Лекция №1-2 (2 ч.) Тема № в о зни к н о в е ни е к у л ь т у
жүктеу/скачать 484,17 Kb.
|
Неделя 1-2 Лекция № 1-2. Возникновение культуры мышления (1)
| Философия в этом смысле самодостаточна. Казалось бы, этим она похожа на искусство, которое тоже чем оно выше и лучше, тем больше похоже на себя, искусство для искусства. Что имеют в виду умные люди, когда так его характеризуют? Что от него нет никакой пользы, что в хозяйстве оно не пригодится, а если и пригодится, то только лишь как украшение, декорация жизни? Разумеется, не это. А что? То, что единственная польза от искусства заключается в том, как и от философии тоже, что оно делает человека человеком, не дает ему окончательно потерять человеческий облик. Как тут не вспомнить Федора Михайловича, как-то сказавшего, что «красота спасет мир». Правда, современное искусство не столько не дает, сколько помогает не только потерять человеческий образ, но и не искать его в принципе. Искусство, философия, как и наука, если она искусна, и религия тоже такая же, нужны человеку, чтобы через прекрасные и возвышенные, совершенные образы, воспроизводить в нем его человеческий образ, который не рождается от природы, а создается искусственно, точнее, культурно. Ничто человеческое само по себе, естественно, так просто, не держится, а постоянно нуждается в творческом сохранении в форме пре-образ-ования.
Но даже искусство не дотягивает до самодостаточности, потому что нуждается в публике. Деятель искусства, артист ищет признания, славы, он зависим. Тогда как философ в своем философствовании ищет не признания, а спокойствия и свободы. Как тут не вспомнить великого артиста Александра Сергеевича, который как-то сказал в сердцах: «На свете счастья нет. Но есть покой и воля!» Здесь он превзошел самого себя. Философ бы не смог не только лучше сказать, но и лучше подумать. Пушкин не только поэт, он и философ. Поэты умеют «в двух словах» сказать то, на что философу не хватит и объемного фолианта. Имея в виду эту особенную конкретность искусства, можно признать, что оно нетеоретично. А философии теоретичности не занимать. С религией у философии тоже есть нечто общее, но есть и непреодолимые различия. Религия, как и философия, занимается делами не от мира сего, имеет дело с тем, что прямо не увидишь и не услышишь, не потрогаешь, что доступно только вере. Но, тем не менее, сама от мира сего, так как, как раз, использует все чувства для укрепления веры. И философия занято тем, что не от мира сего, т.е. не от царства наличного, что от людей скрыто, само бытие, скрывается за вещами. Но она и сама не от мира сего, тем самым, занимаясь умозрением, сохраняет единство образа мысли и образа жизни, действия. И при этом умудряется оставаться непрактичной, бескорыстной. Тогда как религия только использует теоретичность, сама же является практическим занятием. И когда чрезмерно увлекается этим, то нарушает меру должного невмешательства в мирские дела, теряет свою созерцательность, грешит практицизмом, сребролюбием и прочими пагубными страстями своих служителей. Далеко, к тоталитарным сектам, ходить не надо, достаточно обратиться к традиционным вероисповеданиям. Кажется все по этому вопросу. Видно, нет. Осталась еще идеология. То, что мы оставили ее напоследок симптоматично. Казалось бы, что, если не идеология, ближе всего к философии. Об этом говорят сами слова, из которых она состоит, - «идея», «логия» или «логос». Слова то философские. Но только слова. В ней ничего, кроме слов, нет философского. Идеология есть не друг философии, а идейный ее враг. Бывало, что философия была «на ножах» с религией, когда та мешала ее освобождению от догмы мышления, ей навязанной извне. Но она всегда находила себе место: когда она только появилась, ребенка, задающего вопросы с обратным адресом, рефлексии мифа, подражания (мимезиса) сказке в идее, когда встала на ноги, то оказалось под рукой богословия в роли служанки или ученицы, когда пришло совершеннолетие, то стала играть роль учительницы наук или наукоучения. Все было бы хорошо. Но вот в эпоху Просвещения философия уже перезрела (созрела она в век гениев – в XVII век), впала в старческий маразм (кстати, Платон занялся реальной политикой советчика тирана, когда достиг преклонного возраста и оказался туг на ухо, иначе бы послушался своих учеников, не советовавших ему связываться с глупым и капризным правителем, но как бывает в жизни: сапожник (советчик) сам остался без сапог (но при своих философских (ослиных) ушах слушать других, но слышать только себя), вознамерилась учить, если бы народ, саму власть, быть не только народным, но и властным сознанием, властителем дум людей. И тут же потеряла саму себя, потому что нельзя думать за других, тем более тех, от кого зависишь, - они тебе этого не простят, - можно думать только самому за себя. Не спорю, идеология нужна, но не там, где есть философия. Там, где ее нет, пожалуйста. Кстати, не всегда была философия и, возможно, не всегда будет. Есть такие народы, у которых ее не было. Это надо понимать так, что не народ сам думает, а кто-то из народа думает, если для этого есть условия, первое из которых возможность предоставить человека самому себе. Но, как правило, в традиционном обществе это не получается, поэтому философы уходят из общества и возвращаются в природу, где (в лесу, пустынях, горах) для себя находят благоприятные условия для размышления. Рано или поздно люди научились создавать такие условия и в обществе, когда стали жить демократически. Но на переломе между старым, традиционным режимом и новым демократическим, как раз и появляется идеология как попытка скоро научить власть, а за ней и людей жить вместе, не мешая друг другу, но не так, как раньше, чтобы каждый занимался тем делом, к которому был предназначен еще до своего рождения, а так, чтобы он был свободен к выбору самого себя на рынке труда, а потом, при полном развитии нового буржуазно-капиталистического порядка, и рынка досуга, развлечения, тоже. То есть, философы-просветители, решили оставить только за собой всю традицию и от ее лица всеми, в том числе и властью, править ради только счастья человеческого и его благополучия. Но не тут то было, власть вывернулась и стала использовать философское оружие вразумления против самих философов, навязывая им то, от чего они не могли не отказаться. И уже от лица философии стала всем управлять, например, наукой. Здесь можно вспомнить наш собственный опыт идеологического управления политической властью культурой, наукой и искусством (религия старалась держаться в стороне и ей это частично удавалось не потому, что она так сильно старалась, а потому что имела дело прежде всего с тем, что для советской власти просто не существовало) с помощью доморощенной философии в образе, если не сказать хуже, карикатуре на философию так называемого «диалектического и исторического материализма». Поэтому так понятно чувство радости ученых и деятелей искусства, когда идеологический хомут ослаб и можно было свободно передохнуть. Но этого чувства было мало. Ради будущей безопасности, чтобы не повторилось это так, как было (будет то же, как всегда, но уже не так, как прежде: не кнут, а пряник, деньги) они ополчились не на власть, разумеется, которая их кормит, а на философию. Но не надо путать. Философия тут не причем. Причем нечистоплотные «философы». И такие есть тоже. Что мы получаем в итоге? Мага, который верит в том, что делает чудеса. Художника, который только чувствует, но зато как чувствует. Верующего, который только верит, но не чувствует и не знает. Ученого, который знает, но не думает. И, наконец, философа, который знает, что думает, но не думает, что знает, если не чувствует того, в чем уверен, потому что об этом подумал, т.е. подумал наверняка, что уже дело и это чудо. Здесь самое время для того, чтобы перейти к новому вопросу темы об истории рождения, взросления и старения философии. жүктеу/скачать 484,17 Kb. Достарыңызбен бөлісу:
|