Маргарет Митчелл Унесенные ветром

карман к беднякам.

    Ретт весь так и затрясся от беззвучного смеха.

    – А вы, оказывается, отменная мерзавка, Скарлетт!

    Мерзавка! Как ни странно, это слово больно укололо ее. Никакая она не мерзавка, пылко сказала себе

Скарлетт. Во всяком случае, ей вовсе не хотелось такою слыть. Ей хотелось быть настоящей леди. На секунду

мысли ее вернулись назад, к тем годам, когда еще была жива Эллин, и она увидела свою мать – стремительно

прошуршали юбки, пахнуло духами; она была вечно в движении, эта хрупкая женщина, непрестанно

трудившаяся для других, предмет всеобщей любви, уважения и преклонения. И внезапно Скарлетт стала сама

себе противна.

    – Если вы хотите довести меня до белого каления, – устало сказала она, – то зря стараетесь. Я знаю, я не

такая… совестливая, какой следовало бы мне быть. И не такая добрая и милая, как меня учили. Тут уж ничего

не поделаешь, Ретт. Честное слово, ничего. Как я могу вести себя иначе? Что стало бы со мной, с Уэйдом, с

Тарой, со всеми нами, будь я… кроткой тихоней, когда тот янки явился в Тару? Мне бы следовало быть… Нет,

даже думать об этом не хочу. А когда Джонас Уилкерсон задумал отобрать у меня родной дом, вы только

представьте себе, что было бы, будь я… доброй и совестливой! Где были бы все мы теперь? А если б я была

милой простушкой и не наседала на Фрэнка по поводу долгов, мы бы… ну, да ладно… Может, я и мерзавка, но

я не буду всю жизнь мерзавкой, Ретт. А эти годы – что еще мне оставалось делать, да что еще остается делать и

сейчас? Разве могла я вести себя иначе? У меня было такое чувство, будто я пытаюсь грести в тяжело

нагруженной лодке, а на море – буря. Мне так трудно было держаться на поверхности, что не могла я думать о

всякой ерунде, о том, без чего легко можно обойтись, – как, скажем, без хороших манер, или… ну, словом, без

всякого такого. Слишком я боялась, что лодка моя затонет, и потому выкинула за борт все, что не имело для

меня особой цены.

    – Гордость, и честь, и правдивость, и целомудрие, и милосердие, – хмуро перечислил он. – Вы правы,

Скарлетт. Все это перестает иметь цену, когда лодка идет ко дну. Но посмотрите вокруг на своих друзей. Они

либо благополучно пристают к берегу со всем этим грузом, либо, подняв все флаги, идут ко дну.

    – Они идиоты, – отрезала Скарлетт. – Всему свое время. Когда у меня будет достаточно денег, я тоже буду со

всеми милой. Такая буду скромненькая – воды не замучу. Тогда я смогу быть такой.

    – Сможете… но не станете. Трудно спасти выброшенный за борт груз: да если его и удастся вытащить, все

равно он уже безнадежно подмочен. И боюсь, что когда вы сочтете возможным втянуть обратно в лодку честь,

целомудрие и милосердие, которые вышвырнули за борт, вы обнаружите, что они претерпели в воде

существенные изменения, причем отнюдь не к лучшему…

    Он вдруг поднялся и взял шляпу.

    – Вы уходите?

    – Да. Разве вы не рады? Хочу дать вам возможность побыть наедине с остатками вашей совести.

    Он на секунду приостановился, посмотрел на малышку, протянул ей палец, и та мгновенно ухватилась за него

ручонкой.

    – Фрэнк, надо полагать, лопается от гордости?

    – О, конечно.

    – И надо полагать, уже строит планы на будущее для этого младенца?

    – Вы же знаете, до чего мужчины становятся глупы, когда речь заходит об их детях.

    – В таком случае передайте ему, – начал было Ретт и умолк; на лице его появилось странное выражение. –

Передайте ему: если он хочет, чтобы его планы относительно будущего этого младенца осуществились, пусть

чаще сидит дома по вечерам.

    – Что вы хотите этим сказать?

    – Лишь то, что сказал. Передайте, чтоб сидел дома.

    – Ах вы, подлое существо! Да как вы смеете намекать, будто бедняга Фрэнк…

    – О боже правый! – И Ретт раскатисто рассмеялся. – Я вовсе не хотел сказать, что он бегает к женщинам!

