Глава 9
Как Чайковский
Если до Юркиного «Великого открытия» его тянуло к Володе
приятно — в предвкушении весёлых разговоров и интересных
занятий, то теперь стало тянуть мучительно.
Это состояние было для него совершенно новым и непонятным,
поэтому самым лучшим и безопасным для себя Юрка считал вообще
не встречаться и не видеться с Володей. Если бы мог, он так бы и
поступил, возможно, даже специально с ним поссорился. Но от одной
лишь мысли, что он не услышит его приятного голоса и не увидит
обращённую только к нему одному особенную, кротко-ласковую,
улыбку, грудь сжимало до боли. Казалось, будто кто-то втиснул под
рёбра магнит, который так сильно и так болезненно стремился к
Володе, что казалось, вот-вот разорвёт мышцы и вывернет кости. Во
всяком случае, всё предшествующее утро Юрка ощущал себя именно
так и едва дождался отбоя.
Во время тихого часа они отправились к иве по суше. Вчера в
сумерках Юрка исходил берег вдоль и поперёк, благодаря чему найти
дорогу днём не составило труда. Но вот дойти по ней до ивы оказалось
куда сложнее. Путь петлял через густой лес. К иве не вела ни одна из
тропинок, и идти приходилось напролом, путаясь в высокой траве,
пробираясь сквозь заросли кустов, перешагивая через торчащие из
земли корни. Если Юрка в лесу чувствовал себя как рыба в воде — он
знал эти места, — то за Володей нужен был глаз да глаз. Один раз он
чуть не свалился с обрыва вниз, в реку, оступившись на зыбкой
песчаной почве, а в другой — едва не плюхнулся в небольшое болотце,
не заметив его в зарослях камышей.
Каким бы трудным ни был путь, он того стоил. В солнечном свете
ива казалась живым шатром, в тени которого так и хотелось скрыться
от дикой полуденной жары. Листва водопадом струилась до самой
земли, из-за тяжёлой зелёной шапки не было видно ствола.
Раздвинув обеими руками пушистые гибкие ветви, ребята ступили
под крону и оказались на крохотной полянке, будто ковром покрытой
травой и тонкими опавшими листочками. Покров этот был пушистым
и мягким и манил на него улечься.
— Здесь ещё и светло! — воскликнул Володя. Его голос,
поглощённый зелёными «стенами», звучал глухо. — Я думал, что под
такую густую крону солнце не пробьётся, а ты смотри — вон они,
лучи. — И правда, редкие и оттого кажущиеся неестественно яркими
косые лучи падали на траву.
Володя прихватил с собой радиоприёмник. Включив его, долго
искал волну, а когда нашёл, из динамиков, шипя и прерываясь,
полилась классическая музыка. Вивальди.
— Давай найдём другую радиостанцию, — предложил Юрка. —
Что-нибудь повеселее и чтобы звучала получше, не слышно ж ничего
из-за помех.
— Нет, мы будем слушать классику, — настоял Володя.
— Да ну её! Поищи лучше «Юность». Там твою «Машину
времени» иногда включают. — Володя замотал головой, а Юрка
удивился: — Неужели не хочешь? Ты же её любишь!
— А ты любишь классику. Кто твой любимый композитор?
— Из русских — Чайковский… — начал было Юрка, но резко
прервался: — Да какая разница! Зачем ты это делаешь?
— А почему именно Чайковский? — проигнорировав вопрос,
бодро поинтересовался Володя.
Юрка догадался — он принёс приёмник не просто так. Он
пытался чего-то добиться от него, но чего именно, Юрка не понимал,
поэтому рассердился:
— Володя, что это значит?! — он нахмурился и потянулся к
приёмнику. — Дай радио.
— Не дам! — Володя спрятал его у себя за спиной.
— Ты что, издеваешься надо мной? — взорвался Юрка,
уверенный, что Володя включил классику специально для него. Но
зачем? Чтобы он ещё помучился?
— Юр, а ты не задумывался, что всё равно можешь попробовать
поступить в консерваторию? Да, позже остальных, ну и что?
— Нет! Сказано же тебе, не возьмут. Я — бездарность! Не стану
даже пытаться. А ну выключи! Зачем душу травишь?
— Ничего я не травлю. Я всего лишь ищу главную тему для
спектакля, — ответив, Володя посмотрел на него подкупающе
честным взглядом.
— Тогда что это за расспросы про консерваторию? — насупился
Юрка.
— Во-первых, не расспросы, а всего один вопрос, а во-вторых,
просто к слову пришлось.
— А… к слову, ну да. Ладно, — Юрка решил поиграть по его
правилам. — Тогда зачем ищешь что-то ещё, если уже решил оставить
«Лунную сонату»?
— Не решил, а отложил решение. А сейчас самое время искать
новую.
— Маша не успеет выучить, — хмыкнул Юрка, не в силах
сдержать злорадства.
— Успеет, никуда не денется, — отмахнулся Володя.
— Тогда, может, лучше пойдём в библиотеку? По нотам найти
быстрее, чем слушая.
— Какая ещё библиотека? Время, Юра! У нас осталось очень
мало времени. А так мы совместим приятное с полезным. А если ты
прекратишь дуться и поможешь мне выбрать, то «полезное» будет
только приятнее. Помоги, а? Я ведь совсем не разбираюсь в музыке. Я
без тебя никуда!
— Оно и видно: кто среди симфоний выбирает…
— Разве нельзя сыграть мотив из симфонии на пианино?
— Да можно, только нужно ли? Ну ладно, — Юрка чуть остыл и
сдался. — Если уж совсем «никуда», то ладно.
— Совсем, — кивнул Володя.
Они укрылись за зелёной стеной свисающих до земли ветвей.
Достали тетрадку и карандаш, намереваясь сегодня доделать сценарий
для Олежки, но постоянно отвлекались.
— «Ария из оркестровой сюиты номер три», — в очередной раз
не дождавшись диктора, объявил Юрка. Он узнавал все мелодии с
первых нот. — Бах.
— Не, не подходит, — вяло пробормотал Володя, они прослушали
довольно много композиций, но так и не выбрали ни одной.
— Если только у тебя случайно не завалялось симфонического
оркестра, — также вяло заметил Юрка.
Когда «Ария из оркестровой сюиты номер три» закончилась,
Юрка снова подал голос:
— «Канон». Пахельбель. Он, кстати, потрясно звучит на
фортепиано. Но опять не для нас — слишком весёлый.
— Правда? — приободрился Володя. — Вот бы послушать…
Может быть, наиграешь мне? — Юрка бросил на него уничтожающий
взгляд, и Володя поспешно заверил: — Шучу-шучу. Хотя… Знаешь, а
мне правда было бы интересно посмотреть, как Конев Юрка сидит за
пианино в костюме, причёсанный, с прямой спиной прилежно
музицирует, — Володя хохотнул.
— Началось, да? Ты теперь от меня не отстанешь?
— Не-а, — он улыбнулся, но, заметив, что Юрка снова начинает
хмуриться, вернулся к переделыванию текста: — Так, нужен синоним
«спрятать»…
— «Засунуть»? Засунуть в дупло? А что, годится!
Володя хохотнул:
— Давай-ка лучше «положить».
Спустя два предложения и полчаса Юрка отобрал у Володи
карандаш и сел на траву. Принялся грызть его и раздумывать над
очередным синонимом. Володя устало лёг рядом, закрыл глаза и
закинул руки за голову.
— Спать хочу, просто атас, — он зевнул и потянулся так сладко,
что на самого Юрку напала сонливость. Веки потяжелели, тело
расслабилось, ещё чуть-чуть — и сам бы уснул. Но Юрка сдержался.
Тряхнул головой, прогоняя сон. Сдвинул брови:
— Ну ладно, я вчера умотался по лесу бегать, а потом и не
выспался, но ты-то отчего устал?
— О, да ты, наверное, думаешь, что вожатые в лагерях отдыхают
так же хорошо, как дети, да? И совершенно не устают?
— Ну… Не прям так же, явно, что по-другому, но чтобы вы
отдыхали меньше — ни за что не поверю. Вы ж только и делаете, что
командуете да поручения раздаёте, а сами, пока другие работают, под
ивами лежите и балдеете. — Юрка улыбнулся. — Что, разве не так?
— Тебе ли не знать, как дети выматывают! У меня из-за них
нервы уже ни к черту. Так что нам, вожатым, чтобы выспаться и
набраться сил, надо больше времени, сна и еды. Особенно еды! —
Володя воздел палец вверх. — И, кстати, это касается всех вожатых —
опытных и не очень. Так что когда видишь любого, пусть самого
матёрого вожатого, знай — он хочет есть. И спать.
— Никогда не замечал за тобой вялости.
— Это потому что обычно я злой, а когда злой, я бодрый.
Юрку развеселил этот разговор, он рассмеялся и сказал:
— Ну так спи, злой вожатый, пока дают.
— Нет, мы норму ещё не выполнили…
— Я доделаю, спи.
Володю не нужно было долго уговаривать: не снимая очков, он
закрыл глаза и тут же глубоко задышал. Похоже, он правда сильно
устал, ведь уснул мгновенно.
Играло радио. Сороковой симфонией Моцарта завершилась
программа «Час мировой симфонической музыки». Второй
фортепианный
концерт
Рахманинова
открыл
«Час
русской
фортепианной музыки». Под нежную вторую часть концерта солнце
спустилось к верхушкам крон вдалеке. Особенно яркий луч, сверкнув,
пробился сквозь листву ивы и пополз по Володиным скулам к глазам.
Заметив это, Юрка пересел левее, чтобы его тень закрыла Володино
лицо. Черкая сценарий, он почти не шевелился, лишь бы случайно не
сдвинуться и не дать солнцу потревожить или разбудить Володю.
Украдкой поглядывал на спящего — не проснулся ли?
Порыв тёплого ветра задрал край Володиной рубашки, обнажив
пупок. Юрка уставился на его впалый живот, на белую кожу, тонкую и
нежную, как у девчонки. У Юрки явно была не такая. Он залез рукой
себе под футболку, потрогал и убедился — правда грубая. Вот бы
Володину потрогать. От этой сиюминутной мысли дышать стало
трудно, жар опалил щёки. Юрка хотел отвернуться и дальше заняться
сценарием, но, замерев, не мог отвести даже взгляда…
Жар опустился со щёк на скулы, скулы свело. Юрка уже не просто
хотел, а жаждал коснуться. И одновременно боялся — вдруг Володя
проснётся. Но страх этот был до того зыбким и туманным, что
развеялся очередным порывом ветра, оголившим ещё один сантиметр
Володиной кожи.
Не владея собой, не отдавая себе отчёта, Юрка протянул к нему
руку, опасливо и медленно. Володя вздохнул и повернул голову набок.
Он всё ещё спал. «Такой беззащитный», — подумал Юрка, навис над
ним, занёс руку. Его пальцы оказались над самым пупком. Он схватил
краешек рубашки, и в голове вспыхнула мысль: «А смелости-то
хватит?» Не хватило. Юрка вздохнул и накрыл уголком ткани
обнажённую кожу. Отвернулся.
Растерянный, сидел, не двигаясь, так долго, что затекли ноги. На
радио заканчивался второй фортепианный концерт Рахманинова, шла
последняя, лучшая и любимая Юркина минута — самая светлая и
невинная. Не то что Юрка.
Он выпрямил спину, попытался встать, но — вот так номер — не
смог разогнуться. Тревога колючим холодом пробежалась по всему
телу — Юрка не мог осознать, что произошло, и мучился уже
надоевшими вопросами: «Что со мной такое?», «Почему мне так
тесно?»
— Уже кончил? — Внезапно раздался Володин голос. Юрка
подпрыгнул на месте.
— Что? Я? Нет, я случайно.
Он натянул футболку пониже.
— То есть? — не понял Володя. — Не дописал?
— Нет, — настороженно протянул Юрка.
Он вскочил и рывком отвернулся от Володи, не мог на него
смотреть — стыдно. Чтобы успокоиться, стал выполнять дыхательную
гимнастику. Глубокий вдох, медленный выдох. Вдох. Выдох… Не
помогло.
Володя молчал.
Мысли сыпались на Юрку одна страшнее другой: «Почему опять?
Вдруг он заметил? Но ведь он не мог — глаза же не открывал. А если
всё-таки заметил, что тогда? Скажу, что журналы вспомнил. Некрасиво
получится, но он хотя бы поймёт, — решил он, но тут же
рассердился. — Да я ничего такого и не делал. Я только подумал. Я,
вообще-то, имею право думать, о чём хочу! — А потом принялся
успокаиваться. — Володя не мог ни увидеть, ни узнать», — но
успокоиться так и не получилось.
Что он там от ребят со двора однажды слышал — нужен холодный
душ? Юрка зло сплюнул под ноги и стал раздеваться. Володя тем
временем сел, уставился на него подозрительно:
— Юр, ты чего?
— Жарко, — бросил тот через плечо, задрал ногу и плюхнулся в
воду.
|