покорствует ей и охотно предается в руки своего мучителя. У иного сила и
господство страсти доходит до того, что ни убеждение, ни страх, ни стыд,
ни беды, ни даже смерть не в силах отвратить его от греховного дела.
Человек,
работающий страсти, есть беднейшее существо. В
религиозно-нравственном отношении страсть есть настоящее духовное
идолопоклонство. Она, как идол, стоит в сердце, в котором как в капище
все приносится ей с охотой в жертву. Чье сердце пристрастилось к какому
греху, для того он бог. Для чревоугодника бог – чрево (Фил. 3:19), для
сребролюбца и лихоимца – деньги (Кол. 3:5) и т.д.
Отсюда всякая страсть есть тяжкий и смертный грех, ибо отдаляет от
Бога и погашает ревность к богоугодной жизни.
Никак не должно думать, что
страсти образуются естественно, сами
собою. Всякая страсть есть наше дело. Каждый из нас приходит на свет
только с семенем всех страстей – самолюбием. И это семя потом жизнью и
свободной деятельностью развивается и вырастает в большое ветвистое
дерево всякого рода страстей. От нас зависит противиться греху, не давать
ему войти в привычку, в страсть.
Из самолюбия, как из корня, произрастают основные, главные ветви:
гордость, любостяжание и сластолюбие. От
этих же корней, истошных
страстей рождаются уже другие страсти – блуд, чревоугодие, зависть,
леность, памятозлобие (гнев). Вместе с первыми тремя они составляют
семь начальных страстей и являются возбудителями греха и всякой другой
греховной склонности и страсти (
см. Православное Исповедание, ч. III,
вопрос 18–40; ср.: преп. Иоанн Лествичник. Слово 26, § 39; слово 23, §5;
См. в Добротолюбии, т. IÏ деление на 8 главных страстей у преп. Иоанна
Кассиана, Синайского, Ефрема Сирина, Иоанна Лествичника; так же см.
у преп. Сорского и др
.).
Об искоренении страстей подробно пишут все св. подвижники,
которые касаются в своих писаниях духовной жизни. Ниже, в
отделе о
христианском подвижничестве, мы коснемся еще этого вопроса более
подробно.