78
79
культурного развлечения, со своими вкусами и пристрастиями он и
считался в первую голову. Петром же театр планировался как пу-
бличный, площадный: он и действовал на площади. Задумав завести
в Москве театр, Петр поручает это дело Посольскому приказу, кото-
рый приглашает (при посредничестве Яна Сплавского, выходца из
Венгрии, служащего в этом приказе, довольно характерной для того
времени личности с авантюристической жилкой) из Данцига Иоган-
на Христиана Кунста с его небольшой труппой. Переговоры о пере-
езде велись во второй половине 1701 (в Данциг Ян Сплавский отбыл
в июне 1701 г.) — начале 1702 г.; 12 апреля 1702 г. с Кунстом был
заключен договор, 10 июня труппа прибыла в Москву
71
. После смер-
ти Кунста (1703) во главе театра оказывается тоже иностранец — Отто
Фурст, по профессии вообще ювелир (что не могло не сказаться весь-
ма плачевно на ходе дел). Для театра начали возводить специальное
здание — «комедийную хоромину», которая вызывающе помещалась
в сакрализованное для людей той эпохи место — прямо на Красную
площадь.
Занимавшиеся строительством дьяки Посольского приказа снача-
ла стремились избежать такого скандалезного поручения, а после
постигшей их в этом неудачи «попытались убедить Ф. А. Головина»
в необходимости «перенести этот „анбар“ куда-нибудь подальше»
72
.
Ничего из подобных хлопот не вышло: вполне в духе своих культур-
ных преобразований, царь вызывающе подчеркивал позитивность
очередного нововведения: театр не бесовское игрище, а крайне важ-
ное для национальной жизни явление: по значению ему и место.
Не желая ждать окончания строительства «комедийной хоромины»,
Петр распорядился (от него ли непосредственно исходило это рас-
71
Еремин И. П
. Театр и драматургия начала XVIII века // История русской литера-
туры. М.; Л., 1941. Т. 3. С. 97–98. Ниже я в ряде положений опираюсь на эту замечатель-
ную статью, откуда также позаимствованы некоторые факты.
72
Там же. С. 98. Федор Алексеевич Головин (?–1706), к которому тщетно взыва-
ли московские дьяки, был, вероятно, самым влиятельным сподвижником Петра с
конца 1690-х гг. до своей смерти. Его близость к царю объяснялась не одними его
замечательными государственными дарованиями (как административно-военными,
так и, в особенности, дипломатическим), но и его редкой открытостью новому и
способностью глубоко воспринимать западноевропейские веяния; в первые годы
самостоятельного правления Петра Головин был, наверное, наиболее «европеизиро-
ванным» (как политический деятель) русским вельможей. Неудивительно, что Петр
ему всецело доверял, очень ценил и любил (о его роли в политике Петровской эпохи
см.:
Достарыңызбен бөлісу: