произнесшие кому-то смертный приговор, не то пасторы, которые сейчас
собираются крестить ребенка. Так называемая речь докладчика,
которая будучи
напечатана может быть и произвела бы какое-нибудь впечатление, при устном
произнесении действовала просто ужасно. Через три четверти часа все собрание от
скуки впало в транс. Скука нарушалась только тем, что время от времени отдельные
господчики или отдельные дамочки поднимались и уходили. Тишина нарушалась
еще шумом, производимым кельнершами, да зевотой отдельных «воодушевленных»
слушателей. В одном углу зала я заметил троих рабочих, пришедших сюда то ли из
любопытства, то ли по поручению своей организации. Я занял место около них.
Рабочие эти только иронически переглядывались друг с другом, а затем стали друг
друга толкать в бок, приглашая к выходу. Наконец они тихонько поднялись и,
стараясь не производить ни малейшего шума, вышли из зала. Было ясно, что они и
не хотят произвести никакого шума: видя этакое сборище, они должны были придти
к выводу, что не стоит труда мешать этим людям скучать. Я остался. Собрание
стало приближаться к концу. Голос докладывавшего профессора становился все
слабее. Почтенный оратор кончил. Тогда поднялся субъект,
сидевший посередине
между двумя моноклями, и стал подробно излагать присутствующим немецким
«братьям и сестрам», сколь благодарен он сам и сколь благодарны должны быть все
присутствующие высокоуважаемому профессору Икс за его замечательный,
исключительный, изумительный доклад, который был так основателен и глубок,
который так многому всех нас научил и который составит для нас целое
«внутреннее переживание» и вообще является «крупным событием». Было бы
профанированием этой торжественной минуты,
продолжал председатель, если бы
после такого глубокого доклада мы допустили бы еще какую-нибудь дискуссию. Я
думаю, что выражу мнение всех присутствующих, если заявлю, что никакой
дискуссии не надо, и вместо этого приглашаю всех встать и провозгласить
единодушное «ура» и т. д. В заключение председатель приглашал спеть «Дейчланд
убер аллес». Собрание кое-как запело. Но когда дело дошло только до второй
строфы, число поющих сразу упало. Припев был поддержан опять большим
количеством голосов, а когда дело дошло до третьей строфы,
поющих стало еще
меньше. Мне стало ясно, что почтенное собрание не знает даже текста нашей
великой патриотической песни. Но стоит ли в самом деле такому «высокому»
собранию знать наизусть народную песню!
На этом собрание разошлось, вернее сказать, разбежалось. Одни торопились в
пивную, другие — в кафе, третьи — просто на свежий воздух.
Да, на свежий воздух! Сюда стремился и я всей душой. После спертой
атмосферы такого собрания это было вполне понятно. И это называется
манифестацией в память великой героической битвы, в которой участвовали сотни
тысяч сынов нашего народа! Хотелось только плеваться.
Такие «манифестации» правительство любит. Это действительно «спокойные»
собрания. Господину министру не приходится беспокоиться тут,
как бы не вышло
какого-нибудь беспорядка, как бы волны энтузиазма внезапно не поднялись выше
нормального уровня, допускаемого буржуазными приличиями. Тут нашим
правителям не приходится бояться, что воодушевленная масса выйдет из зала,
построится в стройные ряды и дружным железным шагом пройдет по всем главным
улицам города с пением, скажем, нашего национал-социалистического гимна. Нет,
наша, любящая спокойствие, полиция может не тревожиться. Тут никаких
неприятностей не будет. Люди отправятся только в пивные и в кафе…
Нет, такими гражданами власть может быть довольна!..
* * *
Наши национал-социалистические собрания уж
конечно не являлись этакими
«мирными» собраниями. Здесь два враждебных миросозерцания вступали в
открытый бой друг с другом. Наши собрания отнюдь не кончались тривиальным
пением, никому ненужным и никого не зажигавшим. Наши собрания большею
Достарыңызбен бөлісу: