Михаил Коллонтай Некоторые данные к биографии композитора и пианиста, изложенные им самим

1. Младенчество

Первое. Патефон и пластинки, насколько я теперь понимаю, с популярной музыкой тех лет. Были и детские пластинки, но очень мало, одна или две. Патефон мне разрешалось самому заводить (ручкой!), что и продолжалось подолгу. Вспоминают, что любимой мелодией были вальс Кюсса «Амурские волны». Наиболее ненавидимой – футбольный марш Блантера. (Думаю, что я боялся звуков духового оркестра.)

Второе. Церковное пение. Меня с первых месяцев жизни приносили, а потом приводили в православную церковь. Кроме того, в нашем доме в Старой Купавне (Ногинский район Московской области) постоянно пели различные духовные песнопения, например, перед Рождеством – ирмосы рождественского канона, в Пасху – тропарь, кондак, ексапостиларий и стихиры Пасхи. Пели и духовные стихи, и рождественские детские песенки. Если бабушка с дедушкой (а я жил в основном с ними) почему-либо не попадали на службу, то все вычитывалось и выпевалось дома. Церковное чтение тоже имело большое значение. Оно было постоянным фоном моей младенческой жизни, потому что не только утренние и вечерние молитвы, но и акафисты Иисусу Сладчайшему, Божией Матери ради иконы ее Державной, Великий акафист читались в нашем доме ежедневно. Бабушка, не имея музыкального образования, пела очень хорошо, имея большой клиросный опыт, и не только пения, но и чтения, и уставщичества.

(Речь идет о семье дедушки, Ильи Ермолаевича Ермолаева и бабушки, Ермолаевой – в девичестве Кудрявцевой - Евдокии Лукиничны, в тайном постриге, который она приняла после смерти деда, монахини Онуфрии. Это были родители моей мамы.)

Музыкальными способностями в маминой части моей родни обладала только бабушка. Ничего не могу сказать об отце, но вот его дочь от первого брака, Нина Георгиевна Горецкая, и ее дочь, Наталия Эдуардовна Бартош – обе профессиональные музыканты. Однако общения с отцовскими родственниками у меня никогда практически не было (отца, Георгия Фёдоровича Колонтая, я не помню, поскольку он умер, когда мне было всего полтора года отроду).

Примерно с пяти лет бабушка меня стала ставить на клирос. Так как я очень рано научился читать и не имел проблем с церковнославянским шрифтом, то уже с первых шагов на клиросе я пел, осознанно глядя в книгу, причем меня как маленького ставили у самого аналоя. Я всегда пел второй голос. Эта работа имела, мне кажется, большое значение для развития моих профессиональных (впоследствии) навыков. Ведь клиросное пение было не от случая к случаю, а регулярно, потому что мы праздничных и воскресных служб почти не пропускали. Регулярная клиросная практика не прекращалась вплоть до мутации голоса (я начиная с школьных лет жил в Москве, но на праздничные дни и каникулы, как правило, переезжал к бабушке). Почти с самого начала хором левого клироса, в котором пел и я, управлял любивший меня псаломщик Иван Яковлевич (фамилию не знаю), никогда не делавший мне замечаний по моему пению. Ходили мы в кладбищенский Троицкий храм рядом с городом Лосино-Петровском. Храм по старым документам назывался «Аристов погост», а народ называл его и называет «у Пречистой», «в Пречистой» (никогда в именительном падеже!). Там и похоронены все мои родственники.

Примерно в 1958 году меня начали учить нотной грамоте, это сначала делала, как могла, мама (Екатерина Ильинична Ермолаева). Она выкрасила нотную табличку в разные цвета, считая, что так легче запоминать. Вероятно, зимой-весной 1959 года ко мне (уже в Москве) начал ходить педагог по музыке (пианино было куплено сразу после моего рождения, поскольку почему-то было решено, что я стану профессиональным музыкантом). Этим педагогом был Нодар Калистратович Габуния, ныне ректор Тбилисской консерватории, а тогда или студент, или аспирант Московской консерватории.

Первые попытки сочинять музыку относятся не к этому периоду, а к более раннему. Я еще почти не знал нот. Но это не помешало мне создать первое сочинение под названием «Фантазия», которое все было написано на одной строке и занимало, наверное, страницы полторы. (Мама заблаговременно запаслась нотными тетрадями.) При этом музыка была написана без инструмента, то есть я сидел на диване и писал карандашом некие ноты. Никакого интереса к тому, как это звучит, у меня не было. Потом я стал сочинять уже нечто тонико-доминантное, в духе той музыки, которая мной изучалась ради обучения игре на фортепиано. Надо сказать, что сей процесс меня не очень занимал, поскольку я прежде всего сам выучил всю «Школу» А. А. Николаева до конца (в то время, как со мной проходили еще номера из первой части этого сборника). Я тогда легко читал с листа. Мама, увидев это, стала покупать мне ноты, среди которых была «Лунная» соната Бетховена. Надо сказать, что я первую часть освоил сразу, но и другие части тоже как-то играл. Педагогам все это не сообщалось, о моих сочинительских занятиях я тоже им не рассказывал.

Я, возможно, немного забежал вперёд. Но надо сказать еще и о том, что мама много водила меня в концерты (начиная с 4 лет), поскольку я вёл себя там прилично, и мне было интересно. Лишь однажды я испытал проблемы, тогда исполнялся скрипичный концерт Хиндемита, мне это было трудно, и маме пришлось меня увести. Но это было исключение из правила. Капельдинеры меня почему-то пускали, в том числе и в вечерние концерты. Чаще всего мы ходили в Большой зал консерватории, но и в другие залы тоже.

В тот же период в московской комнате в коммунальной квартире, где мы жили вдвоём с мамой, появились электропроигрыватель и две-три пластинки с классикой. Прежде всего Пятая симфония Бетховена (В. Фуртвенглер). Это была любимая пластинка, которую я слушал чаще всего. А также Четвертая симфония Чайковского в неплохой записи А. Гаука, Пятая симфония Чайковского в записи К. Иванова, Концерты Листа (№1) и Сен-Санса (№2) в исполнении Э. Гилельса, две сонаты Бетховена, №№10 и 14, в исполнении В. Мержанова. Последние три пластинки нравились мне уже меньше.

Очень большую роль в то время играло также радио, по которому можно было услышать и 9-ю симфонию Бетховена, и до минорную симфонию Танеева. Всё это нами очень ценилось, мы специально старались подгадать расписание так, чтобы я услышал побольше музыки.