Книга Свет добра Свет братства Признание Учитель Пушкина а парус все белеет Народный поэт России

Наапет кучак - великий лирик

Даже знатоки армянской поэзии и ее истории мало знают о жизни Наапета Кучака. Неизвестен и год его рождения, считают, что он умер в 1592 году. Значит, жил в XVI веке. И все же я могу сказать, что мы знаем о Кучаке много, знаем главное – его лирику, которая живет уже четыре века. Конечно, интересно знать все подробности жизни крупного художника, но сутью его бытия и главным в нем являются его создания, они и есть его жизнь, его сердце, его мысль, тревоги и надежды. Мы благодарны безымянным создателям сокровищ народной поэзии, не зная ни их имен, ни их жизни. А потомки автора знаменитых айренов – крупнейшего поэта армянского средневековья – знают, кому быть благодарным за одно из лучших выражений своего национального духа: Наапету Кучаку – великому лирику. Я прочел его стихи в точном подстрочном воспроизведении и поэтических переводах. От них повеяло на меня душевной мощью большого художника и светом сердца мудреца. Мудрыми были и Пушкин, и Исаакян, и Блок, и Лорка. Мудрость художника особая, это мудрость сердца. Ее не надо путать с умением жить благополучно и хорошо устроиться в жизни. Последнее плохо удавалось поэтам.

Прозорливость художника тоже особая, ибо его сердце – сердце народа, его глаза – глаза народа, иначе художник не знал бы, куда направить свои силы, не видел бы света будущего. Стойкость и мужество придают ему особую художническую мудрость и прозорливость.

Вот таким я вижу и сегодня армянского лирика. Я вижу его таким и оглядываясь на четыре столетия назад. Только человек, наделенный выдающимся талантом, высокой мудростью и большой прозорливостью, мог писать в эпоху средневековья стихи, прославляющие жизнь и любовь. А верить в жизнь и человеческое сердце – значит верить в будущее своего народа и человечества. Стихи Кучака вызывают горячий интерес не только армянских читателей, но и всех, кто интересуется поэзией, любит се.

Валерий Брюсов, приступая к подготовке и изданию Антологии армянской поэзии, которая вышла в 1916 году, изучил историю Армении, ее литературу. Вот что он писал о Наапете Кучаке: «...стихи его остается прекраснейшими жемчужинами армянской поэзии. Среди всех средневековых лириков Кучак выделяется непосредственностью и безыскусственностью своих вдохновений». И дальше: «Он независим в выражении своих чувств, он ближе к уличной толпе, нежели к дворцовым ступеням, его голос звучал не для «сильных мира сего», а в народных собраниях». И не будучи таким знатоком армянской культуры, каким был Брюсов, я сегодня воспринимаю Кучака так же горячо и такого же высокого мнения о нем. В высказывании Брюсова о Наапете Кучаке особенно метким и точным мне кажется замечание, что «его голос звучал не для сильных мира сего»... Дело в том, что на старом Востоке, да и не только там, даже талантливые поэты часто отдавали свой дар властителям, дворцовой знати, став придворными, восхваляя деспотов, воспевая мнимые подвиги жесточайших тиранов, несших народам разорение и гибель. Такие поэты проходили мимо судьбы народа, мимо труда, ума, радости и страданий человека. Губили себя, свой талант, лишали себя совести, достоинства, чести – драгоценнейших качеств человека и поэта, душили в себе искренность, без которой не может быть поэзии. А Наапет Кучак стал поэтом жизни, поэтом людей.

2

Говорят, что Наапет Кучак родился в селении Хараконис недалеко от города Ван и похоронен там же. О популярности и значительности поэта свидетельствует то, что могила его стала местом поклонения. Не всякому поэту выпадают такая посмертная честь и слава.

Бесстрашие – самое прекрасное в человеке и самое труднодоступное. И для художника оно большое благо наряду с талантом. Бесстрашие так же прекрасно, как совесть и талант. Кучак обладал не только выдающимся талантом, но и бесстрашием, иначе он не смог бы оставить потомству свои песни, спетые во славу человека и его любви, и бросить свое сердце в будущее, как раскрывшийся на рассвете цветок.

Где женщина – основа жизни, закрепощена, притеснена, забита и убога, там неблагополучна вся жизнь и несчастен народ. Женщина не только вскормила человечество, но и светом сердца, светом доброты, материнского чувства осветила жизнь. Кто полюбит женщину, тот не может любить жизнь. Красотой женщины озарено все наше бытие. Женская красота – великий дар живущим, ничем не заменимое благо и счастье. Так думали все большие поэты на свете, так думал и Наапет Кучак. Вот его строки, дышащие вдохновением и страстью:

Ты в мире – перстень золотой, а я – алмаз на нем,

Ты – зелень, нежащая пруд, а я росянка днем,

Ты – яблоко, что берегут, я – лист в венце твоем,

И я, когда тебя сорвут, иссохну под лучом.
Поэт, охваченный страстью, ради любви готов прыгнуть в пропасть, как тур во имя своей свободы. Только благодаря силе самозабвенного чувства, пронзившего его стихи, благодаря такой безоглядности создания Наапета Кулака обрели долговечность, стали прекрасными, как сама любовь, как сама женская красота. Армянский лирик знал не только радость и восторг любви, но и ее горечь:

Мы пылали с тобой огнем,

Мы сгорали с тобой живьем.

Все прошло, ты узнать захотела,

Что со мною стало потом?

Все случилось, как ты хотела,

Что могло, все давно сгорело,

На костях моих нету тела,

Есть лишь пепел в сердце моем.
Признание, потрясающее глубиной боли, пронзительностью. Эти стихи относятся к редчайшим и сильнейшим в мировой трагической лирике.

.Не меньшая драматическая сила заключена и в следующем стихотворении:

Я в любви, как ребенок малый,

Силой отнятый от груди.

Погляди, что со мною сталось,

Погоди уходить, пощади!

Ничего у меня не осталось,

Только тьма теперь впереди.

Сделай мне хоть малую малость:

Дай воды, мой огонь остуди!

Наапет Кучак, сказавший горчайшие слова о любви, знал, однако, что роза не перестает быть прекрасной оттого, что у нее имеются шипы. Так же и женщина, но, все равно, она прекрасна. И благословенны ее красота, ее сердце! Разве не об этом говорят вот такие стихи, сказанные как бы на рассвете, в счастливый час, когда женщина озарила душу поэта ни с чем не сравнимым светом красоты и любви, светом высшего блага для человека:

О, царица, пусть будет воспета

Мать, что в муках тебя родила,

Ни луна, ни другая планета

Не светлей твоего чела.

Ты – звезда, что лить в нору рассвета

Блещет где-то во тьме облаков,

Темноту, отделяя от света

Там – у греческих берегов.

Поэты всегда знали, что на свете нет ничего прекраснее женщины, что она самоотверженнее мужчины, даже сильнее его; они знали, что несравненны и ничем не заменимы красота ее лица, глаз, рук, свет ее души. Они понимали, как прекрасна мать, склоненная над колыбелью ребенка, или женщина, разжигающая огонь в очаге на заре, или латающая одежду своего мужа зимним вечером, или месящая тесто, чтобы испечь хлеб своим детям. Поэтому женщина и любовь к ней так мощно, так бессмертно воспеты поэтами мира от Петрарки до Александра Блока, от Саят-Новы до Пушкина и Гарсиа Лорки, от Кучака до Есенина. Лирика любви – одно из величайших достижений мировой поэзии и культуры, и среди тех, кого мы должны благодарить за нее, сверкает имя армянского поэта Наапета Кучака.

Но Кучак был не только поэтом любви. Через его сердце прошли беды его времени, его многострадальной страны, родного народа. Честное сердце большого художника не могло не быть раненым тяжелой жизнью простых людей:
Цари, князья, врата закона, властители земли,

Вы злых начальников поставив, скрываетесь вдали.

Пришли к вам те, кого на горе, на смерть вы обрекли.

Подумайте, они не к богу – к вам с жалобой пришли!

Тростники всех болот стали перьями б,

с лучшими споря, –

Все монахи Стамбула и Рима и наших нагорий,

Мудрецы Хорасана, Мугри – будь хоть все они

в сборе, –

Не могли бы прочесть эту длинную летопись горя.
В эпоху, когда жил Кучак, опустошали Армению чужеземные захватчики от Тамерлана до турецких и персидских завоевателей, страна на время теряла государственную самостоятельность. Историк пишет: «Армения превратилась в отчизну скорби». Вот чем порождены приведенные выше горчайшие строки. В них слышится сквозь века голос горя и протеста армянских пахарей, каменотесов, мыслителей. Кучак дал нам возможность ощутить боль и страдания, которые терпел народ в те мрачные годы, с болью и горечью он писал о харибах-скитальцах, изгнанниках, лишившихся родной страны и очага.

Удивительны судьба, душевная мощь и жизнестойкость народа, выдвинувшего большого поэта, сделавшего его выразителем своих чаяний и надежд, своей стойкости и мудрости. Не думаю, чтобы на свете был народ, который прошел бы легкий путь, каждый народ жил трудно. Но думается, что судьба Армении и ее история полны особого драматизма. Это легко может увидеть, ощутить, сочувствовать каждый, кто проходил по долинам и нагорьям древней страны, приглядывался к ее горам, холмам, развалинам древних храмов – творениям замечательных зодчих, – читал книги ее поэтов и мыслителей. Поэт Георг Эмин пишет: «Армяне свою страну называют «страной армян», Айастаном. Но есть и другое, созвучное этому слово – Карасан, «страна камней». Я тоже, не раз бывая в Армении, думал о том, что на армянской земле так много камней, потому что убить камень невозможно. Но враги, как они ни старались веками, не могли убить и армянский народ, его трудолюбие, его мысль, талант, надежды и упорство. Народ, так много вынесший на своем веку и перенявший стойкость камня, принес в дар миру неповторимые творения художников и поэтов, обогатив ими культуру человечества. Армянский народ один из самых мудрых и жизнестойких на свете. И его родина – его библейская земля – одна из удивительнейших.

Рокуэлл Кент сказал: «Если бы меня спросили, где на планете Земля больше всего можно встретить чудес, – я назвал бы в первую очередь Армению». Армения не только страна камня. Я видел Араратекую долину в нору созревания персиков и абрикосов. Глаза мои были счастливы. Это одна из самых прекрасных долин виденных мною. Я смотрел на леса Лорийских гор и на вечно синий простор озера Севан, видел Арарат. Поразительны контрасты Армении. Такая страна не могла не стать родиной великих поэтов и художников, народ такой судьбы и стойкости не мог не породить выдающихся людей. Чтобы Армения своей культурой прославилась на весь мир, достаточно таких славных творцов, как Саят-Нова, Кучак, Комитас, Туманян, Исаакян, Сарьян, поднявших искусство своей родины до мировых высот. Я назвал несколько любимых мною имен, а, сколько их еще у Армении!

4

Интересно, кем был Кучак? Я могу представить себе его ученым, склонившимся над древними книгами и рукописями, видящим, как возвышались и рушились царства, а народы оставались трудолюбивыми созидателями, и человеческая мысль сияла, как звезды над пашней. Я могу представить себе Кучака каменотесом-философом, понявшим язык камня, который он тесал, полюбив его неподатливость и вечность. Могу представить себе его и монахом, который на старости лет за монастырскими стенами коротал вечера и проводил бессонные ночи, думая о горькой судьбе своего народа, слагавшим глубокие стихи, полные боли и веры в бессмертие армянской мысли, а когда он выходил на рассвете из своей кельи, радовался, видя синее небо над полями, видя горы, белым чудом высящиеся над родной страной. Но главное для нас - он был поэтом, только потому мы и почитаем его. Поэзия Наапета Кучака – доказательство того, как прекрасен талант, какое чудо – человеческое упорство и мысль. Каждое крупное явление человеческого духа – урок не только современникам, но и потомкам. Таким уроком остается и Наапет Кучак.

Я читал и перечитывал стихи Наапета Кучака, проникся их светом и горечью. Я беседовал с крупным человеком и проникновеннейшим лириком. Мне было хорошо, как тому, кто зимой запоздал в дороге и, добравшись до дома, сидит у горящего очага, и хотя он уже дремлет, но не хочет лечь спать: так блаженно у огня. Рукопись айренов Кучака еще лежит, раскрытая, на моем столе. Я смотрю на нее с нежностью и думаю о долговечности настоящего слова и хрупкости жизни человека, о силе его духа, величии созданий его рук, ума, фантазии, о том, ценой каких страдании заслужили многие большие художники и мыслители признательность потомков.

Наапет Кучак! Длинен путь твоего слова. И я, твой скромный собрат в Потомстве, благодарен тебе за твое мудрое, чуткое сердце, неувядающее: слово.
Поззия большой любви
После таких поэтов, как Туманян, Исаакян, Терян, Чаренц, нелегко быть достойным певцом синей чаши Севана и вечно белой высоты Арарата, мудрости мастеров камня и винограда, вековых страданий и вековой стойкости Армении, трудолюбия ее пахарей и доблести ее воинов. Но Сильве Капутикян, к счастью, это удалось. Жизнь одарила ее незаурядным, истинным талантом. Благодаря большому дарованию ей посчастливилось стать значительным художником слова не только своей земли, но и всей нашей великой Родины. Она давно заняла свое место в многонациональной и многоцветной Советской поэзии. Она давно снискала любовь широкого круга читателей всей страны, сумев вызвать горячий интерес тех, кому нужна Поэзия.

В чем же секрет ее успеха? Ответ один: в подлинности дарования. Все остальные качества идут от значительности таланта, с которым в близком родстве глубина содержания, неповторимость образов, взлеты фантазии, чувство формы, ясность, проникновенный лиризм, пронзительность мысли – все то, что делает стихи поэзией.

Одним из замечательнейших свойств стихов Сильвы Капутикян я считаю их немногословие. Многословие и пустая декламация болтливых стихотворцев только утомляют читателей. Сильва ценит слово, как мастер, и дорожит им, зная, что нельзя бросать его на ветер. Болтливость неприятна в быту, а в поэзии она невыносима. Капутикян в таком грехе не обвинишь. Может быть, этой хорошей скупости научили поэта камни родной земли и создатели тех армянских храмов, где нет ничего лишнего. Вот пример:
Да, я сказала: «Уходи», –

Но почему ты не остался?

Сказала я: «Прощай, не жди»,—

Но как же ты со мной расстался?

Моим словам наперекор

Глаза мне застилали слезы.

Зачем доверился словам?

Зачем глазам не доверялся?

У материнских душ один язык.

Ступая тихо, чтоб не расплескать,

Стакан воды принес мне Араик.

Благословен труд материнский мой!

Всю жажду долгих лет в короткий миг

Я утолила этою водой,

Которую принес мне Араик...

Много лет к поэзии Капутикян я отношусь с любовью. В этой поэзии старые раны и беды Родины поэта соседствуют с новым цветением абрикоса, с новой радостью земли.

Вы сами история!

Мы жили в бедах, в нищете

И зданья траурные строили,

Как памятники темноте.
О былой судьбе Родины сказано серьезно, образно, сильно. А вот совсем другой – светлый мотив новой Армении:
И вот уже льды на пруду раскалываться стали,

И вдруг увидишь поутру на небе птичьи стаи.

Ручей чего-то бормотал, а тут развел рулады,

И расцвели уже цветы и тянутся из сада.

Я люблю мудрость и мужество этой женщины. Мне всегда казалось, что она умнее и сильнее многих из нас, нынешних литераторов Кавказа. Общаясь с ней, я каждый раз чувствовал, будто ее глаза смотрят из глубины армянской истории, такой драматической и прекрасной. Только поэт, тесно слитый с судьбой своего древнего народа и его историей, может быть таким. И только поэт такого типа способен написать трагически-прекрасные строки, могущие пронзить сердце:

Всего лишь несколько простых могил.

О мой народ, богатый смертью, горем,

Где ж ты других великих схоронил?

Мне близко сочетание суровости и женственности в стихах Капутикян, как соседство камня и винограда на родной земле. Я люблю соседство строгости и материнской нежности, отсутствие развязной болтливости и пустой декламации, мне дорого внутреннее горение ее стихов. О любви женщины она пишет правдиво, без слащавости, с драматизмом чувств, лаконизмом, смелостью и откровенностью. Вот одно из самых известных ее стихотворений:

Но я – к тебе, а ты – к другой.

Опалены большим огнем,

Но я – твоим, а ты – другой.

Ты слова ждешь, я слова жду,

Я – от тебя, ты – от другой.

Твой образ вижу я в бреду,

Ты бредишь образом другой.

И что уж тут поделать, раз

Самой судьбе не жалко нас.

Что нас жалеть? Живем любя,

Хоть ты – другую, я – тебя.

1973