Диссертация на соискание ученой степени кандидата филологических наук

е
предшествующими или последующими - произведениями. Эти произведения и образуют интертекст первого произведения». [Цит. по: Пьеге-Гро, 2008, с. 57]

Такое определение, по мнению Пьеге-Гро, говорит об опасности субъективизации «интертекста», потому как его прочтения становится своего рода принуждением: «Если вы этого не замечаете, то, значит вы не чувствуете самой природы текста» [Там же]. Поэтому М. Риффатер предлагает отличать интертекстуальность необходимую, обязательную к пониманию, и факультативную, которую читатель может не замечать в силу недостатка навыка распознавания или, наоборот, обнаружить несуществующие включения.

Другой видный американский филолог - X. Блум - также внес значительный вклад в развитие теории интертекстуальности. В своих работах «Страх влияния» [Блум, 1998] и «Западный канон» [Bloom, 1994] автор исследует влияние литературной традиции на отдельных авторов: «творческий процесс видится как борьба против предшественника, в ходе которой поэт всячески стремится стереть следы его влияния» [Денисова, 2003, с. 49]. Эту ситуацию постоянного сравнения своих произведений с литературным каноном Блум называет «страхом влияния»: «История плодотворного поэтического влияния, которое следует считать ведущей традицией западной поэзии со времени Возрождения, - это история страха и самосохраняющей карикатуры, искажения, извращения, преднамеренного ревизионизма, без которых современная поэзия как таковая существовать бы не смогла» [Блум, 1998, с. 31— 32].

1.2.2. Основные положения теории межтекстового взаимодействия в отечественной лингвистике

Как отмечает H.A. Кузьмина [Кузьмина, 2009], если отвлечься от крайностей в западной теории интертекста, то следует признать, что современное понимание текста как генератора смыслов, внимание к деривационным процессам в языке и необходимость изучения механизмов смыслопорождения относятся к заслугам постмодернистской революции 70-х годов. Продолжателем этих идей являлся выдающийся литературовед, семиолог и культуролог Ю.М. Лотман. Его теория представляет собой синтез идей структуралистов, учения об энергии языка В. фон Гумбольдта, концепции познании мира через язык A.A. Потебни и бахтинского диалогизма [Приводится по: Кузьмина, 2009, с. 15].

Наиболее значимой для теории интертекстуальности является его работа «Внутри мыслящих миров: Человек - текст - семиосфера - история» [Лотман, 1996]. Здесь Ю.М. Лотман использует понятия семиосферы, семиотического пространства и культурной памяти. Под семиосферой понимается «синхронное семиотическое пространство, заполняющее границы культуры и являющееся условием работы отдельных семиотических структур, и одновременно, их порождением» [Там же. С. 4]. К семиотическим объектам, созданным человечеством, относятся литература, искусство и культура. Эти элементы

г

находятся в состоянии постоянного взаимодействия, обмена информацией, которая представлена в виде текстов, выполняющих следующие функции: передача имеющейся информации, выработка новых смыслов, конденсация культурной памяти. Семиотическое пространство является условием существования и работы языка, вне которого он не способен функционировать.

Вышеуказанные исследования Ю.М. Лотмана позволяют сделать вывод, что сформулированные им понятия тесно связаны с проблематикой интертекстуальности.

Согласно другому отечественному исследователю И.П. Смирнову, «интертекстуальность» подразумевает, что «смысл художественного произведения полностью или частично формируется посредством ссылки на иной текст, который отыскивается в творчестве того же автора, в смежном искусстве, в смежном дискурсе или в предшествующей литературе» [Смирнов, 1995, с. 11]. Это определение появилось в 1985 году в его труде «Порождение интертекста (элементы интертекстуального анализа с примерами из творчества

Б.Л. Пастернака)», который долгое время являлся единственной отечественной работой по исследованию интертекста.

Смирнов разграничивает понятия «интертекст» и «интертекстуальность» - метода интертекстуального анализа произведения. Задачу же своего исследования он видит в создании «интертекстуальной логики», обеспечивающей структурное единство текста и основанной на всех возможных логических связях между произведениями. Именно это стремление описать правила интертекстового взаимодействия, как отмечает H.A. Кузьмина, является привлекательным в его исследовании.

Дальнейшее развитие теории интертекстуальности Смирнов представляет в виде ее смыкания с теорией памяти, включающей эпизодическую, составляющую «информацию, которую индивид приобрел как участник социальных действий и перципиент физического мира», и семантическую, образующую «информацию, извлеченную индивидом не из непосредственно воспринимаемого им мира, но из всякого рода субститутов фактической действительности» [Там же. С. 125]. Такое понимание межтекстовых связей нашло отклик в исследованиях Б.М. Гаспарова.

Как и Ю.М. Лотман, Б.М. Гаспаров также не придерживается термина «интертекстуальность» в своих работах, среди которых необходимо выделить «Язык, память, образ. Лингвистика языкового существования» [Гаспаров, 1996]. В центр данного исследования помещена языковая деятельность, которая представляет собой «непрерывный поток «цитации», черпаемой из конгломерата нашей языковой памяти» [Там же. С. 14].

Введенное Гаспаровым понятие «коммуникативных фрагментов» является важнейшим в его теории. Близкий к теории интертекста термин означает наличие в памяти говорящего отрезков речи различной длины, которые используются при создании и интерпретации высказываний. «Это целостный отрезок речи, который говорящий способен непосредственно воспроизвести в качестве готового целого в процессе своей речевой деятельности и который он непосредственно опознает как целое в высказываниях, поступающих к нему извне» [Там же. С. 118].

Другим важным положением в работе стало понятие «мотивного анализа», подразумевающего, что смысл текста-сообщения предстает составленным из мотивов, бесконечных растеканий и переплавлений. «Сущность мотивного анализа состоит в том, что он не стремится к устойчивой фиксации элементов и их соотношений, но представляет их в качестве непрерывно растекающейся "мотивной работы": движущейся инфраструктуры мотивов, каждое новое соположение которых изменяет облик всего целого и в свою очередь отражается на вычленении и осмыслении мотивных ингредиентов в составе этого целого» [Там же. С. 335].

Что касается критики данной теории, то спорным является утверждение о том, что языковая деятельность представляет собой непрерывную цитацию из нашей языковой памяти. Такой подход имеет общие корни с концепцией «мозаики цитат», где любой текст является интертекстом, что, по мнению В.П. Москвина [Москвин, 2011, с. 34], является преувеличением.

Таким образом, проанализировав отечественные и зарубежные учения о межтекстовых связях, можно, используя концепцию Г.В. Денисовой об интертекстуальных «семьях» [Денисова, 2003, с. 56], сделать вывод, что теория интертекстуальности зиждется на трех основных подходах: парадигматическом (сюда относятся все модели интертекстуальности, основывающиеся на идеях Ф. де Соссюра), диалогическом (исследования, восходящие к бахтинской традиции) и эволюционном (в основе - теория Ю.Н. Тынянова, школа Ж. Женетта).

1.3. Подходы к определению понятия интертекстуальности

Изучение различных теорий межтекстового взаимодействия позволяет сделать вывод об отсутствии четкого понятийного аппарата для определения интертекстуальности. Это может быть связано с распространением понятия не только в языкознании, но также в культурологии, литературоведении и философии. Специалисты в этих областях знаний по-разному подходят к исследованию данного явления и вкладывают в него разное содержание. Таким образом, термин «интертекстуальность» имеет множество определений и толкований, что «грозит перспективой не иметь никакого смысла, кроме того, которое пожелает вложить в него отдельно взятый критик» [Москвин, 2011, с. 33].

Еще одной проблемой описания является наличие большого числа названий одного и того же понятия: транстекстуальность (Ж. Женетт), транспозиция (более поздний термин Ю. Кристевой), влияние (X. Блум), семиосфера (Ю.М. Лотман) и т.д.

В современных исследованиях [Чернявская, 2009, Малаховская, 2007; Гусева, 2009] выделяются три основных подхода к определению интертекстуальности:

1. Широкая модель интертекстуальности:

интертекстуальность - универсальное свойство текста; всякий текст - интертекст, независимо от авторской интенции.