Фрэнк-то! О боже правый! – И продолжая смеяться, он сошел по ступенькам вниз.

   

   

    

     Глава XLIV

    

    Стоял холодный и ветреный мартовский день, и Скарлетт, ехавшая по Декейтерской дороге на лесопилку

Джонни Гэллегера, натянула полость до самых подмышек. Ехать одной было опасно, и она знала это, – опаснее,

чем когда-либо, потому что негры совсем вышли из повиновения. Как и предсказывал Эшли, теперь

приходилось расплачиваться за то, что законодательное собрание отказалось ратифицировать поправку к

конституции. Разъяренный Север воспринял этот отказ как пощечину и тотчас ответил ударом на удар. Север

твердо решил заставить Джорджию дать неграм право голоса и, объявив, что в штате возник бунт, установил

там строжайшее военное положение. Джорджия вообще перестала существовать как штат и вместе с Флоридой

и Алабамой превратилась в Военный округ N 3 под командованием федералистского генерала.

    Если жизнь и раньше была неустойчивой и пугающей, то теперь она стала такою вдвойне. Правила,

установленные военными властями и казавшиеся столь суровыми год тому назад, выглядели сущей ерундой в

сравнении с приказами, изданными генералом Попом. Будущее, где в перспективе маячила возможность

негритянского большинства в законодательном собрании, представлялось мрачным и безнадежным, и бывшие

белые хозяева штата, чувствуя свою беспомощность, озлоблялись все больше. Негры же, осознавая свою

недавно обретенную значимость, держались все независимее; к тому же они знали, что армия янки – на их

стороне. И многие из них решили, что могут позволить себе что угодно.

    Времена настали буйные, страшные, и Скарлетт была изрядно напугана – напугана, но исполнена решимости

не бросать своих дел, и продолжала разъезжать одна, засунув за обшивку двуколки пистолет Фрэнка. Про себя

она кляла законодательное собрание за то, что оно навлекло на них новые беды. Ну кому нужна эта благородная

бравада, этот жест, который все называют таким смелым? Ведь все только хуже стало.

    Подъезжая к тропе, что вела сквозь голые деревья вниз к ручью, где расположился Палаточный городок, она

прищелкнула языком, погоняя лошадь. Ей всегда становилось не по себе, когда она проезжала мимо скопления

этих грязных, омерзительных, отслуживших свое армейских палаток и глинобитных хижин. Поселение это

пользовалось самой дурной славой в Атланте и ее окрестностях, так как здесь, в грязи, жили отщепенцы-негры,

черные проститутки и немного белых бедняков, самых последних голодранцев. Говорили, что здесь укрывались

преступники – и негры и белые, – и именно сюда первым делом направлялись солдаты-янки, когда кого-то

искали. Здесь так часто пускали в ход нож и пистолет, что власти почти не утруждали себя расследованием и

обычно предоставляли обитателям Палаточного городка самим утрясать свои темные дела. В лесу находилась

винокурня, где гнали из кукурузы дешевое виски, и к вечеру вся балка у ручья оглашалась пьяными воплями и

проклятиями.

    Даже янки признавали, что это – чумное место и городок надо бы снести, но никаких шагов для этого не

предпринимали. Обитатели Атланты и Декейтера, которым приходилось пользоваться этой дорогой,

связывавшей между собой два города, громко выражали свое возмущение. Мужчины, проезжая мимо

Палаточного городка, расстегивали кобуры пистолетов, а добропорядочные женщины по своей воле никогда не

ездили тут даже под защитой мужчин, ибо обычно у дороги валялись или сидели пьяные, сквернословили и

выкрикивали оскорбления.

    Пока рядом был Арчи, Скарлетт и не думала о Палаточном городке, потому что даже самая наглая негритянка

не осмелилась бы при нем посмеяться над ней. Но с тех пор как она стала ездить одна, уже случилось немало

досадных мелких происшествий. Гулящие женщины словно старались перещеголять друг друга, когда она

проезжала мимо. Она же ничего не могла поделать – приходилось не обращать на них внимания, хотя внутренне

она и кипела от гнева. Даже пожаловаться соседям или родне она не могла, потому что соседи злорадно сказали

бы: «А чего же еще вы ждали?» Родные же принялись бы ее увещевать, уговаривая прекратить поездки. А она

вовсе не собиралась их прекращать.

    Хвала небу, сегодня на дороге не было этих оборванок! Проезжая мимо тропы, спускавшейся к Палаточному

городку, Скарлетт с отвращением посмотрела на скопление хижин в глубине балки, освещенных косыми лучами

предзакатного солнца. Дул холодный ветер, и до обоняния Скарлетт долетел смешанный запах древесного

дыма, жареной свинины и грязных отхожих мест. Она отвернулась и хлестнула лошадь по спине, спеша быстрее

проехать мимо и выбраться на прямую дорогу.

    Она только было вздохнула с облегчением, как сердце от испуга переместилось у нее в горло, ибо из-за

большого дуба на дороге внезапно возник огромный негр. Она, конечно, испугалась, но не потеряла голову,

мгновенно остановила лошадь и выхватила пистолет Фрэнка.

    – Что тебе надо? – крикнула она со всей суровостью, на какую была способна.

    Огромный негр снова нырнул за дерево, и оттуда раздался испуганный голос:

    – Господи, мисс Скарлетт, да не стреляйте вы в Большого Сэма!

    Большой Сэм! Скарлетт не сразу осознала, кто это. Большой Сэм, надсмотрщик из Тары, которого она

последний раз видела в дни осады. Какого же черта…

    – А ну выходи, чтоб я видела, в самом ли деле ты Сэм!

    Он нехотя шагнул из-за своего укрытия – босоногий гигант-оборванец в холщовых штанах и синем мундире

солдата Союза, слишком коротком и узком для его могучей фигуры. Увидев, что это в самом деле Большой Сэм,

Скарлетт снова сунула пистолет за обшивку и заулыбалась.

    – Ох, Сэм, как приятно тебя видеть!

    Сэм кинулся к двуколке, закатив от радости глаза, сверкая белыми зубами, и обеими ручищами, большими,

как два окорока, схватил протянутую ему руку Скарлетт. Он широко осклабился, обнажив розовый, цвета

арбузной мякоти язык, и нелепо запрыгал, весь извиваясь, точно огромный английский дог.

    – Господи, господи, до чего же приятно видеть родного человека-то! – воскликнул он, так сжав Скарлетт

руку, что казалось, у нее сейчас треснут кости. – Что же это вы стали такая злючка, мисс Скарлетт, – в человека

пистолетом тыкаете?

    – Столько злых людей развелось на свете, Сэм, что приходится тыкать. Но ты-то что делаешь в. таком

поганом месте, ты же почтенный человек?! И почему ты не пришел в город повидаться со мной?

    – Господи, мисс Скарлетт, я вовсе и не живу тут, в Палаточном городке-то. Так – забрел сюда. Я бы нипочем

в таком месте не стал жить. За всю свою жизнь не видал таких мерзких негров. И не знал я, что вы в Тланте-то –

откуда ж мне знать? Я ведь думал, вы в Таре, и все хотел добраться домой, в Тару.

    – Ты что же, с самой войны так и живешь в Атланте?

    – Нет, мэм! Я в разных местах побывал! – Он выпустил руку Скарлетт, и она с трудом распрямила пальцы,

проверяя, целы ли кости. – Вы хоть помните, когда мы с вами в последний раз виделись-то?

    Скарлетт вспомнился жаркий день перед началом осады: они с Реттом сидели в коляске, и группа негров с

Большим Сэмом во главе прошла мимо них по пыльной улице к окопам, распевая во все горло «Сойди к нам,

Моисей». Она кивнула.

    – Ну, так я работал, как пес: землю копал, и насыпал брустверы, и мешки с песком заготовлял до самой той

поры, как конфедераты из Тланты ушли. Капитан наш – жентмун, который нами командовал, его убили, и

некому было сказать Большому Сэму, чего делать-то, так что залег я в кусты и лежал там. И все думал, как

пробраться домой в Тару, а потом услышал: весь наш край вокруг Тары выжгли. Да и как мне туда добраться, не

знал: очень я боялся, что патрули меня схватят, потому как никакого ведь пропуска у меня не было. А потом

пришли янки, и один ихний жентмун – он полковник был – пригляделся ко мне, ну и взял к себе в дом

прибирать да сапоги ему чистить. Вот так-то, мэм! Ну и я, конечно, нос задрал: надо же, чтоб мене в дом взяли,

как Порка, а ведь я-то всего-навсего полевой работник. Вот я и сказал полковнику: «Я ведь полевой работник».

А он… Чего и говорить, мисс Скарлетт, янки ничегошеньки не понимают! Он и знать не знал, в чем тут

разница-то! Вот я и остался с ним и поехал с ним в Саванну, когда генерал Шерман туда двинулся, и, господи,

мисс Скарлетт, в жизни не видал я такого – страсть что творилось, пока мы в Саванну шли! Уж: и крали они, и

жгли… И Тару они тоже сожгли, мисс Скарлетт?

    – Подожгли, да мы потушили пожар.

    – Ну, скажу я вам, мэм, очень я рад это слышать. Тара – мой родной дом, и я хочу вернуться туда. А как

война-то кончилась, мой полковник и говорит мне: «Ты, Сэм, поедешь со мной на Север. Я тебе хорошо буду

платить». Ну, скажу я вам, мэм, мне, как всем неграм, до смерти хотелось посмотреть, что такое эта свобода, а

потом уж и домой вернуться. Вот я и отправился на Север с полковником. Так-то, мэм. Поехали мы в

Вашингтон, и в Нуйорк, и в Бастон, где полковник жил. Вот так-то, мэм, стал я негр-путешественник! Там у

этих янки на улицах этакая прорва лошадей и карет, мисс Скарлетт, что и не пересчитаешь! Я все боялся, что

меня вот-вот переедут!

    – Понравилось тебе на Севере, Сэм?

    Сэм поскреб голову, всю в густых мелких завитках.

    – Понравилось – и не понравилось. Полковник – он человек страсть какой хороший и понимает нас, негров. А

вот жена у него не такая. Жена его, в первый раз как меня увидела, тут же назвала «мистером». Да, мэм, так и

сказала – я чуть не грохнулся, как она это сказанула. А полковник ей сказал, чтоб она звала меня «Сэмом», ну

потом так она меня и звала. А все эти янки спервоначалу все звали меня «мистер О'Хара». И предлагали

посидеть с ними, будто я им ровня. Ну, а я-то ведь никогда с белыми господами не сиживал, да и старый я уже –

где мне переучиваться. А они, мисс Скарлетт, ко мне – ну, точно я им ровня, а в душе-то ведь не любили меня –

не любят они негров вообще. Да и потом боялись, потому как я такой агромадный. И все про собак меня

расспрашивали: как меня ими травили, да как меня били. А ведь, бог ты мой, мисс Скарлетт, меня же никто

никогда не бил! Вы-то знаете: мистер Джералд никогда бы не позволил, чтобы кто ударил такого негра – я же

дорого стою! Я рассказывал им, какая была мисс Эллин к неграм добрая и как она сидела со мной целую

неделю, когда я воспалением легких болел, только они мне не верили. И так я, мисс Скарлетт, заскучал по мисс

Эллин и по Таре, что чувствую, не могу больше, вот ночью и ушел от них и добрался в товарных вагонах до

самой Тланты. А теперь ежели вы купите мне билет до Тары, я, понятно, очень буду рад вернуться домой. И

понятно, очень буду рад снова увидеть мисс Эллин и мистера Джералда. Хватит с меня этой свободы. Я хочу,

чтобы меня кормили как надо и каждый день и говорили, что делать и чего не делать, и ухаживали за мной,

ежели я заболею. Вот, к примеру, ежели у меня снова воспаление легких будет? Разве та леди-янки стала бы за

мной ухаживать? Нет, мэм! «Мистером О'Хара» она меня называла, а ходить за мной в жизни не стала бы. А вот

мисс Эллин, она за мной будет ходить, ежели я заболею, и… Чего-нибудь не так, мисс Скарлетт?

    – Папа и мама оба умерли, Сэм.

    – Умерли? Что это вы так шутите-то, мисс Скарлетт? Не надо!

    – Нисколько я не шучу. Это правда. Мама умерла, когда солдаты Шермана пришли в Тару, а папа… его не

стало в июне. Ах, Сэм, не надо плакать. Пожалуйста, не надо! Если ты будешь плакать, я тоже заплачу. Не надо,

Сэм! Я просто этого не вынесу. Лучше не будем сейчас об этом говорить. Я тебе все расскажу когда-нибудь

потом… Мисс Сьюлин живет в Таре, и она вышла замуж за очень хорошего человека, мистера Уилла Бентина.

А мисс Кэррин, она… – Скарлетт умолкла. Нет, никогда ей не объяснить этому расплакавшемуся гиганту, что

такое монастырь. – Она теперь живет в Чарльстоне. А вот Порк и Присей – в Таре… Да ну же, Сэм, вытри нос.

Ты правда хочешь вернуться домой?

    – Да, мэм, только не так теперь все будет – без мисс Эллин-то…

    – Сэм, а ты не хочешь остаться в Атланте и поработать у меня? Мне нужен кучер, очень нужен – ведь вокруг

столько скверных людей.

    – Да, мэм. Оно конечно – человек вам нужен. Я вот и сам хотел сказать, что нечего вам ездить одной, мисс

Скарлетт. Вы и понятия-то не имеете, какие нынче развелись плохие негры, особливо здесь, в Палаточном

городке. Опасно вам здесь ездить-то. Я вот в Палаточном городке и двух дней не пробыл, а уже слыхал, как они

про вас толкуют. Вчера, когда вы тут проезжали, а эти черные ведьмы принялись улюлюкать, я вас сразу

признал, да только вы больно быстро проехали, не мог я вас догнать. Зато баб этих как следует вздул! Уж

можете не сомневаться. Не заметили разве, что сегодня-то никого здесь нет?

    – Заметила и очень тебе благодарна, Сэм. Ну, так как же? Будешь у меня кучером?

    – Мисс Скарлетт, спасибо вам, мэм, только я лучше уж в Тару подамся.

    Большой Сэм стоял, не поднимая на нее глаз, бесцельно чертя голым пальцем ноги в пыли дороги. Ему было

явно не по себе.

    – Но почему же? Я буду тебе хорошо платить. Нет, ты должен со мной остаться.

    Крупное черное лицо, на котором, как на лице ребенка, можно было сразу все прочесть, обратилось к ней, и

она увидела на нем страх. Сэм придвинулся ближе и, наклонившись над краем двуколки, зашептал:

    – Мисс Скарлетт, уходить мне из Тланты надо. Мне бы только до Тары добраться – там они меня не найдут.

Я… я убил человека.

    – Черного?

    – Нет, мэм, белого. Солдата-янки. И теперь меня ищут. Потому я и скрываюсь в Палаточном городке.

    – Как же это тебя угораздило?

    – Да пьяный он был и сказал чего-то такое, чего я уж стерпеть не мог, ну, и схватил его за горло… Убивать-то

его я не хотел, мисс Скарлетт, да только руки у меня больно сильные, так что не успел я опомниться, а он уже

мертвый. Я так испугался, не знал, что и делать! Вот и прибежал сюда прятаться, а как увидел вас вчера, когда

вы мимо ехали, тут и сказал себе: «Господи! Да ведь это ж мисс Скарлетт! Она уж позаботится обо мне. Она не

даст этим янки схватить меня. Она пошлет меня назад в Тару».

    – Ты говоришь, тебя ищут? Они знают, что это ты сделал?

    – Да, мэм, я ведь такой большой, меня ни с кем не спутаешь. Думается, я, наверно, самый большой негр в

Тланте. Они уже были тут вчера вечером, но одна девчонка-негритянка отвела меня в хижину в лесу, там я и

прятался, пока они не ушли.

    Скарлетт сидела насупясь. То, что Сэм убил человека, не взволновало и не расстроило ее, а вот то, что он не

может быть у нее кучером, вызывало досаду. Такой огромный негр охранял бы ее не хуже Арчи. Что ж, надо

как-то переправить его в Тару – нельзя же, чтобы янки схватили его. Слишком он ценный негр – таких нельзя

вешать. Он был лучшим надсмотрщиком, какого знала Тара! Скарлетт и в голову не приходило, что он теперь

вольный. Она считала, что он по-прежнему принадлежит ей, как Порк, Мамушка, и дядюшка Питер, и кухарка,

и Присей. Она по-прежнему считала его «своим», следовательно, одним из тех, о ком надо заботиться.

    – Я сегодня же вечером отправлю тебя в Тару, – наконец сказала она. – А сейчас, Сэм, мне еще надо проехать

немного по этой дороге, но я вернусь до заката солнца. Жди меня здесь. Никому не говори, куда ты собрался, и

если у тебя есть шляпа, захвати ее, чтоб закрыть лицо.

    – Нет у меня никакой шляпы.

    – Ну, так вот тебе четвертак. Купи себе шляпу у одного из этих негров и жди меня здесь.

    – Да, мэм. – Сэм так и просиял: у него явно полегчало на душе от сознания, что кто-то проявляет заботу о

нем.

жүктеу/скачать 1,87 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: