Издательский дом шалвы амонашвили
жүктеу/скачать 1,33 Mb.
|
| УЛЫБКА
Мягко сказано — готовится. Ты когда-нибудь пил молоко, смешанное с кровью? Не удивляйся, не торопись отрицать. Мать готовится — она стискивает зубы, глаза наполнены слезами; дрожащими руками она достает грудь, сосок которой как бы рассечен ножом, из раны выступает кровь. Маленький акселерат, только что наслаждавшийся в теплой ванночке, завернутый в чистые пеленки, теперь начинает пищать: он голоден, как волчонок, ему надо есть, ему надо прибавлять в весе каждый день, он повышает голос и сразу, как только вцепится губами в сосок, умолкает. И вскоре из надутого рта начинает сочиться красновато-желтая жидкость. Мама стонет, кусает себе губы, из ее глаз теперь уже потоком льются на твое личико слезы, все ее тело начинает вздрагивать от приступа. Но руки ее как бы приобрели сознательную и самостоятельную жизнь, бережно тебя качают и отирают твое мокрое от маминых слез лицо. Ты насытился и заснул. Руки укладывают тебя в постель. Ты чуть потягиваешься. На твоих губах, как бы изнутри, появляется удивительно мягкая, удивительно нежная первобытная улыбка. Она играет в течение всего секунды — двух, а затем опять возвращается вовнутрь и исчезает. Как будто она у тебя единственная, и ты ее бережешь. Об этой улыбке известно очень немногое. Утверждают только, что она, эта первая улыбка, так неожиданно и беспричинно озаряющая лицо младенца, тоже унаследована от природы, от матери. Во что она нас посвящает? А что если она намекает, как строить воспитание? Загадка. Я лично принимаю ее как символ права детей радоваться жизни.
— Подари людям вот это, — сказал ему Отец и протянул маленькую искру, она светилась всеми цветами радуги. — Что это? — удивился добрый ангел. — Это Улыбка, — ответил Отец. — Положи ее себе в сердце и принесешь людям в дар. — И что она им даст? — спросил добрый ангел. — Она принесет им особую энергию жизни. Если люди овладеют ею, то найдут путь, по которому утверждаются достижения духа. Добрый ангел вложил удивительную искру в сердце свое. — Люди поймут, что рождены друг для друга, откроют в себе любовь, увидят красоту. Только им нужно быть осторожными с энергией любви, ибо... И в это самое мгновение добрый ангел спустился с Небес на Землю, то есть воплотился в тело, то есть родился, и он не дослушал последние слова Отца... Новорожденный заплакал. Но не потому, что испугался темной пещеры, угрюмых и еле различимых лиц людей, с недоумением глазевших на него. Заплакал он от обиды, что не успел дослушать, почему людям надо быть осторожными с Улыбкой. Он не знал, как быть: подарить людям принесенную для них Улыбку или утаить ее от них. И решил — извлек из сердца лучик искры и посадил его в уголке своего ротика. «Вот вам подарок, люди, берите!» — мысленно сообщил он им. Мгновенно пещеру осветил чарующий свет. Это была его Первая Улыбка, а угрюмые люди увидели Улыбку впервые. Они испугались и закрыли глаза. Только угрюмая мама не смогла оторвать глаз от необычного явления, сердце ее зашевелилось, а на лице отразилось это очарование. Ей стало хорошо. Люди открыли глаза, их взгляд приковала к себе улыбающаяся женщина. Тогда младенец улыбнулся всем еще, еще, еще. Люди то закрывали глаза, не выдерживая сильного сияния, то открывали. Но наконец привыкли и тоже попытались подражать младенцу. Всем стало хорошо от необычного чувства в сердце. Улыбка стерла с их лиц угрюмость. Глаза засветились любовью, и весь мир для них с этого мгновения стал красочным: цветы, солнце, звезды вызвали в них чувство красоты, удивления, восхищения. Добрый ангел, который жил в теле земного младенца, мысленно передал людям название своего необычного подарка, но им показалось, что слово «улыбка» придумали они сами. Младенец был счастлив, что принес людям такой чудодейственный подарок. Но иногда он грустил и плакал. Маме казалось, что он голодный, и она спешила дать ему грудь. А он плакал, потому что не успел дослушать слово Отца и передать людям предупреждение, какую им нужно проявить осторожность с энергией Улыбки. Так пришла к людям Улыбка. Она передалась и нам, людям настоящей эпохи. И мы оставим эту энергию последующим поколениям. Но пришло ли к нам знание, как нам нужно относиться к энергии Улыбки? Улыбка мощь несет. Но как применять эту мощь только во благо, а не во зло? Может быть, мы уже нарушаем некий важнейший закон этой энергии? Скажем, улыбаемся фальшиво, улыбаемся равнодушно, улыбаемся насмешливо, улыбаемся злорадно. Значит, вредим самим себе и другим! Нам нужно немедля разгадать эту загадку, или же придется ждать, пока не спустится с Небес наш добрый ангел, несущий полную весть об энергии Улыбки. Лишь бы не было поздно. ВУЛКАН Может быть, ты живешь вне времени? Может быть, вокруг тебя создано особое, неизвестное нам доселе время и пространство? За несколько месяцев, за три-четыре года ты совершаешь титанический марафонский бег. Каждый день, каждая минута и секунда, действующие в твоем поле развития, сулят удивительные изменения и новообразования. Так прессуется время только на киноленте, только во сне, только в воображении: секунды равняются часам, минуты — дням, часы — месяцам, а дни — годам. Однако моя фантазия, чувствую, подводит меня: эти первые месяцы, первые три-четыре года развития ребенка в действительности равны миллионам лет развития человечества. Ведь я, глядя на своего сына, становлюсь свидетелем удивительного явления, дошедшего до меня из тысяч горизонтов времени. Я свидетель того, с какой гармонией природа-мать за миллионы лет бесконечных стараний заложила в первые три-четыре года жизни ребенка суть своего кропотливого созидательного труда, суть самой себя. Уму непостижимо! Можно ли переставать восхищаться этим зрелищем, сколько бы миллионов раз ни повторялось оно перед нашим взором! Я — как часть природы, ее суть, ее венец, я как папа, как мама, как творец и человек среди подобных мне людей, спешу стать соучастником природы — созидать Человека, превосходящего меня и предназначенного людям. В тебе пробуждаются силы. Так же начинает пробуждаться вулкан. Вокруг тебя все начинает сотрясаться, как вокруг вулкана. Люди боятся землетрясения, извержения вулкана. Папы и мамы тоже боятся, когда их ребенок начинает извергать свои силы. Из многих квартир можно услышать несуразные вопли разболтанной педагогики: «Нельзя... нельзя... не трогай... угомонись... не бросай., не ломай... вылезай немедленно... угомонись... угомонись...Ой!» Тысячи детей в тысячах квартир как бы сговорились между собой: они одновременно могут зацепиться за скатерти, накрытые в честь гостей, потянуть их за собой, и в доме раздастся такой грохот, что соседи этажом ниже с ужасом схватятся за головы. Мамы придут в отчаяние, папы раскроют ладони правой руки, готовясь свершить правосудие, бабушки и дедушки мигом встанут на защиту своих внуков. А те в это время могут ликовать, торжествовать, хохотать до упаду. «В ребенке злое начало», — поспешат прокомментировать некоторые. «Надо заглушить это начало», — поспешат посоветовать другие. Я не могу представить себе, что случилось бы с вулканом, если бы люди закупорили его в кратер и лавина не смогла бы извергаться из него. Но я вполне отчетливо могу предвидеть, основываясь на научных знаниях, что может произойти с ребенком, если папы и мамы будут воспитывать