Чернявская также называет эту модель «радикальной» [Чернявская, 2009, с. 180], ее теоретическими источниками является историческая поэтика А.Н. Веселовского, учение о пародии Ю.Н. Тынянова и полифоническое литературоведение М.М. Бахтина.

Сюда можно отнести следующие определения:

«[...] любой текст строится как мозаика цитаций, любой текст - это впитывание и трансформация какого-нибудь другого текста. Тем самым на место интерсубъективности встает понятие интертекстуальности, и оказывается, что поэтический язык поддается как минимум двойному прочтению» [Кристева, 2004, с. 167].

«Мы назовем интертекстуальностью такую текстуальную интеракцию, которая происходит внутри отдельного текста. Для познающего субъекта

38

интертекстуальность - это признак того способа, каким текст прочитывает историю и вписывается в нее» [Цит. по: Ильин, 1996, с. 225].

«Всякий текст есть междутекст по отношению к какому-то другому тексту, но эту интертекстуальность не следует понимать так, что у текста есть какое-то происхождение; текст же образуется из анонимных, неуловимых и вместе с тем уже читаных цитат - цитат без кавычек» [Барт, 1994, с. 418].

«Интертекстуальность - это слагаемое широкого родового понятия [...], имеющего в виду, что смысл художественного произведения полностью или частично формируется посредством ссылки на иной текст, который отыскивается в творчестве того же автора, в смежном искусстве, в смежном дискурсе или в предшествующей литературе» [Смирнов, 1995, с. 11].

2. Узкая модель интертекстуальности:

интертекстуальность - факт соприсутствия в одном тексте одного или более других текстов (претекстов), реализующихся в осознанных авторских приемах, таких как цитата, аллюзия, реминисценция и др. Задачами этого типа является дифференциация и классифицирование межтекстовых отношений.

Так, И.В. Арнольд определяет интертекстуальность как «включение в текст целых других текстов с иным субъектом речи, либо их фрагментов в виде цитат, реминисценций и аллюзий» [Арнольд, 2005, с. 71-72].

Другое «узкое» определение принадлежит Ж. Женетту: «Я, со своей стороны, определяю ее [интертекстуальность] - пусть и несколько ограничительно - через отношения соприсутствия, существующее между двумя или несколькими текстами; говоря эйдетически, интертекстуальность чаще всего предполагает непосредственное присутствие одного текста в другом тексте. В наиболее эксплицитной и буквальной форме - это традиционная практика цитирования (отмеченная кавычками, с точным указанием или без указания источника); в менее канонической форме - это плагиат (например, у Лотреамона), то есть пусть и неявное, однако дословное заимствование; в еще менее эксплицитной и менее буквальной форме - это аллюзия; чтобы

39

полностью и до конца понять смысл аллюзивного высказывания, следует уяснить его отношение с другим высказыванием, к которым с необходимостью отсылает та или иная его модификация; в противном случае высказывание считается неприемлемым (пер. Г. Косиков)» [Цит. по: Пьеге-Гро, 2008, с. 54­55].

3. Негативная модель интертекстуальности:

интертекстуальность - модное слово, за которым не стоит никакой языковой реальности; в лучшем случае, оно используется для обозначения явлений, традиционно изучавшихся под другими названиями - цитата, аллюзия, реминисценция и др.

По мнению Л.П. Ржанской, например, «в этом подходе нет ничего нового, помимо термина, который используется для обозначения литературных явлений, столь же древних, как сама литература» [Ржанская, 2002, с. 539], а H.A. Фатеева понимает интертекстуальность «тропом или стилистической фигурой» [Фатеева, 2007, с. 50].

В свете нашего исследования мы сочли необходимым пересмотреть подходы к определению интертекстуальности. И если негативная модель не представляет ценности для решения переводческих задач, потому как описывает только теоретическую сторону межтекстовых связей, то узкая имеет практическую направленность. А поскольку переводчик занимается не только анализом интертекстуальных элементов конкретного произведения, некоторые из которых возникают независимо от авторской интенции, а также ищет адекватные способы их передачи в тексте перевода, мы воспользуемся предложением M.JI. Малаховской [Малаховская, 2007, с. 8] о снятии грани между широкой и узкой концепциями, что поможет сформировать общий подход к анализу различных форм диалогизма текстов.

