Интерпретативное переводоведение: пушкинская «Метель» глазами Шакарима Кудайбердиева

До последнего времени общими проблемами переводоведения наиболее продуктивно занимались представители лингвистической теории перевода, которые указывали на решающее значение именно этой теории. Например, И.Левый [6] рассматривает перевод как трансляционный фрагмент лингвистики, Л.С.Бархударов вписывает этот вид деятельности в рамки макролингвистики и прикладного языкознания [1], уравнивая переводоведение с сопоставительной лингвистикой текста. Такова же и общая ориентация работ Н.Т.Федоренко [10] и Л.Е.Черкасского [11].

Узколингвистический подход, на наш взгляд, не может претендовать на роль основного компонента переводоведения, так как не охватывает всего комплекса проблем перевода (отсюда и дискуссия между «лингвистами» и «литераторами» в переводоведении). Целесообразными в этом плане представляются концепции перевода Н.Н.Ревзина и В.Ю.Розенцвейга и рассуждения Ю.А.Сорокина [8] о создании единой модели процесса перевода, которая позволила бы описать не только интерлингвистический, но и интерсемиотический, интерсемантический аспекты перевода. При помощи такой модели становится возможным решать вопрос, что происходит в процессе перевода, а не то, как надо переводить, так как «наука, стремящаяся описать перевод как процесс, должна быть не нормативной, предписывающей, а исследовательской, теоретической» [8].

Вслед за упомянутыми исследователями, мы рассматриваем процесс перевода как некоторые «каналы переключения» произведения из одного языка (культуры) в другой. При этом любой реальный процесс перевода проходит множество этапов, характер которых в первую очередь зависит от индивидуальности переводчика и специфики переводимого произведения.

Шакарим Кудайбердиев ­является видным представителем поэтической школы великого казахского поэта-реалиста Абая Кунанбаева. С разницей в три десятилетия (Абай обогатил казахов переводами поэзии А.Пушкина в конце 80-х годов XIXв.) Шакарим приступил к переводам произведений русских классиков А.С.Пушкина и Л.Толстого. Так, Шакарим Кудайбердиев стал первым переводчиком повестей А.Пушкина “Дубровский” и “Метель” на казахский язык.

Последователь Абая, Шакарим отлично представлял себе те трудности, которые его ждут в переводческой работе. Пушкинская сжатая, точная и ясная проза, с ее короткими фразами и простым синтаксисом, основанная на долголетней и упорной работе поэта над своим стилем, относительно легко поддавалась передаче на казахский язык.

Само название художественного произведения является именем собственным (артионим, библионим, идеоним) [11]. Эта ономастическая единица входит в специфический ряд с его характерными признаками [7], и нередко в ней фиксируется имя главного персонажа или название места действия, что создает определенный фон повествования: “Дубровский”, “Евгений Онегин”, “Полтава”, “В Сибирь”. В названиях произведений А.С.Пушкина наблюдается характеристика места или времени действия, особые условия его протекания: “Пир во время чумы”, “Станционный смотритель”, “Метель”.

Создавая художественное произведение, писатель стремится подобрать такое название, которое бы отражало тему произведения и было в определенной степени функциональным и целесообразным. Переводчик, взявший на себя труд передать содержание произведения на другом языке, руководствуясь известной заповедью “не навреди”, стремится не только максимально приблизить текст-перевод к оригиналу в отношении адекватности смысла и стиля, но и добиться наиболее точной трансформации его названия. При этом учитывается и смысловая характеристика слов, и особенности их звучания.

В данной статье мы предлагаем материал, отражающий работу Ш.Кудайбердиева над переводом повести А.С.Пушкина “Метель”, уделяя основное внимание подбору эквивалента к названию произведения. Перевод названий требует творческого подхода, значительных усилий, длительных поисков, так что будет правомерным утверждение о том, что удачное название способствует повышению интереса к чтению переводной литературы. В ряде случаев удачный перевод названия художественного произведения  это достоинство переводчика, плод его индивидуальной творческой работы, языковых поисков и находок.

Как русскому, так и казахскому языку свойственны богатые возможности номинативного выбора. Здесь возможно авторское изобретательство, проявление индивидуальности, творческий подход к использованию необходимой языковой модели. Ключевой смысловой моделью повести А.С.Пушкина является слово “метель”, которое вынесено в название. На казахский язык оно, по К.Бектаеву, может быть переведено как “боран” (‘вьюга, занос, метель’) [2]. В указанном слове содержится основная информация об условиях, в которых оказались герои произведения. Удачная передача названия повести настолько важна для Шакарима Кудайбердиева, что автор перевода считает нужным подчеркнуть устами самого героя сложность обстановки, в которой тот оказался:

Шанасы қерға кiрiп аударылды

Жөндеп алып тағы да айдаса да

тұшық тупсiз боран аудастыды [5].

Такой подход свидетельствует, что название повести “Метель” нельзя было оставить непереведенным или передать приблизительно, а значит, необходим абсолютный казахский эквивалент. Под понятием “абсолютный эквивалент” мы подразумеваем такой вариант называния на другом языке, который отвечает следующим требованиям:

• 
  между русским названием и его казахским переводом должен быть явный семантический параллелизм;
  
• 
  оба названия должны быть стилистически равнозначны;
  
• 
  при переводе может быть выигрышным тот вариант, который близок к русскому названию по звуковому оформлению.
  

Почему же Шакарим Кудайбердиев остановился на выборе дефиниции “боран” при наличии синонимов ‘даул’, ‘бұрқасын’? Использование двуязычных словарей позволило убедиться, что указанные лексические единицы можно считать идеографическими синонимами: бұрқасын  вьюга, метель; даул  буря, ураган, шквал, тайфун.

Правомерным будет предположение, что автор перевода выбирает из синонимического ряда “боран” с учетом количества слогов и звукового оформления казахского слова. Ведь если вслушаться в звучание русского слова “метель”, то нетрудно заметить его внутренний ритм, соотносящийся с природным динамическим явлением. В нем слышится размашистый гул, связанный с первым слогом, затем приглушенное затишье, передаваемое согласным “т”, и снова повышение звука: ме-тель, -ме-тель /  ′ /. В одном ряду с ним находятся родственные слова “мести”, “метелица”, “разметать”.

Слово “бұрқасын” звучит несколько растянуто, как бы спокойно, в нем три слога, что в какой-то мере нарушает ритмику. “Буран”, по М.Фасмеру,  ‘ураганный ветер с метелью; вост.-тюрк., казах. boran’. Наличие только звонких согласных создает особое его звучание, а соответствие количества слогов и места ударения русскому слову “метель” позволяет переводчику сохранить ритм оригинала, при этом вписав его в метрические границы стиха.

Как видим, большое значение Шакарим Кудайбердиев придает звуковому оформлению эквивалента. Читатель, носитель определенного языка, реагирует (может быть, подсознательно) не только на смысловое содержание слова, но и на составляющие его звуки. В психолингвистике вполне доказательной является мысль о восприятии звуков на основе их характеристик, таких, как ‘темные’ и ‘светлые’, ‘мягкие’ и ‘жесткие’, ‘гладкие’ и ‘шершавые’, ‘большие’ и ‘маленькие’ и т.п. [4].

Идеальным следует считать вариант, при котором качественно совпадает звуковая характеристика перевода и оригинала. И поэтому синоним бұрқасын не воспринимается автором как абсолютный. Анализ перевода названия произведения А.С.Пушкина “Метель” показывает, что Шакарим Кудайбердиев выбрал наиболее удачный эквивалент, использовав слово “боран”: оба слова содержат одинаковое количество звуков; совпадает количество слогов; совпадает место ударения; казахское слово “боран” согласуется с ритмикой стиха, слово звучит ясно, оно “наполнено” природным звучанием и удобно для произношения.

С точки зрения семантики оба названия в буквальном смысле отражают явление природы, но русскоязычный читатель, располагая синонимы “метель” и “буран” с учетом градационной характеристики, укажет на более высокую степень явления в слове тюркского происхождения. Заслугой переводчика следует считать и передачу слова как символа, дающего представление о душевном состоянии героя.

Таким образом, вариант перевода названия пушкинской повести “Метель” казахским эквивалентом “Боран” является оптимальным, передающим состояние душевного смятения героев, оказавшихся в сложной ситуации. Шакарим Кудaйбердиев остался верен себе и в переводе всего содержания указанного произведения, передав его идейный замысел и продемонстрировав бережное и осторожное отношение к тексту оригинала.

Литература

1. 
   Бархударов Л.С. Очерки по теории перевода. – М.,1968.
   
2. 
   Бектаев Қ. Қазақша-орысша сөздік және Орысша-қазақша сілтеме сөздік. – Түркістан – Шымкент, 1995. – С. 62
   
3. 
   Даль В.И. Толковый словарь живого русского языка. Т.2. – М., 1955.
   
4. 
   Журавлев А.П. Основы этносемантики. – М., 1987.
   
5. 
   Қудайбердиев Ш. Шығармалары (Өлендер, дастандар, қарасөздер). – Алматы: Жазушы, 1988. – С. 454-462
   
6. 
   Левый И. Искусство перевода. – М.,1974.
   
7. 
   Пушкин А.С. Полное собрание сочинений. Т. 2.  Л.: Наука, 1977.  С. 259  264.
   
8. 
   Сорокин Ю.А. Интерпретативное переводоведение. – Ульяновск, 2000.
   
9. 
   Фасмер М. Этимологический словарь русского языка.  М.: Прогресс, 1964.
   
10. 
    Федоренко Н.Т. Проблемы перевода и истолкования текста.// Избр. произведения. – М.,1987.
    
11. 
    Черкасский Л.Е. Русская литература на Востоке. Теория и практика перевода. – М.,1987.
    

жүктеу/скачать 57,5 Kb.

Достарыңызбен бөлісу: