Виталийамутны Х



бет1/2
Дата26.06.2018
өлшемі239,63 Kb.
#44943
түріКнига
  1   2
В И Т А Л И Й А М У Т Н Ы Х



СУХИЕ СУЧЬЯ

П Ь Е С А

На фото – еврейский погром во Львове 1941 года.

В память жертв львовского погрома 1941-го года


Comming events cast their shandows before1.

Thomas Campbell. Lochiels Warni


Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться.

Книга Екклесиаста (1:9)
Провидящим говорят: «перестаньте провидеть», и пророкам: «не

пророчествуйте нам правды, говорите нам лестное,

предсказывайте приятное…»

Книга Исайи (30:10)

Д Е Й С Т В У Ю Щ И Е Л И Ц А :

ФЕНЯ АБРАМОВНА КАЦ, дантист, 54 года.

БОРИС, ее сын, 32 лет.

ПАВЕЛ КАПУСТИН, 38 лет.

ТАТЬЯНА КАПУСТИНА, его жена, 35 лет.

ИВАНОВ, врач-стоматолог, коллега Фени Абрамовны, 44 лет.

ЛИЛИЯ ЛЕОПОЛЬДОВНА, член Союза театральных деятелей, артистка разговорного жанра, 51 год.


1-Й ПАРЕНЬ

2-Й ПАРЕНЬ городская молодежь 16-18 лет.

3-Й ПАРЕНЬ

ДЕВЧОНКА
СТАРИК

СТРАЖНИК


ГОНДА КОЭН, президент правозащитной организации, человек без возраста.
1-я Женщина, 2-я Женщина, 1-й Мужчина, 2-й Мужчина, люди свиты Гонды Коэна, прохожие и повстанцы.

Сцена представляет собой многослойное плетение преломляющихся один в другом, уплывающих в темноту фасадов многоэтажных домов, сплетающихся узеньких проулков, арок и щелей между домами, разновидных лестниц, возносящих свой ломанный ритм к чердакам и площадкам жилищ, то сбегающих вниз к подвалам и канализационным коллекторам. Мрачная эта плетеница таращится на мир, на самою себя множеством окон, но почти все они черны, лишь поблескивают антрацитовым глянцем, редко в каком брезжится полуживой огонек.

Топот бегущего человека, хруст стекла под его ногами, сбитая судорожная свистящая дышка его слабых легких. Лабиринт лестниц выносит человека к одной из площадок.
БОРИС (задыхаясь, он тарабанит в дверь, и странно звучат эти удары: вроде нетерпеливо, а вместе с тем – затаенно). Мама! Мама!

Дверь открывается, - перед Борисом Феня

Абрамовна. В одной ее руке свечной огарок,

другой она заслоняет его нервный огонек от

сквозняка, на локтевом сгибе висит сумка.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Что?! Что?!

БОРИС. Бежим! Мама, бежим!

Площадка освещается, и становится понятно,

что это квартира типового многоэтажного

дома. Одного взгляда на обстановку

достаточно, чтобы понять - жилище

покидают поспешно и по принуждению:

разбросанная одежда, сваленные предметы…

БОРИС (проскакивая мимо матери, подхватывая стоящие там и здесь уже упакованные, сложенные и связанные различные предметы). Скорее! Уже здесь! Бежим!



Опрометью он выскакивает из дома. Мать

замешкала у двери.

БОРИС. Мама!



Феня Абрамовна бросается за сыном, позабыв

даже закрыть дверь. Они сбегают вниз по

нескольким лестничным маршам, трусят

улицей, виляют в переулках, опять

карабкаются по каким-то лестницам.

Сопение, дребезжащее поскуливание,

аритмичные шлепки плоскостопых ног да

придушенные хриплым свистящим дыханием

восклицания Фени Абрамовны - «А хиц ин

парэвоз1…» и «Ой-вей!» И, надо сказать, что

рыхлые, обезображенные гиподинамией тела

тех людей в странном ночном забеге

впечатление производят самое что ни на

есть удручающее.

ФЕНЯ АБРАМОВНА (вдруг стопорится и, едва переводя дыхание, тяжело опускается на ступеньки). Фуй-х… Ой… Ой, за что?!

БОРИС (тянет мать за руку, призывая тем самым ее подняться). Пойдем, пойдем. Уже несколько ступенек осталось.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Не тяни меня за руку. Может, ты хочешь мне ее оторвать? Где воздух? У меня в легких нет воздуха!.. А вдруг они дома?

БОРИС. Я звонил им за день много раз. Мама, пошли.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Аз ох ун вей2!.. Аз ох… Куда ты меня тащишь?

БОРИС. Мы уже пришли.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Так тем более. Дай маме спокойно посидеть. Ой, как говорила перед смертью твоя прабабушка Галина Краснознаменная – до тысяча девятьсот двадцатого года Голда Рыскинд, еще не родился конь, на котором можно догнать свою молодость. (Тем не менее, она поднимается на ноги). Ведь сегодня суббота?

БОРИС. Суббота, да.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Вот это так суббота!..



Лай собаки в отдалении. Неясные выкрики

пробегающих мимо дома людей. И точно

наваждение из трепещущего мрака

отливается незатейливый мотивчик:

Шабэс, Шабэс, Шабэс, Шабэс, Шабэс,

Зол зайн бай йидн шабэс,

Зол зайн бай йидн шабэс,

Шабэс зол зайн, шабэс зол зайн,

Шабэс ойф дер ганцэ вэлт,

Шабэс зол зайн, шабэс зол зайн,

Шабэс ойф дер ганцэ вэлт…

Борис, а за ним и Феня Абрамовна

поднимаются еще на несколько ступеней

вверх и оказываются посреди лестничной

площадки. Мать подает сыну ключи, - тот

отпирает дверь одной из квартир.

БОРИС. Где тут свет?

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Боря, откуда я могу помнить! Ищи. Где-то должен быть.



Наконец Борис находит выключатель. Свет

выхватывает из темноты небольшую часть

квартиры, но и того довольно, чтобы

составить впечатление о достаточно

скудной обстановке.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. И все-таки я боюсь, что жильцы могут придти.

БОРИС. Никто не придет.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. О! Или ты не слышал своего дедушку Лазика: аз Гот вил, шист а бейзем1?

БОРИС. Нам одну ночь перекантоваться. А как станет светло, мы будем пробираться к моему боссу. Он не из Ротшильдов, не из Монтефьоре или Бляйхроде. Но он из Коэнов. Что тоже, прямо скажем, - ничего себе! Они повсюду: и в Женеве, и в Нью-Йорке. У него самого семья в Лондоне. А здесь – так, по зову сердца. Все равно, что хобби…

ФЕНЯ АБРАМОВНА (раскрывает один из саквояжей, копается в нем). Ой, Боря-Боря, далекая вода пожара не потушит. Если у него дом в Лондоне… Зачем ему мы с тобой нужны? Не пойму, куда я положила полотенце… и все такое…

БОРИС. Ну я же у него работал.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Ну, конечно! Тридцать пятый менеджер Фонда имени Фриды Хавис. Или как там это модно называть?

БОРИС. Офис-менеджер.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Вот-вот. Это сильно меняет дело.

БОРИС. Меня же не выгоняли. Значит, был нужен.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Конечно! Пока все тихо было. А чего теперь тихий честный человек может ждать от этих бешеных сионистов? Это смешно.



БОРИС. Я сионист!

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Борюся, какой из тебя сионист? Ты еврей-то только наполовину. Я не могу найти полотенца. Не хотелось бы вытираться чужими…

БОРИС. Но ты у меня еврейка.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Я еврейка. Но я не сионистка.

БОРИС. У меня мать еврейка – значит я еврей.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Все равно мемзер. Мишлинге2. И весь в отца. Такой же шмок3. Ты знаешь, что говорил Хаим Вейцман – главарь всех сионистов - о таких как мы? И это тогда, когда вся Европа уже залезла в фашизм. В каждой стране сочинили свой фашизм. Он говорил, что такие как мы – отмершие ветви. Это как старые сучья. Старые трухлявые сучья! Говорил, что он будет спасать от нацистов только лучших и молодых. А вот я старая. И такие как я – это пыль. Да, так и сказал тогда, перед войной, этот Хаим: «Они - экономическая и духовная пыль в жестоком мире»4. Это я – духовная пыль! И что таким, как я, нужно смириться. И что таких как я будут миллионы. А они будут спасать только молодых и только самых перспективных. А я не какая-то там Вандербильдиха, да, и никакая не расистка. Так чем, скажи мне на минуточку, этот фашист лучше тех, гитлеровских? И ведь так всё и случилось в прошлую войну. Так, как он обещал. Что мы им, этим, из «золотой интернационалки1»? Мы с тобой для них не хаверим.



БОРИС (заученно, чуть ли не дикторским голосом). Нам нечего стыдиться того, что мы воспользовались преследованиями евреев тогда, в Германии. Это было сделано для дела строительства Палестины. Мудрецы и лидеры старого времени учили нас пользоваться катастрофами еврейского населения в диаспоре для возведения нового здания2.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Не смей при мне говорить такие гадости!



БОРИС. Нет, мама, как они нас могут бросить? Ты что?! Что они без нас? Между прочим, у Фонда Фриды Хавис, когда они сюда приехали, уже были представительства более чем в двух десятках стран. Во всех регионах мира! Ты думаешь, для чего Гонда Коэн открыл у нас филиал Фонда? Скажи, для чего?

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Боря, я не знаю. И зачем теперь мне это знать?

БОРИС. Ты думаешь, он открыл здесь филиал, чтобы укреплять гражданское общество… что там еще?.. содействовать свободному потоку информации и… чего там?.. идей, да? (Надменно-сардонически). Защищать права человека, да? Вот как ты думаешь, зачем? Ну скажи.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Ой, Боря, дрей мир нит кей коп3!

БОРИС. Он открыл здесь филиал этой транснациональной организации, да, для того чтобы поддерживать права людей. Но людей наших. И поэтому за ним, за его фондами и всем таким – мы как за каменной стеной. За железной стеной! А стену ту подпирают… Кто? Госдепартамент США подпирает? Подпирает. Антидиффамационная лига? Да. Международный антифашистский комитет. Совет безопасности ООН. А сколько всяких фондов! И деньжищи у них… знаешь какие? Знаешь, какие возможности? Поверь мне.

ФЕНЯ АБРАМОВНА (мимоходом, копаясь в вещах). Что мне считать чужие деньги? А ты взял свежее белье? То, которое лежало в стопке на стиралке?



БОРИС. У них десять отделений, у них программы в двадцати пяти странах - во всех регионах мира! Фонд Фриды Хавис – это наш Голем4, могучий Голем! И с его помощью мы победим всех.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Боря, меня это не интересует. Меня интересует где белье и что мы будем сейчас кушать? Да и что ты можешь знать про Голема!

БОРЯ (с достоинством). Я знаю. Я знаю: Голем – это созданный нашими каббалистами как бы… огромный робот, такой терминатор. И он спасет всех нас.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. И все?

БОРЯ. А что?

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Как-нибудь я расскажу тебе эту легенду. Там все закончилось большим разочарованием.



Слышатся шаги поднимающихся по

лестнице людей.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Сюда идут! Кто это?!

БОРИС (тревожно). Да мало ли кто может идти? Что тут, одна квартира?

Двое людей поднимаются по темной

лестнице. Останавливаются как раз на

той самой площадке. Звон ключей. И

дверь открывается…

ПАВЕЛ КАПУСТИН. Мы что, свет забыли выключить?

ТАТЬЯНА КАПУТИНА (в панике вскрикивает). Паша, там кто-то есть! (Хочет бежать назад). Там люди!

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Не бойтесь – это мы. Феня Абрамовна. И со мной Боря. Мой сын.

ПАВЕЛ КАПУСТИН. А что вы у нас делаете? И почему…

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Мильон извинений, господин и госпожа Капустины, что мы так вот… без приглашения. Но вы сами видите, что там, всюду, происходит. К нам почти ворвались вооруженные люди. Борис!

БОРИС. Шесть человек.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. К нам собирались нагрянуть шесть…

БОРИС, …или семь.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. …или семь до зубов вооруженных людей. Они бы, наверное, убили нас. Но мы успели их заметить раньше.

БОРИС. Нас предупредили.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Да, нас предупредили, и мы успели их заметить раньше..

БОРИС. И нам удалось уйти.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. И нам удалось убежать. А то бы они нас, наверное, убили.

ПАВЕЛ КАПУСТИН. Какая незадача! Но мне вспоминается одна нерусская поговорка, которую, кстати, много раз доводилось слышать от вас. Это ваши проблемы.

ТАТЬЯНА КАПУТИНА. Паша, ну зачем уж так…

ПАВЕЛ КАПУСТИН. А как надо?

ТАТЬЯНА КАПУСТИГА. Но я смотрю, вы с какими-то вещами.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. А это… Мы давно ждали чего-то такого, - поэтому самые необходимые вещи уже были у нас сложены.

ТАТЬЯНА КАПУСТИНА. И с вещами вы пришли сюда?

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Да.

ПАВЕЛ КАПУСТИН. Но это наша квартира.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Вообще-то это наша квартира. И я вам ее, господин и госпожа Капустины, просто сдаю. Сдавала.

ПАВЕЛ КАПУСТИН. Вообще-то это наша квартира, госпожа Кац, которую вы совместно со своими родственниками из банка…

ТАТЬСЯНА КАПУТИНА. И из горисполкома.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Я не знаю этих людей.

ПАВЕЛ КАПУСТИН. …оттяпали у нас самым что ни на есть преступным образом. Но, по-вашему, это, так сказать, просто провернуть выгодное дельце, да?

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Мы ничего не проворачивали. Вы сами взяли кредит под эту квартиру. А потом не могли его выплатить.

ПАВЕЛ КАПУСТИН. Да, но только ваши родственники из банка…

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Да никакие они не родственники!

ПАВЕЛ КАПУСТИН. …стали скрываться.

ТАТЬЯНА КАПУСТИНА. Да, Феня Абрамовна. Мы не могли вовремя вносить платежи. Дверь у них вечно была закрыта. Какие-то девушки по телефону уверяли нас, что ничего страшного, еще шутили, что деньги целее будут.

ПАВЕЛ КАПУСТИН. И тот еще…

ТАТЬЯНА КАПУСТИНА. Да, и тот. Ни я, ни Паша, мы ничего ведь в ваших этих шахер-махерах не понимали. Когда уже прошло несколько месяцев, мы стали обращаться к городским властям. Ну, если банк молчит… Пришел человек, сказал, что он из горисполкома. Я даже у него документы не попросила – все-таки из горисполкома. Кому еще можно доверять, если уж не мэрии! И он сказал, что всё, мол, хорошо, не надо волноваться.

ПАВЕЛ КАПУСТИН. А потом эти, ростовщики, банкиры эти ваши вдруг и объявились. Да предъявили такие пени, неустойки… или штрафы…. Как там это у вас называется?.. Предъявили на сумму в половину стоимости квартиры. И все якобы по закону!

ФЕНЯ АБРАМОВНА. При чем тут я?

ТАТЬЯНА КАПУСТИНА. И мы вынуждены были продать квартиру, чтобы погасить этот, так сказать, неожиданный долг, проценты по кредиту.

ПАВЕЛ КАПУСТИН. Это нормально? По-вашему как? Это справедливо?

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Я ничего об этом не знаю. Я ничего не знаю. В смысле, не знала. Мы просто купили квартиру. Разве это запрещается законом? А откуда мы могли знать о ее таком ужасном прошлом?

ПАВЕЛ КАПУСТИН. Мы хотели только взять под эту квартиру деньги, чтобы купить другую – ближе к школе, в которую дочка пошла. А в результате остались вообще без жилья.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Но вы попросились пока здесь пожить – и, заметьте, я вам не отказала.

ТАТЬЯНА и ПАВЕЛ КАПУСТИНЫ (одновременно). Пожить?!

ТАТЬЯНА КАПУСТИНА. За восемьсот долларов в месяц!

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Ну это уже не я виновата, что теперь такие цены.

ПАВЕЛ КАПУСТИН. Все, Феня Абрамовна. Уходите.

ТАТЬЯНА КАПУСТИНА. И сына своего забирайте.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Но мы заплатим.

ТАТЬЯНА КАПУСТИНА (удало). За ночь – месячную плату. Восемьсот долларов!

ФЕНЯ АБРАМОВНА (переглянувшись с сыном). Мы заплатим.

ПАВЕЛ КАПУСТИН. Нет уж. Не надо, Таня. Идите.

ТАТЬЯНА КАПУСТИНА. Нет, почему? Вот пусть заплатят!

ПАВЕЛ КАПУСТИН. Не надо нам от них ничего. Пусть идут. Идите уже.

ФЕНЯ АБРАМОВНА (подтягивает поближе к себе принесенные сумки и пакеты). Но нас там могут… все что угодно. Могут даже… не знаю… казнить.

ПАВЕЛ КАПУСТИН. А как нас ваши родственники из банка казнили! Каждый день. Каждый час. И сейчас еще… Вот посмотрим, чем это закончится.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Они никакие нам не родственники.

ПАВЕЛ КАПУСТИН. Чтобы выплачивать этот подлый долг, чтобы оплачивать судебные процессы, которые мы, конечно, один за другим проигрывали… Вы знаете, на какую сумму в месяц нам с двумя детьми приходится жить?

ТАТЬЯНА КАПУСТИНА. Да еще вам восемьсот долларов отдавать за свою же квартиру.

ФЕНЯ АБРАМОВНА (разгоряченная). Но при чем тут я? Но это же ваши проблемы!.. (Запнувшись). Я имела в виду…

ПАВЕЛ КАПУСТИН. Н-да-а… Видишь, Танюша. Ну и мы вам ответим той же поговоркой. Идите. И что там с вами случится – это ваши проблемы. Убирайтесь.

ФЕНЯ АБРАМОВНА (начинает собирать в раскрытый кожаный чемодан те вещи, которые она уже успела выложить). Боря, подай мне пижаму. Там. На спинке стула. И фен. В розовой коробке.



Пришельцы собирают свои вещи под

аккомпанемент гробового молчания.

Впрочем, выложить они успели не так много

предметов, потому сборы не затягиваются.

Феня Абрамовна и Борис, вновь нагруженные

своими чемоданами и пакетами, покидают

дом Капустиных, и тотчас за их спинами

выстреливает резюмирующий щелчок

дверного замка.

БОРИС (ступив на лестницу). Вот трефные свиньи!

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Ох-ох…

БОРИС. Я говорил тебе, надо пробираться к Гонде Коэну. Или к кому-нибудь из руководства Фонда.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Боря, они и раньше-то не особенно помогали. А теперь-то…

БОРИС. Как не помогали? А кто помог с арендой под стоматкабинет? А все эти ГАИ, санстанции? Стоило им только свистнуть – и все, что было проблемой – проблемой быть перестало. Все будто само построилось.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Это – да.

БОРИС. Они помогут выехать в Америку.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Между прочим, авторитетные еврейские люди говорили про Америку -"трейфене медине1" .

БОРИС. Это ж кто?

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Да хоть Хефец Хаим. Или другой раввин - Эльхонон Вассерман. Ты забыл, что у меня отчим был раввин. Целых четыре года был. Конечно, не думаю, что я и тогда могла бы пересчитать все шестьсот тринадцать заветов Божиих. Но очень хорошо знала и что такое мехица2, и что такое эзрат нашим3. И хумаш4 с сидуром5 не перепутала бы.

БОРИС. Ну если и не в Америку, так еще куда-то. Все равно надо ехать. Сначала, может, в Вену…

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Все-таки хорошо, что я тогда за это взялась. Стоматклиника – это самое перспективное дело. Жилье сдавать – тоже очень хорошо. Но если, вот ты говоришь, все-таки придется ехать… Не дай Бог. Так жилье с собой не заберешь.

БОРИС. Быстро ты переключаешься. Но стоматкабинет тоже не прихватишь.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. А мастерство?! Да и никто пока что никуда не едет. Может, завтра все уже и затихнет. И после всего этого мордобоя, думаю, спрос на стоматологов очень возрастет. Правда, теперь зубоврачебных заведений у нас больше чем булочных… Но все равно. Зубов у людей много, и хоть один когда-то да и заболит. А когда заболит, и не просто так, а - по-настоящему, так готов будешь отнести любые деньги. Так что, работа у дантиста всегда будет. Везде. Дай телефон.

БОРИС. Зачем?

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Калькулятор, калькулятор там. Подсчитать хочу.

Борис передает матери телефон.

БОРИС. Мама, ну ты нашла время.

ФЕНЯ АБРАМОВНА (отмахиваясь). Ай… Как мы немножко сложим денежек, надо будет открыть большую клинику – типа «фабрика здоровья». Или нет. Нет, лучше как раз наоборот. Лучше сначала сеть маленьких кабинетов на два-три стоматкресла. Смотри (она начинает нажимать кнопки на телефоне), аренда… Если не в центре, в год триста долларов за квадратный метр. Купить, конечно, лучше. Но это ж другие деньги. Так, это двадцать пять… а если три стоматкресла – тогда тридцать пять квадратов на кабинет. Нет. Три – нет. Ремонт. Двести долларов за метр, не меньше. Это с учетом всех работ и материалов.

Борис то и дело оглядывается, но не

решается как-то выказать свое нетерпение.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Кресло – четыре с половиной тысячи. Надо или японское, или немецкое. Как говорит Яков Клатцкин, в приличном кабинете дешевое кресло все равно, как гнилой зуб в голливудской улыбке. Ты помнишь, дядя Яков подарил тебе в детстве на день рождения серебряную ложечку? И она была такая красивая, что мы не сразу догадались, что она мельхиоровая. О, дядя Яков отлично знает, что такое хороший внешний вид. Дядя Яков профессор. (Возвращаясь к калькуляции). Теперь это… четыре позиции к рукавам. И каждая до шестисот долларов. Все вместе – где-то десять тысяч. Расходные материалы. Пломбировочные, всякие там… Ну, полторы тысячи. Инструменты – тысяча. Лампы – от трехсот до тысячи каждая. Визиограф надо? Надо. От девяти до восемнадцати тысяч. Автоклав. Две тысячи.

БОРИС. Мама, давай потом.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Борюся, хак мир нит кейн чайник1. Чуть не закрутил мне мозги. Автоклав. Две тысячи. Дешевле не отдадут. Холодильник – тысяча. Ну, всякие там шкафчики, стульчики… До тысячи. Лицензирование – еще тысяча. Ну… Ну… Ну, что тебе сказать… Можно попробовать, из расчета шестьдесят тысяч на кабинет.

БОРИС. Хорошо, хорошо.

Сын устремляется вперед, и мать неспешно,

в прежней раздумчивости, следует за ним.

ФЕНЯ АБРАМОВНА (на ходу). Пломба – от пятидесяти до ста долларов сегодня стоит. Ну и делаем вычитание: врачи, санитарки, расходные материалы, бахилы, стаканчики – пусть тридцать процентов отнимем. Итого шесть, а то и семь тысяч в месяц выйдет. Это с одного кабинета.

БОРИС (отбирая телефон). Мама, пойдем. Еще не известно, долго ли нам тут оставаться.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Ну и ладно. А в Америке что, нет у людей зубов?

БОРЮСЯ. В Америке, мама, цены другие.

Борис на ходу набирает номер, слушает.

Видимо, ответа нет, ибо он морщится и

прячет телефон.

Заулочками и проходными дворами,

коридорами и какими-то лазами длят они

свой скитальческий путь.

Но вот Феня Абрамовна останавливается.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Сюда, Борюся. (Увлекает сына за собой). Пошли, пошли.

БОРИС. Ну куда ты опять?.. Ма-а…

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Тут недалеко моя клиника…

БОРИС. Клиника! Стоматкабинет.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Не надо. Как вы яхту назовете – так она и поплывет. Клиника. Ну, будет клиника. Видишь, и свет горит. Кто-то еще есть. Наверное, Иванов. Сегодня его часы. Надо же, какой смельчак. Идем!

БОРИС. Мама, не надо. Это все-таки достаточно оживленное место. Да и кто при такой обстановке станет принимать пациентов? Еще и в кабинете на первом этаже…

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Прятаться нужно на виду.

БОРИС. Мама, сейчас не до курьезных афоризмов. Нам нужен надежный вариант.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Это прекрасный вариант. Я уверена, что Иванов как раз сейчас на рабочем месте. К тому же он наш человек. Хоть и Иванов.

БОРИС. Мама, нужно добраться до Гонды Коэна. Не надо терять времени. Нужно ехать в Америку.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Что я там буду делать? В Америке что, мало своих стоматологов?

БОРИС. В Америке очень много ртов. И в каждом зубы. Не надо терять времени. Не туда… (Указывает рукой в противоположном направлении). Туда!..

Тем не менее они приближаются к большим

окнам на первом этаже массивного здания,

озаренным изнутри ярким белым светом.

У входа горит красным слаженный из

люминесцентных трубок крест.

Под ним - также светящийся медальон с

изображением большого коренного зуба с

улыбающейся мордочкой.

При открывании двери слышится звон

китайских колокольчиков, оповещающий о

приходе посетителя.

ФЕНЯ АБРАМОВНА (войдя). Добрый вечер. Хотя… какой он там добрый…

ИВАНОВ (отрываясь от работы с какими-то бумажками, разложенными на медицинском столике, расположенном рядом со стоматологическим креслом). Здравствуйте, Феня Абрамовна. Здравствуй, Борис.

БОРИС. Здравствуйте. Что это вы рискнули в такое время… и это… прием устроить?

ИВАНОВ. Такое время? Какое время?

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Моня, не придуривайся. По всему городу погромы… «Какое время»!..

ИВАНОВ. Я много раз просил вас, уважаемая Феня Абрамовна, не называть меня Моней. Еще раз позволю себе вам напомнить: меня зовут Михаил. (Пытается вернуться к своей работе).

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Скажите, пожалуйста!.. Что это ты там делаешь?

ИВАНОВ. Работаю с документацией.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. А… Между прочим, ты помнишь, что должен мне «Геркулайт»? Ты брал.

ИВАНОВ. Да помню прекрасно. Все отдам. Завтра и отдам.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Знаешь что, давай лучше выключим свет. А включим какую-нибудь… Вон ту настольную лампочку.

ИВАНОВ (тревожно). Лучше? Почему это лучше?

БОРИС. Мама хочет сказать, что время такое неспокойное…

ИВАНОВ. Да время как время. Обычное время. Еще моя смена не закончилась.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Ничего себе – «обычное время»! Аф алэ сойним гезукт1!

ИВАНОВ. Я все равно этих ваших слов не понимаю.

БОРИС. Михаил Семеныч, да вряд ли уже кто-то придет. Поздно. Так что…

ИВАНОВ (приходя в еще большее волнение). Ничего не поздно. Почему поздно? От меня только что клиент ушел. И вот еще… (Заглядывает в тетрадь). Вот еще один записан, через… ну, через двадцать минут должен быть. Он ничего не отменял.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. В конце концов, я, как заведующая клиникой, могу внести изменения…

ИВАНОВ (в изумлении). Уважаемая Феня Абрамовна, мы давно уже поделили с вами дело пополам. Какая «заведующая»?

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Ну ответственная.

ИВАНОВ. Какая «ответственная»? Ответственная за что? Там ваше стоматкресло, тут – мое. Вот и вся ответственность.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Моня, ты хочешь, чтобы нас убили?

БОРИС. Да, на улице не очень-то спокойно.

ИВАНОВ. Вот вы опять – «Моня». Мое имя – Михаил. Какое такое неспокойствие вы имеете в виду? Говорю же вам, от меня только что клиент ушел. И новый вот-вот появится. Жизнь идет своим ходом.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Ну да, для кого-то идет, а для кого-то может и остановиться. Между прочим, это я тебя сюда пригласила.

ИВАНОВ. Нет, ну нормально? Я теперь это должен до смерти выслушивать? Я вам очень благодарен. Но мы давным-давно отделили наши хозяйства.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. И аренду я нашла.

ИВАНОВ. И аренду тоже давно поделили. Чего вы еще от меня хотите?



Феня Абрамовна прохаживается там и тут,

все пристрастно осматривая.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Как тут натоптано. Еще когда только я задумала открыть стоматологическую клинику…

ИВАНОВ. Что? Это вот это, что ли, клиника?

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Я с уважением отношусь к своей работе.

ИВАНОВ. Я тоже. Но вы б еще назвали это больничным городком.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Уже тогда я сказала, что запросы клиентов очень сильно все-таки выросли. И что нам нужно создавать предприятие по оказанию зубоврачебной помощи самого высокого класса.



Иванов саркастически хмыкает.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Это раньше для пациента главным было, чтобы быстро и не больно. Сегодня они считают, что им этого мало. Сегодня уже на первом плане - красота и надежность. Да. Клиент хочет сервиса. Клиент хочет эстетической атмосферы. Хочет, чтобы доктор выглядел все равно, как киноартист… (Другим тоном). Моня, нам негде переночевать. Мы останемся здесь.

ИВАНОВ. Вы хотите, чтобы я из-за ваших причуд устроил светомаскировку и отказался от заработка? Вы посягаете на мой доход?

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Я посягаю на его доход! А ты не посягаешь на мой доход? Вот новый комплект боров. Здесь не хватает двух штук. Не вижу… да, не вижу… два финишных бора. Куда они ушли? А они, между прочим, японского производства. И очень, очень дорогие. Мне их Розина Янкелевна по тройной цене перепродала. И то – я еле выпросила.

ИВАНОВ. Феня Абрамовна, вы хотите сказать, что я украл ваши два бора?

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Я ничего не хочу сказать, кроме того, что говорю.

ИВАНОВ. Та-ак.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. И ты брал у меня пломбировочный материал…

ИВАНОВ. Да.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. «Геркулайт».

ИВАНОВ. Да.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Я, конечно, ничего не говорю…

ИВАНОВ. Да?!

ФЕНЯ АБРАМОВНА (вновь меняя тон). Ты посмотри, что там (указывает за окно) происходит.

БОРИС. Да, на улице не очень-то спокойно.

ИВАНОВ. Что происходит? По-моему, так ничего особенного не происходит.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Но нам угрожает…

ИВАНОВ. Если вам что-то или кто-то угрожает, давайте я позвоню в полицию.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Нет! Нет!! Не надо. Нельзя знать, кто у них там, в полиции, работает. Может они заодно с погромщиками.

ИВАНОВ. Ну, знаете…

ФЕНЯ АБРАМОВНА. А ты не растопыривайся. Если они сюда придут, тебе тоже, знаешь, как говорят - зецт цех авек ин хот а мехайе1!

БОРИС. Да, там неспокойно.

ИВАНОВ. Знаете что, уважаемая Феня Абрамовна, вы меня, пожалуйста, ни в какие вот это… сообщества… или как там это назвать… Вы меня не втягивайте. Я сам по себе и никакого отношения не имею.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Моня…

ИВАНОВ. Прекратите, пожалуйста.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Моня, но ведь ты…

ИВАНОВ. Я русский. У меня фамилия русская – Иванов. И зовут меня Михаилом.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Я тебя умоляю! Слушай, русский, у которого бабушка – Цедербаум. Или, может быть, ты не знаешь что такое зеркало? Ты что, будешь погромщикам паспорт показывать?

ИВАНОВ. Извините, это уже мое дело, возможно, и буду.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Или ты не знаешь, что в таких случаях бьют не по паспорту, а…

ИВАНОВ. Пожалуйста, избавьте меня от выслушивания этих пошлых поговорок.

БОРИС. Мама немного права…



За окном слышны выстрелы.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Ты слышишь, слышишь?!

ТВАНОВ. Это дети петардами балуются.

БОРИС. Наверное!

ИВАНОВ. Позвольте мне еще раз вам напомнить, что бизнес у нас – у каждого свой. Цели, задачи и доходы – у каждого свои. Я вам ничего не должен…

ФЕНЯ АБРАМОВНА. А пломбировочный материал?

ИВАНОВ. Пломбировочный – должен. Но больше я у вас ничего не брал.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Он не брал! И это он говорит мне, когда я держу в руках коробку с борами, и в ней не хватает двух штук!

ИВАНОВ. А я… А вы… А вы постоянно перехватываете у меня клиентов. Да. Буквально вот, три дня назад в ваш день зашла моя клиентка…

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Какая еще клиентка?

ИВАНОВ. Ольга Матвеевна Шкамарда.

ФЕНЯ АБРАМОВНА (разыгрывая напряжение памяти). М-м… Гнойный пульпит четыре-семь, кажется?

ИВАНОВ. Да. И не только. Один только пульпит стоит почти сто баксов. Не изображайте, пожалуйста, сложный процесс восстановления в памяти образа Ольги Шкамарды. Вы все прекрасно помните. Вот её карточка.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. И что?

ИВАНОВ. И то, что вместо того, чтобы назвать ей мои часы приема, вы вцепились в нее… как… как… как вошь за кожух.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Знаете что, стоматолог-энтомолог, я ни в кого, ни в какую вашу Шкамарду не вцеплялась, поскольку никогда не имела такой привычки. Просто женщина пришла с обострением.

ИВАНОВ. Скажите, пожалуйста! С обострением! Сердобольная вы наша! Вам напомнить про ту женщину, про другую?..

Феня Абрамовна принимается махать

на него руками – как бы пытаясь

загнать вылетающие слова назад.

ИВАНОВ. Да-да, про ту самую. Которая пришла со страшенным обострением хронического периодонтита. Она пришла как раз в ваше время. Но у нее просто не оказалось тех денег, которые вы с нее запросили. Вам напомнить, чем это для той женщины закончилось?

ФЕНЯ АБРАМОВНА. При чем здесь я? Я не должна работать за спасибо. Для этого есть клиники для бедных, где их лечат бесплатно. Во всяком случае, должны лечить. И тут уж я ни при чем… Теперь не социализм, да. А у нас не благотворительная организация. У нас коммерческая клиника.

ИВАНОВ (со злой радостью). Вот видите, вы сами сказали: коммерческая клиника. Коммерческая. И я не собираюсь терять свою прибыль.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. У-у-у! Дер шмотерхолдз, золст ди дарворгн верн1!

ИВАНОВ. Не собираюсь.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Ах, так?!

ИВАНОВ. Да так, так. Я же вам об этом сразу сказал.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Вот так? Хорошо. Тогда мы уйдем.

ИВАНОВ. Да уж, пожалуйста. Ведь (взглядывает на часы) … через пять минут клиент должен быть.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Мы-то уйдем… Но… (Берет сына за руку). Идем, Боря.

ИВАНОВ. Удачи.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. А вот я тебе, Моня, этого не пожелаю, да.

ИВАНОВ. Как хотите. Мое имя – Михаил.



Феня Абрамовна двигается к выходу,

толкая перед собой мешковатого сына.

Оказавшись на улице, они какое-то время

топчутся на одном месте, озаряемые

пульсирующими вспышками неоногелиевой

смеси в газосветных трубках висящего над

ними креста.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Дай мне телефон.

БОРИС. Калькулятор? Ты опять хочешь что-то считать?!

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Нет, телефон. Звонить.

БОРИС. Прямо сейчас?

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Давай, давай.

БОРИС (копаясь в сумке). Я поглубже его зарыл… Это дорогая модель. И отключил еще… Сейчас. (Находит). На вот. Ты что, сейчас здесь будешь звонить?

ФЕНЯ АБРАМОВНА. А где? Может, мне лучше звонить… когда мы будем бежать от громил?.. (Садится на ступеньку крыльца. Набирает номер). Алё! Алё, это ты, Нема? Наум… А у вас… Ой, а лох ин коп!2 Так я же и звоню… что здесь… Гевалт! Гевалт, Наум! А что слышно из… Как?! И там? А… И у них? Ой-вей! Ну, а… Да ты что?! И там тоже. Но это же…

БОРИС (нетерпеливо). Мама, телефон разрядится. Где мы потом будем его заряжать?

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Да, цу цорэс верт мен гевейнт одер эс фелцах1. Да… Только я не думаю, что к этому смогу привыкнуть. Да, со мной Боря. Он тоже так думает. Алё. Алё! Наум! Алё! Наум!!! Ты еще здесь? Нема, если узнаешь, где более-менее тихо, ты нам с Борей сообщи. Да. Зайд гезунд2!

БОРИС. Ну и что?

ФЕНЯ АБРАМОВНА. О-ой…

БОРИС. Ты же звонила Науму Шнорину? Что там, в Одессе?

ФЕНЯ АБРАМОВНА. В Одессе то же, что и у нас.

БОРИС. А он не звонил своей сестре в Краков?

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Да, конечно. Но она не брала трубку. Тогда он позвонил ее сводной сестре - Соне Соловейчик, сестре своей сестры, в Варшэ. Там то же самое. Но Соня до того успела позвонить в Майнц Дармештетеру. Да, племяннику Эсфири Франкфуртер. И еще - Густаву Кроянкеру. Там тот же ужас. И братья Блох ей сказали, что в Дрездене еще хуже. А в Париже – вообще кошмар, потому что им об этом сообщила еще вчера бабушка Минетта. Минетта Гоимон. Там же черных полным-полно. Они вообще с ума посходили. А бабушка Минетта звонила в Америку, звонила в Бостон Бетти Каменской. И в Бостоне ничуть не лучше. А Бетти Каменской сказал сам равви Нафтали Мельхиор, что так теперь по всему миру. И вот эти слова Нафтали Мельхиора Бетти Каменская передала Минетте Гоимон, Минетта Гоимон сообщила их братьям Блох, братья Блох – Соне Соловейчик, Соня – Науму Шнорину. Выхода нет.

БОРИС. Выход всегда есть. (Быстро нажимает на кнопки телефона, набирая номер. Слушает).

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Где он?

БОРИС. Надо искать. Надо пробраться к дому моего босса.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Полная наришкайт3. Это же на краю города! Как мы туда попадем? Ве-ей из ми-ир!.. Три квартиры мы сдавали в наем. В двух были. Остается еще одна.

БОРИС (прячет телефон). Но это тоже не близко…

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Зато она стоит свободная. Те квартиранты съехали, а новых… Ты же сам сказал, что они слишком мало предлагают. Но сначала мы зайдем к Лилии Леопольдовне.



И они вновь выступают в путь, точно

номады, послушные нити Лахесис.

Вот приближаются к очередному мрачному

дому. Входят в подъезд. Взбираются по

гулкой бетонной лестнице.

Вдруг внизу раздаются глухие голоса

вошедших в парадное людей. Отдающийся

эхом стук каблуков. Две женщина

поднимаются по лестничным маршам,

обмениваясь фразами на ходу.

Феня Абрамовна и Борис замирают.

1-Я ЖЕНЩИНА. Все отделения банков поразбивали. И «Сьюиз Кредит» - сама видела. И «Нейшнл Уэстминстер». Тоже – все раздолбасили. Где ни идешь по тротуару – всюду осколки под ногами хрустят. От ноутбуков куски валяются. А которые не погромили - те позакрывались, понятно.

2-Я ЖЕНЩИНА. А полиция?

1-Я ЖЕНЩИНА. А что полиция? Слишком уж все массово. Да и не все в полиции уж так им преданы. Нет, я что имею в виду: зачем уж так, сразу? Я хотела после обеда зайти денег снять, - все разгромлено.

2-Я ЖЕНЩИНА. Неужели хозяевами всех банков были они?

1-Я ЖЕНЩИНА. А кто? Но зачем именно сегодня? Мне деньги нужно снять – к сестре хотела поехать.



Женщины скрываются за одной из дверей.

Щелчок запираемого изнутри замка. Тогда

только мать с сыном «оживают». То и дело

прислушиваясь, напряженно вглядываясь в

темноту, они продолжают свой путь. И

наконец останавливаются на одной из

верхних площадок.

Феня Абрамовна стучит в бронированную

дверь. Гул металлического листа. Тишина.

Феня Абрамовна стучит настойчивее. Нет

ответа.

ФЕНЯ АБРАМОВНА (сдавленно). Лилия Леопольдовна! А хиц ин парэвоз1!

БОРИС. Мама, пойдем. Пойдем, здесь никого нет.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. А если есть?

БОРИС. Нет. Нет там никого. А если и есть – нас здесь не хотят видеть.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Ничего себе – «не хотят видеть»! (Припадает ухом к двери). Лилиечка Леопольдовна…

БОРИС. Пойдем, мама, пойдем…

ФЕНЯ АБРАМОВНА (прислушиваясь). Хэр шойн оф клапн чвокес!2



Феня Абрамовна стучит в третий раз.

Слышатся крадущиеся шажки, и вслед за тем

падение чего-то тяжелого. Феня Абрамовна



утраивает свои усилия. Долгое время ее

энтузиазм ничем не вознаграждается. Но

вдруг из-за двери доносится деланно

невозмутимый голосок, сопровождаемый

таким же ненатуральным зевком.

ГОЛОС. Кто-то стучит?

ФЕНЯ АБРАМОВНА (сначала громко, затем, спохватившись – сдавленным голосом). Да! Да! Стучит. Стучим. Это мы: Феня Абрамовна и Боря.

Тишина.

ФЕНЯ АБРАМОВНА (после выжидательной паузы). Лилия Леопольдовна… (Прислушивается). Лилия Леопольдовна, это мы: Феня Абрамовна и Боря. Кац.

ГОЛОС (после паузы). Кто-то говорит? Кто это?

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Говорит Кац. Феня Абрамовна.

ГОЛОС. Очень плохо слышно… Я не знаю никаких Клац.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Кац!

ГОЛОС (грустно, почти обреченно). Ах, Кац… (Пауза). Это вы, Феня Абрамовна?

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Я! Я!! И Боря со мной.



Еще через какое-то время дверь

приоткрывается.

ЛИЛИЯ ЛЕОПОЛЬДОВНА (через щель). Ах, это вы!

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Мы, мы. Боря, поздоровайся с Лилией Леополдовной.

БОРЯ. Здравствуйте.

ЛИЛИЯ ЛЕОПОЛЬДОВНА. Здравствуйте. Что-то случилось?.. Я вижу, вы будто в какой-то ажитации.

ФЕНЯ АБРАМОВНА (переглянувшись с сыном, оторопело). Так… как это… Громят…

ЛИЛИЯ ЛЕОПОЛЬДОВНА (наигранно). Да? (Качает головой). А который час? (Зевает, элегантно прикрывая рот рукой).

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Боря, у тебя есть часы? Ну… телефон… или что…

БОРЯ. Десять.

ЛИЛИЯ ЛЕОПОЛЬДОВНА. О-о! (Принужденно зевает). Да, уже… конечно… поздновато…

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Лилия Леопольдовна, можно мы войдем?

ЛИЛИЯ ЛЕОПОЛЬДОВНА. Да? А, вы про это… Войдите.



Лилия Леополдовна отступает от двери,

пропуская нежданных гостей, но не уходит с

их пути, тем самым преграждая им

продвижение вглубь квартиры.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Лилия Леопольдовна, я страшно извиняюсь…

ЛИЛИЯ ЛЕОПОЛЬДОВНА. Вам вовсе не стоит извиняться. Просто… иногда я, вот, бываю… больше занята… Или меньше.

ФЕНЯ АБРАМОВНА (сплескивая руками). Вы работали! Мы страшно, ужасно извиняемся. Боря!

БОРИС. Очень извиняемся.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Мы извиняемся, что… мы вам, конечно, не родственники… Но там стреляют.

ЛИЛИЯ ЛЕОПОЛЬДОВНА. Да? (Выразительно прислушивается). Как-будто не слышно.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Не знаю, как вам сказать, что нам, простите за такую откровенность, надо где-то переночевать. Конечно, мы вам не родственники и даже не так, чтобы мы часто встречались… Но вы всегда были моей самой любимой клиенткой. Зубик три-шесть – острый кариес. Мостик с опорами на два-три и два-пять. На пятерочке сверху керамическая короночка.

ЛИЛИЯ ЛЕОПОЛЬДОВНА (смущенно). М-м… возможно… Но это как бы не имеет… Но все-таки цены у вас очень высокие.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Конечно, не имеет. Но все-таки качество! Просто, я помню, что вы интеллигентная женщина, работница искусства. Ведь вы чтица.

ЛИЛИЯ ЛЕОПОЛЬДОВНА. Артист разговорного жанра.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Артист?! Вот-вот.

ЛИЛИЯ ЛЕОПОЛЬДОВНА. Исполнитель литературных произведений.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Тем более! Мы с Боренькой много раз покупали билеты на ваши представления. Боря!

БОРИС. Да. Ходили много раз.

ЛИЛИЯ ЛЕОПОЛЬДОВНА. На поэтические вечера?

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Вот именно! Мы много раз приходили, чтобы зрительный зал был полным. Чтобы поддержать поэзию и вас лично. А теперь мы пришли, чтобы найти… Ай, совсем не на долго! Найти убежище.

ЛИЛИЯ ЛЕОПОЛЬДОВНА (испуганно). Убежище?!

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Ну… Нет, не убежище. Просто… посидеть до утра. Можно даже в самом непрезентабельном месте. Борюсик, говори.

БОРИС. Да.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Конечно, если вам неприятно…

ЛИЛИЯ ЛЕОПОЛЬДОВНА. Мне очень приятно.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Если вы тоже имеете что-то против нашей нации…

ЛИЛИЯ ЛЕОПОЛЬДОВНА. Боже упаси! Я никогда не имела ничего против вашей нации. Я всегда читала стихи ваших поэтов. «Пусти меня, отдай меня, Воронеж: Уронишь ты меня иль проворонишь…» Почти все мои вечера были посвящены… «Мне каждый звук терзает слух, И каждый луч глазам несносен. Прорезываться начал дух, Как зуб из-под припухших десен». Более того, если бы я пришла на худсовет с композицией по Тютчеву или, там, Николаю Рубцову, то дирекция филармонии запросто могла бы меня и завернуть. А «мне на плечи кидается век-волкодав, Но не волк я по крови своей» - это всегда пролетало без сучка и задоринки. Так что, я очень любила, и ценила, и… все такое прочее.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Я понимаю. Но сейчас нам нужно…

ЛИЛИЯ ЛЕОПОЛЬДОВНА. Помните?.. «Трагедия близка к своей развязке, и прав неумолимого закон»... Или нет, это не то. «Любишь - не любишь, поймешь – не поймаешь. Не потому ль, как подкидыш, молчишь, Что пополуночи сердце пирует, Взяв на прикус серебристую мышь?» А вы говорите – «если имеете что-то против». Что вы! Какое против?!


ФЕНЯ АБРАМОВНА. Тогда – мы можем остаться? До утра. Хотя бы. Пока не станет на улицах светло.

ЛИЛИЯ ЛЕОПОЛЬДОВНА. А вы говорите – «против». Нет, дорогая Феня Абрамовна, нет. Вот послушайте. «Помешай мне, попробуй. Приди…»

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Изумительно! Но сейчас речь не о том…

ЛИЛИЯ ЛЕОПОЛЬДОВНА. Нет уж, вы послушайте! «Помешай мне, попробуй. Приди, покусись потушить Этот приступ печали, гремящий сегодня, как ртуть в пустоте Торричелли. Воспрети, помешательство мне, - о, приди, посягни! Помешай мне шуметь о тебе! Не стыдись, мы – одни. О, туши ж, о, туши! Горячее!» А вы говорите!

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Я ничего не говорю. Сейчас я говорю только про то, что улицы полны всяким сбро… полны всякими неадекватными людьми, а у нас нет никаких средств защиты.

ЛИЛИЯ ЛЕОПОЛЬДОВНА. Вы думаете, я как-то защищена?

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Ну… все-таки…

ЛИЛИЯ ЛЕОПОЛЬДОВНА. Что – мы! Серая пыль. Прах. Даже великие поэты… Вы знаете, каким тяжелым, каким непростым был путь величайших из них? Гликберг. Эренбург. Мандельштам. Иосиф Бродский, наконец. Что наши судьбы рядом с их высокими путями?! «Канал, в котором утопили Розу Л., как погашенную папиросу, практически почти зарос. С тех пор осыпалось так много роз…» Перед памятью об этих гениях, этих трагических титанах нам следует просто забыть о прихотях своей маленькой жизни.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Но я… Но мы не хотели бы забывать о своей жизни. Особенно сейчас. Скажите нам что-нибудь относительно…

ЛИЛИЯ ЛЕОПОЛЬДОВНА. Я скажу. Скажу! «Постоянство суть эволюция принципа помещенья в сторону мысли..»

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Лиличка Леопольдовна, я имела в виду…

ЛИЛИЯ ЛЕОПОЛЬДОВНА. «Постоянство суть эволюция принципа помещенья в сторону мысли. Продолженье квадрата или параллелепипеда средствами, как сказал бы тот же Клаузевиц, голоса или извилин. О, сжавшаяся до размеров клетки мозга комната с абажуром…» Вот, вот, действительно страдалец! Вы знаете, как он страдал!

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Кто?

ЛИЛИЯ ЛЕОПОЛЬДОВНА. Как кто?! Бродский, понятно. Через какие страдания он прошел! В тысяча девятьсот пятьдесят пятом году, кое-как окончив семь классов, он вынужден был поступить учеником фрезеровщика на завод «Арсенал». Ведь ему надо было как-то поддерживать семью. Конечно, там он долго не задержался. Месяц работал помощником прозектора в морге – резал трупы. А что было делать? Двадцать восьмого января тысяча девятьсот шестьдесят первого его схватило КГБ. Правда, через двое суток отпустили, но, согласитесь, какой стресс должен был испытать юный поэт, в двадцать один-то год! А двадцать девятого ноября тысяча девятьсот шестьдесят третьего года в газете «Вечерний Ленинград» появляется чудовищная, жесточайшая статья «Окололитературный трутень». За что? Скажите, за что? Ведь ему уже и без того приходилось лечить мозги в психиатрических больницах. И вот случается самое страшное – Бродского арестовывают по обвинению в тунеядстве.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Лилия Леопольдовна, большое спасибо за лекцию, но мы с Борей не так, чтобы отлично понимаем к чему…

ЛИЛИЯ ЛЕОПОЛЬДОВНА. А ведь он, кроме того, что обслуживался в психиатрических больницах, еще и страдал стенокардией. Представьте себе!

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Это очень печально, но…

ЛИЛИЯ ЛЕОПОЛЬДОВНА (говорит еще активнее). И вот тринадцатого марта тысяча девятьсот шестьдесят четвертого года Бродский был по статье за тунеядство приговорен к максимальному сроку – пяти годам принудительного труда. И человек был сослан в Архангельскую область. В какой-то там Коношский район! В деревню! Вы представляете, кто там жил? Конечно, все его покровители бросились всюду писать и требовать – и Анна Ахматова, и Фрида Вигдорова, и Лидия Чуковская. Шостакович, Самуил Маршак, Чуковский, Паустовский. Они подключили Жан-Поля Сартра.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Вряд ли этот Сартр нам поможет.

ЛИЛИЯ ЛЕОПОЛЬДОВНА. А с ним на этот предмет уже и поздно знакомиться. (Как бы обуянная темпераментом собственной речи, как бы исподволь наступает на своих гостей, тем самым заставляя тех подаваться назад). И вот четвертого июня тысяча девятьсот семьдесят второго года Бродского лишили советского гражданства, и он вылетает из Ленинграда в Вену. «Дуя в полую дудку, что твой факир, я прошел сквозь строй янычар в зеленом, чуя яйцами холод их злых секир…» В июле тысяча девятьсот семьдесят второго года Бродский переезжает в США.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. И что вы хотели донести до нас этим кратким рассказом?

ЛИЛИЯ ЛЕОПОЛЬДОВНА. Я хотела сказать… Я хотела сказать, что Америка – вот, действительно, страна исполнения желаний, страна, способная защитить. Ведь там, в Америке, имея семь классов образования, Бродский получает возможность читать лекции в Колумбийском и в Нью-Йоркском университетах. А вскоре – также в университетах Канады, Англии, Ирландии, Франции, Швеции, Италии. Конечно, были всякие голоса.. но сам Бродский много раз просил не думать, что его вывоз осуществили в рамках какой-то политической акции. А исключительно за большой талант.

БОРЯ. Мама, идем отсюда.

ЛИЛИЯ ЛЕОПОЛЬДОВНА. США… Скольким людям, и каким замечательным людям, удалось спастись в этой стране.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Так что, нам отправляться?

ЛИЛИЯ ЛЕОПОЛЬДОВНА. Да? Вы уже уходите? Что ж, рада была видеть вас в целости и… так сказать, невредимости.



Феня Абрамовна и Борис начинают

неуверенно пятиться задом.

ФЕНЯ АБРАМОВНА (принужденно отступая). Угу… Угу…

ЛИЛИЯ ЛЕОПОЛЬДОВНА. Кстати, как там погода, вы не обратили внимание? С неба ничего не падает?

БОРИС. Мама, пошли уже.

ЛИЛИЯ ЛЕОПОЛЬДОВНА. Надеюсь, еще не раз встретимся на поэтических вечерах. Вы знаете, саму поэзию великих авторов я непременно предваряю информацией о творческом пути поэта. И эта информация всегда содержит множество архиинтересных фактов.

БОРИС. Пошли.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Да, да.

ЛИЛИЯ ЛЕОПОЛЬДОВНА. Позвольте на прощание пожелать вам безупречного здоровья и… множества новых ярких поэтических впечатлений.



Гости покидают обиталище члена Союза

театральных деятелей.

ФЕНЯ АБРАМОВНА (уже в подъезде, тяжело спускаясь по ступеням). Ну что ж… если любовь закончилась – значит, она и не начиналась.



Вновь, то и дело оглядываясь и замирая, Феня

Абрамовна с сыном пробираются по серым

бетонным теснинам.

БОИС. Мама, ты куда?

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Туда.

БОРИС. Зачем? Вот же улица Карла Либкнехта.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. И что? А нам вон, через перекресток, на Шолом-Алейхема.

БОРИС. Зачем нам, мама, на Шолом-Алейхема? Лучше – в коттеджный поселок «Весенний холм», ну, туда, где мой шеф живет.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Или жил. Да сплыл.

БОРИС. Он еще там. Я чувствую.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Что ты можешь чувствовать?!

БОРИС. Ну почему ты не хочешь?..

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Я всегда не доверяла всяким экстремистам.

БОРИС. Каким еще экстремистам?

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Таким. Таким, как твое это начальство.

БОРИС. Почему ты их так называешь?

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Мой отчим рассказывал, как в прошлую войну их тоже такие же зазывалы манили всё куда-то, всё обещали… А потом кинули их, как отбросы на помойку. Он говорил: все прекрасно знают, на чьи деньги сделали Гитлера. На деньги Фрица Манделя, на деньги Рейнольда Геснера и Макса Варбурга. Пола Варбурга. Джеймса Варбурга. Он так часто о них говорил, что я, кажется, выучила наизусть их всех… А ты мне тут советуешь! Вот уже сейчас еще вспомню… Как его?.. Оскар Вассерман, Ганс Привин, Требич Линкольн… Барон Ротшильд с ними. И ведь все наши! В твоем Фонде Фриды Хавис про это не рассказывали?

БОРИС. Это неправда. Это инсинуации наших врагов!

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Да уж, наверное! Мой отчим, на минуточку, преподавал в ешиве. Я никогда не знала, что он там преподавал. Но, поверь мне, он был ученым человеком. И он не повторял, как попугай, все, что дудят другие. О! Он имел настоящую а идише коп1! Просто я не хочу, чтобы опять какие-то предприимчивые люди за наш счет, за счет простых йидн2 устраивали некоторые гешефты. Нет, я ничего не говорю, твой Гонда Коэн может быть очень полезным человеком. Но что бы там ни было, для себя думать нужно собственной головой. А все эти твои…

БОРИС. Он работал помощником госсекретаря в штатовской администрации.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Вот-вот.

БОРИС. По вопросам демократии и прав человека. Он был сотрудником разных фондов… А теперь вот его направили к нам. Проводить здесь исследования в области политических и гражданских свобод. Почему ты смеешься? Да, объекты исследований Фонда имени Фриды Хавис - мониторинг демократических изменений в мире…

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Мониторинг! Какая прелесть! Научили тебя…

БОРИС. Поддержка демократии, да, и защита демократии… не смейся… Защита демократии и прав человека в мире.

ФЕНЯ АБРАМОВНА (саркастически). Ну понятно. А кто у нас проплачивает эту твою контору? Кто?

БОРИС. Ты хочешь сказать, что госдеп США?

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Я хочу сказать! Кто-то этого не знает? Госдепартамент. И Управление развития. Правильно?

БОРИС, Управление международного развития США.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. О! Мама лечит зубы, но мама все знает. Боря, я ж ничего не говорю: работай где хочешь, если тебе это выгодно. Все-таки лучше, чем раньше ты бегал фотографом на свадьбах. За копейки. Но зачем ты родной матери рассказываешь эти повести? Я что, у тебя –идиотка?

БОРИС. Мама, что ты говоришь?! Мы действительно анализируем состояние дел в различных странах…

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Они анализируют!

БОРИС. И потом присваиваем им соответствующие рейтинги: страны несвободные, страны свободные…

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Свободные от кого? От вас? Ты становишься похож на кого-нибудь из Дробнисов. Да, это те, которые всей семьей занимаются сетевым маркетингом. Что ты меня уговариваешь? Не надо меня уговаривать. Анализы!

БОРИС. Опять смеешься?

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Ой, какой шмусер3! Молодец. Четверку ставлю.

БОРИС. Что значит – четверку?

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Повторил все правильно, Но Райкина из тебя не будет.

Где-то невдалеке слышатся крики:

Это наше имущество!

Это ваше имущество? Это наша кровь!

Мимо проносится пара подростков в темных

куртках с капюшонами, наброшенными на

головы. Феня Абрамовна и Борис вжимаются в

стену, замирают. По прошествии какого-то

времени выглядывают из-за угла. С

утроенной осмотрительностью пускаются в

путь.

Вновь топот. Стремительные тени.

Мчащийся подросток в черной трикотажной

маске запускает им вслед бутылку. Звон

разбитого стекла.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Тебе не показалось, что этого хулигана мы где-то встречали?..

БОРИС. Мама, какие странные вопросы тебя волнуют.

Все стихает. Мать с сыном подбираются к

распахнутому черному зеву подъезда едва ли

не ползком, и растворяются в его черноте.

Они шаг за шаг поднимаются по бетонным

маршам. Топот. Вверх мимо них проносится

еще какой-то мальчишка, не останавливаясь,

лишь коротко хихикнув на ходу.

Наконец они достигают двери, обещающей,

по их упованиям, защиту и покой.

БОРИС. В той квартире… ну, на улице Симы Гопнер, выключатель был здесь… А в этой…

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Не включай. Ничего не включай.

БОРИС. Хотя бы ненадолго.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Нет. Не включай. Лучше в темноте, но в тишине.

БОРИС. Ну хотя бы в туалет как-то пройти…



И тут вспыхивает яркий свет. Перед Феней

Абрамовной и Борисом четверо подростков

лет шестнадцати-восемнадцати – трое

парней (один в трикотажной маске) и девчонка

с большими желтыми наушниками по бокам

головы, делающими ее похожей на какое-то

фантастическое насекомое.

ДЕВЧОНКА. Сюрпра-айз! (Демонстративно позванивает ключами в вытянутой руке).



Смех.

3-Й ПАРЕНЬ. Тут уже все ваши съемные малины пооткрывали.

1-Й ПАРЕНЬ. Ну, что вылупились? Может, наш прикид не нравится? Все из сэконд-хенда. Все офигенного европейского качества. До меня всего несколько лет носил какой-нибудь… Лейзер Слизовкер из… Брюсселя. Или

Мошка Устимчик из Ливерпуля.



Девчонка смеется, пританцовывая в такт

музыки, звучащей в ее наушниках и доступной

ей одной.

2-Й ПАРЕНЬ (сквозь прорезь в трикотажной маске откусывая от гамбургера, наполовину прикрытого фирменной упаковочной бумагой «Макдоналдса»). Может, не узнаешь? А, Сара?

ФЕНЯ АБРАМОВНА (приходя в себя). Что это за хамство!

2-Й ПАРЕНЬ (запускает в нее гамбургер, улучая в лицо). Не понял. Чё ты сказала?



Борис дергается, возможно, с намерением

заступиться за мать, но удерживает свой

порыв. Феня Абрамовна с жалким

достоинством утирает со лба и щек

кетчуп и крошки гамбургера.

2-Й ПАРЕНЬ. Так чё ты там про хамство прошуршала, жаба?

ФЕНЯ АБРАМОВНА (быстро сориентировавшись в ситуации). Мы с вами, молодые люди, спорить не собираемся.

Разворачивается, чтобы уйти, но ту же

секунду на пути к отступлению вырастают

двое ребят.

1-Й ПАРЕНЬ. Что так быстро? (Своим товарищам). Они хотят ретироваться. В смысле – свалить.

3-Й ПАРЕНЬ. А подарки? (Удало шлепает девчонку по плечу). А?

ДЕВЧОНКА (все так же слегка пританцовывая, пытаясь соединить оккупировавшие ее уши музыкальные ритмы с ритмами окружающей действительности). А? А, да. Торт. Чупа-чупсы. Кока- кола. Где торт?



Все смеются.

2-Й ПАРЕНЬ. Ты слышала, где торт грамотный? Чё за бучилово!

ФЕНЯ АБРАМОВНА (отчаянно отыскивая способ выскользнуть из сложившейся незадачи). Мы не думали… Мы не рассчитывали… Хорошо, в следующий раз мы принесем вам сладкое… Торт… И все такое.

3-Й ПАРЕНЬ (шлепая девчонку-меломанку по плечу). Но вот она хочет сейчас.

ДЕВЧОНКА. А? А. да. Дискотека!

Все смеются.

1-Й ПАРЕНЬ, О, дискотека!

2-Й ПАРЕНЬ. Слышали? Дискотека. Танцуем!

Полоняне в растерянности.

2-Й ПАРЕНЬ. Че, не все понятно? Танцуем!

ФЕНЯ АБРАМОВНА (меняя тактику). Как тебе не стыдно! Я тебе в матери гожусь.

2-Й ПАРЕНЬ. Че-го?

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Я врач.

2-Й ПАРЕНЬ. Врач? (Медленно, с расстановкой). Ты не врач. Ты тварь. Ты помнишь, что ты сказала моей матери, когда она к тебе зубы пришла лечить?

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Ко мне, молодой человек, приходило столько клиентов…

2-Й ПАРЕНЬ (стаскивает трикотажную маску, закрывавшую его лицо). Мы жили с вами, мразями, рядом. Ты не могла ее не знать. И меня ты прекрасно помнишь. Ты ей сказала, что у нее хрустов, бабла, значит, мало, чтобы такое лечить. Ты врач? Ты тварь в белом халате! Поняла?

ФЕНЯ АБРАМОВНА (перетрухнув). Поняла.

2-Й ПАРЕНЬ. Ни хера ты не поняла.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Но у нее был страшенный периодонтит! Для этого нужна очень дорогая операция. Нужны материалы. Мне нужно заплатить ассистентам. Оборудование… Аренда…

2-Й ПАРЕНЬ. А! Так ты вспомнила. Чё ж прикидывалась, что не помнишь?

1-Й ПАРЕНЬ. Память реставрировалась.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Я же не виновата, что пришло такое время. Самоокупаемость. Хозрасчет. Она же не сказала…

2-Й ПАРЕНЬ. Она сказала.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Да я могу и так… и бесплатно.

2-Й ПАРЕНЬ. Поздно, Сара, пить «боржоми». Пляши.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Что? Что это значит?

3-Й ПАРЕНЬ. Нет тут никакой заморочки. Говорят: пляши.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Да как вы смеете…

1-Й ПАРЕНЬ (отламывая от стула ножку и вооружаясь ей как бейсбольной битой). Будем постигать хирургическую стоматологию?

БОРИС. Да как вы смеете!



Но тут же получает удар новоизобретенным

орудием. Феня Абрамовна подхватывает

пошатнувшегося сына и закатывается

пронзительным воплем, исполненным

неподдельного ужаса.

3-Й ПАРЕНЬ. Дура, так ты плясать или петь собралась?

1-Й ПАРЕНЬ. Что за глоссолалия?

ДЕВЧОНКА (полностью не выходя из власти музыкальных ритмов). Ну старуха высаживает!

БОРИС (с маской отчаяния на лице производит руками какие-то неопределенные жесты). А-а… Это…

2-Й ПАРЕНЬ. О! И мне тоже мать было жалко. Но ей-то больнее было. Пляши.



Феня Абрамовна еще какое-то время держит

взятую ей пронзительно высокую ноту, но видя,

что это средство ожидаемого результата не

приносит, внезапно замолкает и, вперив в лица

своих мучителей остекленевший от перепуга

взгляд, начинает несмело пританцовывать.

ДЕВЧОНКА. Оба-на! (Бросается в пляс). Пошла колбасня!

1-Й ПАРЕНЬ. Свои, свои танцы давай. Аутентичные! Давай! (Запевает, не попадая ни в одну ноту). Хава нагила! Хава нагила! Ну!

ФЕНЯ АБРАМОВНА (пританцовывая). Хава нагила, Хава нагила, Хава нагила вэнисмэха, хава…



3-Й ПАРЕНЬ, А сынок? Давай-давай присоединяйся к мамаше!

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Он не знает…

2-Й ПАРЕНЬ. Давай-давай!

1-Й ПАРЕНЬ. Танцуй, потц-аид!



Борис пытается танцевать вместе с матерью.

БОРИС. Хава… Хава…

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Хава нэранэна, хава нэранэна…

1-Й ПАРЕНЬ. Пошла этнография! Танцуй, Союз имени Иосифа Трумпельдора!

3-Й ПАРЕНЬ. Поживее, слышишь! Давай так, как-будто гойские деньги считаешь!

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Уру, уру ахим, уру ахим бэлэв самэах, уру ахим бэлэв самэах…



3-Й ПАРЕНЬ. Вот так. Шевели колготками! Вот так ногами. (Показывает, давая указания). Вот так надо.

Скованный страхом Борис едва передвигает

ноги, и это усугубляет агрессивность парней.

3-Й ПАРЕНЬ (выдергивает из рук 1-го парня ножку стула и заскакивает на спину Борису, как бы оседлывая его). Ну-ка, шевелись! (Обхватив шею левой рукой, туловище - ногами, он бьет его деревяшкой, зажатой в правой руке, по ягодицам).

Девчонка заскакивает на спину к Фене

Абрамовне. Все самозабвенно хохочут.

ДЕВЧОНКА. Жги, зажигалочка!

3-Й ПАРЕНЬ (нанося удары ножкой от стула). За нашу родную Палестину! Да здравствуют наши арабские братья!

ДЕВЧОНКА. Оле-оле-оле-оле!

Все пускаются в пляс, выделывая ногами и

руками некие размашистые гротескные

движения.

Наконец плясуны выдыхаются.

2-Й ПАРЕНЬ (достает нож). А давайте им головы выбреем.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Не надо! Нет, нет!

2-Й ПАРЕНЬ. Что значит «нет»? Ты уже свое «нет» моей матери сказала. Теперь мы решать будем – нет или да.

ДЕВЧОНКА (у нее в руке оказывается пачка маркеров). А давайте рисовать!

ПАРНИ (очень оживленно). Алля´! Красава! Замутим! Подставляйте свои хари.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Но зачем же… Рисование – это прекрасно. Но рисовать лучше на бумаге.

1-Й ПАРЕНЬ. Ужель?! Ваши все любят авангард. Вот мы и сделаем вам авангард.

3-Й ПАРЕНЬ. Имени этого… Пикассо.

1-Й ПАРЕНЬ. Ага, имени Шагала-Шнитке.

ДЕВЧОНКА (бодро принимаясь за работу, пританцовывая). Авангард! Забалдежный авангард!

ФЕНЯ АБРАМОВНА (пытаясь сделать комплимент). Молодой человек, вы знаете Шагала! И Шнитке.

1-Й ПАРЕНЬ. Так ни про кого ж другого ни говорят, ни пишут.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Да?

3-Й ПАРЕНЬ. Смотри: прикидывается, что только сейчас об этом узнала! В телеящике давно уже никого кроме ваших нет. А! Косит под албанского школьника!

БОРИС (пытаясь заслонить свое лицо). М-м… Н-н…

2-Й ПАРЕНЬ (Борису). Додик, будешь ломаться – в бубен прилетит.



Борис и Феня Абрамовна обмякают и уже не

пытаются чинить сопротивление, покорно

подставляя глумливым фломастерам свои

щеки и лбы.

3-Й ПАРЕНЬ ( в работе). Свастику рисуй.

1-Й ПАРЕНЬ. Кабальеро, свастика-то тут при чем? Она семисвечник хочет. Семисвечник рисуй.

ДЕВЧОНКА. Космо-авангард!

3-Й ПАРЕНЬ. Тогда вот тут – Маген-Давид.

1-Й ПАРЕНЬ. А там – Маген-Шломо.

ДЕВЧОНКА. Конкурс боди-арта!

1-Й ПАРЕНЬ. Эх, жаль, хоть морды и откормленные, а все рано места маловато.

3-Й ПАРЕНЬ. А зачем тебе?

1-Й ПАРЕНЬ. А нарисовал бы, как израильские самолеты сбрасывают на людей фосфорные бомбы. И название так подписать – «Ливан. Год две тысячи шестой».

ДЕВЧОНКА (хлопает в ладоши). Супер-боди-арт!

Однако это занятие быстро надоедает



молодежи. В досаде на улетучившееся

вдохновение они, подбадривая друг друга

поощрительными восклицаниями, наносят еще

несколько каракулей на измалеванные лица, и

тогда оставляют их.

1-Й ПАРЕНЬ. Ну а теперь что?



Вперед выступает 2-й парень. Он

выставляет перед собой нож и делает им

несколько резких угрожающих движений.

2-Й ПАРЕНЬ. А чё, устроим сафари.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Не надо.

1-Й ПАРЕНЬ. Как «не надо»?!

2-Й ПАРЕНЬ. А на Ирак, на Ливию бомбы кидать надо было? А оранжевые бунты на Украине устраивать, чё, надо было? «Арабские весны», а?

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Какой… Бомбы… Это что, мы кидали бомбы?!

1-Й ПАРЕНЬ. А кто? Монголы?

2-Й ПАРЕНЬ. А Чернобыль надо было устраивать? Фукусиму взрывать?

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Что вы говорите! Какие… Фукусиму! Я врач.

2-Й ПАРЕНЬ (наступая). Ты не врач. Я уже сказал тебе: ты тварь, ты чудовище в белом халате.

3-Й ПАРЕНЬ. А что это она его сегодня не надела?

ДЕВЧОНКА. Маскируется.

1-Й ПАРЕНЬ. Врачи! Вы искусники только эпидемии устраивать, всякое говно в пробирках выращивать, а потом по миру пускать.

3-Й ПАРЕНЬ. Во-во. Забодяжить кипиш, втулять всякую байду – и опять бабло с людей стричь.

1-Й ПАРЕНЬ. Ага, сочинят байки про глобальное потепление, а потом – давайте платите нам налоги за то, что вы своими заводами воздух портите.

ДЕВЧОНКА. Сами вы воздух портите. (Принюхивается). Точно. Портят.

2-Й ПАРЕНЬ. Врач… Чудовище в белом халате.

1-Й ПАРЕНЬ. Новых колоний захотелось?

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Что вы говорите! Какие колонии?! Мы что, похожи на тех, у кого колонии? Мы простые люди. Мы такие же, как вы…

3-Й ПАРЕНЬ. Опа-на! Уже такими же стали. А еще ж недавно были всех правильнее. Самые башлевые. Самые наглые.

1-Й ПАРЕНЬ. Всё людям теракты устраивали.

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Мы?! Мы теракты устраивали?!

1-Й ПАРЕНЬ. А кто? Марсиане?

2-Й ПАРЕНЬ (проводя острием ножа по одежде насмерть перепуганной женщины). Беслан, помнишь? Сколько детей передушили…

ФЕНЯ АБРАМОВНА. Беслан… Мы передушили?..



Достарыңызбен бөлісу:
  1   2




©engime.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет