Виталийамутны Х
-Й ПАРЕНЬ. Милошевич. Одиннадцатое сентября. Муаммар Аль‑Каддафи
жүктеу/скачать 239,63 Kb.
|
3-Й ПАРЕНЬ. Милошевич. Одиннадцатое сентября. Муаммар Аль‑Каддафи.ФЕНЯ АБРАМОВНА. Это не мы… Каддафи… Это не мы… 2-Й ПАРЕНЮ. Вы! Моссад-ЦРУ-МИ6. Одна контора. Фена Абрамовна вдруг вскакивает. ФЕНЯ АБРАМОВНА. Да как вы смеете обвинять нас?! Фашисты! 2-Й ПАРЕНЬ. Чё? Это мы фашисты? 1-Й ПАРЕНЬ. И возьмут их народы и приведут на место их, и дом Израиля усвоит их себе на земле Господней рабами и рабынями1. 2-Й ПАРЕНЬ. Это вы фашисты. 1-Й ПАРЕНЬ. Можете передавать их в наследство и сынам вашим по себе, как имение; вечно владейте ими как рабами. А над братьями вашими, сынами Израилевыми, друг над другом не господствуйте с жестокостью2. 3-Й ПАРЕНЬ (указывая на 1-го). Он грамотный. 1-Й ПАРЕНЬ. И будут цари питателями твоими, и царицы их кормилицами твоими; лицем до земли будут кланяться тебе и лизать прах ног твоих1 ФЕНЯ АБРАМОВНА. Это какие-то древние книжки… 3-Й ПАРЕНЬ. А что, они теперь в числе запрещенных? 1-Й ПАРЕНЬ. О прочих же народах, происшедших от Адама, Ты сказал, что они ничто, но подобны слюне, и всё множество их Ты уподобил каплям, каплющим из сосуда2. 2-Й ПАРЕНЬ. Так кто же фашисты? БОРИС. Это не мы. 2-Й ПАРЕНЬ. Я убил твою мать? БОРИС. Нет. Нет. 2-Й ПАРЕНЬ. А она мою убила. ФЕНЯ АБРАМОВНА. Я тут ни при чем. Ни при чем. Мы ни при чем. 2-Й ПАРЕНЬ (размахивая ножом). Ей было очень больно. ФЕНЯ АБРАМОВНА. Видимо, произошло инфицирование организма… Но при чем тут мы? Надо было пойти в больницу для вас… 2-Й ПАРЕНЬ. Для нас? 1-Й ПАРЕНЬ. Ясен пень, жители резерваций, аборигены должны ходить в свои больницы. ФЕНЯ АБРАМОВНА. В поликлинику… по месту жительства… 2-Й ПАРЕНЬ. Там ваши тоже хотели денег. ФЕНЯ АБРАМОВНА. Как хотели?.. Но они должны были… Боже, какая черствость… Это их работа. 2-Й ПАРЕНЬ. И она терпела. ФЕНЯ АБРАМОВНА. Нельзя было так долго ждать. Нельзя. Пять дней! Нельзя было терпеть. 2-Й ПАРЕНЬ. А она терпела. ФЕНЯ АБРАМОВНА. Санация… Санация... 2-Й ПАРЕНЬ. И получается, что это ты фашистка. ФЕНЯ АБРАМОВНА. Это неправильно. Это не так. 2-Й ПАРЕНЬ (замахиваясь ножом). Это ответ.
2-Й ПАРЕНЬ. Чё, было страшно, да? Феня Абрамовна внезапно останавливает свой крик, осматривается. Нож вновь проносится в опасной близости от стоматолога. Взвизг. Рассеченная ткань юбки открывает взглядам беззащитно-нежный цвет исподнего белья. Смех. 2-Й ПАРЕНЬ (продолжая иссекать в лоскуты одежду Фени Абрамовны, а затем – и Бориса). Вот вам за мою мать! Вот вам… 1-Й ПАРЕНЬ. …за «Голдман Сач»! За «Ситигруп»!
1-Й ПАРЕНЬ. За «Джи Пи Морган чейс»! За Ларри Саммерса! За Бен Бернанке! За Роберта Рубина!.. И в этот момент за окном раздается взрыв. Ударной волной вышибает окно, накрывая всех стеклянной крошкой. По комнате проносится порыв ветра. 3-Й ПАРЕНЬ. Ни хрена себе!.. Молодые люди бросаются к оконному проему, живописно обведенному ломаной линией застрявших в раме осколков, с возгласами: «Где это? Что это?» 1-Й ПАРЕНЬ (всматриваясь в пульсирующие сполохи неравной битвы городских огней и всеобъемлющего ночного мрака). Это представительство «Дойчен банка» взорвали. А вон хасидский центр горит. Как ни ошеломлены были последними событиями Феня Абрамовна и Борис, но лишь только внимание их мучителей вылетело за окно, как они поторопились задать стрекача, не смотря на психическую травму, все же не забыв прихватить кое-что из принесенных с собой вещей. 3-Й ПАРЕНЬ (обнаружив побег). Зацените, эти слиняли! (Хочет броситься вдогонку). Завернем! 2-Й ПАРЕНЬ. Пусть валят. Все равно они свое найдут. 3-Й ПАРЕНЬ (подозрительно присматриваясь к тому месту, где только что сидели полоняне). Ни хрена себе! Старая-то ничего. А этот, с ней, (указывает на лужу) – уссался! Слышится еще один взрыв, но на этот раз его гулкий, раскатистый звук прилетает откуда-то издалека. Все молодые люди вновь устремляются к окну. А Феня Абрамовна с сыном тем временем, выбиваясь из сил, спотыкаясь, перепрыгивая через какие-то преграды, неожиданно становящиеся на пути их марафонского забега, проскальзывая в казалось бы недоступные для человека лазы, несутся без оглядки. Вот уже они бегут внутри какого-то коллектора. Под ногами хлюпает слякоть. Гудят железные стены гигантской трубы. Да только Борис начинает все чаще останавливаться, хватаясь за сердце. БОРИС (задыхаясь). Все. Все. Больше не могу. Мама, не могу. Дай сяду… ФЕНЯ АБРАМОВНА. Тут везде мокро. Вот сюда… Вещи не клади в воду!..
ФЕНЯ АБРАМОВНА (одной рукой обнимая сына, другой поглаживая его плечи, лицо, руки). Ты испугался, мой мальчик. Бедный ты мой шмендрик1. БОРИС (уткнувшись матери в колени, отчего звучание отдельных слов искажаются, либо их части теряются). Почему они так нас ненавидят? За что? ФЕНЯ АБРАМОВНА. Ничего, ничего. Не хочет больше нас кормить тетя Рэйзл2. Ничего. Ты сам сказал, что пора ехать в Америку… Или куда там?.. Хотя чего туда теперь ехать? Но мы поедем. Мы обязательно куда-нибудь поедем. Не плач. Ой, шлема-шлема3, не плач. Не плач, мой ребенок. Ты все еще очень маленький. Что ты мог знать про цорес4? Я так хотела, чтобы ты ничего про это и не узнал… БОРИС (трясясь всем телом). Вот трефные свиньи! ФЕНЯ АБРАМОВНА (оглядываясь). Тише! Тише! Тут тоже могут быть люди. Ничего, все будет хорошо. Все будет так, как раньше. И еще лучше. Ах, как мы тогда заживем. Цимес1! Цимес мит компот! Звук падающих капель. И вот из этих звуков подобная кампанелле возникает тема песенки Аврома Гольдфадена «Рожинкес мит мандлен2». ФЕНЯ АБРАМОВНА. Ничего, придет праздник. Придет суббота. БОРИС. Сегодня суббота. ФЕНЯ АБРАМОВНА. Не такая. Настоящая наша суббота. Я опять приготовлю шикарный стол. Шикарный! Гефилте фишю. Цимес. Рубленая селедка – такая, что… цукер зис3! БОРИС (бубнит в колени матери). Шейки… ФЕНЯ АБРАМОВНА. Что? А! Конечно, мой мальчик! Будут и фаршированные гусячьи шейки. Конечно! Будет и гуляш из потрохов. БОРИС. Я кушать хочу… ФЕНЯ АБРАМОВНА. Мы уедем. Мы уедем туда, где хорошо, где тихо. И там твоя а идише мамэ4 найдет тебе настоящую еврейскую невесту, и мы устроим ан эмэсдыке идише хасэнэ5. И будем жить еще лучше, чем раньше. Вдруг Борис вскакивает, хватает сумки, ноги его дрожат, готовые к очередному забегу. Он то и дело озирается, вертя головой, силясь разглядеть источники устрашивших его невнятных очерков страха прежде, чем те материализуются подле в плотских образах. ФЕНЯ АБРАМОВНА. Борюся, что такое? Что случилось? БОРИС (обмякая). Там… Мне показалось… Показалось, что там люди… ФЕНЯ АБРАМОВНА. Нет никого. Никого здесь нет. Мы здесь одни. Вот куда завела нас жизнь!.. Садись сюда. Твоя мама вот так обнимет тебя. БОРИС. Надо идти. Надо пробираться к Гонде Коэну. Под ним Фонд Фриды Хавис. Он спасет нас. ФЕНЯ АБРАМОВНА. Конечно. Пойдем. Больше нам идти не к кому. Сейчас пойдем. Но ты посмотри, как ты дрожишь. Посмотри, как трясутся твои ноги. Еще, не дай нам Бог, заболеешь. Зачем нам эти новые макесы6? Хватит тех, что уже наши. Надо отдохнуть. Вей из мир! Вот еще немного отдохнем и тогда пойдем. БОРИС (вновь уложив голову на материнские колени). Расскажи… ФЕНЯ АБРАМОВНА. Что, мой мальчик, тебе рассказать? ФЕНЯ АБРАМОВНА. Ты обещала. Про Голема… ФЕНЯ АБРАМОВНА. А, да. Говорила. Да. Так что, там… Давным-давно, когда еще ни меня, ни твоей прабабушки Голды Краснознаменной не было, когда даже ее прабабушка не родилась, жил один очень популярный знаток Талмуда и Каббалы – самый верховный раввин города Праги. А звали его Махараль Йехуда Бен Бецалель. И жил он в городе Праге. Там, куда уехала с мужем Сонечка Крохмаль. Боже! На половине зубов у нее был поверхностный кариес корня…Кстати, надо будет ей тоже позвонить. БОРИС. Потом, потом. ФЕНЯ АБРАМОВНА. Говорят, что в Праге евреи жили еще до разрушения второго Храма. Ну вот, равви Бецалель как-то решил изготовить себе Голема для помощи по хозяйству. И еще - потому, что в Праге то время для евреев тоже было очень нехорошее. Король Рудольф так вообще хотел изгнать из страны всех евреев. И надо было придумать что-то такое, что могло бы защитить наших людей от новой катастрофы. И вот когда звезды сошлись так, как этому равви было надо, он подождал еще семь дней, а потом пошел искать глину. Ему же нужна была не какая-то, а кошерная глина. И он ее нашел. И вылепил из той глины очень сильного мужчину. Не очень большого, - вот твоего где-то роста, - но очень сильного. А кожа у него была цветом как глина. И выглядел он где-то как раз на твой возраст. Но был очень-очень сильный. Такой сильный, каких людей не было нигде. Потом равви Бецалель семь раз обошел вокруг него в эту сторону. Потом еще семь раз – в другую. Взял нож. Острый нож! И выцарапал на лбу у Голема – «йод-хей-вав-хей1 элохим эмет». Это значит – Бог есть правда. Эмет – правда. Потом взял из книги «Бе-решит», из второй главы взял седьмой стих, переставил там на хитрый манер слова и прочел их. И Голем ожил. И говорят, будто это случилось в тысяча пятьсот восьмидесятом году. В пять тысяч триста сороковом году по нашему, значит, календарю. В двадцатый день холодного месяца адара. Это шестой наш месяц, ты знаешь. В четыре часа пополуночи. Прямо перед рассветом. В звуках капели, передразниваемых глухим эхом, едва проступает мотив хасидской песенки "Ой, ви гит ци зайн а ид!2 " ФЕНЯ АБРАМОВНА. И Голем встал и пошел. И распугал всех наших врагов и по ту, и по эту сторону от ворот Праги, напугал все поселения, какие там были и на том и на этом берегу Влтавы. И все стали нас бояться. БОРЯ (одушевленно). Вот! Вот видишь! ФЕНЯ АБРАМОВНА. Да… всех распугал. Но потом… Потом тот Голем нашел нож, которым Махараль Йехуда Бен Бецалель вырезал у него на лбу засекреченную надпись. И стер одну букву. И оказалось, что на лбу у Голема теперь написано – «йод-хей-вав-хей элохим мет». А это уже означало – Бог мертв! Мет – смерть. Стал после того тот глиняный человек расти. Расти и расти, расти и расти. Пока не вырос во-от такой вот. И тогда перестал он слушаться своего равви, который его сделал. И стал он убивать. Да. Стал убивать всех подряд. Не только гоев, но и самих евреев стал убивать. Теперь в журчании воды слышатся отголоски напева из “Плача Иеремии”. ФЕНЯ АБРАМОВНА. Всех. Без разбору. И перебил он евреев ужасно как много. Получилось, то, что было создано для нашего счастья, обернулось в страшное наше горе. Так что, в нашем спасении, в нашей сладкой жизни всегда запрятано новое несчастье, наша новая катастрофа. И ничего нельзя с этим сделать… БОРИС. Как нельзя? ФЕНЯ АБРАМОВНА. Проходит время, и каждый раз все повторяется. БОРЯ. А что с этим, с Големом? ФЕНЯ АБРАМОВНА. Ну… что… Как-то там разными магическими способами этот равви Бецалель опять отобрал у Голема душу. Кажется, ту формулу, из «Бе-решит», наоборот прочитал. Потом со своими помощниками затащил глиняное его тело на чердак Староновой синагоги. Там, в Праге, такая есть. И закидал Голема всякими эфодами, талитами, меилами и хошенами1, разными книгами и всем, что нашлось под рукой. И запретил всем туда заходить. Говорят, что он там и сейчас лежит. БОРИС. Да ну?! ФЕНЯ АБРАМОВНА. А другие говорят, что Голем каждые тридцать три года оживает. И тогда на всех нас нападает все равно что… Как это теперь называют?.. А! Психическая эпидемия. И мы опять идем за ним, за Големом, просим у него, чтобы не допустил против нас кровавого навета. Просим у глиняного силача, чтобы сокрушил наших врагов. И все повторяется… БОРИС. Почему? ФЕНЯ АБРАМОВНА. Может, все-таки нельзя оживлять то, что не имеет души? Нельзя давать этому права. Хм… Даже если оно сулит хорошие выгоды?.. Но это… а нэхтикер тог2! Кто же тут сможет удержаться?! А когда Голем еще и такой сильный, что сильнее всех на свете, прочный - в огне не сгорит, в воде не раскиснет, ни оружие его никакое не берет, ни болячки… Тогда вообще все что угодно может случиться. Ты не заснул? БОРИС. Нет. Чего бы это? ФЕНЯ АБРАМОВНА. Тогда вставай. Пошли. Пошли искать свой а штик нахес3. Все мои варианты закончились. Веди теперь ты, куда там хотел. Больше нам никто не поможет. Разве что… Как этого твоего? БОРИС. Гонда Коэн. ФЕНЯ АБРАМОВНА. Ой-вей! Вот-вот. Все, что нам осталось – Гонда. Это ж надо! Пошли. Они встают с железного несгораемого сейфа, выставившего свой ржавый бок из слякоти и полусгнившего хлама, - возобновляют свое вынужденное странствие окольными черными стезями ночного города. На ходу Борис еще раз пытается кому-то дозвониться, но опять тщетно. БОРИС (пряча телефон). Странно. Не берет… Путь во мраке тревожен. Почти нет прохожих. Редко какая витрина освещена (да и то - разве что крохотной продуктовой лавки), на большинстве же окон торговых и развлекательных заведений опущены защитные роллеты. Отовсюду веет печалью, унынием, паникой. Вот в отдалении пронеслась небольшая группа мальчишек. Полузадушенные расстоянием крики, хохот, улюлюканье. Затем визг. Опять визг. Феня Абрамовна и Борис предусмотрительно остановили свое продвижение, вжались в проем магазинного крыльца с опущенной железной шторой на двери. Замерли, затаив дыхание. Вскоре приближающийся аритмичный топот немолодых ног и цокающие удары об асфальт догоняющих камней возвестили о вероятности новой встречи. Между тем, крики преследователей стихают. Вместе с тем замедляется и неровный шаг бегущего, а его жалостливые стоны напротив звучат все отчетливее, все горестнее. Наконец он падает на мостовую, да так и остается лежать, время от времени мыча и всхлипывая. ФЕНЯ АБРАМОВНА (несколько раз оглядевшись, и тогда выходя из своего укрытия). Что с вами? Вам плохо? Человек едва ли не подскакивает на месте, но скоро успокаивается. БОРИС. Мама, пойдем. У нас нет времени. СТАРИК. Нет времени! А у кого оно теперь есть! (Он начинает рыдать). ФЕНЯ АБРАМОВНА. Но мы сами, знаете, в таком положении… (Подходит ближе к тяжко поднимающемуся с земли человеку, помогает ему встать). БОРИС. Мама, ты… ты же не одета… СТАРИК (кряхтя, утверждается на ногах). Хоб их зих айнгекойфт а мафтир1! Зачем, зачем я купил этот мафтир2! ФЕНЯ АБРАМОВНА. Одета – не одета, какая теперь разница! (Подозрительно принюхиваясь, затем Борису). Он шикер ви аа гой1. Совершенно пьяный! СТАРИК (обиженно). Я не пьяный! ФЕНЯ АБРАМОВНА. Нет? А чем это пахнет? Я могу сознание потерять. БОРИС. Мама! СТАРИК. Это пахнет водкой… ФЕНЯ АБРАМОВНА. Ну. СТАРИК. И вином. Зачем я завел эту торговлю!.. Кто мог знать! А тут какие-то врываются… Они разбили мой вино-водочный маркет. Весь товар вылили на улицу. И на меня. На меня тоже лили. ФЕНЯ АБРАМОВНА. О! Вот так а глик от им гетрофен2! Это повезло! БОИС. Пойдем, пойдем. Будем еще по дороге всех пьяниц подбирать! Пошли же! ФЕНЯ АБРАМОВНА. Ты слышишь? У него горе. БОРИС. У него горе! А у нас - счастье? СТАРИК. Они ходили толпами. Человек по пятьдесят. Или по шестьдесят. У некоторых из них в руках были топоры. И пилы. Да, пилы! А впереди бегут их пацанята. А потом кто-то кинул камень. Кинул камень в окно косметического вип-салона «Эйлат». И кто-то закричал: «Накрасим шлюхам жопы!» И все ринулись крушить в этом салоне все… Все! Они выбрасывали оттуда всякие баночки, всякие кушетки. А потом вытащили даже такую большую ванну… ФЕНЯ АБРАМОВНА. Джакузи? СТАРИК. Вы думаете? БОРИС (опять с телефоном в руке). Я звоню Гонде Коэну. Звоню целый день. Не отвечает. Не берет трубку… ФЕНЯ АБРАМОВНА. Так чего мы будем к нему идти? Если его там все равно нет. БОРИС. А если есть?.. СТАРИК. И тогда они стали громить все, что было рядом. Они стали громить адвокатские конторы. Разгромили контору Кисельгофа. И контору Роцкана Рафаила Павловича тоже разгромили. Хоть и охрана у него была очень дорогая. БОРИС. Я точно знаю, что он еще в городе. ФЕНЯ АБРАМОВНА. Откуда ты знаешь? БОРИС. Ну… он же не выключил телефон. ФЕНЯ АБРАМОВНА. И все? БОРИС. Я чувствую! СТАРИК. А рядом с конторой Рафаила Павловича был мой маркет. Кто подальше – стали закрывать магазины. И я хотел… Но ко мне ворвались. Кричали, что я их спаиваю. Как-будто я им насильно в рот эту водку вливал! Я им говорю: я же только продаю, я – продавец, я же это все не выпускаю. У меня что, есть ликероводочные заводы? И все стали меня толкать. А кто-то из них сказал, давайте не будем разбивать все бутылки, а лучше заберем. И я сказал: возьмите, возьмите все. Но другие не стали их слушать, а стали все бить. И стали выбрасывать ящики на улицу. И там опять били бутылки. Все вместе били: и водку, и коньяк «Тиффон Фин Шампань» икс-о, и бутылки с пивом, и бутылки с вином «Санта Рита»… «Санта Рита»! Из Чили. Запах крыжовника, кофе и сигарной коробки… А другие стали меня поливать всем, что им подворачивалось под руки. И один даже хотел меня поджечь, чтобы узнать, хорошо ли будет на мне гореть ром «Пасерз» - Харлоу, Великобритания, сорок шесть градусов… Старик начинает хныкать и вновь садится на асфальт. ФЕНЯ АБРАМОВНА (поднимая его). Встаньте. Что вы делаете? Зачем вы садитесь на землю? СТАРИК. Ой, вы еще не знаете всех моих цоресов1!.. (Он опять пытается сесть на асфальт, сгибаясь от горя и страха). ФЕНЯ АБРАМОВНА. Вы пробовали звонить в полицию? Хотя… СТАРИК. А что полиция? Полиция сказала: «Запирайтесь». И еще полиция сказала: «Запасайтесь на три дня провизией». И все. А что может в таком деле полиция? Это же просто… а хусн он а калэ2! ФЕНЯ АБРАМОВНА. Это точно – смысла мало. СТАРИК. Они зажгли ломбард Зины Вульфовны. Зачем, зачем я купил маркет на этой улице?! ФЕНЯ АБРАМОВНА. Ну теперь не об этом надо думать. Борис нервно топчется в стороне. СТАРИК. Когда они все это сделали, они стали кричать, что надо идти и перекрывать железные дороги, чтобы никто не мог убежать. ФЕНЯ АБРАМОВНА. Ге-валт… СТАРИК. А другие кричали, что сначала надо пойти и убить директора завода. ФЕНЯ АБРАМОВНА. Какого директора? Какого завода? СТАРИК. Не знаю. Директора какого-то завода. И они разделились надвое. Одни ушли перекрывать железную дорогу. А другие пошли, я думаю, убивать директора. ФЕНЯ АБРАМОВНА. И что вы собираетесь сейчас делать? СТАРИК. Мне нужно немедленно позвонить моей дочери. Мусе. ФЕНЯ АБРАМОВНА. Боря, дай телефон. Ему нужно звонить дочери. БОРЯ. Я не дам телефон. Аккумулятор почти совсем разрядился. Мы не сможем дозвониться моему шефу. ФЕНЯ АБРАМОВНА. Дай. БОРИС. Не дам. ФЕНЯ АБРАМОВНА (Старику). Он не даст. (Старик вновь начинает оседать). Идите домой. Что вы опять валитесь на землю? Идите к своей дочери. Она ждет вас дома. СТАРИК (начиная растягивать перед завыванием слова). А если… А если уже не жде-от?..
ФЕНЯ АБРАМОВНА. Так, надо идти. (Вновь тянет за руку Старика). Я вас последний раз поднимаю. Вставайте. Вставайте же! Крики речовок становятся отчетливее. БОРИС. Мама! ФЕНЯ АБРАМОВНА. Идите, идите домой. Идите к Мусе!
ФЕНЯ АБРАМОВНА (следуя за сыном, несколько раз оборачивается на ходу). Идите! Уходите! И тут прямо над ними, откуда-то с верхних этажей высотного дома, среди мертвенного затишья и пугающей пустоты, понесся над всей сжавшейся округой душераздирающий вопль – вопль продолжительный, затяжной, бесконечный… исполненный непритворного ужаса, страха за свою жизнь. Крик ударился о противоположный бетонный утес этого городского ущелья, возвышающегося над черной речушкой улицы, - тотчас ему ответили десятки криков, моментально соединившиеся в один трепещущий гвалт. И Феня Абрамовна с Борисом прибавили шагу. По улице не спеша идут двое прохожих. 1-Й МУЖЧИНА. …да вот в прошлую среду… ну да, в прошлую среду. Дверь покрасил. Антикор сделал. 2-Й МУЖЧИНА. И как? Нормально? 1-Й МУЖЧИНА. Ну… Все-таки Вадюха днище не додул. 2-Й МУЖЧИНА. А покраска? 1-Й МУЖЧИНА. Ниче. Шагренька ровная.. И дверь в цвете. Нормально сделал. А ты свой «опелец» сливать не собираешься? 2-Й МУЖЧИНА. Выкину в нет. Думаю, за двушку улетит. 1-Й МУЖЧИНА. А на базар - не хочешь? 2-Й МУЖЧИНА. Был. Одни перекупцы ходят – друг у друга перекупают. Лучше – в нете выложить, там все-таки…
ФЕНЯ АБРАМОВНА. Звони уже… БОРИС (доставая телефон). Сейчас…
СТРАЖНИК. Немедленно убрать телефон и отойти от ограждения. ФЕНЯ АБРАМОВНА. О! Здесь есть люди! Позовите скорее вашего хозяина… (Борису). Как его? БОРИС. Гонда Коэн. Я сам сейчас… (Собирается набрать номер). СТРАЖНИК. Немедленно убрать телефон. ФЕНЯ АБРАМОВНА. Мы – Кац. Я – Феня Абрамовна Кац. А это мой сын Борис. Он ведущий работник на… предприятии вашего хозяина. Куда вы смотрите? (Оглядывает себя). А! Вы смотрите, что мы так вот… не в бальных платьях. Но вы ведь знаете, что происходит в городе. СТРАЖНИК (в его руке появляется автомат «Узи»). Отойдите на пятьдесят шагов от ограждения!
ФЕНЯ АБРАМОВНА. О! Вы хотите на нас стрелять? Нас уже собирались сегодня резать. (Оглаживает лохмотья). Что за день! СТРАЖНИК. Отойти от ограждения! БОРИС (сзади). Мама, отойди. ФЕНЯ АБРАМОВНА (стражнику). Молодой человек, вас же просят позвать,.. БОРИС (из-за спины матери). Мистера Коэна. ФЕНЯ АБРАМОВНА. Вот. Между прочим, он нас давно ждет. Между прочим, мой сын – один из его лучших сотрудников…
БОРИС (заполошно). Mister Cohen! Mister Cohen! Среди черных людей происходит легкое замешательство, и вот от этой опухоли мрака отделяется одна фигура, направляется к той секции ограды, возле которой от нетерпения пританцовывают Феня Абрамовна и внезапно осмелевший Борис. ГОНДА КОЭН (в его лице, в интонации его голоса единовременно прочитываются изумление, подозрительность и какая-то брезгливая игривость). Boruch, what's wrong? And who is this ?1 БОРИС (со звонкой слезой в голосе). I called you! I called you yesterday. And today I’ve called all day. You were not available2. ГОНДА КОЭН. N-n... Yes, I was ... And what has happened?3 ФЕНЯ АБРАМОВНА. А что, что он говорит? БОРИС. What?.. Pogroms everywhere4 . ФЕНЯ АБРАМОВНА. Боря, я ничего не понимаю. Он согласен? ГОНДА КОЭН. Who is this?5 БОРИС. This is my mom. We wanted to take a refuge in one of those of our apartments we rented out. We failed. And one of the apartments was opened ... And we were attacked by fascist thugs there6. ФЕНЯ АБРАМОВНА (говорит, усиленно артикулируя, громче необходимого, как бы силой звука стремясь сделать слова понятнее иностранцу). Я не понимаю, про что вы говорите, но нам некуда идти. Понимаете? (Пытается с помощью композиции абстрактных жестов вычертить суть излагаемого). Борис вам много раз звонил. Нам некуда больше идти. (Каждое слово сопровождает жестами). Мы были всюду, где у нас могли найтись какие-то прикрытия. Но всё… Больше нет. Больше у нас ничего нет. Нам некуда идти. ГОНДА КОЭН (с явным акцентом). О, я знаю русский. Конечно. (Вновь оглядывает Феню Абрамовну и Бориса с ног до головы, сокрушенно покачивая головой). Ваш… это… дресс-код. Одежда… О, я очень сожалею. БОРИС. We didn’t want to1... (Оглядывается на мать). Мы не хотели вас беспокоить. Но у нас не осталось никаких вариантов. Может быть, вы сможете нам как-то помочь… ФЕНЯ АБРАМОВНА. Да. ГОНДА КОЭН. О, я очень сожалею. Очень сожалею… Мне это особенно трудно смотреть. В конце концов, Мы именно создавать программу в поддержку прав человека и демократии. Our goal - strengthening civil society and aiding the free flow of information and ideas2. ФЕНЯ АБРАМОВНА. Что? (Оглядывается на сына). БОРИС (матери). Наша цель – укрепление гражданского общества и содействие свободному потоку информации и идей. ГОНДА КОЭН. О, простите. Я забыл, что вы должны были жить в несвободной стране, и вы не знаете на английском языке. ФЕНЯ АБРАМОВНА. Нет…ну… мы проходили в школе. И в институте… Но теперь мы просим вас о помощи!.. ГОНДА КОЭН. Я понимаю. Но Фонд Фрида Хавис предлагает помощь в первую очередь через обучение, программы международного обмена, гранты и помощь в области сетевых технологий. Но теперь я должен уходить. Я срочно вызвали в штаб-квартире в Вашингтон. БОРИС. Вот-вот. Мы и хотели сказать… Хотели спросить… Хотели попросить… ФЕНЯ АБРАМОВНА. Вы… Простите, как вас правильно назвать?.. БОРИС. Мистер Коэн. ФЕНЯ АБРАМОВНА. Вы, мистер Коэн, хоть и на русском говорите, но я все равно плохо понимаю, про что это вы… Нам бы… как-то… Помощь. Хэлп. ГОНДА КОЭН. Да, о*кей. Мы будем продолжать поддерживать морально и символически… пути… путем пропаганды и демонстрации солидарности от имени прав человека за рубежом. ФЕНЯ АБРАМОВНА. Нет, вы нас не поняли. Нам не нужны демонстрации. (Жестикулирует). Нам нужно туда… Уехать. Вашингтон. Или куда там… БОРИС. Да, мистер Коэн, мы просили бы вас… Мы очень просим не оставить нас. Быть может, у вас есть возможность эвакуировать нас… ФЕНЯ АБРАМОВНА. Я вижу, у вас был хороший дантист. Но я тоже дантист очень высокой категории. (Почти кокетливо). И я могу вам предложить очень… очень хорошие скидки! БОРИС. Мама! ГОНДА КОЭН. Я понимаю. Я вас очень хорошо понимаю. Но мы не можем передвинуть в спокойные места всех, кого хотели бы передвинуть. Это очень печально. Но оно есть. Наша обязанность заключается в первую очередь, чтобы сохранить молодых . Мы должны… нам приходится сделать выбор, основываясь на строгих критериев сионизма . ФЕНЯ АБРАМОВНА. Критериях? Это как? ГОНДА КОЭН. Это очень жаль, но мы не можем передвигать всех. Мы понимаем, что эта… situation может быть болезненным и даже смертельным для тысяч и тысяч евреев. Но все еврейство в целом такая ситуация очистит, разбудит и будет омолаживать… ФЕНЯ АБРАМОВНА (от изумления беззвучно разевает рот, подобно рыбе, извлеченной из воды; наконец ей удается сложить какие-то слова). Очистят… Омолодят… Ага… Вот так... ГОНДА КОЭН. Мы скорбим вместе. Но вы не должны принимать все так трагически. Вы должны продолжать борьбу. Мы не оставим вас. Потому что все равно мы – политическая группа – полагаться… опираемся именно на вас, верных, терпеливых и жертвенных, героических людей. Только опираясь на вас, мы сможем и далее укреплять свое политическое… Как это слово?.. Важное слово... А! Укреплять наше политическое верховенство! БОРИС. Но мы… ФЕНЯ АБРАМОВНА. Опираясь на нас… Вот так, значит… ГОНДА КОЭН. Да. Мы опираемся на ваш героизм. Невольно принимаем вашу жертву… ФЕНЯ АБРАМОВНА. Конечно, конечно… Еще Ленин говорил: «Вы не можете сделать омлет, не разбив несколько яиц». А тут – не несколько, а несколько тысяч, да? И не яиц, а людей. Какая мелочь, правда же? Ведь все ради жестких критериев сионизма, да? ГОНДА КОЭН. Да. То есть – нет. Вы напрасно все принять так трагически. ФЕНЯ АБРАМОВНА. Ничего себе! Напрасно! Может, нам не терять времени, а пойти героически рыть себе могилы? ГОНДА КОЭН. Ведь мы никуда не будем исчезать. Мы будем продолжать поддерживать вас. ФЕНЯ АБРАМОВНА. Из Вашингтона? ГОНДА КОЭН. Да, из Вашингтона. И не только. Из Берна, из Стокгольм, из Солт-Лейк-Сити, Гонконг, Лондон, Мадрид… Вы не должны видеть во всем, что происходит только трагедию. Да, это очень тяжелое время. Это правда. Но мы сможем запустить здесь гражданскую войну… ФЕНЯ АБРАМОВНА. Ах-х… Мы не хотим войну… ГОНДА КОЭН. …и тогда в том, что было проблемы, вы увидите уникальную историческую возможность реализовать ваших планов. ФЕНЯ АБРАМОВНА. Наших планов? Или ваших планов? ГОНДА КОЭН. Наши цели совпадают. ФЕНЯ АБРАМОВНА. Да? Наша цель немедленно уехать отсюда. Уехать туда, где не стреляют, туда, куда бежите вы. БОРИС. Мистер Коэн, вы же говорили раньше… Вы обещали… ФЕНЯ АБРАМОВНА. Разве мой сын был у вас плохим работником? Разве он не заслужил?.. ГОНДА КОЭН. Борух был идеальный работник. Но послушайте, что говорил величайший из наших лидеров – Хаим Вейцман, говорил в ситуации, которая была как эта, он говорил о жертвах народа: «Создается такое, что превратит боль, какую чувствуем все мы, в песни и легенды для наших внуков» ФЕНЯ АБРАМОВНА. Нет, мистер Коэн. Так и внуков-то никаких не будет. Некому будет ваши легенды слушать. Нам такое не подходит. Что-то нам не хочется ни таких легенд, ни таких песен. Мы хотим жить сегодня. И завтра. Просто жить. Без войны. В мире со всеми. А ваш Хаим Вейцман, он вообще таких, как я считал сухими сучьями1. Сучьями, годными разве что на растопку. Называл «экономической и моральной пылью»2. ГОНДА КОЭН. М-м-м… Вы не совсем понимаете… ФЕНЯ АБРАМОВНА. Да уж, конечно! Где нам понять! Это же просто… статистическая физика квантовых систем Ферми-Дирака. БОРИС. Мистер Коэн… (Он припадает к решетке ограды, точно надеясь просочиться сквозь ее граненые прутья). Mister Cohen… if you say that only young ... that at first only young people can evacuate ... then ... I agree to go alone. I will go there alone and prepare everything. And then I will take away mother. It would be easier when everything is prepared3... ГОНДА КОЭН. Yes, but I spoke about the young ones4. БОРИС. I understand. I say ... I could go alone 5... ФЕНЯ АБРАМОВНА. Что такое? В чем дело? ГОНДА КОЭН. I spoke about the young ones6. БОРИС. I'm young. I'm thirty. I mean...thirty-two...7 ГОНДА КОЭН. Boruch, thirty-two - is not a youth any more. I meant those who are fifteen…maybe twenty8. Борис отлипает от прутьев решетки и как- то обмякает. ФЕНЯ АБРАМОВНА. Что происходит? ГОНДА КОЭН. Извините, но мне пора уходить. ФЕНЯ АБРАМОВНА. Вот как… Смотрю я на вас… И – Боже ж мой… Себе на горе слепили мы вас. Вас, которые назвали себя защитниками народа Бога Авраамова, Бога Иакова, себе на горе выцарапали мы на ваших глиняных лбах шем1 - «йод-хей-вав-хей элохим эмет». Мы ж хотели, чтобы вы вместе с нами повторяли – «Бог – это правда!» Но вы все перекрутили, все изгадили, вы сказали: «Бог – это смерть!» И сделали так, что Бог умер… Выходит, что мы сами создали зло. Себе… Себе и всем на горе. Она говорит пылко, не сдерживая темпераментных жестов, и за спиной Гонды Коэна появляется стражник. СТРАЖНИК (подкрепляя свои слова демонстрацией автомата). Отойдите от ограждения на пять шагов… ФЕНЯ АБРАМОВНА. Киш мир ин тухес2, несчастный шабес-гой3! БОРИС (испуганно). Мама! ФЕНЯ АБРАМОВНА. Нет, мистер Коэн, мы не пыль. Нет, мы не сухие сучья. ГОНДА КОЭН (дает знак охраннику отступить). Я понимаю ваше отчаяние. Я непременно свяжусь к вам из Вашингтона. А теперь мне пора уходить. Меня уже зовут. See you soon4! ФЕНЯ АБРАМОВНА. Мы не сухие сучья! БОРИС (бегая перед решеткой). Но мистер Коэн… А как… А что, если… Гонда Коэн в сопровождении небольшой свиты уходит. Где-то невдалеке взвывает мотор, вспыхивают огни только что скрывавшегося во мраке вертолета. Мощная волна воздуха, взметенная огромным винтом, ударяет по превратившимся в соляные столбы Борису и Фене Абрамовне, поднимает лохмотья того, что осталось от их одежд, всклокочивает перепутанные волосы, швыряет в потерянные лица пыль и ошметки сухой травы. Бьются, щелкают под ударами возмущенного воздуха клочья ткани, а эти двое все стоят и стоят, с остатками своего скарба в руках, точно не веря в происходящее, будто ожидая пробуждения от глупого, невозможного сна… И тут в сшибку с непобедимым воем мотора вступает крик Фени Абрамовны. Она кричит, кричит, кричит… А вот вослед за бессмысленным воплем отчаяния уже несутся и горькие, как эта ночь, слова… ФЕНЯ АБРАМОВНА. Во имя Бога Акатриэля, Бога Цабаота, во имя Архангела Михаила, великого начальника, во имя Метатрона, который наречен именем своего Бога, во имя Сандалфона, который плетет венки для своего Бога, во имя того имени Бога, которое составлено из сорока двух букв… Эти слова едва можно разобрать, их наскоки на несокрушимую черную стену механического воя ничтожны и смешны… они почти неразличимы… И все рано вновь и вновь бросаются они на этот бессмысленный приступ. ФЕНЯ АБРАМОВНА. …именем, под которым явился Моисею в кустарнике, именем, которым Моисей разделил море, именем Эе. Таинственной силой имени Бога, силой шрифта, которым написаны были скрижали завета; именем Бога Цабаота, Бога Израиля, сидящего на херувимах… (И уже только хрипя…) Проклинаю! Проклинаю! Проклинаю!!! Шум вертолета, удаляясь, стихает. Феня Абрамовна и Борис все стоят, задрав головы вверх, где в черноте неба вослед за тающим звуком растворяются в моментально оглохшей бездне огоньки невидимого летательного аппарата. Тишина. Отдаленные шумы неспокойной ночи. Это похоже на провал во времени… И вдруг Феня Абрамовна начинает пробовать ногами какие-то странные меланхолические движения. А вот уже описали некую хореографическую фигуру и руки. (На одной из них у локтя висит сумка). Это она танцует! И что-то совсем невнятное подпевает. ФЕНЯ АБРАМОВНА. Эс кумт балд м-м… нахт, м-м-м-м… фартрахт… БОРИС (с тревогой). Мама… Что ты делаешь?.. ФЕНЯ АБРАМОВНА. М-м-м-м-м м-м-м фаршварцт. БОРИС ( с возрастающей тревогой). Мама, не надо!.. ФЕНЯ АБРАМОВНА (продолжая пританцовывать). Отстань. М-м-м… БОРИС (со слезами в голосе). Мама… ФЕНЯ АБРАМОВНА. Успокойся, Борух. Ты думаешь, мама сошла сума? Ты испугался…. Ребенок! Нет. Не бойся. Просто хочется потанцевать. БОРИС. Но… ФЕНЯ АБРАМОВНА (и она пускается в пляс). Ну, койфт же бублички, Хейсинке бейгелех, Ди летсте бейгелех, Ну, койфт, бай мир... БОРИС (плача). Не надо, не надо… ФЕНЯ АБРАМОВНА. Их штей алейн ин гас, Фун регн вер их нас, Ди летсте бейгелех, Ну, койфт бай мир...
