Не навреди. Истории о жизни, смерти и нейрохирургии

из  кармана  листок,  на  котором  был  напечатан  список  пациентов.
Неуверенно посмотрев на него, она пожала плечами и что-то промямлила.
– Кто за старшего? – спросил я.
– Крис.
– Где она?
– У нее перерыв.
– У вас есть какие-нибудь догадки, где может быть миссис Коудрей?
– Нет. – Она снова пожала плечами.
Тогда я пошел в мужскую часть отделения: там есть несколько боковых
комнат, куда изредка помещают пациенток.
Я  увидел  медсестру,  которую,  к  своему  облегчению,  узнал.  Как  и  у
многих сестер филиппинского происхождения (а для нашей больницы это
не  редкость),  ее  дружелюбная  и  мягкая  манера  обращения  с  больными
была выше всяких похвал.
–  А,  Гильберт!  –  сказал  я,  радуясь  тому,  что  наконец-то  заметил
знакомое  лицо.  –  Случайно,  не  здесь  моя  пациентка  с  менингиомой?  Ее
еще завтра должны оперировать.
–  Простите,  мистер  Марш,  но  нет.  Только  двое  мужчин.  Может  быть,
стоит поискать в отделении неврологии?
Я  воспользовался  ее  советом  и  двинулся  к  отделению  неврологии.
Недавно больничное руководство по известной лишь ему одному причине
превратило  половину  женской  части  нейрохирургического  отделения  в
отделение  для  пациентов  с  инсультом,  в  связи  с  чем  наших  пациенток
перевели  в  отделение  неврологии,  размещавшееся  этажом  выше.  Я
поднялся по лестнице; дверь была закрыта, а свой магнитный пропуск, как
выяснилось,  я  оставил  дома,  так  что  пришлось  позвонить.  Я  прождал
довольно  долго,  прежде  чем  замок  зажужжал  и  дверь  открылась.  За  ней
начинался  коридор  с  желтыми  стенами,  по  одну  сторону  которого
располагались  больничные  палаты  –  в  каждой  по  шесть  коек,  плотно
прижатых друг к другу, словно стойла в коровнике.
–  У  вас,  случайно,  нет  кого-нибудь  из  моих  пациентов,  которым
назавтра назначена операция? – с надеждой спросил я высокого медбрата,
оказавшегося на сестринском посту.
Он глянул на меня с подозрением.
– Я мистер Марш, старший нейрохирург, – сказал я, раздраженный тем,
что меня не узнают в собственной больнице.
– Бернадетт, старшая медсестра, должна знать. Она сейчас с пациентом
в душевой, – ответил он скучающим голосом.
Итак, я ждал до тех пор, пока Бернадетт в огромных белых резиновых

сапогах и полиэтиленовом фартуке не появилась из душевой, поддерживая
старую скрюченную женщину, передвигающуюся с помощью ходунков.
–  А,  мистер  Марш!  –  улыбнулась  она.  –  Вы  снова  вышли  на  охоту  за
своими пациентами? Сегодня у нас никого нет.
– Безумие какое-то. И зачем я вообще этим занимаюсь. Я убил двадцать
минут  –  и  все  ради  чего?  Чтобы  в  итоге  не  найти  одну-единственную
пациентку. Может, она просто не появилась сегодня, вот и все.
Бернадетт одарила меня сочувственной улыбкой.
Второй пациент – тот, что был врачом по профессии, – сидел за одним
из столов на балконе между мужским и женским отделением и работал за
ноутбуком.
Изначально  это  крыло  здания,  построенное  десять  лет  назад,  должно
было  быть  больше,  чем  вышло  в  конечном  счете.  Его  возвели  на  деньги
частной  финансовой  инициативы
[6]
,  в  свое  время  поддержанной
правительством,  и,  как  часто  бывает  в  таких  случаях,  планировка  здания
оказалась скучной и неоригинальной. Кроме того, строительство влетело в
копеечку:  как  показала  практика,  это  весьма  дорогостоящий  способ
возведения общественных зданий средней руки. Некоторые даже считают,
что  частная  финансовая  инициатива  –  экономическое  преступление,  за
которое, однако, некому отвечать. Теперь-то понятно, что она стала таким
же  порождением  помешанной  на  займах  культуры,  как  и  обеспеченные
долговыми  обязательствами  облигации,  кредитный  дефолтный  своп  и
прочие  финансовые  махинации,  из-за  которых  мы  оказались  на  грани
разорения.
От  многих  частей  здания,  предусмотренных  архитектурным  проектом,
в  итоге  пришлось  отказаться,  благодаря  чему  в  отделениях  появились
большие  необычные  балконы.  Они  могли  бы  скрасить  пребывание
пациентов  в  больнице,  но  руководство  испугалось,  что  возрастет  число
самоубийств.  Пациентам  и  персоналу  запретили  выходить  на  балконы,  а
ведущие  туда  стеклянные  двери  были  заперты.  Пришлось  потратить
несколько  лет  на  агитационную  кампанию  и  на  сбор  благотворительных
средств  (они  затем  перекочевали  на  счет  частной  фирмы,  построившей
здание и владевшей им), чтобы с помощью стеклянных балюстрад сделать
хотя  бы  некоторые  балконы  «защищенными  от  самоубийц».  После  этого
мне  удалось  разбить  на  огороженной  территории  небольшой  садик.  Он
оказался  чрезвычайно  популярным  и  среди  больных,  и  среди  персонала:
в  погожий  летний  денек  практически  все  койки  в  отделении  пустовали,  и
пациенты  вместе  с  родственниками  высыпали  на  балкон,  где  проводили
весь день, укрытые пляжными зонтами и окруженные зеленью.

Пациент,  которому  недавно  перевалило  за  сорок,  работал  хирургом-
офтальмологом.  Этот  добрый  и  кроткий  мужчина  –  а  хирурги-
офтальмологи  чаще  всего  именно  такими  и  бывают  –  выглядел  моложе
своих лет. Я знал, что у него трое маленьких детей. Работал он на севере,
но решил лечиться подальше от родной больницы. Пятью годами ранее он
перенес  одиночный  эпилептический  припадок,  и  томография  мозга
обнаружила  опухоль  справа  в  затылочной  области.  Я  удалил  большую

жүктеу/скачать 1,27 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: