§ 3. Задачи, стоявшие перед М.В Ломоносовым, в области упорядочения стилистической системы русского языка Программа кодифицирования средств русского языка, его различных пластов, начатая М. В. Ломоносовым, требовала и дальнейшего совершенствования, то есть выхода за пределы грамматики, и разработки системы стилей русского языка. Отправным пунктом развития русского общенационального языка в первой половине XVIII в. было скрещение двух исконных начал русского письменного слова — книжного и обиходного, своеобразно осуществлявшееся в различных отделах послепетровской русской письменности, в том числе и в художественной литературе [Винокур, с. 138].
Однако для создания стройной системы стилей, отмечают К. А. Войлова и В. В. Леденева, Ломоносову было необходимо дать ответы на некоторые вопросы, а именно:
Что должно составлять основу русского литературного языка?
Какой должна быть норма русского литературного языка?
В каких отношениях находятся русский и церковно-славянский («славенский») языки?
Какие единицы церковно-славянского языка следует использовать в русском литературном языке?
Какими должны быть нормы использования языковых единиц в разных жанрах литературы?
Какое место в русском языке должно отводиться заимствованиям?
Как сочетать законы лингвистики и стилистическое употребление языковых единиц? [Войлова, Леденева, с. 223].
Размышления над поставленными вопросами привели М. В. Ломоносова к определенным выводам. Создавая теорию «трёх штилей», ученый в своих работах ориентировался на три положения:
а) чужестранные научные слова и термины надо переводить на русский язык;
б) оставлять непереведенными слова лишь в случае невозможности подыскать вполне равнозначное русское слово или когда иностранное слово получило всеобщее распространение;
в) в последнем случае придавать иностранному слову форму, наиболее сродную русскому языку [Виноградов, с. 112]
В. В. Виноградов пишет: «Ломоносов точно и ясно ориентируется в современном ему хаосе стилистического разноязычия. Он призывает к «рассудительному употреблению чисто российского языка», обогащенному культурными ценностями и выразительными средствами языка славяно-русского и к ограничению заимствований из чужих языков. От степени участия славянизмов зависит различие стилей русского литературного языка (высокого, посредственного и низкого). Ломоносов высоко оценивает семантику славяно-русского языка и свойственные ему приемы красноречия. Кроме того, из славянского языка вошло в русскую литературную речь "множество речений и выражений разума". С ним связан язык науки. Отказ от славянизмов был бы отказом от нескольких столетий русской культуры. Однако Ломоносов предписывает «убегать старых и неупотребительных славенских речений, которых народ не разумеет». Таким образом, славяно-русский язык впервые рассматривается не как особая самостоятельная система литературного выражения, а как арсенал стилистических и выразительных средств, придающих образность, величие, торжественность и глубокомыслие русскому языку» [Виноградов, с. 104].
Похожую точку зрения высказывает и Г. О. Винокур, говоря о том, что «Ломоносов лучше других деятелей этого времени понял, каким путем объективно совершается развитие русской литературной речи, и именно он сделал прочным приобретением русского культурного сознания взгляд на русский литературный язык как на результат скрещения начал «славенского» и «российского». В его учении о русском литературном языке главное значение, несомненно, должно быть придано указаниям на «славено-российский» элемент, состоящий из таких фактов языка, которые «употребительны в обоих наречиях», то есть и в обычном русском языке, и в языке церковных книг. К этому «славено-российскому» ядру, в зависимости от литературных условий и художественных целей, добавляются то собственно «славенские» материалы, если только они «россиянам вразумительны» и «не весьма обветшали», то собственно «российские», «которых нет в славенском диалекте» [Винокур, с. 138].