть за Сулою —
звенить слава въ Киеве.
Отношение Автора к тактике Игоря выражено поэтически от-
кровенно в первом варианте Боянова запева.

96
Нет не соколов буря несет через поля широкие, —
то галочьи стаи стремятся к Дону великому.
Оглушительное сравнение Игорева воинства не с соколами (как
было принято), а с галками — ярче многих описаний характеризует
рыцарское отношение Автора к проблеме «свои» и «чужие».
И действительно, Игорь не как сокол летит на израненную от
ударов Святослава степь, а как галица на падаль. Так «летал» он
на беззащитные кочевья весной 1184 года. Репетировал — по вы-
ражению Б.А. Рыбакова.
Автор не решился сам, в авторской речи, так повернуть тради-
ционный, былинный параллелизм, он вручает поэтический меч
придуманному Бояну, который без опаски, широко и свободно
сечет «своих».
В данном случае Игорь — не свой, он соперник и враг Святос-
лава Киевского, и хотя совершает на первый взгляд богоугодное
дело, но делает его 
нечестно
по отношению и к Святославу, и к
Руси, и к половцам. Поэтому он не сокол, а презренная птица,
питающаяся падалью.
В прочтении этих двух метафор и проявилась со всей очевид-
ностью разность прямолинейного, 
общего
взгляда исследователей
и 
конкретный
сложный феномен авторского отношения к описы-
ваемым событиям. Для исследователей к Игорю применимо тра-
диционное фольклорное — Сокол. А галицы — это, естественно,
половцы. И Автор несомненно именно такое противопоставление
имел в виду, потому что он тоже — свой.
Все
толкователи, без единого исключения приняли желаемое
за действительное. «Соколы — русские, галки — половцы», — вы-
ражает общее мнение Д.С. Лихачев
1
. И это несмотря на вопиющее
противоречие литературного характера, возникающее при таком
прочтении. Смысловой перевод в таком случае выглядит нелепо:
Не буря русских воинов несет через поля широкие —
то половцы стремятся к Дону Великому.
Как будто не Игорь собирался «преломить копья конец поля
половецкого испить шеломом Дону», и не воинов своих призывал
он: «а всядем, братья, на своих борзых комоней да позрим синего
Дону», и не Игорю «спалила ум похоть — искусить Дону Великого».
К каким результатам приводит науку принцип субъективистс-
кого подхода к источнику — заметно на этом примере. Вопрос:
принимать факт литературный таким, каким он был, или должен
был быть? — как видим, все еще актуален.

97
...Лишь писатель А. Югов почувствовал противоречие в толко-
вании отрицательного параллелизма и предложил считать его по-
ложительным: и соколы — русские, и галицы — русские, но «гали-
цы» — это вовсе не птицы, а галичские полки, которые идут вместе
с Игорем. И не метафора это вовсе, а реалистическая деталь, не
замеченная исследователями. Перевод его поразителен:
Не буря соколов занесла
через поля широкие —
галицкое войско несется
к Дону Великому
2
.
Главное достигнуто, соколы остались за Игорем. Но начав пре-
вращать стаи галок в полки галичан надо продолжать. И А. Югов
продолжает. Пейзажное описание «Слова»:
Длъго ночь меркнетъ,
заря — светъ запала,
Мъгла поля покрыла,
Щекотъ славий успе,
Говоръ галичь убуди.
И, разрушая один из самых прекрасных пейзажей европейской
средневековой литературы, заслуженный поэт и прозаик А. Югов
глухо и бессмысленно переводит последнюю строку:
Говор галичан умолк
3
.
Не говоря уже о том, что «убуди» — это форма глагола убу-
дить, т. е. пробудить, в противоположность «успе» — уснуть.
Не говоря уже о том, что ни один поэт древний и современный
не решился бы в этот эпически обобщенный ряд помещать реаль-
ных галичан или псковичей. Закон былинного параллелизма: ря-
дом с птицей — птица, рядом со светом — мгла (сокол — галка,
соловей — галка).
Но в третий раз встретив галиц в «Слове», А. Югов столь же
решительно оставляет их в покое.
«Нъ часто врани граяхуть трупиа себе деляче, а галици свою
речь говоряхуть — хотять полететь не уедие».
И здесь галица рядом с птицей (вороном), но в соседстве столь
неприличном, что переводчику показалось выгодней поверить в
правду текста. Воистину, «непоследовательность — моя сила».
Не поняв первого зачина, не поняли и второй. Чьи комони
ржут за Сулою? Естественно, половецкие, полагают многие. Ведь
Сула — пограничная река. За Сулой степь. И опять обратимся к

98
объяснению акад. Д.С. Лихачева: «Половецкое войско было войс-
ком конным. Приближение конного войска степняков поражало
обычно скрипом телег и ржанием коней. Сула (левый приток Днеп-
ра) была наиболее близкой и опасной к Киеву границей Половец-
кой степи. В целом фраза эта, в которой передается поэтическая
манера Бояна прославлять победы русского оружия, может озна-
чать следующее: «только враги подошли к границам Руси, как
слава русской победы над ними уже звенит в Киеве»
4
.
Но ведь автор описывает здесь обратное движение — в конце
апреля 1185 года не половцы идут к границам Руси, а войска
Игоря отправляются «за Сулу».
Прочтение, подобное вышеприведенному, возможно, если рас-
сматривать метафору вне событийного и литературного контекста
поэмы.
Правильней, на мой взгляд, прочли В.И. Стеллецкий и О.В.
.
Тво-
рогов.
«Комони (русских) ржутъ за Сулою — звенитъ слава (этих
побед) въ Кыеве»
5
.
Но и они не связывают эту образную картину с походом Иго-
ря, предполагая, что «здесь содержится намек на победоносный
поход коалиции русских князей против половцев в 1184 году»
6
.
В этой метафоре, по-моему, выражено отношение Автора к
стратегии
Игорева похода, к честолюбивым замыслам северского
князя, отправившегося «поискать славу». Путь к киевскому столу
для него теперь лежит через Поле. Если комони его пойдут за Сулу,
то победа его эхом отзовется в сердцах держателей престола — ки-
евской знати, политическая программа которой Игорю известна.
Окончательный разгром половецкой державы может стать решаю-
щим аргументом в споре за титул великого князя.
Какая буря, какая необходимость острейшая понесла Игоря в
поля широкие? Буря непомерного честолюбия, алчба легкой на-
живы — добыть славу, потоптав лежачего...
В этих двух «эпиграфах» — авторская расшифровка замысла
Игоря, отношение Автора к походу (к тактике и стратегии север-
ского князя), его политические взгляды.
Я пока не говорю о художественном блеске кристаллических
фраз этих — любой поэт позавидует такому умению малым выра-
зить многое — я хочу указать на то громадное расстояние, истори-
ческое, идеологическое и нравственное, которое пропастью про-
легло между современным читателем и этими прозрачнейшими
(лексически и грамматически) словосочетаниями, которые в уче-
ном прочтении превратились в «темные» места «Слова».

99
Одни эти кощунственные, обескураживающие галицы могут
достойно представлять подлинную древность памятника, ибо ни
один писатель России XVIII века не допустил бы такого высокого
моветона по адресу доблестных предков. На частном, древнерус-
ском материале Автор попытался коснуться нравственной про-
блемы общечеловеческой значимости — «свой неправ».
Практика мировой литературы сохраняет считанные примеры
подобного откровения. А возможно оно лишь по отношению к
современникам
автора. Фальсификатор же, сочиняя лжеисторичес-
кую повесть, даже возвышаясь над уровнем науки и литературы
XVIII века, не мог бы угадать подлинные намерения Игоря и упо-
добить его воинов стаям галиц, слетающихся на падаль.
Первое время читателей «Слова» шокировало и то, что воины
Всеволода «скачутъ аки серые волци в поле».
Ни в одном памятнике после «Слова» христианин не уподоб-
ляется серому. (Этот положительный образ идет со времен дохри-
стианских культов. В тюркской и монгольской фольклорных тра-
дициях волк — образ мужества. Сравнению с волком удостаиваются
немногие герои. Волк — один из авторитетнейших тотемов степ-
ного культа. В некоторых генеалогических легендах тюрки и мон-
голы ведут свое происхождение от волка. Вспомните и древнерус-
ский культ волка).
Характерна реакция «Задонщины».
С соколами сравниваются только русские воины, а татары —
это волки, вороны, гуси-лебеди (тоже, кстати, отрицательный об-
раз в былинной традиции).
А рассмотренный отрывок передан в «Задонщине» так:
Ци буря соколи занесет
из земли Залеския
в поле Половецкое:
на Москве кони ржут,
звенит слава по всей земле
русской...
Автором «пересказа» использована форма метафор «Слова»,
содержание (ни литературное, ни историческое) не было понято.
И в дальнейшем сложная диалектика идейного содержания
памятника ординарным прочтением упрощена и сведена к прямо-
линейному стереотипу — призыв объединиться перед лицом вар-
варской степи. Используя этот вывод как универсальную отмыч-
ку, иные толкователи пытаются взломать железные врата, ведущие
в мир честного «Слова».

100
П р и м е ч а н и я
1
Слово о полку Игореве. М.–Л., 1961. Комментарий и перевод Д.С. 
Лиха-
чева
, с. 197.
2
Слово о полку Игореве. М., 1945. Перевод и комментарий 
А. Югова
, с. 53.
3
Там же, с. 59.
4
Слово о полку Игореве. М.–Л., 1961, с. 197.
5
Слово о полку Игореве. Л., 1967, с. 478.
6
Там же, с. 129. 
Была ли Дева?
«Уже бо, братие, невеселая година въстала, уже пустыни силу
прикрыла. Въстала обида въ силахъ Дажь-Божа внука, вступилъ
девою на землю Трояню, въсплескала лебедиными крылы на си-
немъ море у Дона, плещучи убуди жирня времена».
Перевод Мусина-Пушкина:
«Невеселая уже, братцы, пора пришла: пала въ пустыне сила
многая, возъстала обида Даждь-Божымъ внукамъ. Она, вступивъ
девою на землю Троянову, восплескала крылами лебедиными на
Синемъ море у Дону, купаючись, разбудила времена тяжкие».
Так из-за неверной разбивки родилась еще одна поэтическая
красивость — образ Девы-Обиды, не свойственный славянской
мифологии. Последующие поколения переводчиков согласились с
таким членением и внесли только две грамматические поправки:
«вступила» вместо «вступилъ» и «упуди» — распугала, вместо
«убуди» — возбудила.
С девами в «Слове» вообще много мороки, а здесь еще одна.
Да какая! «Дева-Обида — это всенародное бедствие, которое нео-
твратимой волной нахлынуло на всю страну, — комментирует
М.В.
.
Щепкина, — олицетворение это поражает не только силой,
но и красотой, которая ставит его наравне с таким замечательным
памятником античной скульптуры, как Самофракийская Ника»
1
.
П.П. Вяземский был уверен, что Троян — это царь Трои —
Пергама и под Девой-Обидой автор «Слова» подразумевал саму
Елену Прекрасную.
Литература по этому отрывку накопилась громадная. Общие
усилия увенчались следующим прочтением: «Уже, братья, невесе-
лое время наступило, уже пустыня силу русскую прикрыла. Вста-
ла Обида в войсках Дажь-Божа внука (то есть русских), вступила

101
она Девою на землю Трояновую (то есть русскую землю), всплес-
кала лебедиными крыльями на синем море у Дона и плещущи
распугала счастливые времена».
Такое понимание принято во всех последних изданиях «Слова».
Смысл текста запутан окончательно.
Я проверяю разбивку Мусина-Пушкина. Вреда большого для
наших знаний о памятнике, думаю, не будет, если подвергнуть
сомнению одну буквенную комбинацию Мусина-Пушкина. Зато
мы избавляемся от необходимости вносить грамматические по-
правки. Думаю, что и Переписчик-16 это место читал по-иному.
(Соответственно с разбивкой изменена нами и пунктуация.) «Уже
бо, братие, невеселая година въстала; уже пустыни силу прикры-
ла. Въстала обида въ силахъ Дажь-Божа внука: «вступилъ, де, вою
на землю Трояню», въсплескала лебедиными крылы на синемъ
море у Дона; плещучи убуди жирня времена».
Этой разбивкой «девою» — «де, вою» оправдан мужской род
глагола «вступилъ», ибо относится глагол не к «обиде», а к Иго-
рю, который вступил войной на землю Трояню.
Дажь-Божий внук обижается на Игоря. Это его обида всплес-
кала крыльями у Дона, т. е. там, куда пришел Игорь войною. Эта
его обида возбудила времена «жирные». Автор как бы становится
над схваткой (употребим современную формулу) и, пытаясь со-
хранить объективность, объясняет причину ответного нападения
половцев на Русь. Он выражает этот мотив словами обиженного
Игорем Дажь-Божья внука, «вступилъ, де, вою», и не кажется
противоестественным, что использован в этом контексте термин
из половецкого словаря.
...Опять мы, кажется, встречаемся со случаем превращения со-
четания «къ» в «я». (Тюркское «жирикъ» — разрыв, в переносном
смысле «раздор» (каз). Происхождение его прозрачно: жирт — ра-
зорви; жира — место разрыва; жирикъ — разрыв, раскол, раздор).
В рукописях часто путаются «и» и «н» из-за графической схо-
жести. Палеографы могли бы найти много примеров буквенного
чередования къ/я, особенно в написаниях лексем, смысл которых
переписчикам не был ведом.
В правильности догадки убеждают меня следующие за «жир-
ными временами» строки, смысл которых настолько прозрачен,
что искажение его почти невозможно, хотя переводчики и доказы-
вают обратное.

102
«Усобица Княземъ на поганыя — погыбе, рекоста бо братъ
брату: «се — мое, а то — мое же» и начаша Князи про малое «се —
великое» млъвити, а сами на себе крамолу ковати».
Перевод: «Войны князей с половцами — погибель, говорит брат
брату: «это — мое, а то — мое же», и начали князья про мелочь
говорить «это — великое», а тем самым навлекают на себя беду».
Здесь обвиняемая сторона — князья. Они покушаются на чужое
под видом защиты своего. Мелкие князьки, воспаляясь честолю-
бием, мнят себя великими. Они провоцируют половцев на ответ-
ные удары: «А погании съ всехъ странъ прихождаху съ победами
на земли Рускую». Иронией и печалью проникнуты обобщающие
слова куска:
«О, далече зайде соколъ, птиць бья — къ морю. А Игорева
храбраго плъку не кресити».
Автор продолжает разоблачать былинный стереотип: «сокол»
звучит здесь как бы в кавычках.
Сокол, защищающий свое гнездо, — вот положительный образ
князя. Таким предстает матерый, перелинявший сокол — Святос-
лав Киевский, который «не даст гнезда своего в обиду». Сокол же,
который летит к морю «бить птиц», вызывает у автора осуждение,
ибо такая княжеская «охота» приводит к гибели простых людей,
сочувствием к которым пронизана поэма.
Половцы приходили на Русь, как правило, по приглашению
самих князей.
Весной 1184 года навел Кончака на Киев, по всей видимости,
Игорь. Бессмысленное стояние Кончака на пограничной Суле с
огромным войском, оснащенным самым современным оружием «ог-
нестрелами», ничем не объяснимо, кроме как одним — Кончак ждал
начала выступления северских князей и черниговского Ярослава.
Неслучайно Святослав тут же посылает людей к Игорю и Яросла-
ву. Те поддаются уговорам, отказываются от своих прежних наме-
рений, но и не принимают предложения Святослава двинуть свои
войска на Кончака. А тот, пока происходят переговоры Ольгови-
чей, терпеливо ждет за Сулой сигнала своих союзников.
У Кончака никогда не было такой громадной армии. Исполь-
зовав фактор внезапности, он бы мог самостоятельно взять Киев,
если бы имел такую задачу. А он стоит, не переходя границу.
Святослав «обзванивает» князей, собирает силы. Именно он,
как ни парадоксально это звучит, использует фактор внезапности.
Его конница — берендеи и черные клобуки — тайно перешла Сулу
и нанесла неожиданный удар по расположению Кончака.

103
Игорь и Ярослав предали своего союзника, поставив его, пря-
мо скажем, в неловкое положение.
И через неделю «сват» Игорь вероломно нападает с ковуями Ярос-
лава на мирные кочевья Кончака, оставленные «без присмотру».
И встала обида в силах половцев, и пробудила времена раздора.
Под временами «жирик», видимо, понимались первые годы сосед-
ства, когда половцы, вытеснив печенегов, приходили в неизбеж-
ные столкновения с Русью.
И теперь захватническая политика удельных князей, распрост-
ранившаяся на «земли Трояна», привела к тому, что нарушились
«сватовские», «братские» отношения со Степью. 
Впервые за много
лет (за весь XII век) половцы «без приглашения» нападают на Русь.
Причина этому, утверждает Автор «Слова о полку Игореве», —
обида.
Почему обида половецкая машет лебедиными крыльями?
Гуси и лебеди — отрицательные образы древнерусского фоль-
клора и письменности. Если русских в поэзии обозначают — соко-
лы, то степняков — гуси и лебеди. В «Задонщине»: «Тогда гуси
возгоготаша на речкы на Мечи, лебеди крилы въсплескаша. Ни
гуси возгоготаша, но поганый Мамай на Русскую землю пришел, а
выводы своя привел». (Список И-1). «Уже бо те соколы и крече-
ты за Дон борзо перелетели и ударилися о многие стада лебеди-
ные. То ти наехали руские князи на силу татарскую» (У).
Автор «Слова», как мы видели, покушается в иных местах на
одномерность сравнения князь — сокол. Однажды он даже позво-
ляет Бонну наречь северских князей не соколами, а галицами. Па-
раллель же половцы-лебеди у него не вызывает возражения. Все,
что имеет какое-то отношение к половцам, часто несет в поэме чет-
кий знак лебедя. Удивительные образы рождены поэтом в разра-
ботке лебединой темы! Даже телеги половецкие «кричат» у него
словно «лебеди распуганные». Такое пронзительное одушевление
трудно встретить и в современной, более изощренной поэзии.
Ночами в панике бегут кочевые аулы от войск Игоря, жалкий
скарб на колымагу, детей — в короб, кнутом — по чалому и —
«Кричат телеги в полуночи как лебеди аспуганные».
Чтобы описать в нескольких словах бегство суздальских крес-
тьян. Автор нашел бы другое сравнение скрипу несмазанных ко-
лес, и тогда, возможно, кричали бы телеги как кречеты...
Мне кажется, не последнюю роль в рождении этого уподобле-
ния сыграл тюркский энтоним — «казак». В народной этимологии
он и поныне разлагается на «ка зак» — гусь белый, т. е. Лебедь
2
.

104
Благодаря такому пониманию народного имени Лебедь и Гусь
стали своеобразными поэтическими тотемами казахов. Народ Бе-
лых Гусей обожествлял этих птиц. Убить гуся или лебедя считает-
ся великим грехом и поныне.
Исследователь эстетических взглядов древних казахов не обой-
дет вниманием Белого Гуся; люди многое брали от своих тотемов.
Эти пернатые стали одушевленными идеалами красоты.
Европейского слушателя, привыкшего к другой системе по-
этических уподоблений, могут шокировать, например, такие стро-
ки из эпоса «Ер-Таргын», где дочь Акша-хана находит лучшее для
себя сравнение:
Атам менен апамнын асыранды казы едiм.
(У отца с матерью я росла, как ручная гусыня.)
В одной книге мне довелось прочесть комментарий к этим
строкам, комментарий, иллюстрирующий метод вульгарно-социо-
логического подхода к поэзии: «Сравнение Ак-Жунус с домаш-
ним гусем надо полагать неслучайно. (!) По-видимому, она была
дочерью крымского хана, который жил оседло и разводил домаш-
них гусей»
3
.
Экономическими причинами едва ли можно объяснить обилие
гусей в казахской народной поэзии.
Ауеде ушып журген каз баласы...
(Гусенок, летающий в небе) —
поет казах о любимой.
Он сравнивает ее шею с гусиной («каз мойын»), ее руки с
крыльями гусиными («каз канат»), ее голос с гусиным («каз даус-
ты»). Красноречие почиталось главным из искусств. («Онер алды
.
—
кызыл тiл», т. е. «начало всех искусств — красная речь».) Лучшим
ораторам степным присваивалось звание — каздаусты (гусиного-
лосый).
Какой казах не знает великого оратора древности Каздаусты
Казбека? Нет, не потому, что казахи содержали птицефермы, они
воспевали гусей и подражали им, а потому, наверное, что нашли
Белого Гуся в своем имени. Для древнего это значило, что Белый
Гусь — его предок. Культ предков лежит в основе степных религий.
...Каждый народ пытается осмыслить свое наименование. Он
осваивает его, подгоняя, если возможно, форму этнонима к знако-
мой лексике. «Казак» толкуется слишком легко, и это подозри-
тельно. Но нас сейчас интересует даже не праформа этнонима, а
то — как давно он стал пониматься — Гусь Белый.

105
Мне кажется, русские знали термин в этом смысле еще до
эпохи «Слова». Если значение этнонима, хотя бы приблизитель-
ное, было известно, они калькировали его. Так каракалпак (чер-
ный колпак) стал весьма популярным черным клобуком.
Думаю, та же судьба постигла и «казакъ». Но кальке — Лебедь
трудно было существовать в качестве самостоятельного этнонима
в официальных русских летописях.
В поэтическом же языке «лебедь» остался как один из основ-
ных былинных образов степняка.
Именно осознав степняков в этом символе, сказители Х–XI
.
веков
могли найти поэтический противообраз, лестный для своих бога-
тырей. В природе нет гусю-лебедю страшнее врага, чем стреми-
тельная, хищная птица — Сокол. Поэтическому рождению своему
Сокол, возможно, обязан Гусю-Лебедю.
...Русская обида не могла бить лебедиными крыльями. Крыла-
ми соколиными — да. Законы былинной поэтики.
На Алтае в местах кочевий рода Куман есть несколько рек под
названием Куманды (т. е. Куманская). Русские старожилы Алтая
называют эти реки Лебедиными, а тюркоязычных насельников этих
мест — лебединцами. Вероятно, термин «Куман» этимологизировал-
ся как «Ку-ман». Ку — во многих тюркских языках обозначает лебе-
дя. Ман — участвует в сложных лексемах южнотюркских языков в
значении «человек». (Сравните: туркман = тюркский человек и др.).
Скорее всего, формант заимствован из индоевропейских языков.
Возможно, описательный термин «казак» и привел к появлению
этнонима «куман», который стал одним из самоназваний племен,
входящих в кипчакскую федерацию. Византийцы знали половцев
под этим именем. Да и русские летописцы подчас проводили знак
равенства между этими этнонимами — «кумане рекше половцы».
Таким образом, метафора «половцы — гуси-лебеди», мне ка-
жется, неслучайной. Русские знали народный перевод самоназва-
ний «казак» и «куман».
Почему степняки названы потомками Даждь-бога? В «Слове»
это имя упоминается еще раз: «Тогда при Олзе Гориславличи се-
яшется и растяшеть усобицами погибашеть жизнь Даждь-Божа
внука. Въ княжихъ крамолахъ веци человекомъ скратишась».
Автор расследует историю усобиц Руси с половцами. Неслу-
чайно упоминается Олег Святославич, названный весьма прозрач-
но «Гориславичем». Дед Игоря и Всеволода, он одним из первых
стал привлекать половцев. Благодаря женитьбе на половчанке, он

106
приобретает право родственника на защиту и, искусно пользуясь
этим, получает княжение в Тмуторокани, а потом захватывает
Чернигов: «Се — мое, а то мое же».
В этих битвах Олега за престолы гибли и его союзники, по-
ловцы — Даждь-божьи внуки.
Кто же такой «Даждь-бог»? В летописи под 1114 годом в вы-
писке из византийской хроники Малалы рассказывается о верова-
ниях египтян, которые чтили сына Сварога «именем Солнце, его
же наричють Даждь-бог». Книжники, по христианской традиции,
производили славян от Яфета, сына Ноева, а степные народы — от
остальных сыновей благословенного праотца — Сима и Хама. От
последнего произошли по христианской генеалогии и египтяне.
Таким образом, по мысли книжника, если египтяне поклонялись
некогда Даждь-богу, то и половцы имеют в корнях отношение к
оному. Способствовать этой догадке книжника могло и «офици-
альное» мусульманское название южнорусских степей «Дашти-
кипчак» (т. е. страна кипчаков). И половцы и русские не понима-
ли слова «Дашти». Книжники соотнесли его с именем египетского
бога Даждь и увидели близость. Таким образом, жители Дашти-
кипчака могли превратиться в потомков Даждь-бога.
...Монах, переписывавший Псковский Апостол в 1307 году,
использовал формулировку из «Слова» в таком виде: «гыняша
жизнь наша, в княжьих крамолах веци скоротишася человеком».
Непонятное «Даждь-божии внуки» заменил местоимением
«наша». Содержание отрывка «Слова», на первый взгляд, подска-
зывает именно такое решение. Опираясь на «перевод» Апостола,
исследователи укрепились во мнении, что Автор подразумевал под
Даждь-божими внуками — русских. Хотя, повторяю, значение это-
го недвусмысленного оборота прочитывается в самом «Слове» без
помощи достаточно подозрительной вставки в список Апостола.
Названа главная причина обиды половецкой: «вступил, де,
войском на землю Троянью».
Кто он, злополучный Троян? Он упоминается в «Слове» че-
тырежды.
П р и м е ч а н и я
1
Щепкина М.В
. К вопросу о неясных местах «Слова о полку Игореве».
В
.
сборнике статей под ред. 
В.П. Адриановой-Перетц
. М.–Л., 1950, с. 194.
2
Во всех тюркских языках «каз» — гусь, «ак» — белый.
3
Толыбеков С.Е
. Кочевое общество казахов. Алма-Ата, 1971, с. 209.

107
Был ли Троян?
Большинство исследователей под именем Трояна увидели рим-
ского императора Траяна (98–117 гг. н. э.). Лишь П.П. Вяземский
был уверен, что Троян — это, скорее всего, царь гомерической Трои.
Автор «Слова», должно быть, был человеком весьма начитан-
ным в древнеримских хрониках и «Илиаде».
Наивные лингвистические упражнения комментаторов «Слова»
базировались на знании имен и фактов, ставших доступными бла-
годаря развитию европейской историографии в XVIII–XIX веках.
В ту эпоху на младенческой почве исторического знания по-
явилось множество искусственных всходов. Факты мирового про-
шлого спешно пересаживались на славянскую почву, дабы дори-
совать парящую в умах картину общеевропейской древности.
Созвучности имен урартских царей Рус I и Рус II с великим этно-
нимом еще не так давно казалось достаточным, чтобы объявить
правителей допотопного государства русскими.
Но в ситуации, сложившейся в научной мысли XIX века, та-
ким мелочам зачастую не придавали значения. Казалось естествен-
ным, что древнерусский книжник запросто знал научную историю
Рима. Но бог его ведает, почему он упоминает четырежды имя
заурядного императора Траяна, и притом в необычных поэтичес-
ких обстоятельствах.
«На седьмомъ веце Трояна връже Всеслав жребий о девице
себе любу» — что сие означает? Наверное, на седьмом веке от
Трояна. Высчитываем — 2+7 = 9 век по христианскому леточисле-
нию. Но Всеслав жил и творил жребии в XI веке, по тому же
календарю.
Были вечи Трояни
, (II век)
минула лета Ярославля, (XI век)
были плъци Олговы,
Ольга Святьславличя (XI век).
Века Трояна, скорее всего, были расположены не столь далеко
от лет Ярослава и походов Олега.
Боян жил в XI веке. И, мысленно обращаясь к нему, Автор
восклицает: «О, Боян, соловей старого времени!» (XI век для по-
эта — уже «старое время»). «Если бы ты воспел нынешние походы
...стремясь в тропу Троянью через поля на горы, то пел бы ты
такую песнь Игорю, того внуку (т. е. внуку Олега): не буря соко-
лов несет через поля широкие, то галочьи стаи летят к Дону вели-
кому». (Перевод)

108
Тропа Троянья действительно функционирует в XII веке, Бо-
яну предлагается воображением пройти этот путь, путь, по кото-
рому идут полки Игоревы к Дону. Где-то там и расположены зем-
ли Трояньи. И не соколом летит туда Игорь, внук Олега.
Ключ к пониманию термина Троян, по-моему хранится в этом
куске.
В копии, сделанной для Екатерины, на месте «Трояна» зна-
чится написание «Зоян».
Предположили, что писец перепутал лигатуру «тр» и букву
«з», что невозможно при всем желании. Эти знаки даже отдален-
но не похожи в рукописях друг на друга. Но в смелой догадке
этой есть рациональное зерно, которое, к сожалению, не разви-
лось в побег. Если бы и далее пошли по сему пути, возможно
встал бы вопрос: если Троян не объясним ни историческими, ни
литературными, ни культурными причинами, почему не испытать
путь палеографического исследования?
...Из соображения экономии дорогого писчего материала книго-
писцы отказались от интервалов между словами в строке и, более
того, стали сокращать в некоторых случаях наиболее употреби-
тельные слова, смысл которых был бы ясен читателю и в аббреви-
атурах. Часто, дабы избежать переноса, сокращался термин, ока-
завшийся в конце строки. Твердых правил аббревиатур не
существовало. Если можно вывести хоть какую-то закономерность
из способов сокращения церковных терминов (
— Христос,
— святая богородица и пр.), то светские термины, в
особенности имена, сокращались авторами произвольно.
Историк всегда пишет для современников: такова природа пси-
хологии любого творчества.
Проходит время, термин уже не столь популярен, читатель
изменяется, он не знает многого из того, что необходимо для пра-
вильной расшифровки аббревиатуры, и она — неузнана.
В происхождении «Трояна», мне думается, виновен Перепис-
чик-16 и Мусин-Пушкин.
Предлагаю к обсуждению следующую версию:
1. «Троян» — аббревиатура.
2. В списке XVI века она была под титлом 
.
3. Титло было неясным, и писец екатерининской копии при-
нял его за надстрочную букву 
S
(зело), так как описки в рукопи-
сях часто поправлялись надстрочной буквой, причем ошибочное
написание не зачеркивалось. Писец Екатерины вносит правку в
строку и получает — «Зоян».

109
4. Мусин-Пушкин — человек образованный. Комбинация «Тро-
ян» ему кажется вполне благозвучной. Она легко вызывает исто-
рические ассоциации. И он игнорирует надстрочный знак. Может
быть, и угадал в нем титло, но вполне целое «Троян», по его мне-
нию, не могло быть аббревиатурой: в сокращениях чаще всего стра-
дают гласные, а здесь вокал достаточно полный. И, навечно утвер-
ждая свое толкование этого написания, он вносит в список имя
«Троян» без титла.
...Я думаю, сокращению подверглось слово «Тьмуторокань».
Каждый раз, когда оно оказывалось в конце строки, оно принима-
ет у Автора вид 
.
Переписчик XVI века, встречая «КЪ» в непонятном слове (как
уже говорилось), получает «Я».
Предполагаю, что Тмуторокань упоминалась в «Слове» не три
раза, а все семь.
1. «И тебе тьмутороканьский блъван».
2. «Рища в тропу 
» (Трояню).
3. «Были веци 
» (Трояни).
4. «На землю 
» (Трояню).
5. «На седьмом веце 
» (Трояни).
6. «Дорискаша до кур Тьмутороканя».
7. «Въ граде Тьмуторокане».
Это название города — княжества, которым в XI веке управ-
лял дед Игоря Олег-когань.
Лаврентьевская летопись называет одной из главных целей
Игорева похода — «поискати града Тьмутороканя». Официальная
версия — Ольговичи хотят вернуть потерянную вотчину. Конеч-
ный пункт их похода — «торпа
1
Тмуторокана».
Скажем, что меняется от замены «тропа» на «торпа»? А. Мазон
много внимания уделил некоторым лексическим особенностям
памятника, свидетельствующим, с его точки зрения, о неумении
фальсификатора подделаться под старый язык и изобличающим
его в ложных архаизмах.
Слово «тропа», как указывает А. Мазон, по памятникам не
засвидетельствовано ранее XVI века. Следовательно, в оригинале,
если бы он действительно создавался в XII веке, «тропы» не мог-
ло быть. На эту претензию отвечает Н.К. Гудзий: «Далеко не все
слова живого русского языка нашли себе отражение в древнерус-
ских письменных памятниках (а в «Слове» присутствие в боль-
шой мере живой, не книжной речи несомненно)
2
.

110
Но в этом конкретном случае я согласен с А. Мазоном. «Тро-
пы», по-видимому, не было в оригинале «Слова». Она появилась
под пером Переписчика XVI века в результате ложной этимологи-
зации формы «торпа» подлинника. В одном случае «торпа» осво-
ена Переписчиком в виде близкого «тропа», а во втором — авто-
ром употреблен русский синоним «земля».
Итак, предлагается новое прочтение: «Встала обида в войсках
половецких
: «вступил де, 
войною
на землю 
Тьмутороканью
», всплес-
кала 
лебедиными крыльями
на синем море у Дона; плещущи, 
разбу-
дила
времена 
раздоров
».
П р и м е ч а н и я
1
«Торпа» — земля (тюрк.). Эта форма сохраняется в западнотюркском ареале.
2
Гудзий Н.К.
По поводу ревизии подлинности «Слова п полку Игореве».
В
.
кн.: «Слово о полку Игореве» — памятник XII века. М.–.Л., 1961, с. 112.
Не по замышлению Бояна
Игорь бежит из плена.
...не сорокы втроскоташа — на следу Игореве
ездить Гзакъ съ Кончакомъ...
Млъвитъ Гзакъ Кончакови:
«Аже соколъ къ гнезду летятъ,
соколича ростреляевъ своими злачеными стрелами».
Рече Кончакъ ко Гзе:
«Аже соколъ къ гнезду летать а ве соколца опутаева красною
девицею».
И рече Гзакъ Кончакови:
«Аще его опутаеве красною девицею,
ни нама будетъ сокольца,
ни нама — красны девице,
то почнуть чаю птици бити въ поле половецкомъ».
Рекъ Боянъ и ходы на Сватъславля,
пестворца стараго времени
Ярославля, Ольгова коганя хоти...
На этих словах, по-моему, и обрывался авторский текст «Сло-
ва». Поэтому исключительно важно узнать, какой же смысл зак-
лючался в подчеркнутом выражении.

111
Мусин-Пушкин понимал его так: «Сказал сие Боян и о похо-
дах воспетых имъ в прежние времена князей Святослава, Яросла-
ва и Ольга сим кончил...»
Всю историю толкования этого места привести не удастся. Вот
некоторые известные поправки: «Рекъ Боянъ исходъ на Святос-
лавля» (Бутков, Дубенский, Миллер) — «Сказал Боян про Свя-
тославля»...
Переводчики не учли грамматическую форму имени Святос-
лава: суффикс «ля» в данном случае указывает на принадлеж-
ность предмета или субъекта, обозначенного словом «ходына»,
Святославу. И кроме того подтверждает женский род этого пред-
мета (или субъекта) и единственное число. Примеры тому в древ-
нерусском языке: «град Святославль», но «деревня Святославля»,
«грады Святославли».
О других толкованиях акад. А.С. Орлов говорит: «Чтение «хо-
дына» объяснили как «година» (час) или как имя песнотворца
«Рек Боян и Ходына...», но певца Ходыны нигде в «Слове» не
упомянуто, трудно объяснить неожиданность его появления. Хо-
дыну изобрел И.Е. Забелин и поддержал его В.Н. Перетц»
1
.
А.И. Лященко в 1928 году предложил читать: «Рекъ Боянъ на
ходы на Святъславля — песнотворецъ...»
2
Это искусственное образование поддерживает ныне В.И. Стел-
лецкий. Последний переводит его так: «Молвил Боян о походах
Святославовых»
3
.
Мусин-Пушкин добивался такого же смысла без замены и-на,
которая, кстати, ничего не прибавляет фразе кроме лишней грам-
матической неловкости.
И получилось: «Молвил Боян о походах Святославовых, пес-
нотворца старого времени Ярославова, коганя Олега жены...»
Ни одно из имеющихся толкований, ни одна из конъектур не
придает смысла этому отрывку. Причем здесь походы Святославо-
вы и кто этот Святослав? А.И. Лященко полагал, что имеется в виду
Святослав II. В.И. Стеллецкий решительно отвергает второго и не-
уверенно предлагает первого (Святослава I Игоревича, отца Влади-
мира I). Единственный аргумент в пользу этой кандидатуры.— «про-
вел большую часть времени своего княжения в походах»
4
.
Святославов, которые ходили в походы, в истории Руси Х–XI–
XII веков, можно найти не один десяток.
Причем тогда «хоти» Олега и почему он назван коганем? О
.
ка-
ком песнотворце старого времени говорит Боян? Эти вопросы не
сняты исследователями. Мне кажется, в авторский текст вмеша-
лась пояснительная фраза Переписчика, она-то и внесла сумяти-

112
цу. Он несомненно подработал этот кусок, в котором были, оче-
видно, термины, недоступные его пониманию. Их он «освоил»,
подогнал к своему словарю.
Посудите сами, должен ли был П-16 вмешаться, дабы у чита-
теля не оставалось сомнений относительно личности Бояна.
Млъвитъ
Гзакъ Кончакови...
Рече
Кончакъ ко Гзе...
И рече
Гзакъ Кончакови...
Рекъ
Боянъ...
Структура всего куска подводит к убеждению, что некий Боян
участвует в диалоге половецких ханов. Боян замешан в контексте,
который рисует его отрицательной краской и сближает с половца-
ми: Боян почему-то «ходил» на кого-то из Святославичей и жену
Олега.
Встретившись вновь после большого перерыва с персонажем
по имени Боян, к тому же обретающимся в нeздоровой компании
с Кончаком и Гзаком, П-16 счел необходимым выделить его из их
среды и объяснить читателю, что Боян вовсе не соучастник ханов,
а тот самый певец XI века, о котором говорится в начальной части
поэмы. И он подписывает под именем «Боян» пояснительную фра-
зу — «пестворец старого времени», и уточняет какого именно вре-
мени — «Ярославля».
В списке XVI века рассматриваемый кусок мог выглядеть при-
мерно так
5
:
Рекъ Боянъ и ходына Святъславля
пестворецъ стараго времени, Ярославля.
Ольгова коганя хоти...
Межстрочная приписка показывала, что П-16
пытался толко-
вать смысл переписанной им фразы и хоть чем-нибудь помочь
будущему читателю. Надо полагать, что вставка была выполнена
более мелкими буквами, чтобы можно было отличить ее от автор-
ского текста. Мусин-Пушкин не понял назначения «мелкой» за-
писи и при переписке включил ее в основной текст, тем самым
окончательно затемнив и без того темное место.
Разобравшись в этой механике, мы можем попытаться узнать
то, что не поняли ни псковский монах, ни ученый граф, т. е. значе-
ние авторских слов — «и ходына Святославля, Ольгова коганя хоти...»
О чем говорят Гзак с Кончаком, читателю XII века известно.
Метафорический диалог «скрывает» популярный факт из исто-

113
рии Ольговичей: Владимир Игоревич в плену, после побега отца,
женился на дочери Кончака. Ипатьевская летопись под 1187 го-
дом сообщает:
«Приде Володимеръ изъ половцевъ съ Кончаковной и створи
сватбу Игорь сынови своему и венчаша и съ детятемъ».
...Итак, Кончак предлагает опутать Владимира красной деви-
цей и тем связать Игоря родственными узами, лишив его права на
месть и дальнейшие «покушения».
Гзак — сторонник иных мер, он категоричен: убить Владимира
(«соколича»), наказав Игоря за побег.
Гзак убеждает верящего в договоры Кончака. Не та эпоха, не
те нравы. Брачные союзы уже лишаются прежнего политического
смысла. Опутав соколича красавицей, и ее потеряем и соколичь
не станет своим, и будут соколы «наших птиц» бить в нашем поле.
Тема «женитьбы» продолжается, если «ходы на» связать с
тюркским словом «ходын» — 1) баба; 2) госпожа; 3) жена
6
.
Боян говорил о «бабе» Святослава и о жене Олега-кагана.
(В
.
«Слове» уже употреблялась лексема «хоти» в значении «жена»,
«супруга». Так называет автор жену буйтура Всеволода.) Форма
«ходына» еще один из гапаксов «Слова». В известных памятниках
древнерусской литературы употребительна ордынская форма «ка-
тунъ», например, в «Задонщине» в речи татар: «уже намъ, брате, в
земли своей не бывати, а детей своихъ не видети, а катунъ своихъ
не трепати» (Список И-2).
Чем же были «интересны» жены Святослава и Олега, если о
них шла речь в «Слове» в связи с женитьбой Владимира Игореви-
ча? И кто они — Святослав и Олег?
Я предполагаю, что автор имел в виду отца Игоря — (Святос-
лава) и деда (Олега). Оба они были женаты на половчанках: Свя-
тослав на дочери хана Аепы, а Олег на дочери Тугра-кана.
Князь Олег Черниговский и Тьмутороканский пользовался
большим влиянием в степи. Никакой другой из известных нам
Олегов XI–XII веков не мог величаться тюркским титулом «ка-
ган», т. е. старший хан
7
.
Если наше предположение верно, то смысл оборванной фразы
будет таким: «Сказал Боян: и баба Святослава и Олега-кагана
жена»... были половчанками. Но пришел ведь войной в степь сын
и внук их Игорь. Разве придаст он теперь освещенное традицией
значение браку своего сына, если пренебрег он прежними узами
кровного родства?
В довольно неожиданной роли выступает песнетворец старого
времени. Переписчик не удивился тому, что Боян, отпевший свое

114
уже в XI веке, высказывается по поводу событий конца XII века,
А был ли Боян в этом месте протографа?
Анализируя лексику «Слова», я не раз сталкивался с тем, что
П-16 при переписке путал авторское написание «къ» с «я», но
только в тех случаях, когда «къ» встречалась в лексемах, значение
которых ему уже было непонятно. Так появились темные слова
«повелея» (из «повелекъ»), «жирня» (из «жирикъ»), «троян» (из
аббревиатуры «трокънъ»).
Так же могло появиться в последнем случае «боянъ» из
«бокънъ»
8
.
Предлагаю читать: «Рекъ бо кънъ: «и ходына Святьславля,
Ольгова коганя хоти...»
Это авторская расшифровка метафорической речи Гзака.
Бо — частица, используемая при подобного рода обнажениях
метафор.
Кънъ — вероятно, написание титула кон (кан). В русском язы-
ке утвердилось произношение «хан».
Не Бояну, а хану Гзаку, скорее всего, и принадлежали слова —
и «баба Святослава и Олега кагана жена...»
Не Боян, а хан Гзак убеждал Кончака, что и отец и дед его
состояли в родственных отношениях со степью, и новый брак
Ольговича ничего хорошего не обещает половцам. Уже не мета-
форой, а прямым текстом излагается суть происходящих событий
очень важных для истории взаимоотношений Руси и Поля.
...Читая «Слово», я неоднократно убеждался — Автор знал один
из тюркских языков и разбирался в наречиях. Он не стенографи-
рует речи персонажей, но достаточно точно стилизует их: бусов-
рамне у него говорят на западнокипчакском звонком диалекте,
Гзак окает, как средне-азиатский тюрок: «кон» вместо «кан», «хо-
дын» вместо «хадын», «когань» вместо «каган».
Половецкая конфедерация племен не была моноязыкой, как,
например, казахская после XVI–XVII веков. Языки половцев еще
не утратили племенной специфики, и поэтому мы вправе ожидать
в тюркских элементах «Слова» диалектное разнообразие.
«Ордынский» язык XV–XVI веков был уже однообразнее. И даже
если П-16 знал его обиходно, то не все авторские тюркизмы «Слова»
были доступны его пониманию. Остались непонятными и «дебрь
кисань» из диалекта бусоврамней, и «ходына» из речи Гзака.
Автор, строя речь Гзака, в первом случае называет жену князя
тюркским словом, далее — русским синонимом «хоти» из сообра-
жении стилистических. Он часто использует синонимы, дабы из-
бежать лексического однообразия.

115
Он пародирует произношение Гзака неслучайно: киевлянам
важно знать позицию «окающего» племени в конфликте 1185 года.
В утраченных страницах Гзак, очевидно, высказывал эту пози-
цию: предлагал Кончаку иную, более агрессивную систему отно-
шений с Русью. События, последовавшие после разгрома Игоря,
характеризуют Гзака резко отрицательно, с точки зрения воинс-
кой морали. Кончак предлагает: «Пойдемъ на киевьскую сторону,
где суть избита братья наша и великий князь наш Бонякъ» (Ипа-
тьевская летопись). Кончак хочет мстить Святославу за лето
1184.года и за то, что послал на него Игоря. Этот жест еще как-то
согласуется со средневековым кодексом рыцарской чести. Как и
то, что он поручился на поле битвы за раненого Игоря, не дал его
добить.
«А Кза молвяшеть: пойдемъ на Семь, где ся остале жены и
дети, готовь намъ полонъ собранъ, емлемъ же городы безъ опаса».
Слова неблагородной «галицы», собирающейся полететь на
«уедие». Гзак, по существу, предлагает поступить так же, как Игорь
в 1184 году.
«И тако разделишася надвое. Кончакъ пойдя к Переяславлю и
оступи городъ и бишася ту всю день...
А друзии половце идоша по оной стороне къ Путивлю, Кза у
силахъ тяжкихъ, — и повоевавши волости ихъ и села ихъ пожогша
же и острогъ у Путивля...» (Ипатьевская летопись).
Текст обрывался, по-видимому, на слове «хоти». Переписчика
подвело открытое им предложение «Рекъ Боянъ...»
Глагол «Рекъ» предполагает следом прямую речь. В авторском
тексте П-16 следов речи Бояна не нашел. Он предположил, что
она осталась в потерянных листах. Что же изрекал песнотворец?
Вероятно, какую-то обобщающую мудрость в форме пословицы.
Она, наверное, подводила черту под историей пленения князя бег-
ства его из плена и предвосхищала финальную часть — встречу
Игоря на Руси. И П-16 подбирает подходящую пословицу, кото-
рая как нельзя лучше описывает положение народа без князя и
князя без народа.
...Тяжко ти головы кроме плечю,
зло ти телу кроме головы.
И добавляет от себя конкретный вывод:
Руской земли безъ Игоря!
Автор, если верить содержанию всего «Слова», не мог заста-
вить Бояна прийти к такому поразительному итогу.

116
На этой, увы, неуклюжей «мудрости» искусственно выведен-
ного Бояна многие исследователи строили свое отношение к Иго-
рю. И доходили в своих обобщениях до таких, например, гипер-
бол: «князь Игорь выделялся среди других князей, тем более, что
он не ставил перед собой эгоистических задач по увеличению сво-
его удела, а думал обо всей Русской земле!»
9
.
И это сказано литературоведом, который профессионально
занимался темой Игоря. Ни одного факта, свидетельствующего в
пользу столь ответственного утверждения (кроме «мудрости Боя-
на») во внушающих доверие источниках найти невозможно. Нельзя
же всерьез принимать слова Татищева о «тихости» Игоря.
Академик Б.А. Рыбаков, изучивший летописные материалы,
где упоминается этот князь, вынужден был сделать огорчитель-
ный вывод из своих наблюдений:
«Игорь не был борцом за Русскую землю и действовал пре-
имущественно в своих интересах»
10
.
К такому заключению можно было прийти уже в XVIII веке,
когда историки впервые заинтересовались этим новгород-северс-
ким князьком. Тогда бы легче было понять и авторское отноше-
ние к Игорю, и содержание «Слова», и отделить дописки П-16 от
авторского текста.
П р и м е ч а н и я
1
Орлов А.С
. Слово о полку Игореве. М.–Л., 1946, с. 134.
2
Пояснення одного мiсця в «Словi о полку Игореве». Ювiл. збipн. на по-
шану акад. М.С. Грушевського. Ч. II, Киiв, 1928, с. 187–189.
3
Слово о полку Игореве. Под редакцией В.И. Стеллецкого. М., 1967, с. 210.
4
Там же, с. 211.
5
Для удобства чтения расчленим, расставим знаки препинания, выделим
имена.
6
Фонетические варианты в тюркских наречиях: хотын, хатын, катун, ка-
тын и т. д.
7
В IX–Х веках несколько великих князей Руси «официально» носили этот
титул.
8
Боян упоминается в «Слове» несколько раз. Вполне возможно, что для
передачи звука «я» автор употреблял букву « », переписчик же только
букву « ».
9
Позднеев А.В
. «Слово о полку Игореве» и летописи. В кн.: Проблемы
истории литературы. Труды Московского государственного заочного пе-
дагогического института, вып. I. M., 1961, с. 31.
10
Рыбаков Б.А.
«Слово о полку Игореве» и его современники. М., 1971, с. 228. 

117
Аминь!
Итак, мы предположили, что пергаментный список «Слова»
дошел до Переписчика XVI века без последних страниц. И ему
пришлось дописывать окончание.
Он не обладает всей суммой знаний исторических и выдаю-
щимся литературным даром, которые требуются для завершения
такой непростой вещи. Да ему этого и не нужно. Задача его про-
ста — сделать переписанную повесть понятной читателю XVI века.
В последней уцелевшей части «Слова» описывается побег Иго-
ря, и этот эпизод, по мнению невольного соавтора, завершался в
утерянных страницах картиной возвращения князя на родину,
всенародной радостью пo случаю его избавления.
Воинские повести, которых в те дни немало писалось, обычно
кончаются здравицей в честь героев. И нарушать столь популяр-
ную традицию Переписчик не стал.
Таким путем, на мой взгляд, сложилась фабула Дописки. Сти-
листически весь финал — вполне цельный, самостоятельный ку-
сок, резко отличный от остального текста. Кажется, что все слова
финала изображены заглавными буквами. То ли предвкушение
окончания трудной работы наполняет ликованием последние стро-
ки? То ли представившаяся возможность самостоятельного твор-
чества дает эмоциональный разгон перу копииста? Но очевидно
одно — невероятная гремящая нота разрушает тонкую, пластич-
ную конструкцию поэмы. Нелепая, как фанфара в финале «Кон-
церта для струнного оркестра». Как туш и призы чемпионские
марафонцу, пришедшему последним.
Не мог сам автор сделать такой вывод в пользу Игоря. Он-то
знает его подлинную цену.
Переписчик же уверен, что литературные произведения в древ-
ности посвящались самым выдающимся деятелям Руси. Ход его
мыслей вполне прочитывается — была веская причина у киевско-
го писателя обратиться к житию Игоря. И, видимо, вскрывалась
она в утерянных страницах. Возможно, там Игорь стал великим
киевским князем и прославил свое имя победами над погаными.
А
.
весь предыдущий текст — лишь вступление к настоящей повес-
ти о голове русской земли... После побега Игорь, вероятно, собрал
новое войско и нанес поганым сокрушительное поражение. И это
логично, ибо стоило ли браться за перо для того только, чтобы
отметить неудачу какого-то князя! — полагает П-16.
Так, по-моему, Игорь стал головой русской земли.
Весь последующий текст развивает тему головы.

118
Солнце светится на небесе —
Игорь князь въ Руской земли.
Девици поють на Дунаи,
вьются голоси чрезъ море до Кiева.
Игорь идетъ по Боричеву къ Святой Богородици Пирогощей.
Давно исследователи стараются понять, почему Игорь, вопре-
ки летописным сведениям, едет из плена в Киев, а не в Новгород-
Северск. Но если учесть, что из текста «Слова» не явствует его
Новгород-Северская «прописка» и Святослав киевский называет
Игоря и Всеволода «о моя сыновчя», термином, вышедшим к
XVI.веку из употребления (сыновец — племянник, двоюродный
брат) и отчество у Игоря — Святославич, то нетрудно решить, в
каких отношениях состоит «юный» Игорь с великим князем и где
дом его отчий. В Киеве. И после побега куда стопы свои направит
блудный сын? В Киев, к отню злату столу. А других источников
по Игорю, как я предполагаю. Переписчик попросту не знал, ори-
ентировался исключительно на те данные, что сумел почерпнуть
из «Слова». Проверять свою версию анализом летописной лите-
ратуры он не счел нужным: отношение к «Слову» у него было не
такое, как у нас. Он выполнял работу не исследовательскую. По
нему — лишь бы складно. Но указав путь следования Игоря к
Киеву, он допускает очень любопытную неточность. По Боричеву
взвозу проходит дорога, ведущая 
не из Поля, а из глубин Руси.
Пешему Игорю надо было обогнуть Киев, дав огромный круг,
чтобы вступить на Боричев взвоз.
Страны ради, гради весели.
Формально строка совершенна. Гремящая аллитерация с от-
крытым гласным (ра-ра-ра), маршевый ритм — создают музыкаль-
ный подтекст, соответствующий праздничному смыслу лексичес-
кой композиции. Великолепная стилизация.
...Изъявление радости, как говорилось — традиционная деталь
сюжета летописной повести, если речь идет о победе или избавле-
нии. В Ипатьевской летописи: «Се же избавление створи господь
въ пятокъ въ вечеръ. И иде пеш 11 денъ до города Донця, и оттоле
иде во свои Новъгородъ и 
обрадовашася ему
. Из Новъгорода иде
ко брату Ярославу къ Чернигову, помощи прося на Посемье. Ярос-
лавъ же 
обрадовался
ему и помощь ему да(ти) обеща... Игорь же
оттоле еха ко Киеву къ великому князю Святославу и 
радъ бысть
ему
Святославъ, такъ же и Рюрикъ, сватъ его».
Этими словами кончается летописная повесть.

119
Отметим, что ни о каком молении не упомянуто: Игорь озабо-
чен насущными делами.
Фактическая сторона летописной информации не вызывает
сомнений. Маршрут его логичен и оправдан: Поле — Донецк —
Новгород-Северск — Чернигов — Киев.
Единственно в чем может упрекнуть летописца строгий исто-
рик — в христианской жалостливости. Хронист-монах за собы-
тиями не видит того идейного смысла, который явлен Автору.
Он по-христиански порицает Игоря за разбой в Переяславском
княжестве более чем за опрометчивый поход его в Степь. Неда-
ром в горьком монологе у Каялы Игорь вспоминает свое избие-
ние «христиан». И вот теперь бог покарал его. Половцы, по мне-
нию летописца, бич божий, наказующий Игоря за rpexи его
прежние.
Но в муках грешник очистил душу и исцеленным возвращает-
ся на родину, прощенный богом.
И рады ему жители Новгород-Северского за то, что вернулся
сам, оставив в чужой земле тысячи их сынов братьев и отцов.
И
.
рад двоюродный брат Ярослав черниговский (погиб воевода Оль-
стин Олексич и весь полк его).
И рад Святослав Всеволодич и сват его Рюрик (им пришлось
по вине Игоря еще раз встретиться с Кончаком у Переяславля и
считать плененных и казненных половцами людей русских, не
говоря уже о том, что Игорь сорвал их далеко идущие замыслы).
Когда Святослав узнал от купцов о разгроме и пленении Иго-
ря, он будто бы сказал: «Да како золъ ми бяшеть на Игоря, тако
ныне жалую болми по Игоре, брате моемъ».
Святослав при встрече с обесславленным, несчастным князем
мог проявить жалостливую радость сильного. Иного неудачник
Игорь и недостоин. Последнюю попытку выбиться в «великие» он
использовал, и другой возможности ему более не представится. И
при всей доброте, проявленной к Игорю, летописец не может зас-
тавить ликовать всю Русь по случаю возвращения Игоря («Голова
Руси» бьется у чужих порогов, вымаливая крохи помощи).
Чувства, описанные в летописи, не общенародные, 
а частные,
родственные
. «Страны ради, гради весели» — мог утверждать че-
ловек, незнакомый со всей этой историей.
Лаврентьевская летопись и вовсе «безрадостна». Ее сообще-
ние кончается сухо и деловито: «И по малыхъ днехъ ускочи Игорь
князь у половець. Не оставить господь праведного въ руку греш-
ничю, очи бо господни но боящаяся его, а уши въ молитву ихъ.
Гониша бо по немъ и не обретоша».

120
Постскриптум:
Радость, обобщенная, общехристианская, была уже знакома
книжнику XVI века. Это возвышенное чувство испытано Русью,
сбросившей трехсотлетнее иго. И выражение в литературе такой
радости становится привычным настолько, что, переписывая по-
эму, повествующую о 
поражении,
книжник заканчивает ее бравур-
ными фразами, более подходящими к победным сводкам.
«Слово» начиналось славой князьям XI века, старому Яросла-
ву, храброму Мстиславу и др. Тем, кто объединял, собирал Русь.
Им автор противопоставляет некоторых старых и нынешних кня-
зей, несущих розно родную землю.
И этим князьям не песнь его, а обличение. Зачинщиком рас-
прей автор считает Владимира Мономаха. Он проводит линию
«от старого Владимира до нынешнего Игоря».
Исследователи увидели в этом соседстве оппозицию. Перепис-
чик же и вовсе решил, что автор хочет воспеть нынешних князей,
так же как Боян — прежних. Он использовал зачин как предлог
для кольцевой композиции и появляются в финальной части обоб-
щающие формулы:
Певше песнь старымъ княземъ, а по томъ молодымъ пети —
Слава Игорю Святъславлича, буи-тур Всеволоде
(Владимiру Игоревичу!)
Здрави князи и дружина: побарая за христьяны на поганыя плъки!
Боян пел славу старому Ярославу, храброму Мстиславу, крас-
ному Роману Мстиславичу понятно почему. Но почему теперь
должна возноситься слава этим «молодым»? Неуместность подоб-
ной здравицы очевидна.
...Впервые в тексте появляются «христианы», причем в напи-
сании позднем, не ранее XV–XVI веков. В эпоху «Слова» в ходу
иная форма — «крестьяне» («кристиане»). И только когда старое
произношение наполнилось иным содержанием — земледелец, ут-
верждается единственная — христиане.
И наконец последний аккорд финала.
Блик странного света, на миг вырвавший из темноты истин-
ный лик писателя-Переписчика.
Строка выдает его настоящее отношение к идее княжеской
славы, которая добывалась дорогой ценой. Он мог лишь догады-
ваться о будущих победах Игоря, но он твердо знал уже, что одно
его мероприятие закончилось трагически.

121
В княжеских сварах гибли люди и во времена Переписчика.
Он давно размножает рукописи, в которых князья добывают себе
честь и хвалу, принося в жертву многие тысячи крестьянских
жизней. И как бы ни вставал он на цыпочки, выкрикивая славу
неведомым князьям — Игорю и Всеволоду, забыть только что пе-
реписанные им строки, живописующие кровавую участь дружины
их, — он не мог.
...Чръна земля подъ копыты костьми была посеяна, а кровiю
польяна...
...Ту кроваваго вина недоста, ту пиръ закончаша храбрiи Руси-
чи — сваты попоиша, а сами полегоша за землю Рускую...
...А Игорева храбраго плъку не кресити...
«Слово» переписывалось для продажи какому-нибудь владе-
тельному лицу. Возможно, князю. И Переписчик был ограничен в
выражениях чувств своих. Он скрывает под ворохом крашеных
лепестков славословия блестящий, горький шип.
Термин «аминь», заключая каждую молитву, каждый церков-
ный текст и многие произведения героического жанра, приобрета-
ет в народном языке предметное значение – 
конец
1
.
Народная семантика тонко обыграна Переписчиком.
...Мусин-Пушкин расчленил последнюю фразу «Слова о пол-
ку Игореве» так: «Княземъ слава а дружине! Аминь». И перевел:
«Князьям слава и дружине! Конец». Эта разбивка и перевод при-
няты всеми следующими переводчиками.
В предисловии к своему изданию Мусин-Пушкин писал: «Ос-
тались еще некоторые места невразумительными, то и просит (пе-
реводчик) всех благонамеренных читателей сообщить ему свои
примечания для объяснения сего древнего отрывка Российской
словесности».
До сих пор «благонамеренные читатели» признают, что проти-
вительный союз «а» здесь употреблен автором в значении сочини-
тельного — «и».
В «Слове» четко разделяются эти два союза.
...А Игорь Князь поскочи горностаемъ къ тростiю и белымъ
гоголемъ на воду. Въвръжеся на бръзъ комонь и скочи съ него
босымъ влъкомъ 
и
потече къ лугу Донца 
и
полете соколомъ подъ
мьглами, избивая гуси 
и
лебеди завтроку 
и
обеду и ужине... И т. п.
Нет ни одного случая применения «а» в качестве союза «и»,
да и зачем, если оба союза полноправно участвуют в грамматике
«Слова».

122
...Не мало ти величия, а Кончаку нелюбия, а Руской земли
веселиа.
...Всеславъ князь людемъ судяше, княземъ грады рядяше, а самъ
въ ночь влъкомъ рыскаше... и т. п.
Но мы договорились, что заключение написано другим чело-
веком, в другое время. Может быть, в языке Переписчика «а» упот-
реблялся вместо «и»?
Вот примеры из финала:
...Певше песнь старымъ Княземъ, а по томъ молодымъ пета...
...Здрави князи и дружина...
Как видим и здесь оба союза выступают в традиционных для
русского языка значениях. Нет никаких грамматических и истори-
ческих основании подозревать, что писатель вдруг применяет союз
«а» в качестве сочинительного, противореча грамматике всего текста.
В «Слове» союз «и» встречается в 88 случаях, «а» — в 55.
Н.М. Дылевский отмечает с полной серьезностью этот удиви-
тельный факт: «В одном случае союз «а» встречается в соедини-
тельном значении: «Княземъ слава а дружине»
2
.
Одно то, что он признает возможность такого невероятного,
необъяснимого нарушения, делает несерьезным название его ста-
тьи. Он даже не пытается найти хоть какое-то объяснение подо-
зрительно одинокому «а» или объявить розыск прецедентов в
истории древнерусской письменности. Просто констатирует на-
личие — и все. Почему не признают знаменитое «а» противи-
тельным союзом? Потому, что получается фраза шокирующая:
«Князьям — слава, а дружине — аминь!»
Не укладывается это в сознании мудрых ученых. Позволить
себе такое! Закончить дерзостью великое произведение, гордость
славянской литературы!.. Невозможно! Пусть лучше это трекля-
тое «а» превратится в «и».
...Фемиде завязывали глаза, дабы взор ее не отвлекался на со-
зерцание многочисленных истин. Ибо Истина — одна, в сердце
твоем. И только она подскажет тебе нужное решение. Эту Истину
сейчас называют убежденностью. Или более точным термином —
предубежденностью.
Великое произведение должно быть во всем строгим и после-
довательным. Никаких тебе отклонений в стороны: не до шуток.
И уничтожают таким прочтением одну из самых гениальных строк
мировой поэзии,
Сверкнув случайно из-под пера рядового монаха и не мечтав-
шего о литературной славе, она по достоинству стала печальным
алмазом в жестяном венце златого слова славянской письменности.

123
Веками, тысячелетиями скачут лихие воины «аки серые волци
в поле, ищущи себе чести а князю славы».
Слава Игорю Святъславлича!
Буйтур Всеволоде!
(Владiмиру Игоревичу!)
Здрави князи и дружина,
побарая за христъяны на поганыя плъки!
Княземъ — слава, а дружине —
аминь...
Автор «Задонщины» имел перед собой полный экземпляр
«Слова». И мы вправе предположить, что отблеск подлинного
финала отразился в завершающих словах «Задонщины». «Слово
о великом князе Дмитрии Ивановиче» посвящено замечательной
победе объединенных сил восточных славян и их союзников ли-
товцев над ханом Мамаем. Эта победа вдохнула уверенность в
Русь: впервые почувствовала она, что сокрушить силу татарскую
можно.
Казалось бы, здесь место здравице и славе великому Дмитрию
Донскому и его сподвижникам действительно «побаравшим за
христиан» поганые полки.
Дмитрий Донской, великий князь, заслужил право называться
головой русской земли, солнцем на небесах ее, право быть воспе-
тым странами и городами. И уж такой литой строкой — «страны
рады, грады весели», если бы она значилась в «Слове», автор «За-
донщины», надо полагать, не преминул бы воспользоваться.
Во всем послушно следуя поэтике великого образца, Софоний,
надо полагать, придал бы достойное значение в своем труде и
апофеозному финалу, который более подходит к «Задонщине»,
чем к «Слову». Но этого не случилось, вероятней всего потому,
что в том экземпляре «Слова» заключительные строки несли дру-
гое, несравненно более грустное содержание. 
Заканчивалось «Сло-
во» не здравицей, а монологом Игоря
, в котором он подводил пе-
чальный итог своей деятельности. И слушателем его единственным
был Овлур. Маршрут побега пролегал мимо поля несчастной бит-
вы, и горестные воспоминания заставили князя произнести про-
чувственно те слова, ради которых и писалось, наверное, «Слово о
полку Игореве».
Лучшие строки поэмы, И эмоциональное воздействие их так
сильно, что автор «Задонщины», перелагая на свой материал, со-
здает самую художественную, самую волнующую часть «Задон-
щины», в которой живет свет истинной, драматической правды.

124
Поразительно — 
повесть о великой победе русского народа кон-
чается не здравицей, не славой, а печалью.
Монолог Дмитрия Донского после битвы:
«И князь великий Дмитрий Иванович говорит:
Братья и бояре, князья молодые! Вам, братья, место суда меж-
ду Доном и Днепром на поле Куликовом, на речке Непрядве; по-
ложили вы головы за русскую землю и за веру христианскую.
Простите меня, братья, и благословите в этом веке и в будущем.
Пойдем, брат, князь Владимир Андреевич, в свою залесскую
землю и сядем брат на своем княжении. Чести мы, брат, добыли и
славного имени. Богу нашему слава». (Перевод.)
Сколько достоинства и скромности в словах Освободителя
Родины. Мягко, ненавязчиво оттенена мысль о бескорыстности
его служения: не за великий престол, не за право быть самодерж-
цем — эта битва.
Я предполагаю, что в покаянном монологе Игоря говорилось
все то, что скрывалось прежде в намеках Бояна. И, наверное, были
там слова: «Простите мя, братья...»
П р и м е ч а н и я
1
Смысл древнееврейского слова «аминь» — истинно, правильно, верьте!
2
Дылевский Н.М.
Лексические и грамматические свидетельства подлиннос-
ти «Слова о полку Игореве». В кн.: «Слово о полку Игореве» — памятник
XII века. М.–Л., 1961, с. 241.

125
?????????? ?????????????
Здесь Геродот из Фурия излагает то, что
ему удалось узнать, дабы дела человечес-
кие не были подвергнуты временем в заб-
вение и дабы великие, дивные деяния, со-
вершенные как эллинами, так и варварами,
не утратили своей славы.
Геродот
Приложения,
исторические справки
Браки
626 году Византия заключает с хазарами союз против арабов.
В этот и последующие века (вплоть до XII) политическая жизнь
Византии не мыслится без участия кочевых тюрков.
В VII–VIII веках связи с хазарами расширяются и укрепляются.
Византия впадает в определенную зависимость от сильной Хазар-
ской державы, которая служит Византии прочным щитом от араб-
ской экспансии.
Византийские императоры вступают в браки с хазарскими прин-
цессами.
Юстиниан II женат на дочери кагана, получившей в крещение
имя Теодора.
Тиберий II тоже женится на дочери кагана и возвращается из
Хазарии в Константинополь в 708 году с хазарской дружиной.
Женой Константина V (741–775) также была дочь кагана, в хри-
стианстве — Ирина. Ее сын, император Лев IV, известен в исто-
рии под именем Хазар.
В IX веке византийские императоры создают при дворе хазар-
скую гвардию. Многие из хазарских воинов возвысились и полу-
чали высокие чины в императорской армии и в администрации.
Так Варданиос Туркос из Крыма был произведен в стратеги Ана-
толии. Жены императоров, вероятно, способсвовали возвышению
своих соплеменников, состоящих на византийской службе.
...Традиция династийных браков тюрков идет издавна. Уйсунь-
ский гуньмо, вассал Поднебесной, был женат на дочери императо-
ра (III век). Не каждый тюркский властитель удостаивался такой
чести. В 630 году Сыби-хан, претендуя на большую власть, просит
китайского императора выдать за него дочь. Возражая ему, после-
дний ответил: «Дом тюкуский (тюркский. — 
О.С.
) теперь в смут-
ных обстоятельствах и кто будет царем еще не решено. К чему
В

126
заботиться о браке? Пусть каждый управляет своим аймаком и не
нападает друг на друга» (А. Бичурин). Судя по ответу, император
не был заинтересован в возвышении Сыби-хана и объединении
беспокойных соседей под одной рукой. Брак с дочерью императо-
ра давал бы Сыби-хану гарантию поддержки.
В Средней Азии в ту же эпоху тюркские ханы олицетворяют
сильную сторону. И поэтому согдийские правители женятся на
тюркских принцессах.
В 618 году каган Гун-шеху подчиняет среднеазиатских вож-
дей. Покорив их, он выдает за наиболее сильного самаркандского
правителя свою дочь. Несколько раньше таким же образом каган
Датон (правил с 575 года по 603) «приручает» правителя Согда по
имени Тайжени.
В этой формуле дипломатического брака (дочь сильного выда-
ется за вассала) выразились пережитки идеологии матриархата:
женщина считалась главой семьи, и дети от нее принадлежали по
крови ее роду. Тюркская пословица «сыновья — дети матери»
выражает ту же мысль. Сыновья ее наследовали престол в подчи-
ненном народе. Династийные браки преследовали далеко идущие
цели. Наследник престола — сын и воспитанник матери.
В тюркском обществе женщина пользовалась широкими права-
ми. Она активно участвовала в управлении племенем и государством.
...Ислам, пришедший в Среднюю Азию с арабами, нарушил
формулу династийного брака. Ислам низводит женщину до уров-
ня рабыни. Жена — это одна из наложниц в гареме. Мусульманс-
кие правители не выдают своих дочерей замуж за неверных. Но
сами охотно включают иноверок в свои гаремы, не придавая это-
му никакого политического значения. Жена — это добыча сильно-
го. Дань поверженного.
Исламизированные тюрки накладывают новую идеологию на
старую, традиционную, не зачеркивая ее. Ханы-мусульмане же-
нятся на дочерях слабых врагов, принимая на себя политические
обязательства.
В XIV веке Трапезунд (владения Византии в Малой Азии)
переживает время последнего кризиса. Это агония остатков вели-
кой державы. Единственно чем может гордиться Трапезунд — сво-
ими красавицами, славными на всем Востоке. Он откупается ими
от возможных «насильников».
Туркали-бей — глава туркменского государства ак-койнлу, опас-
нейшего соседа Трапезунда, в 1351 году женится на Марии, сестре
молодого императора Алексея III Комнина. Вторая сестра, Феодо-
ра, была выдана в 1358 году за Хаджи-Омара, эмира провинции
Хальбин. Одна дочь Алексея III вышла замуж за сына Хаджи-Ома-

127
ра Сулейман-бея, другая за эмира Эрзерума — Арсини, третья Ев-
докия за Таджи-Эддина эмира Лимнии, четвертая за внука Турали
Кара-Юлука... Такой ценой продлевались дни Трапезунда.
...Но тюрки, не принявшие мусульманство, продолжают древ-
нюю традицию династийного брака по формуле — дочь сильного
выдается за слабого.
В 1124 году грузинский царь Давид IV, потерявший царство
(Грузия захвачена арабами и сельджуками), просит руки дочери
кипчакского хана Артыка. Русские летописи называют его — От-
рок, Отрак; грузинские — Атраха. Это о нем — летописная легенда,
по которой Майков сложил свою знаменитую балладу «Емшан».
Настоящее имя дочери Артыка не сохранилось, грузинская лето-
пись называет ее — Гурандохта. Скорее всего это искажение тради-
ционного персидского определения тюркских принцесс — Туран-
дохта — «Туранская девушка» или «дочь Турана»
1
. Девушка, спасшая
Грузию и Армению в XII веке, была родной сестрой Кончака. Неиз-
вестно, что побудило Артыка выдать дочь за «царя без царства».
Писатель К. Гамсахурдия в романе «Давид IV Строитель» полагает,
что Артык польстился на деньги, стал наемником Давида. Но едва
ли у Давида оставалось что-либо кроме титула и скорби по пору-
ганной земле своей. Захватчики подвергли поголовной мусульма-
низации население Кутаиси и Тбилиси. Непокорных истребляли,
наполняли христианской кровью бассейны и плавали в них.
Мусульманский геноцид поставил под угрозу само существо-
вание христианских культур и народов Кавказа. Нет, не жажда
наживы побудила хана Артыка с 45 тысячами кипчакские воинов
выступить против 300-тысячного войска арабо-сельджукской коа-
лиции в одно из утр 1125 года, на поле Дидгори, близ Тбилиси.
П р и м е ч а н и е
1
«Тураном» иранские и кавказские источники называли земли, населен-
ные тюрками, в том числе и Среднюю Азию. 
Кочевники и Русь. Торкины, торки
Схема отношений христианской Руси с кочевниками во мно-
гих частях повторяет византийскую: агглютинативная связь (во-
енные союзы; тюркские дружины у отдельных правителей; тюркс-
кие колонии в русских городах). Отличие — Русь была раздроблена
на удельные княжества, Византия — едина. Поэтому отдельные

128
русские княжества находились по отношению к Полю как бы в
вассальной зависимости. Об этом свидетельствуют и княжеские
браки. Удельные князья женятся на принцессах Турандот, и, скре-
пив таким образом союз со степными владыками, расширяют свои
земли в Руси. Эти браки означали долгосрочный воинский союз.
Род, выдавший девицу, обязан был относиться к князю как к род-
ственнику, не нападал на его княжество, а при случае защищал.
Те же самые обязательства принимал на себя и русский «зять».
Теркины, т. е. родственники по женской линии, пользуются у тюр-
ков особыми привилегиями и правами. Они считались ближе чем
родственники по мужской линии. И эта традиция сохранилась до
позднейших времен. По свидетельству Гродекова, казахи кочева-
ли обществами одного рода, допуская в свои аулы из других родов
лишь родственников по женской линии, т. е. торкинов или бедня-
ков, нанимающихся в работники.
Народ, к которому принадлежит жена, по-тюркски — «тор-
кин». Слово, вовлеченное в русскую грамматическую эволюцию,
переразложилось — торки, так называют летописи кочевое племя,
самоназванием которого было — узы (ед. число «торкин», «тор-
чин». Окончание тюркского слова совпало с русским суффиксом
принадлежности — ин).
Впервые торки упоминаются в «Повести временных лет», под
985 годом, когда Владимир Святославич со своим дядей Добры-
ней пошел против волжских болгар. «А торки берегомъ приводе
на конихъ». Здесь не говорится, что русские князья и их торки
участвуют в совместных действиях впервые.
Далее по летописи торки помогают отражать печенегов, потом
половцев.
В конце XII века летопись упоминает «Торцького князя» Кун-
тувды
1
, которого арестовал Святослав Bcеволодич (двоюродный
брат князя Игоря) по ложному доносу. За него вступились другие
русские князья, как за человека храброго и преданного Руси. Всту-
пились и степные родственники, которые в отместку за обиду
Кунтувдыя совершают набег на киевское княжество. Кунтувдый
переходит на службу к Рюрику, и тот дает ему город Дверень, по
реке Рось, — «русской земли для».
Есть многочисленные доказательства тому, что кочевники проч-
но оседали на территории Киевского государства. Об этом ясно
говорит и топонимика: Торчиново городище, село Торское — Харь-
ковщина, урочище Торч, Торчин, река Торчанка (приток Уши),
село Торчица на реке Торчице, село Торчевский степак, река Тор-
ча, Торчицкое взгорье (Киевщина), город Торчин на Волыни, село

129
Торчицы — в Черной Руси, город Торчин, город Торков (в Подо-
лии), в Галицкой земле — Торки (Пермыш. повет), Торки (Со-
кальский повет), Торчиновичи (Самборский повет).
Город Торческ в Поросье в истории военных столкновении
князей удельного периода играет роль центра, к которому тяну-
лись другие торкские поселения. Торки жили не только в тех го-
родах, которые сохраняют их имя в своих названиях. Они вероят-
но составляли значительный элемент в смешанном населении
многих южнорусских городов и поселений.
П р и м е ч а н и е
1
Кунтувды – буквально: «Солнце взошло». Сравните имя половецкого хана —
Куначук — буквально «Солнце ясное». 
Брачные свидетельства в языке
Характерно, что летопись уже не упоминает случаев женитьбы
князей XI–XII веков на дочерях торков. Они уже «свои». Здесь
возможна была бы обратная связь — русские княжны выходят за
вассалов. Но, к. сожалению, хроники не уделяют внимания бра-
кам вождей подчиненных тюрков.
Зато появление в русских дворах XII века половецких «крас-
ных девок» часто отмечается. Союза с предводителями кипчакс-
ких племен, захватившими пространство южнорусских степей, после
разгрома печенегов, князья добивались.
Именно история XII века наиболее насыщена сведениями о
династийных браках с Полем.
Без преувеличения можно сказать, что почти все влиятельные
княжеские рода в Киевской Руси состояли в кровном родстве со
Степью. Укажем родословную линию Ольговичей, героев «Слова».
Олег, благодаря женитьбе на дочери Тугра-хана, стал князем
черниговским. Сын от этого брака, Святослав, продолжает поли-
тику отца, и женившись на дочери Аепы, добивается титула «ве-
ликий князь киевский».
В жилах сыновей его, Игоря и Всеволода, течет добрая струя
кипчакской крови. На ком они женаты, летописи не сообщают, но
сын Игоря Владимир в плену справляет свадьбу с дочерью Кончака.
В.А. Пархоменко в статье «Следы половецкого эпоса в летопи-
сях»
1
отмечает: «Даже прославленный «добрый страдалец за Рус-

130
скую землю» Владимир Мономах женил двоих своих сыновей —
Юрия в 1107 году и Андрея в 1117 году на половчанках. Тут уж
не приходится говорить о каком-то расовом или культурном анта-
гонизме. Очевидно, высшие общественные классы и Руси и по-
ловцев имели кое-что общее, какими-то общими интересами друг
к другу притягивались».
Интересы эти, на мой взгляд, очевидны — политический союз,
в котором заинтересованы русские князья. Брак с Полем означает
мир и поддержку. В летописи под 1107 годом: «Иде Владимир и
Давыд и Олег к Аепе и ко другому Аепе и створиша мир; и поя
Владимир за Юргя Аепину дщерь, Осеневу внуку, а Олег поя за
сына Аепину дщерь, Гиргеневу внуку, месяца генваря 12 день».
В XI–XII веках половцы воюют против отдельных княжеств,
входивших в систему Киевской Руси, в качестве союзников, зас-
тупаясь за своих «сватов».
Может быть, историки отнеслись бы к степнякам благосклон-
ней, если бы Русь и ее союзники вели в этот период войны с
внешними врагами. Но беда в том, что княжества спорили в по-
давляющем большинстве случаев только друг с другом и вовлека-
ли в междоусобные распри своих степных родственников.
Чтобы правильно понять эпоху «Слова», надо учесть следую-
щее обстоятельство — Русь XI–XIII веков не вела ни религиоз-
ных, ни общенародных, ни расовых войн, только — феодальные.
Князь, как правило, патриот только своей вотчины. Великий,
славный, чтимый летописями и академиями радетель Руси Влади-
мир Мономах первый навел половцев на земли русские, чтобы
завоевать Полоцкое княжество. Только один Мономах приводил
их 19 раз, а все Ольговичи (включая деда и внука) — 15
2
.
...Биографические сведения в летописях весьма скудны: дале-
ко не все браки русских князей «зарегистрированы». А из тех, что
фиксировались, не все сохранены в процессе многочисленных по-
зднейших переписок.
Браки Х века вовсе не указаны. Как протекали отношения
славян с кочевыми соседями во времена дохристианизации, нам
по сути почти ничего неизвестно, кроме отдельных упоминаний
византийских историков (союз с аварами против Византии) и факта
ассимиляции булгар.
Остается один источник исторических сведений — язык. Наи-
более объективный, беспристрастный документ прошедших эпох.
Он лишен предвзятости летописцев. Он вне временных предрас-
судков, не подвластен идеологическим колебаниям. Самый точ-
ный источник.

131
В русском, украинском, болгарском, сербско-хорватском бытует
книжное слово «брак» — женитьба, супружество. В древнерусском
«брак» — союз («Быть же брак велик»). Предлагали (Траутман)
производить от глагола «брать». Таким образом, «брак» должно
было означать — взятие. Преображенский и Фасмер (авторы самых
известных этимологических словарей русского языка) соглашают-
ся, однако, с сомнением. Но такая этимология не объясняет ориги-
нальности морфологического и семантического процесса.
Судя по тому, что термин не получает общеелавянского рас-
пространения и не стал простонародным в указанных языках, об-
разован (или заимствован) он сравнительно недавно и скорее все-
го в южнославянских (по типу неполногласных врата, злато, вран,
враг и т. п.) В восточнославянских он не успел преобразоваться в
полногласную форму «борок». Такая метаморфоза произошла бы
в случае, если слово получило общенародное распространение. (Так
в русском языке почти каждому «болгаризму» соответствует древ-
нерусский фонетический вариант. Злато — золото, врата — воро-
та, вран — ворон, славий — соловей и т. п.) До низов слово «брак»
не дошло, хотя появилось уже в старославянском.
Я предлагаю взять за исходную форму кипчакскую «бiрак» —
союз (буквально «соединение, сочетание», от числительного бip — один).
Так как чаще всего союз скреплялся женитьбой князя, слово
приобрело новое конкретное значение. То, что термин не стал
народным, свидетельствует в пользу этой версии. Только княжес-
кие супружества назывались браком, ибо лишь они выражали идею
объединения, политического союза. (В монгольском языке поня-
тия «союз», «примирение» тождественны и выражается термином
«эвлэх», происходящим от древнетюркского еблек — женитьба, от
ебле — женись, букв. «обзаводись домом»).
Во времена общения с булгаро-аварскими племенами в юж-
нославянские языки могло войти то же слово, но в форме бул-
гарской — пiрак — соединение (пipaгy — соединить). Оно стало
общенародным, ибо выражало не политическое понятие и конк-
ретизировалось в терминах ремесла. Благодаря тесному народ-
ному общению славян с дружественными тюрками заимствован-
ное слово сохраняет оригинальные фонетические черты —
мягкость гласных. Чего не произошло в случае предыдущем. Даже
колебание к/г в тюркских образцах отражается в славянских дуб-
лях. (В тюркских «к» перед любым гласным превращается в «г».)
В славянских эти согласные палатализуются только под влияни-
ем мягких гласных: к/ч.

132
Лексема эта пришлась славянам весьма кстати. От нее образо-
вано целое гнездо слов, объединенных смыслом — соединить.
Сравните: пряжа, пряжка, упряжь, спряжение, прясть, пряду,
прясло, напряг, запряг (но — запрячь, напрячь).
Чередования я/у в данном случае я объясню возможной мета-
тезой — пipaгy — пipyгa.
Сравните: 1) сопруга, сопруг (гласный приставки ассимилиру-
ется ударным, корневым гласным — супруга, супруг); 2) подпруга;
3) упруг, пружина.
В церковнославянском деформируется не только форма, но и
смысл. Книжники взяв из народного словаря термин «распряг»,
т. е. разъединил, придают ему политическую окраску и выделяют
ложное существительное — распря — разъединение, разделение.
Не очень точно определив смысл приставки рас (раз), они вычле-
няют новое слово «пря» в значении «ссора» (масштабно ослаб-
ленная распря). Но именно приставка придавала негативный, об-
ратный смысл корню пряг, пря. Калькой «распряг» можно считать
русское новообразование — «разъединил», где «единил» занимает
место «пряг».
Славяне встречались со многими тюркскими племенами, и
поэтому часты заимствования, сохраняющие диалектные особен-
ности тюркских языков. Числительное «один» представлено в со-
временных тюркских такими формами: пир (шорское), пip (хакас-
ско-тувинское), пер, перре (чувашское), бир (азербайджанское,
кумыкское, туркменское, алтайское), бip (ногайское, каракалпакс-
кое, киргизское, узбекское, казахское, уйгурское, турецкое), бер
(татарское, башкирское), биир (якутское).
В языке орхоно-енисейских надписей (VIII век) — бip. Прас-
лавянской «прягу» предшествовала скорее всего — пipaгy, где i —
ослабленный мягкий полугласный звук, который может в славян-
ской передаче редуцироваться или просто влиять на качество пред-
шествующего согласного.
В слове бьраты — единять (собьрати, собирати — соединять.
Сравните: разбирать — разъединять) участвует скорее всего фор-
ма — «бip». Корень полногласный — бир появился в славянской
литературе позднее.
Форма «пер», уцелевшая только в чувашском (она и повлияла
на татарский и башкирский, превратив из «бip» — в «бер»), отра-
зилась в славянских вариантах порядкового числительного «первь»,
«перший». В местоимениях — «перед», «предь», «прежде». В при-
ставках — пре-; пере-; при-.

133
(Давно лингвисты обратили внимание на супплетивность форм
количественного и порядкового числительных «один» и «первый»
в индоевропейских языках. Эта черта констатирована, но не объяс-
нена. Ибо истолкованию не поддается и не поддастся, если и даль-
ше не будут учитываться данные тюркских языков для выяснения
некоторых «темных» страниц биографий индоевропейских языков.)
В тюркских языках имеются три вида числительных: количе-
ственное, порядковое, избирательное. Например, казахские: бip —
один, бipiншi — первый, бipey — один из многих (в русской транс-
крипции — брев).
Славяне ныне знают лишь два вида: количественное и поряд-
ковое. Из каких моделей они могли исходить, чтобы получить
«первь» и «перший»? Мне кажется из булгаризмов — «пepiв» —
один из многих и «перiншi» — первый.
При определении направления, в котором шло заимствование,
я придерживаюсь морфологического принципа. Если анализ сход-
ных лексем, взятых из разных языков показывает, что этимологии
(прежде всего — грамматической схематизации) поддается одна
из них, то ее и следует признать первичной.
Например, славянское перший не этимологизируется средства-
ми славянских языков. Тюркское перiншi — легко разлагается на
корень пер — один, и суффикс порядкового числительного — iншi,
восходящий к пратюркскому — iнтi. Выпадение согласного «н»
объясняется фонетическим законом («падение носовых»), действие
которого на раннем этапе испытали все славянские языки. Таким
образом, я прихожу к выводу о первичности тюркской лексемы по
отношению к славянской.
Связь тюркских числительных с индоевропейскими — тема об-
ширная и многозначная. Она давно должна была бы стать объектом
специальных лингвистических (палеографических) исследований,
результаты коих могут оказаться неожиданными для историков.
Моя задача значительно уже — обосновать возможность про-
никновения в славянские языки тюркских лексем, связанных с
идеей объединения.
В «1001 слове» выделены в самостоятельное семантическое
гнездо все тюркизмы, несущие значение совокупности, связи, ум-
ножения. В эту группу включено и слово «брак».
Браки временно усиливали удельных князей, и это объектив-
но ускоряло процесс объединения Руси.
Форма вассальных союзов со степью, еще продуктивная в на-
чале XII века, за столетие обнаружила свою историческую непри-

134
годность. Русь крепла и все чаще наносила удары по Полю. Род-
ственные коммуникации настолько усложнились к тому времени,
что браки со степью утрачивали главный смысл. Почти все кня-
жеские роды имели в степи влиятельных свойственников.
Туграхан выдает всех своих дочерей за русских князей. Всех
зятьев он по брачному договору обязан поддерживать в их удель-
ных устремлениях. Но даже женитьба на сестрах не примирила
их. Они продолжают враждовать. Тесть оказывается в ложном
положении. Принимая сторону одного зятя, он вынужден стать
врагом другого. Так и получилось.
Великий Туграхан, защитивший византийскую империю от
нашествия печенегов, гибнет в мелком сражении от стрел воинов
своего зятя Святополка.
Эта смерть символична. Она знаменует собой крах идеи дина-
стийного брака со степью в условиях Руси начала XII века. Все
меньше князей ездят в степь за невестами.
И постепенно забывается первое значение термина брак —
«женитьба князя на дочери хана с целью установления тесных
политических отношений».
Уже любая свадьба (правда, пока еще только в высшем боярс-
ком сословии) называется браком. И остается в конце концов упро-
щенный смысл — «вступление в супружество». Вынужденная же-
нитьба сына Игоря на Кончаковне — пожалуй, одно из последних
звеньев в цепи династийных союзов с Полем, идущей из веков дох-
ристианской Руси. Эпоха ига степных невест завершалась.
П р и м е ч а н и я
1
Проблемы источниковеденья. М.–Л., 1940, т. III, с. 391.
2
Соловьев С.М
. История России. М., 1960, т. I, с. 347 и 379.
Цвета мякины
Обобщающие имена степняков до XIII века
Берендеи
По примеру торкинов шли на службу к русским князьям и дру-
гие тюркские роды, даже не связанные княжеским браком. Чаще
всего это были обиженные печенегами, а позже половцами мелкие
кочевые роды, которые не выдерживали конкуренции в Диком поле
и становились федератами сильных северных соседей. Этих кочев-

135
ников, отклонившихся, предавшихся Руси, надо полагать, печенеги
и половцы прозвали «берiндi, т. е. предавшиеся, отдавшие себя. В
русских летописях — берендеи. (Берiндi — в ассимиляции — берендi.
I — в русском произношении — и совпало с окончанием множе-
ственного числа. В таких случаях в единственном числе появлялся
рефлекс «й». Сравните: зодчи — зодчий, казначи — казначей. Та-
кого происхождения «й» в окончаниях польских фамилий: Успен-
ски — Успенский и т. д.) Берендеи отличались от обычных наем-
ников жестокостью по отношению к своим степным соплеменникам.
В 1155 году берендеи, состоящие на службе у Юрия Долгоруко-
го, захватили в плен много половцев. Уцелевшие сбегали в степь за
«помочью», подошли к Киеву и просили Юрия, чтобы он приказал
наемникам вернуть пленных. Долгорукий только руками развел,
ибо берендеи отказались: «Мы умираем за русскую землю с твоим
сыном и головы свои складываем за твою честь». Они отстояли
свое право федератов на военную добычу и право изгоев на месть.
Берендеи, как и большинство торкинов, жили в Руси постоян-
но, «с родом своим». Они хотят за службу не денег, как того требо-
вали варяги у новгородцев, но города для жительства (бенефицию).
В 1159 году предводители берендеев Дудар Сатмазович, Кара-
коз Миюзович и Кораз Кокей сочли для себя выгодным перейти от
князя Изяслава — к Мстиславу. Они послали Мстиславу сказать:
«если нас хочешь любить, как нас любил отец твой, и по городу
лучшему (лепшему) нам дать, то мы на том от Изяслава отступим».
Мстислав согласился и выделил для них города.
Не все города русские, в которых жили берендеи, сохранили в
названиях память о них. На Житомирщине, например, известен
город Бердичев (в XVIII веке — еще Берендичев).
Ковуи
Рода ковуев пришли в Русь необычном путем. По летописной
легенде XI века, хан Редедя (Ер-дада), правивший народом косог,
предложил Мстиславу храброму вместо боя поединок на услови-
ях: победил — все мое переходит к тебе. И войско и весь народ
становится рыцарской добычей.
Мстиславу бог помог, и он «зарезал» Редедю. И увел косогов в
Чернигов. Потомки их служили верой и правдой Ярославу Чер-
ниговскому, который отпустил часть своей тюркской дружины с
Игорем, и они полегли до единого на берегах Каялы. Половцы их
в плен не брали. Потомки Мстиславских косогов в XII веке выс-
тупают уже под именем — ковуй.

136
...Тюркские самоназвания в разные эпохи создаются по раз-
ным семантическим схемам. Летописи и «Поучение Владимира
Мономаха» называют ряд имен половецких вождей, которые ока-
зываются при рассмотрении названиями родов: Арслан-оба («дом
Арслана»), Китан-оба («дом Китана»), Алтун-опа («дом Алтуна»),
Аепа («дом Айа») и т. д.
1
.
В Ипатьевской летописи под 1185 годом перечисляются поло-
вецкие роды, участвовавшие в битве против Игоря: «И токсобичи,
и етебичи, и тертробичи и колобячи».
Я восстанавливаю: токсоба («девять домов»), «eтiоба» («семь
домов»), тертоба («четыре дома»), колоба («пять домов»).
В этнонимах лексика сохраняется, подчас в весьма древнем
состоянии. Так, форма «терт» — 4 во всех наречиях изменилась в
«торт» (дорт, дурт, турт). Кол — уцелела лишь в значении «рука»,
а как числительное уже не употребляется. Вытеснена индоевро-
пейским пес (бес) — 5.
Этноним «токсоба» еще в XIX веке отмечался в Средней Азии
как одно из родовых названий кипчаков.
...В орхоно-енисейских памятниках (VIII век) и в огузском
эпосе распространены этнонимы «он ок» (десять стрел), «уч ок
(«три стрелы»), «бес ок» («пять стрел»).
Слово «ок» — в большинстве тюркских наречений выступает в
одном значении — «стрела».
В языках Алтая сохраняется «
ц
к» — дом, род. Случайно,уча-
ствуя в составе этнонимов, ок — стрела стало обозначать — дом,
род. К этому семантическому ряду я отношу и отмеченный летопи-
сью термин «косок» (косогы) — буквально: «объединенные роды».
Это уже название союза родов. Редедя руководил, вероятно,
одним из родов косогов.
Переселившись в Чернигов, этот род стал называть себя —
кобуй («много домов») — ослабленная калька «косога»
2
. В «Сло-
ве» перечисляются «дома» (семьи), входящие в состав ковуев, —
могуты, татраны, шельбиры, ольберы, топчаки, ревуги.
С. Малов видел здесь имена батыров — предводителей отряда
ковуев. С некоторыми его этимологиями можно согласиться. Ре-
конструкции «Ер-буга» (ревуга), «Алп-ер» (ольбер) вероятны, ибо
подобные имена встречаются в тюркской (в частности, казахской)
ономастике. Как и Ер-дада (Редедя), Челебир (шельбир).
П р и м е ч а н и я
1
Древнетюркское еб, аб — дом, юрта. В огузских и кипчакских наречиях
формы развивались: оба (турецкое, крымское, ногайское, туркменское),
уй (казахское, татарское, башкирское и др.).

137
2
В Западном Казахстане и поныне сохраняются этнонимы этого типа:
жетiру — «семь родов», бесуй — «пять домов», кобей (вероятно, из ко-
буй — «много домов») и т. д. В Башкирии есть род дюртуй — «четыре
дома», этноним стал названием города.
Черные клобуки
Еще одним, очень распространенным именем «своих» тюрков
стало — «черные клобуки» (историки считают буквальным перево-
дом известного поныне тюркского этнонима — Каракалпак). Если
ковуи — гвардия черниговских князей, то черные клобуки — киевс-
ких. Черные клобуки очень влиятельны в Киеве XII века. Участву-
ют в киевском вече, наравне с русским населением избирают князя.
Их мнение в выборе князя постоянно подчеркивается летописью.
Сын Юрия Долгорукого обращается к своему отцу в 1149 году
со словами: «Слышал я в Киеве, что хочет тебя вся Русская земля
и Черные клобуки».
Смерть киевского князя Изяслава оплакивала «вся Русская
земля и все черные клобуки».
А когда на киевский стол прибыл Ростислав Мстиславич (сын
Владимира Мономаха), то «были ему рады все: и вся Русская
земля и все черные клобуки обрадовались».
После смерти Ростислава киевляне и «черные клобуки» при-
глашают Мстислава. Эта характерная формула «вся русская зем-
ля и черные клобуки» показывает, какое активное участие в поли-
тической жизни Киева принимало племя Каракалпак.
Нехристи
Психологически необходимость отрицательного имени — лже-
этнонима оправдана. Этнически и расово отличные миры находят
друг другу универсальные определения, в основу которых подчас
ложатся весьма общие характеристики.
1. В дохристианской Руси функцию обобщающего имени ко-
чевников несли слова — языги, язычники — т. е. степняки (от
древнетюркского йазык — степь, равнина).
Церковь придала этому лжеэтнониму новое значение — не-
христиане, нехристи. В связи с этим он теряет конкретную на-
правленность, им нарекают уже не только степняков, но и литов-
цев, и русских, не принявших истинной веры. Потребовалось новое
имя для кочевников.
2. У греков заимствуется «немас» — пастух. Проходит стадию
«народной этимологии», превращается в «немее», «немец» (ко-

138
рень совпадает с «нем» — т. е. дикоговорящий, неговорящий, не-
понимающий). Приложилось к западным народам, языков кото-
рых славяне не понимали.
3. Известно слово «паган», но церковники и ему со временем
добавляют смысл — нехристь (старославянское «погань» — языч-
ник, варвар, болгарское «поганен» — язычник, славянское «по-
хан», древнепольское — «поган», современное польское «поганин»,
литовское «пагонас», латышское «паганс»). Сейчас производят от
латинского «паганус» — сельский, новогреческого «паганос» —
мужицкий (Фасмер и др.)
Едва ли славяне исходили из этих значений. Не все славяне
были горожанами и не все жители сел — нехристями. И в древно-
сти, насколько нам известно, таких психологических ножниц меж-
ду городом и деревней еще не было.
Источником для славянского термина (и для греческого, ла-
тинского, болгарского), мне кажется, могло послужить тюркское
паган — «пастух» (паган, пакган, баккан, бакган) — причастие про-
шедшего времени от пак (бак) — паси.
В дохристианские времена «паган», скорее всего, было нор-
мальным, рядовым земледельческим термином в славянских язы-
ках. Во всяком случае корень «пак» им известен. От него проис-
ходили глаголы «паси», «паши». Термином же, выражающим
значение «возделывай землю», во всех славянских было — «ори»
(орать). (Сравни чешское пахать — 1) пасти скот; 2) делать рабо-
ту.) Лишь в русском «орать» заменяется глаголом «пахать».
4. Еще одним обобщающим названием степняков стало кощей,
кощий. В былинах — кощей, кощеище.
Термин встречается и в «Слове о полку Игореве»: «пересел
Игорь из седла злата в седло кощиево».
В «Этимологическом словаре» Фасмера: «кощеи, кощий — от-
рок, мальчик, пленник, раб («Слово о полку Игореве») из тюрк.
кошчи — невольник от кош — лагерь, стоянка». Со ссылкой на
Мелиоранского, Беркнера. Не согласен Фасмер с этимологией Со-
болевского (1866 год), производившего от «костить» — бранить.
Значение слова определено неверно, как и семантика «прото-
типов». Мелиоранский и вслед за ним Фасмер определяют смысл
«кощея» лишь по одному примеру из «Слова». Игорь после раз-
грома попал в плен, следовательно, напрашивается — пересел в
седло раба.
Но тогда автору отказывает чувство реальности, если он и побе-
дителя, хана Кончака, называет кощеем. Князь Святослав Киевс-
кий обращается к Ярославу Галицкому с призывом отомстить за

139
землю русскую, на которую сделал ответное нашествие Кончак —
«стреляй, господине, Кончака, поганого кощея». Кончак не был ни
пленником, ни рабом. Мелиоранский (1902 год), на мой взгляд,
неверно определил прототип — киргизское кошчи (которое, кстати,
значит «напарник», «ординарец», а вовсе не «невольник». И проис-
ходит от «кош» — «соединяй», а не «лагерь», «стоянка»).
А. Попов и вовсе предложил: кошчи — пахарь.
Думаю, что правильнее было бы сравнение с казахским 
кощ
—
кочевье, 
кощщи
— кочевник.
В устной традиции долгий согласный сохранился в имени ми-
фического героя, злого демона русских сказок — Кощей Бессмерт-
ный — олицетворение злой, непрекращающейся, неистребимой аг-
рессии степи в эпоху Ига. А не Раб Бессмертный и не Пахарь.
Игорь пересел в седло 
кочевника. 
Кончак — поганый 
кочевник.
В самом термине «кочевник (диалектная форма — «кощев-
ник») слышится корень — кощ (коч). И в слове «кощун» — бого-
хульник тоже раздается знакомый отголосок: речи и поступки не-
христя — кощунство.
Так казахское кощщи — превратилось в письменные древне-
русские формы — кощий, кощей, и в устные — Кощей Бессмерт-
ный (Рефлекс «и», «ей», как в берендi — берендей, казначи —
казначей, зодчи — зодчий и т. п.).
...Ни в каком другом языке так точно не сохраняются тюркиз-
мы, как в русском. Мне в этом приходилось убеждаться, работая
над «1001». Даже монгольский по общему признанию тюркологов
наиболее родственный (из неродственных) корежит тюркизм до
неузнаваемости. В русском же сберегаются порой мельчайшие
диалектные изгибы тюркского слова.
Я не берусь определять с ходу факторы, способствующие столь
высокой степени сохранности лексем, которые зачастую исчезают,
не доходят до современных тюркских языков. Замечу лишь, что
лингвистам-тюркологам, которые занимаются составлением наци-
ональных этимологических словарей, полезно, хотя бы на этот
период, стать славистами. 
Половец
Существует только одно толкование, утвердившееся в науке.
От русского половый (половъ) — «светло-желтый, блеклый». Сле-
довательно, уже не этническое, а расовое определение.
Славяне общались с десятками других тюркомонгольских на-
родов, принадлежавших к той же расе, что и кипчаки. Почему же

140
цвет кожи именно этих последних настолько потряс воображение
летописцев XI века, что они закрепляют впечатление в этнониме.
(Попытки привести и синонимичное «куман» к смыслу «желтый»
поражает своей искусственностью.)
К тому же половый (плав — в южнославянском) не всегда
обозначает цвет половы, но и «голубой» (сербскохорватское и сло-
вацкое).
Методологической ошибкой этимологов я считаю попытку
рассматривать историю слова вне его исторического контекста, в
отрыве от семантического гнезда, которое составляют другие обоб-
щающие названия степняков Х–XII веков (торки, берендеи, пе-
ченеги, кумане, кощеи, поганые, языги, толковины). Типологи-
чески «половец» относится к этому ряду. И то обстоятельство,
что термин не успел получить церковной окраски, как «языги»,
«поганые», может свидетельствовать в пользу его сравнительно
позднего происхождения. «Языги» и «поганые» превратились в
нехристей в первые времена христианизации, когда церковь яро-
стно отделяла новообращенных от Поля, старалась нарушить
вековые связи, придавая популярным в языческой славянской
среде терминам отрицательное значение в соответствии с новой
идеологией. Социальная структура восточнославянского обще-
ства «скотовод — оседлый земледелец» превратилась в резкую
оппозицию «нехристь — христианин», и в непрерывной борьбе
идейное противопоставление приобретало все более эмоциональ-
ный характер: варвар — цивилизованный, чужой — свой, враг —
друг и т. д.
Сила и письмо были в руках церкви; и постоянно употребля-
ясь в негативном контексте, слова «поганый», «язычник», «ко-
щей» приобрели значения, которые нам известны. Подлинные
смыслы их были подавлены христианской оценкой.
Церковь популяризировала земледелие, насаждала этот новый
для проторусичей способ производства, дабы прикрепить их к земле,
ибо кочевничество и христианство — понятия несовместные. Где
прикажете установить храм, если народ бродит? (Еще в XIII веке
упоминаются русские кочевники «бродники» с предводителем по
имени Плоскиня. Скорее всего, это потомки древнерусских ското-
водов, укрывшихся от преследования христиан в степи. В XV веке
«бродники» стали называться казаками, пополняясь за счет бег-
лых крестьян, они образовались в самостоятельную русскую фор-
мацию, сохранившую в своем сложном этносе и древний способ
производства.)

141
Свидетельством упорной борьбы церкви с русским кочевниче-
ством может служить и лингвистический факт. В слове «крестья-
нин» совмещены понятия «христианин» и «земледелец». Ибо только
земледелец мог стать христианином. Ни в каком другом европейс-
ком языке эти значения не контаминируются в одном термине.
Лишь в конце XIV века утверждается современный смысл,
официально знаменуя окончательную победу земледельческого
способа производства на Руси. До этого значения «христианин» и
«земледелец» выражались отдельно («крестьянин» и «оратай»).
Борьба еще продолжалась.
Из церковнославянского языка входит в русский специальная
терминология: ори, орать, оратарь (оратай). Но она не стала на-
родной.
Позиции скотоводов слабели. Русские оседают в городах и ве-
сях. Термины скотоводства переосмысливаются и становятся на-
родными терминами земледелия. Диалектное «пахать» — пасти скот
получает новое значение и утверждается повсеместно. Но и до сих
пор недалеко ушли друг от друга «паси» и «паши», ибо восходят к
диалектным разновидностям одного и того же корня — пак (пах).
...Противопоставляя оседлых русичей кочевым (поганым), цер-
ковь сочиняет для первых название «поляне» от греческого полис —
город, поселение. (Славянизированный грецизм участвует в име-
нах городов современных: Севастополь, Симферополь, Тирасполь,
Чистополь, Каргополь, Янополь и др.)
Поляне — не племенной этноним, а сословный. Этого не поня-
ли следующие поколения древнерусских историографов, которые
и «древлян» (как обобщенно назывались предки восточных сла-
вян, т. е. древние) толковали от «древо» (с ними согласны и со-
временные нам исследователи). Выяснив таким образом «типовой
проект» этнонимов, созданных до них, эти книжники сочиняют и
«дреговичей» от дрегва — болото. То есть если поляне — жители
полей, древляне — насельники лесов, то людей, живущих в боло-
тистых местах между Припятью и Западной Двиной, естественно
назвать дреговяне, или по морфологической схеме, свойственной
уже эпохе этих неологистов, — дреговичи.
...Поляне — любимое «племя» летописей; они противопостав-
ляются былым «древлянам», пребывавшим в языческом невеже-
стве. Искусственное книжное образование «поляне» — оседлые,
горожане не было принято в качестве нарицательного термина.
Причина этому, мне кажется, в том, что корень совпал с народным

142
словом «полъ» — равнина, пустошь. Но насаждаемая церковника-
ми оппозиция полис — полъ скажется на судьбе проторусской
лексемы. Появляется довольно рано (в XI веке) компромиссный
термин — «поле» — равнина, где содержание сохраняется тради-
ционное, но форма грецизирована. Он вытесняет из общерусского
языка в диалекты старое — полъ. Эти исторические обстоятель-
ства (космос слова) надо учитывать при этимологии — «половец».
...Несколько лет назад я высказал в статье «Невидимые слова»
осторожное мнение о происхождении «половец» от «поле». Се-
годня хочу уточнить свою версию, предложив другой корень —
«полъ». Суффикс принадлежности — ов, суффикс лица — ец.
...Форма «половец» построена по той же морфологической схе-
ме, что и «степовец» и означает — «человек, принадлежащий полю»,
т. е. степи. Книжники XI–XII веков уже не знали этимологии
этого слова, ибо «полъ» был вытеснен «полем».
Таким образом, «половец» — безукоризненная калька слова
«язычник» в первом значении.
Калька понадобилась, ибо «язычник», приобретая новую рас-
ширенную функцию, перестал быть этнонимом.
Итак, обобщающие названия тюркского населения южнорус-
ских степей с Х по XII века составляют, по-моему, две семанти-
ческие группы.
I. Этнонимы, образованные от терминов родства:
1)
Торки
— «родственники жены» (торкiн).
2) 
Печенеги
— «свояки» (паджанак).
II. Этнонимы, образованные от «хозяйственных» и географи-
ческих терминов:
1) 
Кощей
— «кочевник» (кощщi).
2)
Паган
— «пастух» (паган).
3) 
Язычник
— «степняк» (йазык — нiкi).
4) 
Толковин
— неудачная калька предыдущего слова. Только в
«Слове о полку Игореве».
5) 
Половец
— «степняк» — калька «язычника».
Отдельно стоит «
берендеи
» — «предавшиеся» или «подданные».
Это уже кличка, данная кипчаками кочевникам, поступившим на
службу к русским князьям (берiндi).
«
Черные клобуки
» — калька тюркского самоназвания «Кара-
калпак».
Ковуи
— передача казахского родового термина «кобуй». Эт-
нонимы показывают сложную картину взаимоотношений христи-
анской Руси с кочевыми племенами, сменяющимися в южнорус-
ских степях на протяжении, по крайней мере, трех веков. 

143
Кыпчак
...Многие тюркские этнонимы являются как бы названием пле-
менной тамги (герба).
Особенно заметно это в казахской этнонимике, так как боль-
шинство казахских родов и племен помимо имени сохранили и
тамгу. Причем, как правило, знак древнее названия. Форма знака
толковалась неоднократно и это отразилось в этнонимах.
Так тамгой рода «ойък» является круг. А эта геометрическая
фигура в казахском называется — «ойък». Название тамги стало
названием рода.
Простая черта является тамгой рода «тiлiк», и черта по-казах-
ски — тiлiк.
Род балталы весьма гордится своим гербом «балта» (топор), а
изображается он простым крестом.
Род найзалы — не менее мужественен. Его тамга — схемати-
ческое изображение копья (найза — копье, каз.).
В книге В.В. Вострова и М.С. Муканова «Родоплеменной со-
став и расселение казахов» (Алма-Ата, 1968 год) приводится мно-
го примеров, показывающих, что этнонимы часто происходят от
названия родового герба.
«Некоторые роды племени найман также получили свое наи-
менование по значению тамг. Род баганалы имел тамгу бакан (от
слова «бакан» — шест, подпирающий купол юрты)».
Трезубец был гербом нескольких казахских родов и племен.
И толковали его значение по-разному. Одно из них мы уже при-
вели — бакан. Другое «тарак» — гребень легло в основу названия
рода Тараклы (гребенные).
В наименовании крупнейшего казахского племени Жалайыр
отразились два этапа осмысления племенного герба: жал — грива
и айыр — вилы, трезубец. Хотя позднейшее название тамги «та-
рак». Как видим, первое название тамги становилось названием
рода (племени) и зачастую уже не осознавалось. Последнее назва-
ние тамги могло отличаться от этнонима.
Тамга кипчаков — две вертикальные черты. Современное на-
звание «кос-алип» описательное — «два алипа» (первая буква араб-
ского алфавита, альфа, изображается вертикальной чертой).
Несомненно, существовало до принятия арабского письма ка-
кое-то иное название тамги. Не сохраняется ли оно в этнониме
«кипчак»?
В «Глиняной книге» я предложил возможный архетип «iкi —
пчак» (екi — пшак) — т. е. «2 ножа», пчак (пшак) — очень узкий
нож, стилет.

144
Весьма вероятно, что тамга «две вертикальные черты», неког-
да была названа iкi-пчак (еки-пшак), и это слово-предложение в
процессе слияния в одну конструкцию превращалось в кипчак
(кыпшак). «Два ножа» удивительный этноним, если бы рядом не
было таких, как: «копейные» (найзалы), «топорные» (балталы),
«круглый вырез» (ойык), «черта» (тiлiк), «грива-вилы» (жалай-
ыр), «гребенные» (тараклы), «столбовые» (баганлы); если бы на-
чиная с VIII века не отразились в письме племена «10 стрел» (он
ок), «З стрелы» (учок). К этому ряду я присоединяю и «пару
стрел» (косок).
Тюркским самоназваниям вообще не повезло в летописной
традиции. Племена «уз» (огуз, гуз) русские книжники величают
торками, племена «кангар» (возможно, канглы) — печенегами,
кипчаков — куманами, половцами. А тех, и других, и третьих, со-
обща — терминами, прошедшими церковную обработку, — языч-
ники, поганые...
Книжная терминология в подобных случаях редко отражает
народную.
Народ «кыпчак» упоминается в тюркской письменности очень
рано. На каменной стелле, найденной на Енисее, писана хроника
царствования кагана Союн-чура (VIII век). Четвертая строка на-
чинается: «турк кыбчак елiг йыл олурмыс» — «тюрки — кыбчаки
50 лет обитали (у реки Орхон)».
В словаре Махмуда Кашкарского (XI век) говорится, что кып-
чаки («кыфчак») распространили свои земли на западе до Руси и
Рума (Византии). Тогда страна от Иртыша до Черного моря и ста-
ла называться в арабо-иранских источниках «Дашти-кипчак» —
Страна Кипчаков. Название это сохраняется до XVI века. (Под
кипчаками уже в раннем Средневековье подразумевались все се-
веротюркские кочевые племена.)
Кыпчаки соседствуют с Русью и Византией почти два века, до
взятия Киева Батыем (1240 год). В этой исторической ситуации
они оказались реальной силой, могущей противостоять арабам и
сельджукам.
...Роль, которую объективно сыграли тюрки-тенгрианцы в судь-
бах Восточной Европы в VII–XII веках, еще по достоинству не
оценена историками. С VII века начинается арабская экспансия.
Объявлена Священная война — газават, конечная цель которой по
грандиозному замыслу автора ислама — исламизация мира, обра-
щение или истребление неверных.

145
В союзе с Византией против арабов в Малой Азии воюют ха-
зары и другие тюркские народы. Кавказ покорен мусульманами.
Волны агрессии разбиваются о Хазарию, где находят приют
бежавшие от мусульманского геноцида христиане и иудеи. Если в
XI и XII веках Византия в огне газавата, то до Руси не долетела
ни одна головня из этого гигантского костра. Пламя священной
войны гасло, натыкаясь на обугленные южные окраины страны
кипчаков.
Летописи, очень внимательные к любой стычке с Востоком, не
приводят до XIII века ни одного случая нашествия мусульманс-
ких отрядов на пределы Киевской Руси. Поле преграждало путь
исламу в Восточную Европу. Едва ли вожди кочевников до конца
осознавали свою миссию. Но борьба за южнорусские степи ве-
лась, по-видимому, не только с целью захвата новых пастбищ, как
договорились считать историки. Тюрки могли бы кочевать и по
меридиану — лучшие пастбища оставались севернее, по Волге и
Уралу. Со времен тюркского каганата по землям тюрков проходит
Шелковый Путь — самая знаменитая торговая артерия, соединяю-
щая Восток с Европой. Высокие пошлины товарами (десятая часть
с каждого вьюка) получают властители степи, гарантирующие бе-
зопасный путь караванам. Каждая тамга получает свою долю (там-
гой — племенным гербом обозначаются границы расселения).
Войны между тюркскими кланами вызваны и стремлением
удлинить в широтном направлении пределы тамги. Южнорусские
степи издревле стали важнейшим ключевым участком караванно-
го пути. И борьба за них была особенно ожесточенной. С Х по
XI
.
век здесь сменяется власть двух тюркских народов — узов, пе-
ченегов. Последних вытеснили кипчаки.
...Замечательная деталь уцелела в летописи. Торговые карава-
ны могли спокойно проходить через степь, невзирая на военные
действия (Лаврентьевская летопись, 1186 год.)
Сведения о разгроме войск Игоря принес Святославу Киевс-
кому русский купец Беловолод Просович, проходивший с карава-
ном по полю сражения. И половцы не причиняют ему никакого
вреда. Половцы, которых историк А.И. Попов характеризует крат-
ко и категорично — «кочевое население разбойничьего склада».
Эти «разбойники» принесли с собой новую мораль. В 1054 го-
ду состоялось совещание Ярославичей, постановившее внести по-
правку в уголовное уложение Ярослава. Читаем в «Пространной
правде»: «отложиша убиение за голову, но кунами ся выкупати,
а ино все яко же Ярославъ судилъ, тако же и сынове его устано-
виша».

146
Указана главнейшая задача совещания: отмена на Руси инсти-
тута кровной мести и переход на куновую систему — вещественную
плату за кровь. «Кун» — плата за преступление (древнетюркское).
Заимствование названия предмета может произойти и при случай-
ных контактах, но восприятие закона нравственного свидетельству-
ет о высокой степени государственных и культурных отношений.
В течение двух веков половцы прикрывали Русь с Юга и Восто-
ка, но поединка с монголами они не выдержали. Меч войны, подня-
тый Чингисханом, обрушился прежде всех на голову кипчаков.
Мои юношеские стихи:
Города возникали как вызов плоской природе.
И гибли в одиночку.
Старики, я хочу знать, как погибли мои города!
...Сыр-Дарья погоняет ленивые, желтые
волны,
Белый город Отрар,
Где высокие стены твои?
Эти стены полгода горели от масляных молний,
Двести дней и ночей здесь осадные
длились бои,
Перекрыты каналы — ни хлеба,
ни мяса,
ни сена,
Люди ели погибших
и пили их теплую кровь,
Счет осадных ночей
Майским утром прервала измена,
И наполнился трупами длинный
извилистый ров,
Только женщин щадили
Великих, измученных,
горьких,
Их валяли в кровавой грязи
Возле трупов детей,
И они, извиваясь, вонзали
в монгольские горла
Иступленные жала
изогнутых тонких ножей.
Книги, книги горели,
Большие лохматые книги,
По которым потом затоскует спаленный
Восток,

147
Не по ним раздавались
протяжные женские крики.
В обожженных корнях затаился
горбатый росток...
Отрар был уничтожен дотла (1218 год). С этой зловещей по-
беды и началось нашествие Чингисхана на мир. Отрар более не
поднялся.
Сейчас — это обширный глиняный холм, испаханный транше-
ями археологов. Судьба Отрара мне напоминает историю кипчак-
ского народа.
...Монашеское отношение к степнякам передалось и современ-
ным историкам. Так римляне всех неримлян (даже эллинов) на-
рекали варварами. Китайские хронисты не признавали за людей
ни индийцев, ни иранцев.
Арабы, давшие миру алгебру и астрономию, фигурировали на
страницах европейских хроник только в качестве сарацинов, т. е.
язычников, и не более.
Кипчаки были полуоседлым народом. Они составляли значи-
тельный процент населения среднеазиатских городов Сыгнака,
Туркестана, Мерке, Тараза и, главным образом, Отрара.
Отрарская библиотека считалась второй после знаменитой Алек-
сандрийской. Из среды кипчаков вышли выдающиеся деятели на-
уки и культуры Востока — Исхак аль-Отрари, Исмаил аль-Жауха-
ри, Жемал аль-Турке-стани, аль-Сыгнаки, аль-Кыпчаки и др.
Солнцем в этой плеяде звезд был несомненно Абу Наср аль-
Фараби (870–950 гг.), кипчак из города Отрара, основатель араб-
ской философии. Второй Учитель мира, как называли его при
жизни. Очень рано он добился возможности ознакомиться в под-
линниках с произведениями великого Аристотеля, Платона и дру-
гих древнегреческих философов. Он сделал музыковеденье отрас-
лью математики. Оставил труды в самых разных областях науки.
Писал стихи, как многие ученые-энциклопедисты того времени.
В Европе Х века не было ни одной фигуры, равной по значе-
нию для мировой культуры «поганому половцу» аль-Фараби.
...Монгольская опасность объединила на поле Калки кипчаков,
русских и их вассалов — ковуев, берендеев, черных клобуков...
Пестрый образ народа южнорусских степей. Калка стала после-
дним щитом Руси. И этот щит не выдержал удара туменов Субу-
дей-багатура. (Я не удержался и использовал значения тюркских
слов калка — щит, калк — народ.)
13 — несчастливое число у христиан. XIII век стал трагически
несчастливым и для кипчаков.

148
Монгольский буран разметал их по земле. Часть занесло в
Венгрию, другие укрылись в горах Кавказа, некоторые оказались
в арабских странах.
За века последующие кипчаки так и не смогли подняться и
вновь обрести самостоятельность. Они ассимилировались в сре-
де племен, увлеченных чингизидами, и после развала империи
вошли в состав казахского, узбекского, татарского, каракалпакс-
кого и башкирского народов. В Крыму их потомки — степные
ногайцы, на Кавказе — балкарцы, карачаевцы, кумыки, кавказс-
кие ногайцы.
...В метафорической фабуле казахского эпоса «Кара Кыпчак
кобланды» («Великий Кипчак Кобланды») выражена судьба кип-
чаков. Богатырь Кобланды могуч и щедр. Он никому не отказыва-
ет в помощи. Он отправляется в дальние походы выручать наро-
ды, нуждающиеся в поддержке. Единственно кого он не смог
защитить — себя. Возвратившись из последнего похода, Кобланды
нашел свою землю разграбленной. Жену и детей его увезли неиз-
вестные враги.
...В современной историографии и художественной литературе
кипчакам повезло еще меньше, чем на Калке. Раненых мечами
добивают перья.
К. Гамсахурдия не может простить им участия в освобожде-
нии Грузии (см. роман «Давид строитель».) В битве при Дидгори
на стороне Давида было 60 тысяч воинов. Из них 45 тысяч конни-
ков хана Артыка. Остальные — грузины, армяне, осетины.
Чтобы подчеркнуть роль рыцарей Картли, писатель-патриот
превращает союзников в недочеловеков. Армяне и осетины, по его
мнению, трусы. Кипчакам же достается больше всех. Они прежде
всего варвары, грабители, а не воины. В меню их входит челове-
чья кровь и «собачье мясо, сваренное в кумысе». Шатры их поче-
му-то покрыты шкурами белых медведей. (Хотя белых медведей
кипчаки впервые увидели в XX веке, в Алма-атинском зоопарке.)
Имена их в романе весьма характерны — «Абай», например.
М. Блок писал о некоторых французских эрудитах, яростно
восставших уже в наши дни против реформ Великой французской
революции. В частности, против конфискации земельных владе-
ний. Тон их критики был так оскорбителен для революции, что
М. Блок вынужден был заметить: «Какая была бы смелость, если
бы они заседали в конвенте и там отважились говорить таким
тоном! Но вдали от гильотины такая абсолютная храбрость толь-
ко смешна! Было бы лучше выяснить, чего же в действительности
хотели люди...»
1
.

149
Роман К. Гамсахурдия, вышедший в 1945 году (тоже симво-
лично!), вызвал две очень резкие рецензии — В. Шкловского («Зна-
мя», № 5–6) и А. Антоновской, автора романа «Великий моурави»
о Георгии Саакадзе («Новый мир», № 10). Основная мысль этих
выступлений — формы патриотизма К. Гамсахурдия, мягко гово-
ря, несовременны.
Автор не принял ни одного замечания, и в дальнейшем роман
выходил без поправок.
Кстати, несколько лет назад опубликован перевод «Алексиа-
ды» Анны Комнин. Большинство «византийских» эпизодов было
перенесено в роман из дореволюционного издания «Алексиады».
Автор вольно использовал сведения византийского источника. Анна
Комнин, описывая деяния своего отца, императора Алексея Ком-
нина, показывает образец предельно правдивого отражения исто-
рического факта в литературе. Чего стоит хотя бы такой трога-
тельный эпизод из описания битвы Алексея с печенегами:
«Сильный ветер и атаки печенегов не позволяли императору пря-
мо держать знамя. Один скиф, схватив обеими руками копье, на-
нес Алексею удар в ягодицу и хотя копье не оцарапало кожи, тем
не менее причинило Алексею невыносимую боль, которая не по-
кидала его в течение многих лет. Все это заставило императора
свернуть знамя и спрятать его от людских глаз в кустиках чебре-
ца. За ночь он благополучно добрался до Голои...» (с. 212).
Не каждый современный писатель решится в таких неэпи-
ческих подробностях изобразить подвиги своего национального
героя.
В византийской армии служили представители многих наро-
дов. Известны имена военачальников тюркского, армянского, гру-
зинского происхождения. Одного из них — Бакуриани К. Гамса-
хурдия вводит в число главных героев своего романа. Несмотря
на то что в «Алексиаде» ему посвящено всего несколько строк,
К.
.
Гамсахурдия вторгает его во все дела Византии, в сражения, в
которых он не участвовал.
Так в романе красочно описано сражение греков в союзе с
кипчаками против печенегов. Эта битва действительно состоялась
в 1091 году и завершила шестилетнюю войну Византийской импе-
рии с печенегами. Кипчаками в том сражении руководил Тугра-
хан и Боняк, известные и русским летописям. Греками — Алексей
Комнин. И Бакуриани (добавляет автор романа). Хотя последний,
по сообщению той же Анны Комнин, погиб в битве с печенегами в
1086 году в самом начале войны, в первой же схватке. Смерть его
описана в «Алексиаде»: «Доместик (Бакуриани) яростно сражал-

150
ся, с силой набрасывался на врага, но ударился о дуб и тотчас же
испустил дух» (с. 202).
Хан Артык — отец Кончака и Турандохты (жены Давида IV).
Его возвращение в степь описано в летописной легенде. Сырджан,
брат его, прискакал на Кавказ, где Артык обитает уже долгое вре-
мя. Он не поддается уговорам вернуться на родину. И тогда рас-
серженный брат выхватывает из-за пазухи клок травы степной.
Запах сухого стебля полыни бросает Артыка на коня... Летопись
приписывает ему слова «да лучше есть на своей земле костю лечи
нели на чуже славну быти».
Эта же мысль выражена в казахской пословице: «Ботен ельде
султан болганша озь елiнде ултан бол» — «чем быть султаном в
чужой стране, лучше — нищим на своей земле».
Сын Артыка — Кончак помогал нескольким русским князьям
восходить на киевский престол. Его активнейшее участие в поли-
тической жизни Руси освещено летописями. Он удостоился чести
стать героем «Слова».
Сын его Юрий Кончакович руководил кипчакскими воинами
в битве с монголами на Калке. Там же и сложил голову.
...О кипчаках нет ни одного научного исследования.
С горькой гордостью должен констатировать тот факт, что тема
«кипчаки» стала появляться в казахской литературе лишь в пос-
ледние десять лет, после моих исторических циклов «Дикое поле»
и статей о «Слове» (1961–1965 гг.). По моему «заказу» Морис
Симашко написал повесть «Емшан» о мамелюке Бий-Барсе, и Юрий
Плашевский — роман «Кипчакская стезя».
Ученых же пока всколыхнуть не удалось. Историки наши до
сих пор пребывают в состоянии летаргической спячки. Никогда
не забуду январь 64 года. В каталоге библиотеки Академии наук
Казахской ССР я обнаружил русское издание «Хроники Вриен-
ния» (1890 год).
Вриенний — муж Анны Комнин, и сопоставление его хроники
с «Алексиадой» (дореволюционное издание которой мне было из-
вестно) могло и уточнить некоторые моменты в истории союзных
отношений кипчаков с Византией, и дать новые сведения, упу-
щенные Анной. Послав заказ, с нетерпением ждал...
Я разрезал листы хроники Вриенния расческой.
Теперь, отправляясь в библиотеку академии, я запасаюсь кос-
тяным ножом для разрезания бумаг. Многие дореволюционные
источники по кипчакам в нашей библиотеке вскрыты мною.
...Однажды Сергей Николаевич Марков, поэт-историограф,
приехав в Казахстан, побывал на одном писательском пиру.

151
Он рассказал мне об этом событии, тряся головой от удивле-
ния: «Как можно не знать элементарных вещей!..» Контакты чело-
века переполненного с пустотой всегда кончаются удивлением обеих
сторон.
...А я одинок за столом —
кипчаков живые потомки
забыли о славном былом,
но русская муза готова,
склоняясь на пыльный гранит,
прочесть половецкое слово
на жаркой груди пирамид... —
написал он после того застолья.
В 1929 году опубликован рассказ С.Н. Маркова «Синие всадни-
ки», выдержки из которого могут дать хотя бы конспективное пред-
ставление о последнем этапе биографии исторических кипчаков:
«Мне пришлось два дня делить хлеб и табак с двумя кавале-
ристами из национального эскадрона. Они носили толстые, как
сугробы, белые фуфайки, начищенные сапоги со шпорами и синие
мундиры и штаны. На черных крючках вагонных полок висели
две фуражки, отмеченные красными звездами... Рядом с фуражка-
ми как маятники качались шашки в черных ножнах. На убогой
станции Тонкерыс в двери вагона втиснулся беспокойный старец
в огромной бараньей шубе. Он разыскивал место и таскался по
вагону, держа в руках новое седло со связанными на луке стреме-
нами. Один из кавалеристов вежливо освободил новому спутнику
кусок наших нар.
— Хорошо, хорошо, воины, — заверещал старик, сбрасывая
шапку с потной головы. — Ваши мечи не упадут с крючков на мою
недостойную голову? Слушаю покорно ваши мудрые ответы. Я из
племени Джетыру, из рода Тама...»
Нам интересен конец рассказа. «В вагоне таминец снова начал
разговор о предках:
— Воины, — спросил он, — я забыл узнать у вас, из какого
рода вышли вы и ваши отцы?
— Мы кыпчаки, — ответил Кабыр-жан, — наша тамга — две
короткие черные черты, как два прямых копья.
— Как же вы попали на Кургальджин? Ведь ваш род кочует по
Тургаю. И вас очень мало сейчас на земле...»
Автор, удивленный встречей с живыми потомками кипчаков,
не удержался и привел справку сведений о последнем важном
периоде истории средневековых кочевников: «Кыпчаки прошли

152
мир от Арала до Черного моря и венгерских степей. Они были
наиболее древним казахским родом. Может быть, они возводили
город Азак на побережьи Азовского моря. Они валялись в камен-
ной пыли Южного полуострова у подножья Генуэзских башен, и
защитники разбойничьих твердынь сбрасывали на голову азиатов
гранитные глыбы.
Раненых и пленных кыпчаков генуэзцы сковывали попарно
цепями, бросали в трюмы кораблей и везли в Африку на неволь-
ничий рынок.
Азиатские невольники, главным образом кыпчаки и черкес-
ские рабы, были названы в Стране пирамид именем мамелюков.
Они составили касту рабов и впоследствии — воинов. Один из
египетских султанов в полдень тринадцатого века составил из
мамелюков свою личную гвардию. Раскосые гвардейцы, получив
в руки оружие, решили уничтожить навеки следы рабских пле-
тей. Они дождались знаменательного 1250 года, когда по свиде-
тельству истории, мамелюки свергли тех, кому они служили, и
посадили на султанский трон потомка рабов, кыпчака Убака. Во
время царствования мамелюкскпх султанов сумрачные дворцы
все время озарялись заговорами, дворцовыми переворотами и
убийствами.
В 1381 году, через год после того, как русский князь Дмитрий
Иванович, известный под именем Донского, покрыл берега Дона у
Куликова поля трупами татар, мамелюки сменили первую и воз-
вели на трон вторую династию.
Мамелюки постепенно получали в свои руки оружие, власть
и, наконец, земли. Наделенные тучной нильской землей, бывшие
рабы превратились в феодалов. Им принадлежали рисовые поля и
длинная египетская пшеница. Они командовали войсками и суме-
ли удержаться даже после завоевания Египта турками. Турецкий
престол окружала местная знать, представленная теми же бывши-
ми невольниками.
Первым, кто подорвал господство мамелюков, был молодой,
длинноволосый французский полководец. Он сумел натравить на
мамелюков безземельных феллахов, внушив им страшную нена-
висть голодных. Мамелюки сначала не простили Бонапарту этого
поступка.
«Маленький капрал» вернулся во Францию, оставив в Египте
своего наместника генерала Клебера. Этот генерал торжественно
признал мамелюка Мурад-бея всеегипетским султаном и вассалом
Франции. Но Мурад-бей решил своеобразно отблагодарить фран-

153
цузского генерала и, не откладывая в долгий ящик своего намере-
ния, убил Клебера.
В 1811 году некий Махмед-Али наместник Турции круто рас-
правился с мамелюками. Они были слишком беспокойными людьми
и, конечно, мешали каждому свежему завоевателю. И поколение
рабов было истреблено солдатами Махмед-Али.
Но на этом не закончилась вся история свирепых воинов, ра-
бов, царедворцев и снова рабов великого военачальника, видевше-
го пожар Москвы.
Наполеон Бонапарт вывел из Египта экзотический «конног-
вардейский эскадрон» для своей личной охраны, и беспокойным и
храбрым сердцем этого отряда были мамелюки. Они сопровожда-
ли императора во всех его походах.
И я сам видел последний мучительный знак их существования
и конца под золотыми орлами корсиканца.
...Я возвращаюсь в яблочные сады Подмосковья, туда, где пыль-
ные Кунцево и Фили лежат на высокой гряде Сетунского стана.
Один из медленных дней Сетунского стана был украшен сказоч-
ным событием. Рабочие, копавшиеся в земле, неподалеку от доро-
ги, по которой когда-то шел на Москву Наполеон, вырыли и по-
ставили на откос три почерневших неизвестных гроба. Когда
отлетели почерневшие источенные временем крышки гробов, жи-
тели Сетунского стана увидели прямые, как ружейные стволы,
трупы в ярких мундирах.
Сухой песок чудесным образом сохранил тела; они были не-
тленны; в темных ртах мертвецов белели крепкие зубы. Пятки
гвардейцев были составлены вместе, носки раздвинуты, как у лю-
дей в строю, а шпоры согнуты, видимо, потому, что они мешали
положить на тела гробовые крышки. В них, очевидно, упирались
поднятые шпорами носки высоких ботфорт.
Почерневшие лица хранили на себе спокойную широкую улыб-
ку. Ее портили лишь вылезшие ресницы и брови. У мертвецов
были раскосые глаза и широкие скулы.
Это были, судя по форме, солдаты мамелюкского отряда. Он
окружал Наполеона при его вступлении на Поклонную гору.
Мамелюки завершили круг невероятной жизни своих поколе-
ний у подножья горы, за головой которой стоит Москва.
И в час, когда теплый ветер играл клочьями ненадежных, как
прошлогодняя листва, мундиров и веселые люди — землекопы,
летчики и водители автомобилей, проходя мимо гробов, загляды-
вали в лица мумий, приехавший из города музейный человек об-

154
ратил мое внимание на один из трупов, наиболее рослый и пыш-
ный по своей одежде.
На согнутом черном пальце мертвеца голубел широкий пер-
стень предков с изображением кыпчакской тамги. Может быть,
его делали хмурые мастера на улицах древней кыпчакской столи-
цы — Отрара, от которой остались только кирпичи и прекрасные
песни.
Сколько крепких желтых пальцев знало это кольцо бессмерт-
ного народа на своем пути от пустынь, венгерских степей, генуэз-
ских твердынь к пирамидам Египта, влажным камням Венеции и,
наконец, к черной земле Сетунского стана?»
П р и м е ч а н и е
1
Блок М
. Апология истории. М., 1968, с. 78.

155
???????? ? ???????
Лицо обращено к тебе,
но очи смотрят мимо…
А
кадемик Греков в капитальном труде «Киевская Русь» (1953
.
год)
обобщил широкий материал, накопленный летописями. В
.
пре-
дисловии он писал: «И письменные и неписьменные источ-
ники к нашим услугам. Но источник, какой бы ни был, может
быть полезен лишь тогда, когда исследователь сам хорошо знает,
чего он от него хочет»
1
.
В этих словах изложена суть метода, принесшего много бед
историографической науке. История, повинуясь послушно откры-
вала только то, чего от нее ждали. Факту прошлого отводилась
пассивная роль доказательства современной идеи.
И, к сожалению, главный специалист по Киевской Руси в упо-
мянутой работе подтвердил продуктивность такого подхода. Стре-
мясь доказать, что Киевская Русь была государством цивилизо-
ванным, автор в угоду европейским связям решительно обрывает
нити, соединяющие ее с Востоком. Главе «Древнерусское государ-
ство и кочевники южнорусских степей» в томе из 600 страниц
отведено 3 страницы. Из них 2 посвящены конфликтам Византии
с печенегами. Картина эта нужна только для того, чтобы сделать
очень важный вывод: «Как мы легко можем убедиться печенеги не
вызывали на Руси никакой паники»
2
.
Полстраницы отведены половцам. А все три вместе не должны
иллюстрировать основную мысль автора — Русь часто воевала с
кочевниками, иногда покупала (или захватывала) у них скот, но
никогда не вступала культурное взаимодействие.
Куцый образ кочевника представлен в одной ипостаси — варвар.
...Научная историография зародилась в России, уже приняв-
шей статут империи. Официальная наука, естественно, не позво-
ляла себе даже намека на возможность иных взаимоотношений в
прошлом народов метрополии и колоний.

156
Средневековые летописцы выполняли заказы князей, выражая
мнение сюзерена и церкви. Историки официального толка подтвер-
ждали на примерах былого правоту самодержавного государства.
К несчастью, ученые предрассудки нигде так не живучи, как в
истории и лингвистике.
Можно понять ученого XVIII века: культурная отсталость,
нищета подневольных тюркских насельников окраин Российской
империи могли внушить ему всякие чувства кроме уважения.
Но современные знания позволяют представить диалектическую
картину развития общества, взлета и деградации культур; отли-
чить зерно фактов от плевел монашеско-княжеской констатации и
не принимать оценочные соображения за образ истины.
Объективные сведения о материальной и духовной культуре
тюркских народов средневековья, которые не существовали изо-
лированно от передовых цивилизаций того времени, тех народов,
с коими довелось им теснейшим образом общаться, можно было
бы собрать и в прошлом веке, и в настоящем. Источники те же.
Объективными я называю эти сведенья потому, что содержат-
ся они в хрониках мусульманских, буддийских и христианских
государств, чьих авторов нельзя уличить в добром отношении к
кочевникам, и потому, что последние, с точки зрения всех новей-
ших религий, были не больше чем язычники, и потому, что чаще
всего необходимость писать о них возникала в моменты драмати-
ческие для тех народов.
В русской исторической науке XIX века выделялись отдель-
ные работы, в которых проглядывали признаки новаторского от-
ношения к тюркской проблеме.
Первые опыты обзора политической жизни хазар и анализа их
своеобразного социального устройства были даны в работе заме-
чательного востоковеда В.В. Григорьева (1816–1881 гг.). Его бле-
стящие статьи «О двойственности верховной власти у хазаров» и
«Обзор политической истории хазаров», несмотря на вздержки
теоретического свойства, общие для большинства исторических
исследований того времени, сохраняют большую объективность в
подборе и оценке фактов тюркской истории, чем многие работы,
написанные на эту же тему значительно позже.
«Когда величайшие безначалие, фанатизм и глубокое невеже-
ство оспаривали друг у друга владычество над Западной Европой,
держава хазаровская славилась правосудием и веротерпимостью,
и гонимые за веру стекались в нее отовсюду. Как светлый метеор
ярко блистала она на мрачном горизонте Европы и погасла, не
оставив никаких следов».

157
Броскость этого заявления была вызвана необходимостью при-
влечь внимание ученых к вопросу взаимоотношений Руси со степ-
ными соседями.
Через век выводы В.В. Григорьева были оспорены в неболь-
шой по объему и грозной по следствиям для хазарской темы ста-
тьей П.И. Иванова, называвшейся весьма характерно «Об одной
ошибочной концепции»
3
.
После этого выступления появились работы, извращающие под-
линную историю хазар с целью во что бы то ни стало принизить
историческое значение этого народа и созданного им государства
4
.
В 1962 году опубликован обширный труд М.И. Артамонова
«История хазар», обобщающий почти нею мировую литературу
по хазарской проблеме. Чтобы понять результаты этой гигантской
работы, и цели ее, и сложности, стоящие перед незаурядным исто-
риком, разрабатывающим конфликтную тему, достаточно сравнить
Предисловие и Заключение.
В Предисловии: «Хазары создали обширное государство, в те-
чение длительного времени пели ожесточенную борьбу с арабами
и остановили их продвижение на север. С их помощью Византия
выстояла в схватке с арабским халифатом. Одного этого достаточ-
но, чтобы обеспечить хазарам прочное место на страницах все-
мирной истории, и истории нашей страны, и привлечь к ним вни-
мание исторической науки.
Не следует также забывать, что хазарское государство было
первым хотя и примитивным феодальным образованием Восточ-
ной Европы, сложившимся на местной варварской основе... Хаза-
рия вместе с тем была первым государством, с которым пришлось
столкнуться Руси при ее выходе на историческую арену. Это ис-
торический факт, который невозможно опровергнуть и который
необходимо учитывать в полном мере для того, чтобы правильно
понять ход исторического развития не только Руси, но и всей
Восточной Европы. 
Три века существования не могли пройти бес-
следно...
» (Подчеркнуто мной. — 
О.С
., с. 38).
Эти слова согласуются и с фактами, и с основными положени-
ями трудов отца русской хазарологии В.В. Григорьева.
Теперь почитаем заключение:
«Русские никогда не чуждались культурных достижений Вос-
тока. От тюрков они унаследовали титул кагана, который прини-
мали первые русские князья, от печенегов была заимствована удель-
но-лестничная система — знаменитый «ряд ярославль», от половцев
изогнутые сабли и многое другое, 
а от итильских хазар русы не
взяли ничего!
» (Подчеркнуто мной. — 
О.С
., с. 458).

158
Вот вам и три века существования и взаимодействия, которые
«не могли пройти бесследно»!
Почему-то в книге не нашлось места хотя бы для такой справ-
ки из русских летописей, которые сообщали, что Киев, ставший
центром русского государства, основали хазары.
В выводах своих заключение безукоризненно совпадает с ка-
тегорическими утверждениями автора давней заметки П.И. Ива-
нова, который по признанию самого М.И. Артамонова не был спе-
циалистом-хазарологом...
А.И. Попов в 1946 году выступил с большой статьей «Кипчаки
и Русь», до сих пор пользующейся спросом у специалистов по
«Слову».
Лингвист нынче без историка ни на шаг. Историк формирует
его взгляды, я он подходит к лексическому материалу с засучен-
ными рукавами. А.И. Попов выступал сразу в двух качествах —
как специалист-фактограф и как языковед.
Историк Л.И. Попов начинает просто и решительно: «Следует
сразу же сказать, что воздействие половцев На русских было нич-
тожным. В соответствии с этим число половецких слов, попавших
в русский язык, ничтожно» (с. 114).
Странные выводы историка А.И. Попова приводят и лингвис-
та Л.И. Попова к таким же результатам.
Он решается назвать точную цифру слов, заимствованных рус-
скими у тюрков — 10 (десять). Как-то — сайгат, кочь, кощей, чага,
ватага, евшан, кумыз, курган, ортьма, япончица. Но тут же огова-
ривает: «С уверенностью нельзя назвать именно половецким по-
чти ни одно 
ИЗ
этих слов, так как с неменьшей вероятностью мож-
но приписать их торкам и берендеям. Из всего домонгольского
запаса тюркских включений в разговорном русском языке пере-
жили до наших дней 2–3 слова (курган, ватага, кумыс), причем,
нельзя поручиться, что здесь есть преемственность от половецко-
го времени, так как эти слова могли много раз быть переданными
с востока и позже — при монголах, что гораздо вероятнее.
Это показывает слабость культурного влияния половцев на
Русь, что, разумеется, является вполне естественным. 
Если хазар-
ские и булгарские отношения со славянами не оставили почти ни-
каких следов в славянских языках и фольклоре, то что могли оста-
вить половцы!
» (Подчеркнуто мной. — 
О.С
., с. 117).
Вся работа написана с целью обосновать (не фактами сопос-
тавляемых словарей, а громкими заявлениями) подчеркнутый мною
вывод.

159
Историки, касающиеся вопросов тюрко-славянских отношений,
любят, как и заметил, характеристику «ничтожные».
Ф.П. Сороколетов, автор солидного труда «История военной
лексики в русском языке», встречаясь с тюркизмом, слоимо изви-
няется перед читателем, предваряя объяснение такими, например,
скороговорками: «Ертаул (ертоулъ, ертулъ). Татаро-монгольское
влияние на формы организации русского войска и методы веде-
ния войны как отмечалось, многими военными историками, было
ничтожно»
5
.
Неужели эти слова необходимы только для того, чтобы осла-
бить воздействие рядового сообщения, следующего ниже?
«Ертаул обозначает один из военных отрядов, составляющих
боевые порядки русского войска. До встречи с татаро-монголами
в русских войсках такого отряда не было, не было, естественно, и
термина».
В другом месте, прежде чем сообщить, что — «несомненными
тюркизмами в системе обозначения воинов являются баскакъ,
уланъ, есаулъ, сеунчь, калга, улубий, чеушъ», — автор информи-
рует, что «тюркский вклад в русскую военную терминологию
остается, в общем, незначительным. Как тюркская военная орга-
низация и военная тактика не затронули основ русского войска,
так и лексические заимствования из тюркских языков не остави-
ли сколько-нибудь заметного следа в русской военной термино-
логии»
6
.
Настойчиво и однообразно подчеркивается мысль, что «не-
значительные вкрапления иноязычных слов в систему обозначе-
ния оружия (сабля и саадак и некоторые другие) не меняют дела.
Не оставило заметного следа в военной лексике, как и в самом
военном искусстве, татаро-монгольское владычество. До половины
XVI века русская военная лексика была в основном свободна от
иноязычных (читай тюрко-монгольских. — 
О.С.
) влияний».
И совсем иначе обстоит дело с вопросом западноевропейских
влияний.
...Было бы правильней делать выводы после сопоставительного
изучения древнерусских и древнетюркских материалов. Сравне-
ние обнаружило бы значительные совпадения в структуре войск,
тактике, терминологии, И это естественно: тюркские подразделе-
ния издавна и традиционно входили в состав княжеских войск до
XIII века, являя собой основную ударную силу воинства многих
«уделов» Руси.
Истоки древнеславянской военной лексики относятся к эпохе
славяно-тюркского единства
. Этот необычный пока термин дока-

160
зуем: источники дают для этого основания. И прежде всего —
словарь. Целый ряд обозначений наиболее общих понятий поен-
ного дела получен от древнетюркских языков. Такие как — «воин»,
«боярин», «полк», «труд», (и значении «война»), «охота», «обла-
ва», «чугун», «железо», «булат», «алебарда», «топор», «молот»,
«сулица», «рать», «хоругвь», «сабля», «кметь», «колчан», «тьма»
(10 тысячное войско), «ура», «айда»! Они уже не выделяются из
словаря, эти обкатанные в веках невидимые тюркизмы. Лингвис-
ты замечают лишь позднейшие, явно «неродные» включения: саа-
дак, орда, бунчук, киряул, есаул, ертаул, атаман, кош, курень, бо-
гатырь, бирюч, жалав (знамя), снузник, колымага, алпаут, сурначь
и т. п.
Проштудировав всю небольшую (даже количественно) лите-
ратуру, посвященную проблеме славяно-тюркских культурных
взаимоотношений, я с грустью убедился в том, что большинство
авторов брались за трудную эту работу ради того, чтобы доказать
заранее им очевидное — никаких культурных отношений с дики-
ми кочевниками не было и быть не могло.
Позиция, активно заявленная академиком Грековым, и метод
обработки исторического материала, описанный и продемонстри-
рованный в «Киевской Руси», к величайшему сожалению, не ут-
рачивают актуальности и во многих современных исследованиях.
...Я выбрал для демонстрации вульгарного внеисторического
подхода к историческим проблемам работы разные и по масшта-
бам исследований и по стилю изложения.
К ни трудно было ломать в европейской науке лед недоверия
к кочевникам, говорит печальная судьба книги выдающегося во-
стоковеда Григория Потанина. Книги незаслуженно забытой —
«Восточные мотивы в средневековом европейском эпосе». Она выш-
ла в Москве в 1899 году «на средства, пожертвованные Ю.И.
.
Ба-
зановой».
Сравним и здесь предисловие и заключение.
«В этом предисловии я хочу ограничиться двумя-тремя слова-
ми по поводу тех недоумений, которые могут явиться при первом
беглом взгляде на книгу. Господствующая идея книги, идея об
единстве средневекового западного и восточноордынского эпоса
распространяется и на эпос западной Европы, может с первых же
строк книги вызвать некоторые возражения.
Во-первых, с первого же раза может показаться невероятным
обмен эпосами на таком дальнем расстоянии как центральная
Монголия и центральная Франция, как берега Орхона и Керулена
на востоке, и берега Сены на западе.

161
Другое возражение — могут сказать, что трудно допустить воз-
можность воздействия некультурных варварских орд средней Азии
на культурную европейскую среду...
Эпоху, когда происходит обмен эпическими материалами, можно
предположить очень ранней; можно не приурочивать ее к поздней-
шим переселениям среднеазиатских орд; этот обмен совершался в
то отдаленное время, когда не было той разницы в культуре меж-
ду центральной Европой и степями Средней Азии, какая появля-
ется позднее.
В те отдаленные времена могли быть и такие случаи, когда ор-
дынцы, пришедшие в юго-восточную или среднюю Европу, оказыва-
лись людьми высшей культуры в сравнении с туземцами» (стр. 1–2).
И в «Заключении»: «Пренебрежение ученых к степным наро-
дам задерживает развитие науки. Установление правильных взгля-
дов на роль этих варваров и на историю духовно-культурных
заимствований мешает наше арийское высокомерие, ложная ис-
торическая перспектива, вследствие которой псе напоминавшее
христианские апокрифы признавалось за похристианское, и не-
смелость мышления, порабощенного рутинными взглядами и ру-
тинными верованиями.
Было время, когда история средневековой литературы в за-
падной Европе не пользовалась славянскими памятниками, счи-
тая их малозначительными: теперь важность славянской письмен-
ности оценена: некоторые факты средневековой литературы
освещены только при помощи славянских памятников. Может быть,
такой же поворот нужно ожидать и в отношении к степному пре-
данию. Может быть, будет признано столь же невыгодным для
науки, дальнейшее пренебрежение к степным преданиям» (с. 856).
Этим криком надежды завершается книга, вышедшая в после-
днем году XIX века. По как мы видели, век этот в исторической
науке продолжается. Бесценные труды, подобные потанинскому,
забыты.
И через полвека славянист опишет В.А. Пархоменко вынуж-
ден статью Следы полоцкого эпоса и летописях» начинать со слов:
«Наши летописи не оставляют сомнения в тесных, близких свя-
зях, существовавших и XII веке между социальными верхушками
Руси и половцами. Идея извечной, принципиальной борьбы Руси
со степью 
явно искусственного, надуманного происхождения
».
И кончает статью словами: «Вообще следовало бы вниматель-
ней присмотреться к половцам и поискать следов их воздействия
как в древнерусской литературе, так и в памятниках литератур-
ной культуры».

162
Поискать следов!.. Не намного же продвинулась наука, если и
сегодня, через несколько десятилетий после В.А. Пархоменко, мы
вынуждены призывать «повнимательней присмотреться...»
Вернемся к «Киевской Руси» Б.Д. Грекова
7
.
Упорно и горделиво говорил он о браках русских князей дома
ярославова с германскими невестами. Святослав Ярославич же-
нился на сестре трирского епископа Бурхпрта, дня других князя
(имена неизвестны) женились — один на дочери саксонского мар-
кграфа, другой на дочери графа штадского. Внучка Ярослава вышла
замуж за германского императора Генриха IV.
Вывод: «Эти отрывочные известия говорят о тесных связях
Киева с Германией» (с. 488).
О связях Руси с Францией говорит брак короля Генриха I с
дочерью Ярослава, Анной.
«О сношениях Руси с Чехией свидетельствуют брачные связи
между чешскими и киевскими княжескими домами: одна жена
Владимира была чехиня» (с. 187).
О многочисленных династийных браках Руси с Полем и ог-
ромном томе пет ни слова. А ведь и Ярославичи женились на
принцессах Турандот, следовательно, устанавливались политичес-
кие связи с тюрками на высшем уровне.
Трудно предположить, что опытный историк не заметил в ле-
тописной литературе этих фактов. Восстановил же он титулы и
имена германских и французских зятей ярославовых, которые не
сохранились в летописи. Это ему нужно было для доказательств
версии, что благодаря таким связям в Киевскую Руси проникали
европейские языки. «Неудивительно, что в этой обстановке дети
Ярослава научились говорить на многих языках»,— заявляется уже
в авторском предисловии к «Киевской Руси» (с. 17). Теоретичес-
ки вывод, может быть, и правильный. Но практическая база ори-
ентирована неверно.
...Династийные браки, несомненно, важный фактор, способству-
ющий не только, политическому, но и культурному сближению
народов, тем более, если они тесно соседствуют на протяжении
долгого времени. С невестой приходит ее почетная охрана на веч-
ное поселение. Л эти дружины состояли из сотен воинов с семья-
ми. Они селились вокруг княжеских дворцов, и постепенно станови-
лись одним из основных компонентов смешанного населения
городов Киевской Руси. Их-то и называли торками, печенегами,
куманами, а потом переносили имена эти на их степных родствен-
ников.

163
И следующие поколения князей приводили невест и дружи-
ны, приданные им, в те же города. Тюркоязычный элемент уси-
ливался.
В среде, насыщенной поэзией тюркской речи, мне кажется, и
творил неизвестный автор «Слова о полку Игореве», произведе-
ния, посвященного одному из нерядовых эпизодов славяно-тюрк-
ской истории.
Он, сын своего времени и сословия, свободно и естественно
употреблял в тексте не только невидимые уже тюркизмы, по и
живые тюркские термины и лексические формулы, не боясь быть
непонятым своим читателем. 
Он рассчитывал на двуязычного чи-
тателя XII века
.
Через несколько веков, когда значение тюркского языка в Руси
уже не было столь насущным и он забылся, многие иноязычные
включения «Слова» стали резко заметными; они выпирали из тек-
ста, бросались в глаза (пресловутые чага, ортьма, япончица и др.,
не вошедшие в общерусский).
Языковая ситуация, сложившаяся в городах Киевской Руси
в XII веке, напоминает мне ситуацию времени Пушкина и
Толстого, когда высшее русское сословие было практически дву-
язычным.
В XX веке многие выражения Пушкина и целые страницы из
романов Толстого пришлось переводить на русский. Пример того,
как быстро может измениться языковая ситуация. Отличии не-
сомненно есть. Прежде всего в том, что тюркский язык в XII веке
распространился не только при княжеских дворах, но охватывал и
торговое сословие, и воинское.
И армии российских императоров не было французских частей.
В поисках киевских князей, как мы видели, воины-тюрки со-
ставляли значительный процент. И управлять ими можно было,
шли их язык.
Если бы до нас дошли протографы летописей X–XI–XII ве-
ков, мы, возможно, убедились бы, насколько силен был тюркский
элемент в литературном южнорусском языке в эпоху раннего сред-
невековья.
Если бы «Слово о полку Игореве» не переписывалось в
XVI
.
веке!.. Сохранились Переписчиком в тексте только те тюркс-
кие слова, которые еще были в ходу в северорусском наречии.
Но даже уцелевшие при переписке тюркские включения при-
дают речи «Слова» особый колорит и вкус, как щепотка баскун-
чакской соли, растворенная в чаше днепровской воды. Или капля
крови. Или слеза.

164
П р и м е ч а н и я
1
Греков Б.Д.
Киевская Русь. М., 1945, с. 21.
2
Там же, с. 470.
3
«Правда», 1951, 25 дек.
4
Рыбаков Б.А
. Русь и Хазария. Академику Грекову ко дню семидесятиле-
тия. Сб. статей, 1952 год.
5
Сороколетов Ф.П
. История военной лексики в русском языке. Л., 1970, с.194.
6
Там же, с. 252–253.
7
Греков Б.Д
. Киевская Русь. М., 1945.
Война и мир
Работу над этой главой я прервал, чтобы слетать в Дубулты на
четырехстороннюю встречу писателей. С 13 по 16 мая 1974 года в
зале Дома творчества шли обсуждения литературных дел с учас-
тием четырех делегаций — Индии, Бангладеш, Пакистана и Со-
ветского Союза. Главной темой дискуссии, так же как и на первой
встрече в Ташкенте, и на конференции в Алма-Ате стал вопрос:
отношение к культурному наследию. Выступающие не выделяли
его из общей проблемы — современность и история. Делегаты го-
ворили о том что научно-техническая революция увеличила пси-
хологическую дистанцию между прошлым и настоящим. Есть ли
необходимость вникать в идеи старика Вольта о гальванизации,
чтобы включить зажигание в автомобиле?
Яростное отрицание классической истории — одна из харак-
терных черт мировоззрения молодой интеллигенции Азии.
Недоверие к истории и на Востоке и на Западе вызвано тем,
что история, как считал Поль Валери, дискредитировала себя в
последние столетия. Она слишком долго была прислужницей по-
литики, источником шовинизма и национализма.
Даже влюбленный в историю Марк Блок вынужден был, гово-
ря о влиянии историков на историю, некогда заметить: «И правда,
у человека, который сидя за письменным столом неспособен огра-
дить свой мозг от вируса современности, токсины этого вируса
того и гляди профильтруются даже в комментарии к «Илиаде»
или «Рамаяне»
1
.
История участвует в формировании современного мировоззре-
ния. Ученые, состоявшие на службе империализма и колониализ-

165
ма, своими авторитетными трудами, прививали народам комплекс
расовой и национальной неполноценности.
Против этого решительно выступила советская историческая
наука...
На совещании хорошо думается. Как на концерте симфони-
ческой музыки. Речи или музыкальный фон стимулируют мысли-
тельный процесс. Ассоциации непрерывны.
...Упорная вера в неизменность вещей делает науку ненауч-
ной. Действительность может быть понята по ее причинам — ис-
кал выход Лейбниц. Но причины часто постулировались в прак-
тике, ибо они должны были служить убедительным оправданием
необходимого следствия.
Смешение преемственной связи с объяснением — не всегда
заблуждение, но нередко метод исследования. Сила персональной
оценки превосходит историческую истину, и вольно или невольно
факт приобретает черты сатанинские и обречен на презрение уче-
ного, так как идее божеской факт служить уже не может. Следова-
тельно, не нужен.
Одной из причин ненаучности историографии можно назвать
и слепое доверие к письменным источникам. Они отдельно, и в
совокупности опровергают ходячую поговорку — «история пра-
ва». Принимая любое свидетельство древних хронистов на веру,
мы получаем ложное представление о минувшем. Историческое
событие чаще всего описано с одной стороны, и беспристраст-
ность ее еще требует доказательств. В сознании наших предков
были свои внутренние перегородки; в каждой местности и эпо-
хе — свои.
Но что объединяет древних писателей всего мира — любовь к
драме. Война и мир. Эта оппозиция увидена писателем в XIX
.
веке.
Но формула древних исторических сочинений проще — Война.
Каждое мгновение войны озарено кричащим словом летопис-
ца. Века мира не нашли отражения в хрониках.
Мир — не историчен. Его описать труднее. Когда города не
горят, не слышны вопли раненых и пленных, не плачут дети, от-
рываемые от «рожениц», — летописец безмолвствует.
И в европейских, и в азиатских хрониках прошлое человече-
ства предстает в образе бесконечных войн, кровавых дворцовых
переворотов, и лишь эпизодически, попутно в ткань повествова-
ния попадают факты из истории культуры.
На фоне ярких цветов катастрофы — черного и красного —
иногда забелеют купола и шпили храмов. Сверкнут алые от крови
кресты и полумесяцы.

166
Имена и жизнеописания царей, военачальников (даже сотни-
ков) известны. Но почти не сохранялись в хрониках имена вели-
ких музыкантов, поэтов, зодчих, ученых.
Крики, хрипы и брань несутся со страниц летописей. Страх и
ненависть — их содержание. А миллиарды великих и малых Лю-
бовей, тысячелетия человеческого Счастья, Радости и Надежды,
громадные эпохи мирного труда, преобразовавшего землю, не от-
разились в летописях. Не зафиксированы и потому забыты гени-
альнейшие изобретения. Археологи находят изделия из алюми-
ния в погребениях Китая, возраст которых превышает две тысячи
лет. Не это невозможно, мы твердо знаем, что алюминий удалось
получить лишь после того, как была изобретена гальваническая
ванна!
И потом обнаруживают гальваническую ванну в Шумере. Она
действовала уже за пять тысячелетий до рождения мэтра Гальвани.
...Атмосфера войн при переписках летописей еще более сгуща-
лась: копиисты опускали все, что казалось им не важным, — жи-
вые детали прошедших эпох.
И в итоге, если суммировать сообщение только русских лето-
писей, история Руси предстает клубком драматических, кровото-
чащих событий, временем беспрерывных междоусобиц, борьбы за
власть и войны с кочевниками. Излюбленная антитеза Мишле —
историография должна быть все более и более отважной исследо-
вательницей ушедших эпох, а не вечной и неразвивающейся вос-
питанницей их «хроник».
Но историк поверил преднамеренным свидетельствам. Гипер-
болическая метафора была понята буквально.
...И в этих условиях остается признать, что словарь — един-
ственный объективный источник исторических сведения. Язык
сохраняет Летопись мира, не отразившуюся в письменности.
Показания языка неожиданны. Он свидетельствует, что с дох-
ристианских времен славяне мирно общались с тюрками. Вместе
пасли скот и пахали землю, ткали ковры, шили одежду, торговали
друг с другом, воевали против общих врагов, писали одними бук-
вами, пели и играли на одних инструментах. Верили в одно.
Только во времена мира и дружбы могли войти в славянские
языки такие слова тюркские, как — пшено (пшеница, сено), ткань,
письмо, бумага, буква, карандаш, слово, язык, уют, явь, сон, друг,
товарищ...
Мы привыкли называть тюркизмами лишь те слова, что лежат
на поверхности книжной речи и не прошли обкатку в народных
говорах. Тюркизм — это уже русское слово, происхождение кото-

167
рого не всегда осознается. Названные А.И. Поповым шершавые —
чага, евшан, ортьма — не тюркизмы, а просто тюркские слова,
употребленные в письменности и не освоенные народом.
Церковь с первых же шагов своей деятельности начала разру-
шать коммуникации со степью, обосабливая славяно-христианс-
кое сознание. Церковь сыграла прогрессивную: роль в судьбе сла-
вянских народов прежде всего, возвысив роль активного
земледелия, что способствовало повсеместному переходу славян к
оседлости.
В XIII–XIV–XV веках духовная оппозиция Русь-Поле пре-
дельно обострилась. Культурные контакты, ведущие к взаимопро-
никновению, приобретают характер эпизодический. Былая фузив-
ность сменилась агглютинативной связью.
Все труднее проникает тюркизм в славянские языки. Эпоха
Ига отложила термины преимущественно одного класса (ското-
водческие) и, как правило, только в восточнославянские. К XIII
.
веку
языки славян были достаточно развиты и полны средствами вы-
ражения. К тому же уровни цивилизации Руси и Поля уже не
совпадали. Какие новые явления могли принести кочевники Ига в
культуру, предельно насыщенную ароматом степного этноса за
века минувшие? 
Большую часть того, что можно было получить
от тюрок, славяне заимствовали до XIII века
.
Комплекс неполноценности, вызванный Игом, заявил о себе в
работах первых же русских историков, начиная с Татищева. Их
запоздалый военный гений проявлялся подчас в формах, веселя-
щих читателя. Неистово исправляя несправедливую правду, они
ваяли из ее грубого живого тела прекрасный труп. Научная исти-
на или просто Истина без эпитетов? Такого вопроса в имперской
историографии не возникало.
Татищев изымал из обращения подлинные факты, заменяя их
своим изложением. Рубил головы словами. А легко ли это? Руба-
нешь со злобой, думая — чужое, а оно, корявое, раскосое вдруг
закричит по-русски — мама!..
Погладишь по льняной головке свое, исконное из конца в ко-
нец, а оно растает от нежности, прильнет к твоему слуху и лепе-
чет, волнуясь, что-то гортанное...
Смешны попытки иных блюстителей чистоты культуры изба-
виться от «варварских наносов» — вырубить все частицы меди из
бронзы.
Мы говорили, что история любого народа по сути своей ин-
тернациональна. И рассматривать ее с псевдопатриотических по-
зиций — значит попросту проявить некомпетентность. Нарушая

168
природные связи культуры, лишая ее животворящего космоса, мы
обрекаем ее на затхлость и вымирание.
Иго проклятого прошлого продолжается — мутит души, отрав-
ляет сознание. Историки не могут простить далеким предкам фак-
тов невежества, доверчивости и робости. Неистребимо стремле-
ние посмотреть на брата своего сверху вниз. Но если соотношения
не позволяют — всегда готова к услугам история, помогающая
изменить их.
Мир человеческий заставлен старыми весами — от аптекарс-
ких до складских. И все они — судейские. Когда видишь, что где-
то нарушено равновесие, тащит тебя туда, узнать в чем дело.
Потом замечаешь, что все весы перекошены. И жизни твоей на
это не хватит. Но и равнодушия пока не хватает безучастно на-
блюдать зрелище тупого попрания правды.
Летописи Войны питают живым огнем наши сегодняшние чув-
ства, обращая их в ненависть.
Жалок гнев современного копта на иранца за ахаменидское
нашествие VI века до рождества Христова. Но как оценить чув-
ства моего знакомого, мучительно переживающего поражение Игоря
на реке Каяле?
Писатели восстанавливают летопись Мира и Любви, чтобы от
многообразия лживых вер человечество когда-нибудь пришло к
единству сознания,
«Ведь история — это обширный и разнообразный опыт чело-
вечества, встреча людей в веках. Неоценимы выгоды для жизни и
для науки, если встреча эта будет — братской». Марк Блок, выда-
ющийся теоретик историографии. Герой Сопротивления фашиз-
му. Расстрелян в марте 1944 года.
Многие из теоретических положений великих мыслителей —
несовременны. Они могут принадлежать даже завтрашнему дню.
Но они призывали всех современников думать категориями буду-
щего, иначе завтра не наступит.
Поэты Индустана говорили о рождении новой, единой циви-
лизации человечества, основанной на доброте. Одна война допус-
тима — война поэзии с лжеисторией.
П р и м е ч а н и е
1
Блок М
. Апология истории. М., 1968, с. 25.

?????-????

171
удучи студентом-геологом, я пописывал. Принес что-то оче-
редное в молодежную газету. В отделе никого: перерыв. Сижу,
жду. Человек я был уже свой, и мне позволялось занимать
один из столов в отсутствии хозяев.
Заглянул человек в шапке, попросил разрешения войти. Пожи-
лой, смущающийся, отчаянный. Меня принял за штатного. Я
.
отпи-
раться не стал, пожал его руку, холодную и доверчивую. Вероятно, я
был не первым, кому он показывал свои творенья — общую тетрадь
в коричневом ледерине: страницы по цвету напоминали переплет.
Стихи — разборчиво, крупными школьными буквами. В не-
которых словах разными чернилами и почерками исправлены грам-
матические ошибки. Стихи, как стихи, и рифмы есть — «пошел» —
«нашел».
Классиком я себя уже тогда не полагал, и потому вступил в
разговор, причем смущались мы с ним наперегонки. Не считая
себя вправе поучать его откровенно — человек в возрасте (и сей-
час трепещу перед аксакалами), я старался найти в тексте приме-
ры положительные, и находил.
Участие мое воодушевило его, он крепчал на глазах. Через пол-
часа уже не давал мне слова вымолвить, размахивал руками, захле-
бываясь, объяснял историю каждой строки, взятой во внимание.
«А этот стих я составил в 47-м, когда шел с работы. Понимае-
те, холод страшенный, а кругом — ночь, ну я и составил, значит!..»
«Понимаете, хорошие стихи почему-то у меня получаются, когда
я голову мою. Почему так, а? Может, голова нагревается, пото-
му?» — и ждал ответа. И, забивая ответ, извергался дальше.
Судя по его полному собранию сочинений, голову он мыл не
часто. Если не сказать — вовсе не мыл. И надежды, что когда-
нибудь это случится, честно говоря, было мало.
Б
Во всем мне хочется дойти
До самой сути.
В работе, в поисках пути,
В сердечной смуте.
Б. Пастернак

172
...Одну описку прежние читатели все же пропустили. Я помню
эту строку: «Темный лес шумер...»
Говорят, что суеверны моряки и старухи. Мне больше нравит-
ся сравнение с моряком.
Я обмакнул перо и переправил, вернул его тексту правильное
«шумел», а себе, как оказалось потом, забрал его ошибку — шу-
мер. Может быть, и судьбу. (Эта ошибка станет, через годы, мои-
ми бессонными ночами, воплотится в тысячу никому не нужных
страниц, протащит через сотни книг и словарей, лишит любвей,
приятельских застолий и поэм.
Ошибка тащит меня, не разбирая дороги, вталкивает в кабине-
ты, где сидят случайные люди, пришедшие на час, пока наука на
обеде, и правят копьями перьев мой и без того изъязвленный
Шумер, Это ошибка, — говорят они, несуеверные, — зря шумишь.
Это — сумерки, в лучшем случае. Нет, говорю я, это — Сибирь.
Что ведет Нас кривыми тропами? Что тащит нас с бетонки на
пыльный проселок? Необитаемый остров в Аральской луже обна-
ружить легче, чем в Атлантике).
Право на ошибку
Февральским вечером 64-го звоню из гостиницы «Москва».
Через 20 минут вхожу в подъезд дома 17, Лаврушинский пере-
улок. В.В. провел в кабинет. Теплый, полутемный кабинет учено-
го. Поговорили о погодных условиях (предстояли метели). Он
спросил, чем сейчас занимаюсь, и я решил, что другого повода в
разговоре может и не быть. Торопясь, комкая, сообщил, что сейчас
меня интересует проблема шумеро-тюркских языковых контактов.
Привел несколько примеров. В.В. слушал, наклонив большую ло-
бастую голову.
— Шумеры, — сказал В.В., — и тюрки. Не рифмуется. Я думал,
что вы расскажете о новой книге стихотворений. Признаюсь, огор-
чили. Хотя это похвально — интересоваться и другим. Знаете, ка-
кое самое древнее славянское слово? Запомните его, это — «есть».
И каков возраст этого старика? Не более двух тысяч лет. Осталь-
ные слова разрушились, видоизменились настолько, что если бы
(пофантазируем) удалось открыть памятник праславянской лите-
ратуры, скажем, первого века нашей эры, уверяю вас, мы, бы встре-
тили в нем лишь одно знакомое слово — есть. Наукой твердо
установлено, что слово не выдерживает испытания временем. Оно

173
развивается, теряя и приобретая новые звуки, изменяя смысл. Время
не стоит на месте, и язык в постоянном движении. Согласны?
Шумерский язык возник примерно в четвертом тысячелетии до
нашей эры. Последние памятники письма, я имею в виду шуме-
ро-вавилонские силлабарии, относятся к VI веку до нашей эры.
И сравнение их с первыми памятниками показывает, как на про-
тяжении тысячелетий видоизменялась лексика. Вы хотите утвер-
ждать, что прототюрки по вашим словам «варились в котле циви-
лизаций» древней Передней Азии, ушли вытесненные семитами в
начале первого тысячелетия до нашей эры и унесли, и сохранили
до позднейших времен некоторые шумерские лексемы. Повтори-
те, пожалуйста. Дингир — бог. А тюркские формы? Денгир, тен-
гир, тенгри... Нет, невозможно. Не верьте слишком очевидному
совпадению форм.
— И смысла.
— Да, и смысла. Это случайные совпадения. В языках всего
несколько десятков звуков, и количество комбинаций их весьма
ограничено. В разных языках могут встречаться, на первый взгляд,
одинаковые слова. Но между ними нет никакой связи. Они про-
изошли параллельно. Вы понимаете? И в разное время. Не огор-
чайтесь, это типическая ошибка. Даже специалисты порой обманы-
ваются внешним сходством. Тюркская лексема, если предположить
ее зависимость от шумерской, за истекшие тысячелетия должна,
обязана была измениться до неузнаваемости. И потом, согласи-
тесь, пока нет никаких оснований предполагать, что тюркские языки
уже существовали в шумерскую эпоху. Они, как утверждают ком-
петентные люди, возникли не более чем две тысячи лет назад. И в
развитии создали имя бога — неба, случайно совпавшее с названи-
ем шумерского.
— Уже несколько раз вы называете эту страшную дату — 2
.
ты-
сячи лет. Неужели этот христианский рубеж имеет такое уж зна-
чение в истории языков? Тюрки могли появиться независимо от
рождества Христова. А если шумеры называли бы своего бога —
Христос — ученые так же настаивали бы на случайности совпаде-
ния с именем христианского бога?
— Думаю, да, — неуверенно сказал В.В.
— А если бы к тому же они хоронили своих покойников по
христианскому обряду и устанавливали на могилах символ рели-
гии — крест — это тоже приняли бы за случайное совпадение?
И.сравнение символической атрнбутики тюркских курганов и шу-
мерских обнаруживает такие черты схожести, которые нельзя при-
знать случайными. Совпадения слишком системны.

174
— Я вижу, вы увлечены. И меня это беспокоит. Аргументов у
вас недостаточно, чтобы убедить меня в сверхпрочности тюркско-
го, как вы говорите, консервативного слова. Существует теория,
утверждающая — слово смертно. Чтобы поколебать ее нужны фак-
ты — слова, слова, слова бессмертны. Отдельные, разрозненные
примеры ее не потревожат. Вашей идее консервативного слова
противостанет консерватизм науки. Ее ста доводам вы должны
противопоставить сто один. Сотню — на отрицание существую-
щей теории и один — на утверждение вашей гипотезы. А вы начи-
наете прямо с утверждения. А наука без трезвого, догматического
подхода к свежим фактам, без консерватизма, может превратиться
в голую романтику. Сейчас вы, милый мой, свободны от страха и
сомнений, вы увлечены одним фактом и ослеплены им как поэт.
Но если вы поставили перед собой цель — стать ученым...
Хорошо, сформулируем иначе. Если хотите всерьез заняться
наукой, вы обязаны воспитать в себе консерватора, недоверчивого
и желчного, внутреннего редактора, который поверяет высшей
математикой сомнения, каждый, пусть даже самый гармоничный
факт. А он, этот внутренний оппонент, может подавить в вас по-
эта. Поверьте, меня это искренне беспокоит. Вы начитаетесь мас-
сы бездарных, серых высказываний и постепенно поверите в них.
Они количественно убедят вас в своей несокрушимости. И в кон-
це концов придете к вполне искреннему убеждению, что для на-
уки полезней, если вы будете защищать теорию, на которую сами
покушались по молодости. Из врага ее превратитесь в апологет.
История науки знает массу таких судеб. А теперь подумайте:
стоит ли? У вас прекрасная профессия...
...Я возвращался в гостиницу и продолжал разговор с В.В.
Почему-то повелось: поэзия — глуповата, наука — умновата.
Забыли, что стихи глупца не станут притчей. Забыли, что смыслы
«ученый» и «поэт» разделились недавно. Они выражались одним
словом, в Европе — артист, в Средней Азии — чаляби от поздне-
турецкого чаляб — Бог.
Омар Хайам писал пространные математические трактаты,
может быть, поэтому ему так удавались в конце жизни четырех-
строчные рубаи — стихи сжатые и всеобщие, как формулы. Аль-
Фараби, этот узел поэзии, философии и математики? Кто они
были — поэты или ученые? Чаляби. Умеющие отгадывать симво-
лы, потому что создавали их. Люди чувственного ума. В средние
века в Средней Азии за науку не платили; единственная привиле-
гия, которой добились Омар Хайам и аль-Фараби, — счастье по-
знания.