Также, поскольку особое внимание в нашей работе уделяется восприятию интертекста, целесообразно учитывать и рецептивную модель интертекстуальности М. Риффатера. «Рецептивный подход заключается в том, что значение сообщения ставится в зависимость от интерпретативных предпочтений реципиента: даже наиболее простое сообщение, высказанное в процессе обыденного коммуникативного акта, опирается на восприятие адресата, и это восприятие некоторым образом детерминировано контекстом (при этом контекст может быть интертекстуальным, интратекстуальным и экстратекстуальным, а речь идет не только о рецепции литературных текстов, но также и любых других форм сообщений)» [НФС, 2003, с. 1175].

В нашем исследовании мы используем комплексную позитивно- рецептивную модель, включающую как узкий, так и широкий подход к интертексту, а также рецептивную концепцию, которая опирается на восприятие интертекста адресатом.

В свете такого подхода наиболее адекватным для нашего исследования будет определение интертекстуальности, предложенное M.J1. Малаховской: «наличие в тексте элементов, которые, вследствие целенаправленной авторской стратегии или же безотносительно его интенции активируют в сознании читателя другие, прочитанные им ранее тексты» [Малаховская, 2007, с. 5].

1.4. Понятийный аппарат теории интертекстуальности

H.A. Кузьмина [Кузьмина, 2009] в своем исследовании выделяет три основных интертекстовых субстанции - Время, Человек, Текст. Время является необходимым условием существования «интертекста», характеризующимся необратимостью, одномерностью и асимметричностью. Человек осуществляет над Текстом творческое действие, выступая в двух ипостасях: Автор/Читатель. Текст, существующий в авторском сознании, не является текстом, который создает читатель, но пересекается с ним. Границы такого пересечения зависят от языковых сигналов, которые нужно интерпретировать, общности культурной среды автора и читателя и Времени, отделяющего момент создания произведения от его прочтения.

Понятие Текста является основным в теории «интертекстуальности», потому как сама она рассматривается в контексте дискурса, текста и речи.

Теория дискурса неразрывно связана с понятием текста, а именно, с изучением его коммуникативного аспекта. Существует множество подходов к определению этих понятий: дискурс понимается процессом реализации языковой системы, а текст - результатом этого процесса [Приводится по: Борботько, 2011, с. 11]; дискурс - текст, погруженный в ситуацию реального общения [Приводится по: Карасик, 2002, с. 189], дискурс - «область языковой действительности, в которой деятельность людей включает в себя производство словесных текстов и их понимание» [Сидоров, 2008, с. 6] и т.д. Но, несмотря на такое разнообразие дефиниций, основное их значение сводятся к тому, что текст представляет собой основную составляющую дискурса.

В лингвистике текста выделяется несколько основных направлений текстовых исследований. З.Я. Тураева [Тураева, 1986] называет среди них и выявление особых текстовых категорий. Именно это направление представляется наиболее важной в контексте нашего исследования.

Понятие «категория» перешло в языкознание из области философии, но «в связи со сложностью изучаемого объекта и расплывчатости содержания самого понятия «категоризация» возникли расхождения в оценке статуса, основных характеристик, самой возможности и принципов исчисления категорий текста, а также критериев их классификации» [Михайлова, 1999, с. 38].

В направлении изучения текстовых категорий также нет единой системы, поэтому мы посчитали целесообразным описать подход В.Г. Карасика [Карасик, 2002, с. 201], который среди прочего отмечает «интертекстуальность». С позиции коммуникативного языкознания ученым выделяются следующие категории:

- конститутивные, позволяющие отличить текст от нетекста (относительная оформленность, тематическое, стилистическое и структурное единство и относительная смысловая завершенность);

• 
  жанрово-стилистические, характеризующие тексты в плане их соответствия функциональным разновидностям речи (стилевая принадлежность, жанровый канон, клишированность, степень амплификации / компрессии);
  
• 
  содержательные (семантико-прагматические), раскрывающие смысл текста (адресативность, образ автора, информативность, модальность, интерпретируемость, интертекстуальная ориентация);
  
• 
  формально-структурные, характеризующие способ организации текста (композиция, членимость, когезия).
  

Таким образом, именно содержательная группа категорий, куда входит «интертекстуальность», ориентированы на художественный текст, который является объектом нашего исследования. А системный подход к изучению текста должен предполагать и систематизацию категории интертекстуальности.

Необходимо также подробнее остановиться на термине «интертекст», который часто рассматривают частью процесса «интертекстуальности» - метода анализа произведения. Нам же представляется целесообразным считать вышеуказанные понятия синонимичными [Фатеева, 2007; Женетт, 1998; Москвин, 2011], чтобы избежать подмены понятий. Так, в следующих определениях «интертекст» отождествляется с «гипертекстом» [Цит. по: Москвин, 2011, с. 38]:

• 
  «два или более текста, которые читатель должен знать с тем, чтобы понять литературное произведение во всей его значимости» [Там же];
  
• 
  «два и более художественных произведения, объединенные знаками- показателями интертекстуальной связи» [Там же];
  
• 
  «объективно существующая информационная реальность, являющаяся продуктом творческой деятельности Человека, способная бесконечно самогенерировать по стреле времени» [Кузьмина, 2009, с. 20].
  

Другим важным понятием в теории интертекстуальности является понятие «прецедентных текстов», под которыми понимаются «значимые для той или

иной личности в познавательном или эмоциональном отношениях, имеющие сверхличностный характер, т.е. хорошо известные и широкому окружению данной личности, включая ее предшественников и современников, и, наконец, такие, обращение к которым возобновляется неоднократно в дискурсе данной языковой личности» [Караулов, 1987, с. 216]. Но этот термин имеет множество синонимичных названий, которые различные авторы используют в своих исследованиях: пре(д)текст [Малаховская, 2007; Hatim, Mason, 1993], подтекст [Lederer, 1994], прототекст [Гусева, 2009], метатекст [Кузьмина, 2009] и др. Как отмечает Т.Е.Литвиненко, такая «многозначность термина «предтекст» связана с семантической многогранностью его префикса, способного выражать признак предшествования как в пространственном, так и во временном аспектах» [Литвиненко, 2008, с. 9].

Термин «фоновые знания» является одним из основных в когнитивной лингвистике. Существуют разнообразные подходы к определению этого понятия: одни исследователи рассматривают фоновые знания как систему накопленных знаний о мире и культуре, создающих условия для успешной коммуникации [СЛТ, 1966; Нелюбин, 2003; Томахин, 1988], другие относят к особенностям культурной среды носителей данного языка [Комлев, 2006; Верещагин, Костомаров, 1980]. Очевидно то, что культура является их неотъемлемой частью.

Ю.М. Лотман предпочитает понятию «фоновые знания» термин «культурная память», определяя ее как «наследуемую память коллектива» [Лотман, 1994, с. 9]. То есть, каждый человек - часть какого-то коллектива, который объединяет определенные события, формирующие культурную память и передающие ее новым членам. Общество нуждается только в той памяти, которая сохраняет представление о нации. Все новые тексты в определенном смысле сохраняют какой-то образ культуры с помощью включения важных с точки зрения культурной памяти интертекстуальных источников.

Глубина культурной памяти, составляющей фоновые знания, а, следовательно, и способность к восприятию интертекста, будут отличаться даже у представителей одной культуры. Г.В. Денисова предлагает разделять коллективную культурную память на национальную и универсальную энциклопедии, т.е. идеи и концепты, представляющие определенную картину мира. Универсальная энциклопедия представлена текстами мировой семиосферы (термин Лотмана), общими для представителей разных лингвокультурных общностей, тогда как изучение национальной «предполагает рассмотрение массовых или коллективных проявлений определенных знаний, т.е. направлено на определение путей взаимоотношений отдельных индивидов в обществе и сглаживания их индивидуальных различий на основе выкристаллизовавшегося интертекстуального канона, общего для представителей одной лингвокультурной общности» [Приводится по: Денисова, 2004, с. 148] . Кроме того, выделяется энциклопедия индивидуальная (профессиональная), подразумевающая узкий набор интертекстов, известных представителям той или иной социальной группы или профессии. Эти энциклопедии, в свою очередь, содержат сильные и слабые, литературные и нелитературные прецедентные тексты [Там же. С. 133-141].

И, наконец, понятие интертекста представляет собой совокупность некоторых частей текста, связывающих данный текст (часть текста) с другим текстом (частью текста) [Тороп, 1981, с. 39]. Эти части текста могут также называться интекстом [Там же], интертекстуальными включениями [Малаховская, 2007], интертекстуальными элементами [Гусева, 2009], интертекстемами, интертекстуализмами и др.

В зависимости от степени представленности интертекстуальной связи в тексте различают эксплицитную и имплицитную маркированность включения. В первом случае ссылка на другой текст может отмечаться посредством заглавия произведения или его автора (цитата, референция), во втором - сам читатель должен ее обнаружить и выделить интертекст (плагиат, аллюзия) [Пьеге-Гро, 2008, с. 84].

В нашем исследовании мы будем в равной степени оперировать понятиями интертекстуальность и интертекст, а также культурная память, которая представлена различными энциклопедиями (национальной, индивидуальной и универсальной). Для текстов, с которыми исходный текст вступает в диалог, оставим понятия «претекст» и «прецедентное имя», выраженных в произведении эксплицитно и имплицитно маркированными «интертекстуальными элементами» или «интертекстуальными включениями».

1.5. Проблема классификации интертекстуальных элементов

В последние десятилетия, благодаря бурному развитию теории интертекстуальности, появились научные школы и отдельные авторы, изучающие проблему межтекстовых связей, однако не все исследователи предлагают классифицировать отдельные интертекстуальные включения.

Одна из общих классификаций, предложенная Ж. Женеттом в книге «Palimpsestes. La littérature au second degré» [Genette, 1982] является основой, на которую опираются многие авторы. Так, используя классификацию Ж. Женетта, Н. Пьеге-Гро [Пьеге-Гро, 2008] выделяет в своем исследовании следующие типы межтекстовых отношений:

I. Отношения соприсутствия двух или более текстов

• 
  цитата - минимальная форма интертекстуальности, потому как, включаясь в текст с помощью различных типографских приемов, сразу же бросается в глаза;
  
• 
  референция - ссылка, отсылающая к другому тексту, не приводя его дословно;
  
• 
  плагиат - неотмеченная цитата;
  
• 
  аллюзия - косвенная отсылка к литературным текстам, которая особым образом заставляет работать память читателя.
  

II. Отношения деривации (производности)

• 
  пародия или бурлескная травестия
  

Соответственно: трансформация текста, когда изменению подвергается сюжет, а стиль сохраняется и перевод в низкий стиль того или иного произведения при сохранении его сюжета.

• 
  стилизация - имитация стиля.
  

При рассмотрении текста в режиме чтения Пьеге-Гро противопоставляет эксплицитные и имплицитные связи. К первым относятся явные формы интертекстуальности - выделенные курсивом фрагменты, кавычки при цитировании, т.е. различные типографские знаки, а также семантические показатели в виде имени автора, названия или персонажа упоминаемого произведения. Вторая группа характеризуется текстовой неоднородностью, например, лексической, стилистической и т.п.: белый стих, аграмматичность, плагиат.

Эстонский семиотик П. Тороп в своей работе вводит понятие «метатекста» - текста, создаваемого из первичного «прототекста» в процессе «метакоммуникации». В основе их типологии лежат четыре типа примыкания метатекста к прототексту:

• 
  имитирующее примыкание (плагиат, перевод, цитата);
  
• 
  селективное примыкание (пародия, пастиш);
  
• 
  репродуцирующее примыкание (комментарии, резюме, аннотация);
  
• 
  комплементарное примыкание (замечание, послесловие) [Тороп, 1981, с.
  

37].

Еще одним примером типологии межтекстовых отношений, основанном на переработке идей Ж. Женетта и выводах П. Торопа, является классификация интертекстуальных элементов H.A. Фатеевой [Фатеева, 2007], включающая следующие типы (Таблица 1)

: