Н. В. Гришина психология конфликта
жүктеу/скачать 3,74 Mb. Pdf көрінісі
|
grishina psy conf конфликт
- Бұл бет үшін навигация:
- Культурные нормы взаимодействия в конфликте
Глава 8. Конфликтное взаимодействие 3 0 1 следование подтвердило гипотезу о наличии у человека представлений о по следовательности действий в конфликте, о «естественной логике событий». Другое исследование выявило существующую зависимость между выбо ром стратегии своих действий участниками конфликта и должностными от ношениями с партнером (независимо от содержания конфликта), что указы вает на наличие разных правил взаимодействия в ситуациях конфликта с руководителем, коллегой, подчиненным. Таким образом, проведенные теоре тические и эмпирические исследования позволили продемонстрировать су ществование системы правил, определяющих логику конфликтного взаимо действия, и проиллюстрировать это положение данными о наличии у людей представлений о характере и последовательности действий в конфликтных ситуациях. Культурные нормы взаимодействия в конфликте Конфликтные явления занимают определенное место в культурном созна нии, а взаимодействие в конфликтах имеет безусловные культурные основы. При обсуждении причин возникновения конфликтов уже отмечалась роль культурных факторов. Когда человек «определяет» ситуацию как конфликтную, он начинает вес ти себя в соответствии с этим определением по «законам» конфликта, имею щим определенный культурный контекст. М. Мид принадлежит идея о необ ходимости различать среди культур следующие три типа: сотрудничающие, соперничающие и индивидуалистические. Воспользуемся анализом ее рассу ждений, выполненным М. Оссовской (Оссовская, 1987, с. 104-106). В своих рассуждениях М. Мид основывается на коллективном труде американских авторов, описавших 13 разных культур с точки зрения преобладания в них принципа сотрудничества или соперничества. Что касается причин этих культурных различий, то Мид приводит больше отрицательных, чем положи тельных результатов: нет связи между преобладанием принципа сотрудниче ства или соперничества, с одной стороны, и способом добывания средств к жизни (охотой, земледелием или скотоводством) — с другой; также не игра ет роли благосостояние группы и уровень технологического развития. Исключив влияние ряда факторов, Мид находит некоторые детерминанты в социальной структуре племени. «Культура сотрудничества» свойственна замкнутым группам, в рамках которых человек обладает определенной пози цией и гарантированной безопасностью, а его положение не зависит от его инициативы и личных притязаний. В других же типах культур человек не чувствует себя в безопасности, пока не убедится в своем несомненном пре восходстве. М. Оссовская подвергает критике эти рассуждения: М. Мид ставит преобладание принципа соперничества или сотрудничества в зави симость от ощущения безопасности, причем последнее она принимает как нечто первичное, не требующее дальнейших разъяснений. С тем же успехом можно было бы принять за первичное склонность к соперничеству... Я полагаю, что склонность 3 0 2 Часть II. Феноменология конфликтов к определению в межчеловеческих отношениях некоего «порядка клевания» может считаться столь же первичной, как и стремление к безопасности... (там же, с. 106). Конечно, соперничество не обязательно имеет конфликтный характер, а сотрудничество не обязательно предполагает солидарность. Несмотря на неправомерность полного отождествления соперничества и конфликтного взаимодействия (которое выступает лишь одной из форм соперничества), ра боты Мид интересны для понимания природы конфликтных явлений благо даря убедительной демонстрации культурной детерминированности проти воречий в социальных (и межличностных) отношениях. Богатейший материал для изучения культурных факторов борьбы дает Й. Хёйзинга. В сущности, вся его знаменитая книга «Homo Ludens» посвяще на обсуждению тезиса «Игра — это борьба, а борьба есть игра» (Хёйзинга, 1992, с. 55), объединению категорий борьбы и игры в архаической культуре. Культурный контекст определяет и характер возникающих конфликтных си туаций, и способы выхода из них. «В чисто феодальные времена, — пишет Хёйзинга, — повсюду возникали отдельные, ограниченные конфликты, в ос нове которых невозможно обнаружить никакого иного экономического моти ва, кроме того, что одни завидовали богатству других. Не только богатство порождало зависть, но ничуть не меньше — и слава. Фамильная гордость, жа жда мести, пылкая верность сторонников — вот каковы были главные побуж дения» (с. 22). При этом некоторые виды конфликтов приобретают ритуальный харак тер, «скандалы из-за обладания реликвиями после всякого рода торжествен ных церемоний, так сказать, входят в программу» (с. 53). Сам процесс возникновения и развития конфликтов нормативно опреде лен. П. Бурдье, французский социальный антрополог, изучавший жизнь бер берского народа кибилов, писал, что «конфликты у кибилов в значительной степени регулировались сложной системой вызовов, оскорблений и надруга тельств» (Карле, 1992, с. 379). При этом, по мнению Бурдье, подобные дейст вия следует интерпретировать «не как пустые ритуалы или как способ реше ния конфликтов, но как сигналы и символы, которые подтверждают и вы страивают лежащий за ними порядок определенных социальных отношений». Что же касается разрешения конфликтов, то в средневековье «любой воз никший вопрос должен получить идеальное разрешение — стоит только по знать должное соотношение между частным происшествием и вечными исти нами; соотношение же это выводится, если к фактам приложить формальные правила» (Хёйзинга, 1992, с. 258-259). Этот принцип реализуется во многих сферах обыденной жизни, в том числе и в области военных действий, где «та кие вещи, как право победителя на имущество побежденных, право захвата в плен, верность данному слову, определялись правилами игры, выработанными для проведения турниров или охоты. Желание ввести насилие в рамки права и правил исходит не столько из своего рода правового инстинкта, сколько из рыцарского понимания чести и общего стиля жизни» (там же, с. 259). Анали- |