его, предварительно связав ему руки и ноги. Силы, стремящиеся к извержению, приглушатся, бессильными станут не только руки и ноги, но и ум. Развяжи года через два воспитанного таким образом ребенка — и ему, возможно, никогда не вздумается кубарем скатиться с горы или усовершенствовать жизнь. Какое там злое начало! Ребенок стремится, сам этого не понимая, развивать свои возможности, умения, способности, которыми так щедро одарила его природа. Он ищет среду, заполненную трудностями. Он чувствует — ему необходимы трудности, именно трудности. Он неугомонен. И вдруг... Он кладет игрушку в рот. — «Брось, тьфу-тьфу!» Он лезет под кровать. — «Вылезай!» Он залезает на диван, чтобы спрыгнуть с него. — «Слезь!» Он пытается опрокинуть стул. — «Не смей!» Он бегает по комнатам, ведя за собой паровоз и пыхтя, как паровоз. — «Хватит!» Пытается разобрать заводную игрушку. — «Нельзя!» Задает вопрос за вопросом: почему? кто? что? — «Замолчи!» Как быть с бабочкой? Может быть, оторвать ей красивые крылышки, чтобы она не утомляла себя своими полетами от цветочка к цветочку и не портила эти цветы? Меня пугает и индифферентность некоторых пап и мам, разрешающих ребенку делать все, что ему вздумается — «Пусть!». Ребенок рвет красочно оформленную книгу. — «Пусть!» Ломает красивую вазочку. — «Пусть!» Отрывает голову кукле. — «Пусть!» Дергает маму за волосы и визжит. — «Пусть!» И воспитываются дети в очень многих семьях под давлением всезапрещающей императивности взрослых или всеразрешающей хаотической дозволенности. «Дети оказались в империализме взрослых. Надо их спасать!» — негодуют некоторые теоретики и призывают к священным крестовым походам за освобождение детей. Да, империализм надо ломать и низвергать. Но нужно остерегаться и того, чтобы взрослые не оказались под диктатурой детей. Диктатура взрослых, царящая во всезапрещающем волевом воспитании, или диктатура детей, расцветающая во всеразрушающем хаосе, несут одинаково горькие плоды — разрушенную судьбу ребенка. Тут нельзя искать золотую середину. Между императивным и вседозволяющем воспитанием середины нет. Есть только единственно правильный подход к воспитанию — гуманный. РАЗВИТИЕ Зачем ребенку трудности? Как зачем? Чтобы преодолевать их. Зачем же создавать трудности, а затем преодолевать их? Нельзя ли без них? Нет нельзя. Трудности в физическом, умственном и духовно-нравственном развитии ребенка — это ступени, преодолевая которые он поднимается на пьедестал человечности. Ребенок чувствует — ему необходимо укреплять свои силы и задатки в преодолении трудностей. А нам необходимо готовить ему эти ступени, каждая из которых будет побуждать к деятельности его физические и духовные задатки. Я расстилаю ковер, и мы с сыном садимся на него. Я выбираю цветную пластмассовую игрушку и кладу ее на ковер подальше от него. Он без особого труда подползает к ней, мигом овладевает ею — и тут же сует в рот. Затем забрасывает ее под кровать. Я беру другую игрушку и кладу ее еще дальше, чтобы труднее было до нее добраться. Но расстояние оказалось слишком уж большим, и у него, возможно, пропал бы всякий интерес к игрушке, не придвинь я ее чуть ближе. Он возобновляет наступление, а я измеряю расстояние от первоначального его места на ковре до игрушки. Это «зона ближайшего развития» в ползании за овладение игрушкой. Так постепенно я буду отодвигать игрушку все дальше и дальше... Сын подрастает — ему полтора года. На том же ковре мы боремся. Он любит борьбу с отцом. Потеет, пыхтит, но не отступает. Я чувствую, как напрягаются его мышцы, заставляю крутиться, падать, может быть, причиняю даже боль. Он ликует, он победил, но ценой каких усилий, знаю лишь я. С каждым разом я усложняю его путь к победе. Он огорчается, когда падаю сразу. Нет, он не хочет, чтобы победа досталась ему без труда, без усилий... «Ну, прыгай, прыгай же, не бойся!» Он стоит на диване. С маленького стульчика он уже прыгает свободно, но спрыгнуть с дивана пока не осмеливается. «Прыгай же, не бойся!» Он спрыгнул и упал. «Ничего, ничего. Давай еще!» Он опят падает, но радуется. Рекорд повторяется. Надо увеличить высоту... А может быть, дать ему попробовать завтра-послезавтра спрыгнуть со стола? «Давай побежим, кто быстрее!» Парк большой. Места хватает. Мы бежим, то я обгоняю его, то он меня, попеременно. Вижу, он устал. Мы падаем на травку и начинаем кувыркаться. Завтра-послезавтра надо будет усилить темп и удлинить расстояние. «Не хочешь залезть на дерево?» Ему пять лет. Он пробует. Не получается. Я помогаю. Каждый раз, проходя в парке мимо того дерева, он пробует забраться на него. Победа! У нас поход в ущелье. Там много камней, больших и маленьких. «Давай строить башню!» Он рад. Мы тащим камни, большие и маленькие, аккуратно укладываем друг на друга, чтобы четырехугольная башня не развалилась. Устали. Надо пообедать. В другой, в третий раз возвращаемся туда же достроить башню. На вершине устанавливаем флажок. Высока и красива наша башня, она нравится всем, кто проходит мимо. ГОНЗИК Очень сожалею, сын мой, что мы из-за нашей безалаберности потеряли одну интересную книжку, которая так сильно повлияла на тебя. Я не помню автора и названия книги, зато помню ее героя, подружившегося и породнившегося с тобой. Он сходил со страниц книги, играл с тобой, вы вместе устраивали в квартире ералаш или же помогали маме, бабушке полить цветы, переставить стул, принести корзину, достать стакан. Этот чешский мальчуган, этот Гонзик не давал тебе покоя. Мы садились обедать. Ты звал Гонзика. Бабушка раскрывала книгу с чудесными, захватывающими, смешными похождениями забавного шалуна. Они были все в красочных картинках. Бабушка начинала читать тебе надписи под картинками, ты смеялся, радовался, слушал внимательно. Гонзик тоже сидел за столом. «Видишь, как он аккуратно ест! — говорит бабушка. — Ешь и ты аккуратно. Давай покажем Гонзику, как мы раскрываем рот... жуем...» Да, надо показать Гонзику, что мы тоже умеем сидеть за столом, благодарить за обед. «Видишь, как твой Гонзик умывается! — продолжает бабушка. — Смотри в зеркало, на кого ты похож. Давай умоемся, а то Гонзик обидится». Да, нельзя обижать Гонзика, надо умываться. «Смотри, какой он вежливый, будь таким!» Надо поблагодарить за обед так же, как Гонзик. Но Гонзик ведь был и пиратом, он завладел необитаемым островом. Ты из стульев устраиваешь в квартире корабль, это и есть необитаемый остров. Хотя тебе объясняют, что забираться на застеленную кровать нельзя, это тебе уже непонятно — ведь Гонзик тоже забрался на кровать!.. Бабушка привела тебя из парка, ты промок до ниточки. Осень. Холодно. В чем дело? Разве дождь на улице? «Объясните вашему сыну, что он Паата, а не Гонзик... Нельзя же делать все, как Гонзик... Он взял и прыгнул в бассейн, как Гонзик!» Тебе холодно и ты жалеешь, что прыгнул в бассейн, обещаешь, что больше не будешь. А когда наступает ночь и пора ложиться, ты начинаешь протестовать. «Но Гонзик ведь тоже ложится спать в это время!» Железная логика. Ты ложишься и укрываешься, как Гонзик, и зовешь к себе Гонзика. Ты забираешь книгу под одеяло и скоро засыпаешь. Жизнь продолжается и во сне, и поэтому в другой комнате до нас доходит твой отчетливый тихий голос: «Гонзик... Любимый... Я люблю тебя, Гонзик!» Поэтому мама и прозвала тебя Гонзиком, и ты долго играл в Гонзика: был умным и глупым, как Гонзик, добрым и озорным, как Гонзик, вежливым и диким, как, Гонзик. Наверное, все экземпляры книг о Гонзике давно уже протерлись, тысячи детей десятки тысяч раз переиграли своего героя, сдружились с ним. Нет таких книг в магазинах? Трудно их достать? Поищите хорошенько, папы и мамы, обойдите книжные магазины, и букинистические тоже, а то ваши дети обеднеют без хороших книг с героями-озорниками! БУРАТИНО Как я мог представить, что эта маленькая куколка для самодеятельного кукольного театра внесет в твою детскую жизнь столько радости? Как я мог предвидеть, что она станет нашим добрым союзником в твоем воспитании? Я ее купил просто так, не думая о том, что она может куда успешнее и внушительнее воздействовать на тебя в некоторых исключительных случаях, чем наши, пусть даже хоровые, наставления. Если бы я все это мог предвидеть, то, не затруднив себя хождением по магазинам, взял бы кусок дерева, вырезал бы из него веселое личико с длинным носом, с помощью красок сделал бы его еще более веселым, затем, сшив и прилепив обычную красную рубашонку, надел бы на правую руку и приступил к воспитанию. Я принес купленного Буратино домой, и под вечер, когда тебя начали кормить кашей, решил устроить представление. Тогда тебе было два с лишним года. Надев на правую руку рубашку, я сунул указательный палец в отверстие шейки, большой и средний пальцы — в рукава, залез под стол и начал импровизировать содержание первого акта первого в своей жизни спектакля собственной постановки. А в это время за столом происходило следующее. Ты начал выкидывать свои обычные номера, размахивая кулачками и отвергая пищу. И, конечно же, как часто случалось в таких напряженных ситуациях, сунул руку в глубокую тарелку с кашей. Она тебе показалась очень горячей, и ты, стало быть, собирался заорать что было мочи, измазав одновременно лицо бабули, а бабуля приготовилась принять ответные меры — промыть тебя теплой струей наставлений. На этом все и застыло. Откуда бабуле было знать, что папа сидит под столом, обдумывая свой спектакль. А ты и не представлял, что папа дома. Вдруг из-под угла другого конца стола неожиданно вылез Буратино, весело сияя, в своей красной рубашке, и заговорил тонким голоском: «Мальчик, как тебя зовут?» Бабушка забыла о своем измазанном лице и о своих воспитательных намерениях. Ты забыл о том, что тебе следовало заорать. Оба изумленно уставились на необычное зрелище. «Как тебя зовут, мальчик?» — продолжал тонкий голосок. Буратино, подпрыгивая и пританцовывая, весело махал руками. Зрители очнулись от первого изумления. Разумеется, на секунду раньше пришла в себя бабуля: «Ну, отвечай, он к тебе, наверное, пришел!» «Паата!» — все твое изумление звучало теперь в твоем голосе. «Я — Буратино. Повтори, пожалуйста, мое имя!» Пришлось поупражняться в произнесении этого сложного имени. «Ты хочешь дружить со мной?» Ты кивнул головой. «А ты отвечай голосом. Скажи так: рад с тобой дружить, Буратино!» Ты повторяешь. Буратино медленно, танцующей походкой движется к тебе, напевая одновременно песенку. «Дай пожать руку!» — Его короткая рука потянулась навстречу твоей, но, увидев, что твоя рука измазана, дернулась назад. «Пожалуйста, прошу тебя, помой руки, а то я боюсь испачкаться твоей кашей!» Ты протягиваешь руку бабуле. Она уже успела вытереть себе лицо, а теперь принялась чистить твои руки. Ты не спускаешь глаз с Буратино. Происходит рукопожатие. «Ты обидел бабулю, извинись, пожалуйста!.. А теперь ешь. Вкусно, правда?.. Ты хочешь, чтобы я приходил к тебе?.. Только если ты не будешь обижать меня... Кончил кашу?.. Поблагодари, пожалуйста, бабулю!..» Мама, почуяв необычное, тоже включилась в действие, начала объяснять Буратино, что Паата умный и сдержанный мальчик. Буратино рад этому. Попрощавшись с тобой и пожав руку, Буратино отдаляется от тебя, двигаясь вдоль стола. Ты тревожишься. «Буратино! — кричишь ему вслед, — приходи еще!» Вскоре «приходит» папа, и ты, с помощью мамы и бабули, объясняешь ему, какой к тебе пришел человечек. Папа серьезно начинает обдумывать сценарий, способ выступления, содержание общения. Буратино появляется один-два раза в день, в заранее назначенное время, иногда совершенно неожиданно, когда возникает особо напряженная ситуация. Его появление восстанавливает атмосферу взаимоуважения, разряжает обстановку возникновения конфликтов. К приходу Буратино ты готовишься как к празднику. Он может сесть тебе на плечо, на голову, ущипнуть за щеку, подать ложку. Он несет тебе конфету, печенье. Он говорит с тобой обо всем, что тебя интересует. Рассказывает сказки, учит стихам, приучает тебя быть вежливым, сдержанным. Он всегда знает о твоих каждодневных поступках, радуется твоим добрым делам, огорчается дерзостям. Полон надежд, что ты умный и хороший. Буратино может убаюкивать тебя, и хотя колыбельная в его исполнении звучит не так уж мелодично, ты все же засыпаешь. Я готов поклясться, я уверен, что ни один воспитатель не смог бы так сильно повлиять на нравственно-этическое и умственное развитие моего Пааты, как его общение с Буратино, продолжавшееся всего 8—10 месяцев. По моему плану Буратино должен был насовсем попрощаться с тобой и уехать далеко-далеко, как только мы обнаружили бы, что его влияние на тебя начинает слабеть. Но произошла досадная ошибка.
— Зачем вам это? — спрашивали меня гости. И я объяснял им педагогику с участием Буратино. Эта игрушка сыграла свою добрую роль в воспитании дочери. А потом долго ждала, кого еще воспитать. Но вот родилась дочка у самого Пааты — Нинца. В тот день мне показалось, что Буратино на палочке заулыбался и потер руки. Паата, ставший отцом, снял Буратино с палочки, надел его на правую руку и в более совершенной форме повторил педагогику с участием этого человечка. Потом Буратино вернулся на свое место. Он член нашей семьи. Мы его очень любим. И радуемся, когда вспоминаем прошлое с его участием. В этом прошлом много поучительных историй. Буратино на палочке стоит в книжном шкафу. И иногда мне кажется, что ему не терпится стать соучастником воспитания нового ребенка. — Когда это будет? — спрашивает Буратино. — Будет, будет! — успокаиваю я. Однажды, вернувшись домой с работы, мы с мамой застали тебя сидящим на диване и льющим горькие слезы. Перед тобой лежал неподвижный Буратино. Ты его нашел в самом потайном углу шкафа, куда мы прятали его от тебя, надеясь, что ты никогда не проникнешь туда. Однако, напрягая все свои силы, ты залез в шкаф и, роясь, вдруг наткнулся на Буратино. «Буратино!» — закричал ты радостно. Ты думал, что, увидев тебя, Буратино сразу подскочит, запоет своим тоненьким голоском, залезет тебе на плечо, начнет шептать сказку. «Буратино, встань... Буратино, ты спишь?..» Ты горько заплакал: «Буратино не хочет со мной разговаривать... Буратино не хочет проснуться!..» Мы, конечно, могли мигом воскресить Буратино. Но было ясно: он уже никогда не смог бы стать твоим воспитателем. Ты начал бы сдирать его с руки, и он, этот человечек, создавший тебе особый, сказочный мир, превратился бы в жалкую игрушку. Поэтому мы уложили его в коробку и сказали тебе: «Да, Буратино больше не проснется!..» Хотя это не совсем правда. Буратино проснулся для тебя уже на всю жизнь, когда тебе принесли в подарок книгу о Буратино.
жүктеу/скачать 1,33 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|