Питер москва Санкт-Петарбург -нижний Новгород • Воронеж Ростов-на-Дону • Екатеринбург • Самара Киев- харьков • Минск 2003 ббк 88. 1(0)
жүктеу/скачать 12,57 Mb.
|
- Бұл бет үшін навигация:
- Противоречия между прикладными психологами Разрыв: уход клиницистов.
- Примирение в период Второй мировой войны.
- Психология во время Второй мировой войны Новые перспективы прикладной психологии.
- Изобретение консультирующей психологии и новое определение клинической психологии.
«Перестройка семьи» К своему удивлению, я вдруг узнал, что совершал нечто неприличное. Газеты яростно обрушились на непристойности, якобы творившиеся на университетских танцевальных вечерах. Они писали, что танцевальные вечера продемонстрировали такой разврат и вседозволенность, которые вызвали бы отвращение Петрония, а Мессалину заставили бы склонить голову от стыда. Будто бы девушки, получившие образование в лучших школах, обезумев от алкоголя, раскачивались в обнимку с молодыми бездельниками, а затем взвинченные дикими ритмами джунглей развязные парочки, пошатываясь, брели в спортивные машины... Авторы призывали к экстренным мерам, чтобы спасти молодежь (S. J. Perelman, 1958, р. 239-240). В 1920-е гг. молодежь начала отказываться от многих традиционных ценностей. Это не могло не беспокоить представителей старшего поколения, хотя масштабы явления нередко преувеличивали (выше протицитирован отрывок из сатирика того времени С. Перельмана, который отозвался на исполненные ужаса статьи ряда консервативных изданий). Родители пытались понять, что же произошло с их детьми, и, что было гораздо важнее, пытались узнать, что с этим делать. Очевидный кризис семьи позволил ученым, специализировавшимся в области общественных наук, в том числе и психологам, распространить сферу научного социального контроля с таких общественных явлений, как политика и бизнес, на частную жизнь. Исследователи в области общественных наук полагали, что традиционно понимаемая и организованная семья устарела для современного мира. Семьи были экономическими ячейками, в которых отец, мать и ребенок играли ясно различимые и продуктивные роли. Но в индустриализованном мире работа вышла за пределы дома, и поэтому экономической единицей стали индивиды, а не семьи. Детям больше не следовало разрешать работать, поскольку они должны ходить в школу, приобретая ценности и привычки урбанизированного американского общества. Женщины стали трудиться вне дома, придя на фабрики и даже в бизнес. Труд мужчин также происходил вне дома, он представлял собой восьмичасовую работу, а не образ жизни. Семья более не была социально функциональной единицей. Прогрессисты вслед за Дж. Дьюи считали семью эгоистичной, поскольку родители думали только о своем ребенке, а в современном урбанизированном мире было необходимо одинаково заботиться о всех детях. Таким образом, необходимо было переделать семью, обратившись к профессионалам из области общественных наук и возложив на них решение проблем адаптации семьи. Отныне не следовало думать о воспитании детей как о чем-то, с чем человек может справиться без посторонней помощи. Государство, с помощью спе- Глава 12. Подъем прикладной психологии, 1920-1950 397 циалистов по общественным наукам, должно было заняться выращиванием детей. Как писал один реформатор: «Государство представляет собой всего лишь координированный патронаж детства... принуждающий к партнерству, сотрудничеству, корпоративной жизни и общественному сознанию» (цит. по: P. Fass, 1977). Понадобились профессиональные эксперты, способные и имеющие право вмешиваться в семейную жизнь. Поскольку традиционная роль семьи как экономической единицы более не существовала, общественным наукам пришлось создать новую семью с новой функцией: «Отличительной чертой новой семьи будет привязанность. Новая семья должна поддерживать более высокие стандарты, которые подвергнут характер более суровым испытаниям, но она будет лучше удовлетворять нужды людей» (P. Fass, 1977). С точки зрения реформаторов, функция семьи заключается в том, чтобы обеспечивать эмоциональное приспособление к современной жизни. Родители должны стать своего рода психотерапевтами, наблюдающими за развитием детей и вмешивающимися, чтобы внести коррективы. Идеи родителя-профессионала и семьи как производителя эмоционального счастья взаимно подкрепляли друг друга. Родителям потребуется, по крайней мере, обучение их новой терапевтической роли и, возможно, штат экспертов, чтобы обращаться к ним за советом и отступить, если возникнут слишком большие трудности. Прикладные психологи, естественно, найдут плодородную почву для своей профессиональной деятельности в воспитании детей, руководстве детьми и психотерапии детей. Тем временем у молодежи сформировался новый набор ценностей и новая система социального контроля. По мере того как родители утрачивали контроль над своими детьми, молодежь обретала в лице своих сверстников новый центр жизни вне семьи. Они устанавливали собственные ценности, собственный стиль и собственные цели. Молодежь ценила самовыражение и общительность, уделяя внимание личному удовлетворению, а не объективным достижениям. Такие группы, как университетские братства и женские клубы, добивались подчинения новым правилам для личности своими собственными терапевтическими трюками. Деви-антных молодых людей заставляли участвовать в «сеансах истины», во время которых идентифицировали и анализировали их «нежелательные черты». Затем нарушителя заставляли исправиться, поскольку «групповое сознание братства является сильнейшей вещью. Тот, кто поступает неправильно, позорит не только себя, но и все братство» (P. Fass, 1977). Таким образом, родители и молодежь не так уж далеко ушли друг от друга, несмотря на неистовство консервативных газет. И тех и других охватила модная тенденция описывать жизнь в психологических терминах и абсолютизировать психотерапию. Родители узнали, что их функция заключается в терапии, воспитании детей, хорошо приспособленных в эмоциональном отношении. Молодежная культура точно так же ценила эмоциональную приспособленность и пыталась достичь ее с помощью собственных терапевтических методов. Основные ценности XX столетия сформировались в 1920-е гг.: быть верным своей «настоящей» личности, выражать «самые глубокие» чувства, «делить» свою личность с группой. Как раз в то время, когда семья и молодежная культура сражались за новое определение жизни, центрированной на личности, а не на достижениях, антрополог 398 Часть V. Прикладная психология в XX веке и психолог Маргарет Мид вернулась с южных морей, принеся мудрость идиллического общества, где люди должны очень мало работать и вести мирную жизнь в гармонии и сексуальной удовлетворенности. Как и во времена Просвещения, когда философы почувствовали себя свободными от веков религиозного подавления, возникло страстное желание свободной и легкой жизни — особенно сексуальной жизни, — обнаруженной на Таити. Преданные идее инвайронментализма, философы полагали, что таитянский рай можно построить в Европе методами социальной инженерии. По мере того как интеллектуалы XX в. восставали против викторианской сексуальной морали и крайностей евгеники, они чувствовали себя стоящими на пороге «нового Просвещения», или, как сформулировал Уотсон, «социального Возрождения, подготовки к еще большим изменениям» (цит. по: D. Freeman, 1983). Поэтому книга Мид «Начало века в Самоа» (1928) взволновала их точно так же, как читателей XVIII в. будоражили рассказы первых путешественников о тихоокеанских островах. Один из рецензентов книги Мид писал: «В глубине души у каждого из нас есть окаймленный пальмами остров южных морей... таинственная атмосфера, обещающая свободу и беззаботность... Туда мы стремимся, чтобы найти любовь — свободную, легкую и приносящую удовлетворение» (цит. по: D. Freeman, 1983, р. 97). Маргарет Мид была молодым психологом и антропологом; она училась у основоположника современной американской антропологии Франца Боаса, оппозицию которого евгенике мы уже отмечали. Боас и его последователи были убеждены, что человеческая природа представляет собой совокупность импульсов, сформированных обществом в личность. Они были согласны с Дьюи в том, что разум представляет собой социальную конструкцию, ничем не обязанную природе, но зато всем обязанную культуре. Подобным же образом, культура представляет собой всего лишь «усугубленную личность», как говорила Рут Бенедикт, еще одна студентка Боаса: личность, будучи полностью сформированной культурой, является образом культуры в историческом индивиде, а культура, слепок личности, является личностью общества. Если евгеники впадали в одну крайность, отрицая любое влияние воспитания на природу, то последователи Боаса впадали в другую, рассматривая культуру как «своего рода механический пресс, в котором большинство индивидов принимает форму». Путешествуя по Самоа, Мид провела довольно неряшливые полевые исследования и вернулась с описанием общества, которое, казалось, подтверждало концепции последователей Дьюи и Боаса о бесконечно пластичной человеческой природе и предлагало идеальную форму счастливого общества, в котором люди испытывали «совершенное приспособление» к окружающей среде и друг другу. Мид живописала общество, незнакомое с конфликтом поколений, общество, лишенное агрессии, войн, враждебности, глубокой привязанности друг к другу родителей и детей, жен и мужей, конкуренции; общество, в котором родители стыдятся выдающихся детей и гордятся самыми отстающими, которые и задают темп для развития всех остальных. Наиболее привлекательной была идея о том, что самоанцы не видят в сексе ничего греховного и считают сексуальные отношения «прекрасной игрой, разрешенной в любых гетеро- и гомосексуальных проявлениях, с любыми вариациями в качестве художественного дополнения». Избегание самоанцами сильных Глава 12. Подъем прикладной психологии, 1920-1950 399 чувств и глубоких привязанностей распространялось на любовь: «Любовь между полами — это светлый и приятный танец... Самоанцы смотрят сквозь пальцы на легкие любовные приключения, но отвергают поступки выбора по страсти, и у них нет места для любого, кто постоянно предпочитает одну женщину или одного мужчину» (цит. по: D. Freeman, 1983, р. 91). По сообщениям Мид, жители Самоа считают ревность грехом и не относятся к адюльтеру слишком серьезно. Мид писала, что до вступления в брак молодежь легко и свободно практикует промискуитет, каждый юноша или девушка вступает во множество легких сексуальных флиртов без серьезных последствий. Формулируя это в научных терминах, один из комментаторов книги Мид отмечал «невинное, странно-безличное, наивное механистически-бихевиористское занятие сексом у беззаботной молодежи далекого Самоа». Самоанцы Мид обещали разрешить спор 1920-х гг. о соотношении природы и воспитания в пользу последователей Боаса. Главную роль в строительстве нового общества Мид отводила психологам. Комментируя работы Боаса и его студентов, Бертран Рассел, который одобрял бихевиоризм Уотсона, утверждал, что «научный психолог, если ему дать свободный доступ к детям», сможет «легко манипулировать человеческой природой». Психологи и представители других общественных наук призваны стать архитекторами новой западной цивилизации, хорошо приспособленной и гармоничной, эмоционально открытой и сексуально свободной, теплой и поддерживающей, лишенной невротической погони за превосходством. Самоанцы, какими их представила Мид, резко отличались от представителей западной культуры и казались прогрессивистам эталоном Нового Человека, которого предстоит создать. Но ни то, как консервативные газеты изображали тогдашнюю молодежь, ни то, как Мид изображала самоанцев, не соответствовало действительности. Цитировавшийся выше С. Перельман описал, что на самом деле происходило на студенческих балах: «Я провел вечер, толкаясь в шеренге одиноких кавалеров, умоляя своих знакомых из низшего класса разрешить мне познакомиться с их дамами... Если мы с приятелями хотели хлебнуть немного джина, чтобы согреться, приходилось прятаться в гардеробе и пользоваться карманной фляжкой. Обстановка была довольно скучной и уж точно не напоминала оргию» (1958, р. 239). Дерек Фримен (D. Freeman, 1983) показал, что Самоа весьма далек от сексуального рая, описанного Мид: там есть понятие девственности, изнасилования, агрессия, конкуренция и глубокие человеческие чувства. Противоречия между прикладными психологами Разрыв: уход клиницистов. После войны все больше психологов стали заниматься прикладной психологией. В то время ее неправильно называли клинической психологией, поскольку она брала начало в психологической клинике Уитмера. На деле «клиническая» психология тех лет мало походила на сегодняшнюю клиническую психологию. Вначале этот термин означал, в основном, психотерапию, осуществляемую психологами, но перед Второй мировой войной клиническая психология занималась, в основном, тестированием различных групп населения: детей, солдат, рабочих, психических пациентов и случайных индивидуальных клиентов. 400 Часть V. Прикладная психология в XX веке В любом случае, клинические психологи редко занимались исследованиями и часто работали вне стен университетов, на коммерческие организации или самостоятельно, выступая в качестве психологов-консультантов. Старая гвардия научных психологов, основавшая АРА, при всей ее явной преданности идее полезности психологии, испытывала некоторый дискомфорт по поводу непрерывного увеличения числа клинических психологов. В конце концов, АРА была основана, чтобы «развивать психологию как науку», и было непохоже, чтобы клиницисты способствовали прогрессу научной психологии, поскольку они не проводили исследований. К тому же среди психологов-клиницистов преобладали женщины, которых мужчины-психологи далеко не сразу смогли признать равными себе специалистами. На протяжении 1920-х и 1930-х гг. АРА колебалась в своем отношении к прикладным психологам. Вступление в ассоциацию одно время зависело от наличия печатных работ в научных журналах; затем для не-ученых была создана категория членов-корреспондентов, неполноправных членов ассоциации. Эти клинические психологи, число которых быстро возрастало, естественно, обижались на свое второсортное положение. В течение того же периода АРА признала, что, как официальная организация психологов, она несет определенную ответственность за подтверждение компетенции практикующих психологов, будучи глубоко озабоченной деятельностью^шарлатанов и мошенников, выдающих себя за истинных психологов и порочащих честь науки в глазах общественности. Поэтому АРА выпустила дорогие сертификаты, значки аутентичности, для прикладных — или, как их тогда официально называли, «консультирующих» психологов. Но эксперимент оказался весьма краткосрочным. Мало кто из психологов обратился за сертификатом. Напряжение между академической и прикладной психологией росло и достигло критической точки в 1930-х гг. Практикующие психологи понимали, что их цель, создание социально приемлемой психологической практики, стоящей наравне с профессиональной деятельностью врачей, адвокатов, инженеров и других практикующих специалистов, не может быть достигнута ассоциацией, посвященной психологии исключительно как академической науке. Еще в 1917 г. прикладные психологи попытались создать свою собственную ассоциацию, но это предприятие оказалось полным противоречий и умерло, когда АРА согласилась создать клиническую секцию. В 1930 г. группа прикладных психологов в Нью-Йорке создала свою национальную организацию, Ассоциацию консультирующих психологов (Association of Consulting Psychologist, ACP). ACP вынудила штаты (начиная со штата Нью-Йорк) установить законодательные нормы для определения понятия «психолог», написать кодекс этических директив для занятий психологией и основала в 1937 г. собственный журнал Journal of Consulting Psychology. Несмотря на просьбы прикладных психологов о том, чтобы АРА приняла участие в определении и разработке стандартов психологической практики (А. Т. Poffenberger, 1936), ассоциация продолжала их игнорировать. Поэтому в 1938 г. психологи из клинической секции АРА покинули родительскую организацию и объединились с А СР, чтобы создать Американскую ассоциацию прикладной психологии (American Association of Applied Psychology, AAAP). В период между двумя мировыми войнами прикладные психологи искали путь к своей идентичности, отличной от традиционной, научной психологии. Интересы академических и прикладных психологов отличались друг от друга и были Глава 12. Подъем прикладной психологии, 1920-1950 401 в значительной степени несовместимы: успех исследований против успеха законного и социального статуса клиницистов. Академические психологи опасались (и опасаются до сих пор) увеличения количества прикладных психологов, боясь потерять контроль над ассоциацией, которую основали. Тем не менее прикладные психологи неизбежно остаются связанными с академической психологией. Они получают образование на университетских кафедрах психологии и используют притязания психологии быть естественно-научной дисциплиной. Поэтому, хотя прикладные психологи заявили о своей профессиональной идентичности, основав АААР, абсолютный разрыв научной и прикладной психологии на этот раз должен был быть кратковременным. Примирение в период Второй мировой войны. Как и за 24 года до этого, мировая война оказала глубокое воздействие на психологию. Великая война за прекращение всех войн превратила мелкую, незаметную академическую дисциплину в амбициозную и популярную профессию. Вторая мировая война дала еще большую возможность психологам действовать сообща во имя общественного блага и своих собственных профессиональных интересов. На этом пути война заставила психологию развиваться быстрее, чем когда-либо прежде, чтобы вновь объединиться в академически-прикладную профессию и изобрести новую профессиональную роль психотерапевта. После окончания войны психология безуспешно сражалась за то, чтобы войти в число наук, получающих правительственные субсидии. Но прикладная психология оказалась более удачливой. Правительство обнаружило, что испытывает потребность в профессионалах в области психического здоровья, и начало программу по набору и обучению новой профессии психолога, что потребовало нового определения психологии и установления нормативов для лиц, занимающихся ею. Как мы уже знаем, в 1930-х гг. психология стала ареной глубоких конфликтов. Профессиональные психологи образовали свою собственную организацию, АААР, порвав в 1938 г. с АРА. Еще одной диссидентской группой было Общество психологических исследований социальных проблем (Society for the Psychological Study of Social Issues, SPSSF), сформированное в 1936 г. психологами левого крыла. Хотя последнее и было филиалом АРА, психологи SPSSI, в отличие от академиков, стремились поставить психологию на службу определенным политическим взглядам. АРА, старейшая психологическая организация, переживала трудные времена — первоначально ее целью были только строгие теоретические исследования, но теперь нужно было искать общий язык с АААР и SPSSL Но многим психологам казалось, что институциональные деления внутри психологии можно и должно преодолеть. В конце концов, специалисты из АААР получили образование на академических кафедрах психологии, и именно научные принципы психологии SPSSI хотела применять для решения социальных проблем. Поэтому в годы, последовавшие за разрывом между АААР и АРА, проводились неофициальные переговоры, целью которых было новое объединение психологов под одним знаменем. Этот процесс сильно ускорило начало Второй мировой войны. В 1940 г., еще до того, как Соединенные Штаты вступили в войну, АРА собрала Чрезвычайный комитет, чтобы разработать план неизбежного вовлечения США и их психологов в глобальный конфликт; в 1941 г., через несколько месяцев после того, как японцы 402 Часть V. Прикладная психология в XX веке атаковали Перл-Харбор, Psychological Bulletin посвятил целый выпуск «военной психологии». В том же году АРА предприняла шаги к тому, чтобы уничтожить препятствия на пути полноценного членства прикладных психологов в ассоциации. На ежегодной встрече АРА в сентябре требование, согласно которому предполагаемый член должен иметь опубликованные работы помимо диссертации, было заменено требованием того, что вступающий в АРА должен представить либо публикации, либо свой «вклад» в психологию в течение пяти лет в качестве ассоциированного члена, а именно к этому Классу принадлежали психологи из АААР. Как только началась война, изменения начали происходить очень быстро. В ответ на призыв правительства экономить горючее были отменены ежегодные встречи. Был сформирован Комитет по психологии и войне, который занимался планированием не только военной деятельности психологов, но и проблемами послевоенной роли психологии. Комитет отмечал, что ввиду грядущего мирового конфликта психологам следует объединиться, как это было сделано во время прошлой войны, и для достижения этой цели предполагалось создание «генеральной штаб-квартиры» психологии. Подобная штаб-квартира возникла в виде Бюро психологического персонала (Office of Psychological Personnel, OPP), расположенного в Вашингтоне. Создание ОРР как генеральной штаб-квартиры психологии было главным событием в истории института психологии в США. До 1941 г. АРА не имела постоянного центрального офиса; он располагался в личном офисе того, кто был секретарем в данном году. Но ОРР стало центральным офисом АРА, расположенным в Вашингтоне — источнике финансирования и месте лоббирования. Психологи видели в ОРР возможность как объединить психологию, так и усилить роль психологии в американском обществе. В 1942 г. Леонард Кармайкл, представитель психологии в Национальном Исследовательском совете, сообщил Совету АРА, что «ОРР может с успехом знаменовать собой появление центрального агентства психологии, которое окажет существенное влияние на ее развитие». Глава ОРР, Стюарт Хендерсон Бритт (Stuart Henderson Britt, 1943), говоря о работе ОРР, отметил, что это больше, чем просто полезная военная деятельность, она служит «развитию психологии как сферы практической деятельности и усилению ее влияния в обществе». Предстояло выполнить огромный объем военной работы. Армия крайне нуждалась в психологах. Военное министерство включило психологию в список «решающих профессий», что было уникальным случаем для общественных наук. Статистический обзор, проведенный в декабре 1942 г., спустя год после Перл-Харбо-ра, выявил 3918 психологов (не все из них были членами АРА), 25% из которых были полностью заняты деятельностью, связанной с войной. Множество других психологов косвенно обслуживали военные нужды. Э. Г. Боринг, например, написал книгу по военной психологии под названием «Психология сражающегося», которая стала использоваться как учебник в Вест-Пойнте1 (A. R. Gilgen, 1982). Как и во время Первой мировой войны, психологи выполняли множество специализированных функций, от проведения тестов до исследования психологических требований, которые новое и хитроумное оружие предъявило к деятельности людей, и биологического контроля управляемых ракет. Война повысила роль психологов в промышлен- ' Вест-Пойнт — военная академия США. — Примеч. перев. Глава 12. Подъем прикладной психологии, 1920-1950 403 ном менеджменте, так как возросло значение отношений между людьми на производстве. Промышленность столкнулась с двумя проблемами, которые могли решить психологи. Производство военных материалов требовало резкого роста производительности труда, но в то же время кадровые рабочие были призваны на военную службу, и на смену им пришли новые, необученные работники, главным образом женщины, которые впервые в большом количестве влились в ряды рабочей силы. Комиссия по военному производству, озабоченная проблемами низкой производительности, прогулов и текучки кадров, учредила междисциплинарную группу под руководством Элтона Мэйо, чтобы применить методики общественных наук для удержания рабочих и повышения их производительности. Деловое сообщество пришло к осознанию того факта, что грядет «эра человеческих отношений*-, поскольку «факторы, которые придают человеку силу, можно описать и проанализировать с большей точностью, чем изготовление деталей для танка» (L. J. Baritz, 1960). Даже тогда, когда бушевала война, психологи готовились к послевоенному миру, наводя порядок в своем доме. Чрезвычайный Комитет собрал Конституциональную конвенцию обществ, встречу представителей АРА, АААР, SPSSI и других психологических групп, например Национального совета женщин-психологов. Конвенция создала новую АРА на федеральном уровне. Этой новой АРА предстояло стать организацией автономных подразделений, представляющих группы с различными интересами в пределах психологии. Были изданы новые постановления, например, в дополнение к традиционной цели АРА — развитию психологии как науки — было добавлено развитие психологии как «практической деятельности и средства повышения благосостояния людей». Роберт Йеркс, который сделал для создания новой АРА больше, чем кто-либо другой, сформулировал следующие цели организации: «Мировой кризис создал уникальную возможность для мудро запланированной и четко направленной профессиональной деятельности. В мире, каким ему предстоит стать, психология будет играть значительную роль, если только психологи смогут объединиться» (J. E. Anderson, 1943, р. 585). В самое тяжелое военное время психологи смотрели в будущее с оптимизмом. В 1944 г. члены АРА и АААР голосовали за ратификацию новых постановлений. Члены АРА — традиционные академические психологи — одобрили новую АРА 324 голосами против 103 (из 858 лиц, имевших право голоса), а среди ассоциированных членов (точнее, членов АААР), «за» проголосовали 973 человека и 143 человека — «против» (из 3806 имеющих право голоса). Перевес сторонников обновления АРА оказался незначительным, но тем не менее новые постановления были приняты. ОРР стало органом исполнительного секретариата АРА и отныне постоянно базировалось в Вашингтоне. Был создан новый журнал The American Psychologist — орган объединенных психологов. Психология во время Второй мировой войны Новые перспективы прикладной психологии. До войны психологию контролировали академики из АРА, хотя они и были вынуждены пойти на некоторые уступки АААР. Но война резко изменила социальную роль психологов и баланс политической власти в психологии, главным образом за счет изобретения новой роли для 404 Часть V. Прикладная психология в XX веке прикладных психологов, численность которых быстро увеличивалась. На протяжении 1930-х гг. прикладные психологи продолжали, точно так же как и в 1920-х гг., заниматься по большей части тестированием, оценкой наемных работников, несовершеннолетними правонарушителями, детьми и людьми, желающими получить комментарии по поводу своего интеллекта или личности. Но война настоятельно потребовала от психологов услуг нового сорта: психотерапии, которой ранее занимались только психиатры. Из великого множества работ, которыми психологи занимались в военное время, наиболее распространенной, как и в годы Первой мировой войны, было тестирование — призывников тестировали, чтобы определить, какая военная служба для них наиболее подходящая, а солдат, возвращающихся с фронта, — чтобы определить, нуждаются ли они в психотерапии. Уже в 1944 г. Роберт Сире смог описать функции военных психологов в этих традиционных терминах. Но выяснилось, что солдаты, возвращавшиеся с фронта, нуждались в психологической службе сильнее, чем можно было предвидеть, и существовавшего штата военных психиатров оказалось недостаточно. К концу войны из 74 тыс. госпитализированных ветеранов около 44 тыс. попали в госпитали по психиатрическим показаниям. Психологи как члены военных медицинских подразделений должны были выполнять диагностические обязанности, но, столкнувшись с неотложной необходимостью проводить психотерапию, психологи, как бы плохо они ни были обучены, начали выполнять также работу терапевтов. Даже экспериментальных нсихологов пришлось призвать на службу в качестве терапевтов. Например, Говард Кендлер, только что закончивший строго экспериментальную программу Кеннета Спенса в университете штата Айова, занимался терапией в госпитале Уолтера Рида в Вашингтоне. Ближе к концу войны стало ясно, что отчаянная потребность ветеранов в психологической службе сохранится. Помимо госпитализированных ветеранов, огромные сложности с адаптацией испытывали и «нормальные» ветераны. По крайней мере, люди, оторванные от своей привычной довоенной работы, своего города и семьи, желали получить совет о том, как строить новую жизнь в послевоенном мире; 65-80 % возвращавшихся солдат заявляли о своей заинтересованности в таких советах (С. Rogers, 1944). Другие страдали после Второй мировой войны эквивалентом синдрома посттравматического стресса вьетнамских ветеранов 1970-х гг. Военный министр Стимсон писал в своем дневнике о «довольно пугающем факте того, что наши пехотинцы в этой войне столкнулись лицом к лицу с угрозой психоза. Генерал Хирургической службы рассказывает, что распространение психологических срывов носит угрожающий характер и что от них страдают все пехотинцы, какими бы хорошо подготовленными и морально сильными они ни были» (цит. по: J. С. Doherty, 1985, р. 30). После возвращения в Соединенные Штаты ветераны испытывали «чувство странности гражданской жийни», горечь от того, что дома немногие понимали, что они пережили, и страдали от возбужденного состояния, нарушений сна, избыточной эмоциональности и проблем в семье и браке. Наконец, многие ветераны получили инвалидность в результате ранений и нуждались как в психологической, так и в физической терапии (С. Rogers, 1944). Изобретение консультирующей психологии и новое определение клинической психологии. Администрация по делам ветеранов (Veterans Administration, VA) Глава 12. Подъем прикладной психологии, 1920-1950 405 делала все, чтобы обеспечить их необходимыми услугами. Чтобы решить проблемы профессиональной ориентации, VA создала центры по профориентации при университетах, где солдаты получали высшее образование, оплаченное «солдатским» счетом. Психологи, работавшие в этих центрах профориентации, продолжали заниматься довоенной прикладной психологией, но в более широких масштабах, чем когда-либо прежде, и их деятельность в значительной степени определила работу сегодняшних психологов-консультантов. Ветераны с более серьезными нарушениями, особенно те, которые находились в госпиталях VA, нуждались в чем-то большем, чем просто советы, и VA утвердила новую профессию в области психического здоровья — клинического психолога. Ее представители могли обеспечить психотерапией тысячи ветеранов. В 1946 г. VA ввела новые образовательные программы в главных университетах, чтобы выпускать клинических психологов, в обязанности которых входила бы как диагностика, так и терапия. Будучи самым крупным работодателем для клинических психологов, VA сделала очень многое для того, чтобы дать определение работы клинического психолога и того, какое обучение ему (или ей) надлежит пройти. Побуждаемая VA, новая объединенная АРА, покинувшая башню из слоновой кости, взялась за задачи, которых она избегала на протяжении десятилетий: дать определение прикладного психолога и установить стандарты его обучения. Это были нелегкие задачи, и вплоть до сегодняшнего дня среди психологов наблюдаются разногласия по поводу надлежащей природы обучения прикладных психологов. Со времен Второй мировой войны АРА утвердила множество комитетов и комиссий для решения проблемы, но ни одно из предложений не могло удовлетворить всех, и противоречия во взглядах на природу клинической психологии приняли хронический характер. Самую очевидную модель профессионального обучения отклонили комитеты, назначенные после войны для того, чтобы учредить профессиональное обучение в психологии. Как правило, школы, обучающие практиков, отделены от научной дисциплины, к которой они имеют отношение. Таким образом, врачей обучают в медицинских школах, а не на биологических факультетах, а инжене-ров-хдшиков — в инженерных школах, а не на химических факультетах. Конечно, врачи не являются невеждами в биологии, а инженеры-химики — в химии, но их обучение базовым дисциплинам существенно отличается от обучения будущему ремеслу. Психологи, однако, должны отделиться от своих самых непосредственных соперников, психиатров, которые с первых дней появления «клинической» психологии еще до Первой мировой войны боялись, что психологи могут узурпировать их терапевтические обязанности. Поэтому вместо того, чтобы определить себя как просто практикующими ремесло, выросшее из науки, как сделали врачи, клинические психологи решили определять себя как ученых-практиков. То есть студентов-старшекурсников, собиравшихся стать клиническими психологами, должны были, во-первых, научить, как быть учеными (выполнять исследования в области научной психологии), а во-вторых, как быть практиками-ремесленниками. Это выглядело так, как если бы врачей обучали быть в первую очередь биологами и лишь потом — целителями. Привлекательность этой схемы заключалась в том, что она сохраняла для клиницистов престиж положения ученого, что позволяло им выпол- 406 Часть V. Прикладная психология в XX веке нять множество работ, которые VA предоставляла психотерапевтам (N. Murdock and Т. Н. Leahey, 1986). Модель клинического психолога как ученого-профессионала была разработана и утверждена на Боулдеровской конференции АРА в 1949 г. Боулдеровская модель не обошлась без изменений, и АРА периодически призывает пересмотреть ее подход к профессиональному обучению. Кроме того, с самого начала (J. G. Peatman, 1949) академики боялись, что их дисциплину захватят прикладные психологи и что сами они станут второсортными членами АРА. Какие бы суды и трибуналы ни окружали новое определение клинической психологии, она быстро развивалась, и в глазах общественного мнения становилась основной функцией психологов. В 1954 г. во время ежегодного собрания АРА Джейкоб Коэн и Дж. Д. Вайбе (Jacob Cohen and G. D. Wiebe, 1955) провели опрос жителей Нью-Йорка о том, кто такие «люди со значками». Среди опрошенных 32 % правильно идентифицировали в них психологов, хотя почти 25 % думали, что это психиатры. Когда был задан вопрос, что же делают люди со значками, 71 % опрошенных назвали психотерапию, работу, которой психологи до 1944 г. занимались очень редко; 24 % назвали преподавание, а 6 % пришлись на «разное» (проценты округлены). Основоположники АРА гордились тем, что были учеными, и образовали свою организацию, чтобы способствовать прогрессу психологии как науки. К 1954 г., 62 года спустя, научная психология почти прекратила свое существование в умах общества, а на смену ей пришла прикладная дисциплина с удивительно неглубоким фундаментом, даже если принять во внимание все достижения лучших научных умов психологии — К. Л. Халла, Э. Ч. Толмена, Э. Л. Торндайка и Дж. Уотсона. жүктеу/скачать 12,57 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|