Об авторе: Виталий Владимирович АМУТНЫХ родился в 1960 году в гор. Североморске Мурманской области в семье морского офицера. Служил в Туркестанском военном округе. Окончил Литературный институт им. Горького. Автор книг: «Матарапуна» (Литфонд, 1992), «Дни на излете безумия» (ТЕРРА, 1994). «…СКОЕ ЦАРСТВО» (ТЕРРА-КНИЖНЫЙ КЛУБ, 2002), «Русалия» (ТЕРРА, 2010). Член СП России с 1994 года. 11 Грядущие события бросают тень перед собой (англ.). 11 Жар в паровозе (идиш., букв.),.вот те на! 22 Когда (хочется сказать) "ох!" и "вей!", (идиш., букв.);. Боже мой! 11 Еесли Бог захочет - и веник выстрелит (идиш). 22 Полуеврей 33 Дурачок (идиш). 44 Заявление Вейцмана, сделанное им в 1937 году. «Я задаю вопрос: Способны ли вы переселить шесть миллионов евреев в Палестину? Я отвечаю: Нет. Из трагической пропасти я хочу спасти два миллиона молодых... А старые должны исчезнуть... Они – пыль, экономическая и духовная пыль в жестоком мире... Лишь молодая ветвь будет жить» (Shonfeld М. «The Holocaust Victims Accuse». Documents and Testimony on Jewish War Criminals. N-Y, 1977. P. 25). 11 Изобретение термина приписывают Бисмарку, которым он обозначил тайное мировое правительство своего времени - «golden Internationale». 22 Слова принадлежат Энцо Серени. 33 Не крути мне голову (идиш). 44 Го́лем (ивр. גולם) — персонаж еврейской мифологии. Существо, вылепленное из глины и оживлённое каббалистами с помощью магических заклинаний, якобы по аналогии с Адамом, созданным Богом также из глины. 11 Трефная страна. 22 Мехица – перегородка, разделяющая мужскую и женскую секции в синагоге, а также на еврейских свадьбах и других мероприятиях, участие в которых является исполнением заповедей Творца. 33 Эзрат нашим – женское отделение синагоги, обычно расположенное в галерее или рядом с мужским и отделенное от него мехицей. 44 Хумаш – Пятикнижие Моисеево. 55 Сидур – молитвенник, сборник ежедневных, субботних и праздничных молитв и благословений. 11 Не стучи по моему чайнику (идиш). 11 Чтоб всем врагам так было! (идиш). 11 Присаживайтесь и получайте удовольствие! (идиш). 11 Ох же ненасытная глотка, чтоб ты подавился! (идиш) 22 Дырка в голове (идиш., пожелание врагу). 11 К горю привыкают или оно теряется (идиш) 22 До свидания! (идиш) 33 Глупость (идиш). 11 Жар в паровозе (идиш., букв.),.вот те на! 22 Перестань забивать гвозди (идиш., букв.),.помолчи! 11 Еврейская голова (идиш); в еврейском кругу - похвала умственных способностей. 22 Евреи (идиш, мн.ч. ). 33 Болтун (идиш) 11 Исайя 14, 2 22 Левит, 25, 42-46 11 Исайя 49, 23. 22 III кн. Ездра 6, 56. 11 Персонаж оперы Аврома Гольдфадена - основоположника еврейского театра, теперь имя нарицательное, обозначающее простака 22 Россия (идиш, иносказательно). 33 Недотепа, простак (идиш). 44 Несчастье (идиш). 11 Сладкое блюдо из тушеной моркови с черносливом (идиш); иноск. – сладость, сладко. 22 Изюм с миндалём. 33 Сладко, как сахар (идиш); на идиш «сладким, как сахар», может быть всё, включая селедку. 44 Еврейская мама (идиш); иноск. – очень заботливая. 55 Настоящая еврейская свадьба (идиш). 66 Болячки (идиш). 11 Тетраграммато́н — ה ו ה יהוה (ивр.), в иудейской религиозной и каббалистической традициях — четырёхбуквенное непроизносимое имя Господа, собственное имя Бога. 22 Как же хорошо быть евреем. 11 Богослужебные одеяния раввинов. 22 Вчерашний день (идиш); иноск. - то, что никогда не произойдёт. 33 Кусок счастья (идиш). 11 Зачем я купил себе мафтир (идиш, букв.); зачем я за это взялся? 22 Мафтир - в точном значении: человек, вызываемый к повторному прочтению последних фраз недельной главы Торы, а вслед за этим читающий афтару. Это очень почетная алия, которую, как свидетельствует пословица, можно купить у раввина. В переносном значении - зачем я за это взялся?! 11 Пьяный, как гой (идиш). 22 Счастье ему привалило! (идиш); здесь - антифразис. 11 Напасти, недуги (идиш). 22 -Жених без невесты (идиш, букв.); чушь, галиматья,. сапоги всмятку. 11 Борух, что это с тобой?! А это кто? (англ). 22 Я вам звонил! Я еще вчера вам звонил. И сегодня звонил целый день. Вы были недоступны. (англ). 33 Н-н… Да, я был… А что случилось? (англ). 44 Что?.. Всюду погромы. (англ). 55 Кто это? (англ). 66 Это моя мама. Мы хотели укрыться в одной из тех наших квартир, которые сдавали в наем. У нас ничего не вышло. А одна из квартир оказалась вскрыта… И там на нас напали фашиствующие молодчики. (англ). 11 Мы не хотели… (англ). 22 Наша цель – укрепление гражданского общества и содействие свободному потоку информации и идей. (англ). 11 «Я задаю вопрос: Способны ли вы переселить шесть миллионов евреев в Палестину? Я отвечаю: Нет. Из трагической пропасти я хочу спасти два миллиона молодых... А старые должны исчезнуть... Они – пыль, экономическая и духовная пыль в жестоком мире... Лишь молодая ветвь будет жить» (Shonfeld М. «The Holocaust Victims Accuse». Documents and Testimony on Jewish War Criminals. N-Y, 1977. P. 25). 22 «Со стариками как-нибудь обойдется: они либо выдержат постигшие их испытания, либо не выдержат их. Они — прах в этом жестоком мире, экономический и моральный прах… два миллиона, а быть может, и меньше; от «Шеерит хаплета» останется лишь ветвь. Старики должны примириться с этим. Остальное им следует оставить на милость будущего — своей молодежи. Если они чувствуют и страдают, то «беахарит хайаммн» (в конце концов) найдут выход» 33 Мистер Коэн, если… вы говорите, что только молодежь… что на первых порах можете эвакуировать только молодежь… то… Я согласен поехать один. Я поеду один и все там подготовлю. А потом заберу мать. Когда уже все будет подготовлено, сделать это будет проще… (англ). 44 Да, но я говорил о молодых. (англ). 55 Я понимаю. Я и говорю… что мог бы пока поехать сам… (англ). 66 Я говорил о молодых. (англ). 77 Я молодой. Мне тридцать лет. В смысле… тридцать два… (англ). 88 Борух, тридцать два – это уже не молодость. Я имел в виду тех, кому пятнадцать… ну, двадцать лет. (англ). 11 Шем - shem-ha-m-forash, имя Неназываемого, способное вдохнуть жизнь в мертвую материю, тайное имя Бога, нигде в религиозных книгах не названное, которое можно только вычислить, обладая мистическими знаниями. 22 Поцелуй меня в задницу (идиш). 33 Прислужник нееврей, нанимаемый евреями в субботу, исполняющий любые их прихоти, объясняемые требованиями религии 44 До скорого свидания! (англ). жүктеу/скачать 239,63 Kb. Достарыңызбен бөлісу:
|