166
167
его к созданию целого ряда сочинений, из которых важнейшими
были «Зеркало, сиречь изъявление очевидное и известное на суему-
дриа раскольнича, в немже чрез святое евангелия и апостольскую
проповедь и чрез многая Божественная писания ясно вся их блядо-
словная дела означишася» (вторая половина 1700-х гг.), «Завещание
отеческое к сыну своему, со нравоучением, за подтверждением Бо-
жественных писаний» (рубеж 1710–1720 гг.) и, конечно же, знаме-
нитая «Книга о скудости и богатстве» (1721–1724 гг.). Первые два,
как явствует из их названий, трактуют нравоучительные, религиозные
и — у�же — церковные проблемы. Посошков, с одной стороны, вы-
ступает в них человеком традиционной великорусской культуры,
весьма осведомленным в святоотеческих творениях. Элемент на-
четничества в том, что он пишет, явственно ощутим; это, несомнен-
но, типологически сближает его со старообрядцами — как нередко
случалось в московской книжной среде, Посошков, яростно с рас-
кольниками полемизируя, на них негодуя и гневно их обличая, по
своему культурному складу был ревнителям древнего благочестия
очень близок (недаром среди его родных были их пламенные пред-
ставители).
С другой стороны, Посошков обнаруживает не просто живую
заинтересованность социальными проблемами, но и недюжинное
умение писать о них выразительно, ярко и предельно эмоционально.
Бытовая жизнь, окружающая автора, живописуется им с немалой
выразительной силой, заставляющей вспомнить демократическую
прозу второй половины
XVII
в. С ее повествовательной манерой
посошковский стиль сближают многочисленные пословицы, а также
резкость и грубость языка. Эти особенности ощутимы и в основном
произведении увлеченного посадского публициста, сыгравшем в его
жизни роковую роль и одновременно прославившем его имя в по-
томстве, — в «Книге о скудости и богатстве».
«Книга о скудости и богатстве» — объемистый труд, разделен-
ный на девять глав: «О духовности», «О воинских делах», «О пра-
восудии», «О купечестве», «О художестве», «О разбойниках»,
«О кресьянстве», «О земельных делех», «О царском интересе». Как
видим, едва ли не все стороны государственной жизни нашли в ней
свое отражение, причем рассматриваются они в разных аспектах:
экономическом, церковно-нравственном, политическом, религиоз-
ном. В результате возникает панорамная картина великорусской
жизни петровского времени; автор оценивает ее более чем трезво,
давая крайне нелицеприятные характеристики многим ее тенден-
циям и вместе с тем надеясь на ее исправление и улучшение. В бу-
дущее России, несмотря на неприглядность нынешнего ее облика,
Посошков непоколебимо верил (что и делало его ревнителем пе-
тровских преобразований). Собственно, эта вера и вынудила его
взяться за перо.
XII. Иван Тимофеевич Посошков, казалось бы, ничем не напо-
минает Димитрия Ростовского и Стефана Яворского; он сформиро-
вался в абсолютно другом окружении, среди других нравов и инте-
ресов. Это человек совсем иного пошиба, вышедший из самых недр
великорусской жизни
81
. По существу, И. Т. Посошков — порождение
той демократической стихии русской культуры, которая во второй
половине XVII в. вызвала к жизни оригинальную смеховую культу-
ру («Калязинская челобитная», «Служба кабаку», «Повесть о Ерше
Ершовиче»), «Повесть о Горе-Злочастии», «Повесть о Савве Груд-
цыне» и подобные им произведения посадской письменности, от-
меченные высоким уровнем художественности. В будущей же пер-
спективе литературной истории он какими-то своими сторонами
оказывается связан с П. И. Мельниковым (Андреем Печерским), с
Н. С. Лесковым — естественно, учитывая совсем особый характер
его творчества, совершенно лишенного фикциональности, т. е. худо-
жественности в позднейшем ее понимании. В этой же связи стоит
упомянуть заинтересованность фигурой Посошкова А. А. Григорье-
ва. Конечно, подобные сопоставления всегда относительны и даже
сомнительны, но тем не менее они нечто проясняют как в общем
движении русского слова, так и в культурном облике самого сравни-
ваемого с позднейшими литераторами автора: отчетливее становит-
ся его отношение к тем или другим тенденциям национального само-
сознания. Это происходит и с Посошковым — благодаря таким па-
раллелям лучше осознается его укорененность в русской народной
почве и одновременно открытость наступающей эпохе, какие-то сто-
роны которой — пусть и боковые — он своим словесным трудом
подготовлял. В частности, обнаруживаются те потенции — в их ис-
токах — традиционалистской культуры, что позволили ей вписаться
в новую европеизированную словесность и занять в ней свое особое
место. В связи с этим реакция Посошкова на политику государствен-
81
См.:
Достарыңызбен бөлісу: