более высокую нравственность. Здесь личность выступает как представитель
и носитель всеобщего в его развитии и становлении, а общество, точнее, та
пусть еще господствующая часть, представляет уже отжившее и отмирающее,
т. е. становится блюстителем партикулярных, утерявших в ходе
общественного развития всеобщее значение норм; вот почему мало
обосновано формальное противопоставление личного и общественного при
определении содержания и строения воли человека!
Подобно тому как в процессе мышления логика вещей - объектов
мысли, определяя предметно-смысловое содержание решаемых задач, входит
в мышление определяющим началом, подобно этому объективное содержание
нравственности, регулирующей межлюдские отношения, входит
определяющим началом в волю человека, поскольку она направляется на
общественно значимые цели. Строение воли человека существенно зависит от
того, какое складывается соотношение между партикулярно-личностным и
общественно значимым. Общественно значимое, должное, моральное может
оказаться для того или иного человека противостоящим его воле -
трансцендентным - в том случае, если значимым для него является лишь
отвечающее его партикулярно-личностным интересам;
но возможно и иное положение - когда общественно значимое, не
растворяясь в партикулярно-личностном и не противопоставляясь извне всему
личностно значимому, входит своим объективно-нравственным содержанием
в сознание и волю человека определяющим началом. Этот вопрос разрешается
не метафизическими рассуждениями, а процессом реального развития
личности в определенной общественной среде; в ходе его с изменением
отношения личности к общественным нормам морали сдвигаются и
перестраиваются взаимоотношения между различными компонентами воли.
Нравственное развитие человека в том и состоит, что он поднимается над всем
партикулярно-личностным и всеобще значимое становится для него вместе с
тем и личностно значимым.
Это решение вопроса о соотношении морали и воли как и
соответствующее ему решение вопроса о соотношении логики и мышления
являются двумя звеньями единого решения проблемы идеологии и психологии.
Это решение с внутренней необходимостью вытекает из наших исходных
положений, согласно которым внутреннее, психическое определяется
опосредованно через отношение свое к объективному и составляет его
специфическую, но существенную часть.
ВОЛЕВОЙ ПРОЦЕСС
Волевое действие может реализоваться в более простых и более
сложных формах.
В простом волевом акте побуждение к действию, направленному на
более или менее ясно осознанную цель, почти непосредственно переходит в
действие, не предваряемое сколько-нибудь сложным и длительным
сознательным процессом; сама цель не выходит за пределы непосредственной
ситуации, ее осуществление достигается посредством привычных действий,
которые производятся почти автоматически, как только дан импульс.
Для сложного волевого акта в его наиболее выраженной
специфической форме существенно прежде всего то, что между импульсом и
действием вклинивается опосредующий действие сложный сознательный
процесс. Действию предшествует учет его последствий и осознание его
мотивов, принятие решения, возникновение намерения его осуществить,
составление плана для его осуществления. Таким образом, волевой акт
превращается в сложный процесс, включающий целую цепь различных
моментов и последовательность различных стадий или фаз, между тем как в
простом волевом акте все эти моменты и фазы вовсе не обязательно должны
быть представлены в сколько-нибудь развернутом виде.
В сложном волевом действии можно выделить 4 основные стадии, или
фазы:
1) возникновение побуждения и предварительная постановка цели; 2)
стадия обсуждения и борьба мотивов; 3) решение; 4) исполнение.
Основным содержанием первой фазы в развитии волевого действия
являются возникновение побуждения и осознание цели. Они взаимосвязаны и
взаимообусловлены. В реальном протекании волевого действия различные
фазы могут в зависимости от конкретных условий приобретать больший или
меньший удельный вес, иногда сосредоточивая в себе весь волевой акт,
иногда вовсе выпадая.
Традиционная психология, отражавшая по преимуществу психологию
рефлектирующего интеллигента, находящегося на распутье, раздираемого
сомнениями, борьбой мотивов, выдвигала в качестве ядра волевого акта
именно эту "борьбу мотивов" и следующее за ней более или менее
мучительное решение. Внутренняя борьба, конфликт со своей собственной,
как у Фауста, раздвоенной душой и выход из нее в виде внутреннего решения
- все, а исполнение этого решения - ничто.
В противоположность этому другие теории стремятся вовсе выключить
из волевого действия внутреннюю работу сознания, связанную с выбором,
обдумыванием, оценкой; с этой целью они отделяют мотивацию воли от
самого волевого акта. В результате волевое действие или даже волевой акт
превращается в чистую импульсивность. Абсолютизации рефлектирующей
сознательности противопоставляется другая крайность - импульсивная
действенность, вовсе лишенная сознательного контроля.
В действительности всякое подлинно волевое действие является
избирательным актом, включающим сознательный выбор и решение. Но это
никак не значит, что борьба мотивов является его центральной частью, его
душой. Из самого существа волевого действия, как действия, направленного
на достижение цели, на реализацию замысла, вытекает, что основными его
частями являются исходная и завершающая фазы - явное осознание цели и
настойчивость, твердость в ее достижении. Основа волевого действия -
целеустремленная, сознательная действенность.
Признание господствующего значения исходной и завершающей фазы
волевого действия - осознания цели и ее осуществления - не исключает,
однако, ни существования других фаз, ни того, что в конкретных,
многообразных и изменчивых условиях реальной действительности в том или
ином частном случае на передний план выступают и другие фазы волевого
акта. Все они подлежат поэтому анализу. Волевой акт начинается с
возникновения побуждения, выражающегося в стремлении. По мере того как
осознается цель, на которую оно направляется, стремление переходит в
желание; возникновение желания предполагает известный опыт, посредством
которого человек узнает, какой предмет способен удовлетворить его
потребность. У того, кто этого не знает, не может быть желания. Желание -
это опредмеченное стремление. Зарождение желания означает поэтому
возникновение или постановку цели. Желание - это целенаправленное
стремление.
Но наличие желания, направленного на тот или иной предмет как цель,
еще не является законченным волевым актом. Если желание предполагает
знание цели, то оно еще не включает мысли о средствах и хотя бы мысленного
овладения ими. Оно поэтому не столько практично, сколько созерцательно и
аффективно. Желать можно и того, в достижимости чего не уверен, хотя
твердое знание абсолютной недостижимости предмета желания, несомненно,
парализует, если не убивает, желание.
Желание часто открывает широкий простор воображению. Подчиняясь
желанию, воображение разукрашивает желанный предмет и этим в свою
очередь питает желание, явившееся источником его деятельности. Но эта
деятельность воображения, в которой взаимодействуют чувство и
представление, может заместить действительную реализацию желания.
Желание обволакивается мечтами, вместо того чтобы претворяться в
действие. Оно приближается к пожеланию. Желать еще не значит хотеть.
Желание переходит в подлинно волевой акт, который в психологии принято обозначать неуклюжим
словом "хотение", когда к знанию цели присоединяется установка на ее реализацию, уверенность в ее
достижимости и направленность на овладение соответствующими средствами. Хотение - это устремленность
не на предмет желания сам по себе, а на овладение им, на достижение цели. Хотение имеется там, где желанны
не только сама по себе цель, но и действие, которое к ней приводит.
Как бы ни отличались влечение, желание и хотение друг от друга,
каждое из них выражает стремление - то внутреннее противоречивое
состояние недостатка, нужды, страдания, беспокойства и вместе с тем
напряжения, которое образует исходное побуждение к действию. В ряде
случаев побуждение к действию, направленному на определенную, более или
менее ясно осознанную цель, непосредственно влечет за собой действие.
Стоит только представить себе цель, чтобы чувствовать и знать: да, я этого
хочу! Стоит только это почувствовать, чтобы уже перейти к действию.
Но иногда за побуждением к действию и постановкой цели не сразу
следует действие; случается, что прежде, чем наступило действие, появляется
сомнение либо в данной цели, либо в средствах, которые ведут к ее
достижению; иногда почти одновременно появляется несколько
конкурирующих целей, возникает мысль о возможных нежелательных
последствиях того поведения, которое ведет к достижению желанной цели, и в
результате образуется задержка. Положение осложняется. Между
побуждением и действием вклиниваются размышление и борьба мотивов.
Основным содержанием второй фазы в развитии волевого действия
являются обсуждение и борьба мотивов.
Иногда говорят, что в отличие от импульсивного, аффективного
действия, которое обусловлено ситуацией больше, чем постоянными,
существенными свойствами или установками личности, волевое действие как
избирательный акт, т. е. результат произведенного личностью выбора,
обусловлено личностью в целом. Это в известном смысле правильно. Но не
менее правильно и то, что в волевом акте часто заключены борьба,
противоречие, раздвоение. У человека есть много различных потребностей и
интересов, и некоторые из них оказываются несовместимыми. Человек
вовлекается в конфликт. Разгорается внутренняя борьба мотивов.
Но и тогда, когда противоречие не выступает непосредственно в
мучительном чувстве раздвоения, сознательное мыслящее существо, у
которого возникает желание совершить некоторое действие, обычно склонно
подвергнуть его предварительному анализу.
Прежде всего естественно возникает потребность в том, чтобы учесть
последствия, которые может повлечь осуществление желания. Здесь в волевой
процесс включается процесс интеллектуальный. Он превращает волевой акт в
действие, опосредованное мыслью. Учет последствий предполагаемого
действия сплошь и рядом обнаруживает, что желание, порожденное одной
потребностью или определенным интересом, в конкретной ситуации
оказывается осуществимым лишь за счет другого желания; желательное само
по себе действие может при определенных условиях привести к
нежелательным последствиям.
Задержка действия для обсуждения так же существенна для волевого
акта, как и импульсы к нему. Задержке должны подвергнуться в волевом акте
другие, конкурирующие, импульсы. Временной задержке должен
подвергнуться и приводящий к действию импульс, для того чтобы действие
было волевым актом, а не импульсивной разрядкой. Волевой акт - это не
абстрактная активность, а активность, которая заключает в себе и
самоограничение. Сила воли заключается не только в умении осуществлять
свои желания, но и в умении подавлять некоторые из них, подчиняя одни из
них другим и любое из них - задачам и целям, которым личные желания
должны быть подчинены. Воля на высших своих ступенях - это не простая
совокупность желаний, а известная организация их. Она предполагает, далее,
способность регулировать свое поведение на основании общих принципов,
убеждений, идей. Воля требует поэтому самоконтроля, умения управлять
собой и господствовать над своими желаниями, а не только служения им.
Прежде чем действовать, необходимо произвести выбор, надо принять
решение. Выбор требует оценки. Если возникновение побуждения в виде
желания предварительно выдвигает некоторую цель, то окончательное
установление цели - иногда совсем не совпадающей с первоначальной -
совершается в результате решения.
Принимая решение, человек чувствует, что дальнейший ход событий
зависит от него. Осознание последствий своего поступка и зависимости того,
что произойдет, от собственного решения порождает специфическое для
волевого акта чувство ответственности.
Принятие решения может протекать по-разному.
1. Иногда оно вовсе не выделяется в сознании как особая фаза: волевой
акт совершается без особого решения. Так бывает в тех случаях, когда
возникшее у человека побуждение не встречает никакого внутреннего
противодействия, а осуществление цели, соответствующей этому
побуждению, - никаких внешних препятствий. При таких условиях
достаточно представить себе цель и осознать ее желанность, чтобы
последовало действие. Весь волевой процесс - от первоначального
побуждения и возникновения цели до ее осуществления - так стянут в одно
нерасчлененное единство, что решение не выступает в нем как особый акт;
принятие решения заключено в свернутом виде в признании цели. В тех
волевых актах, в которых за возникновением побуждения к действию следует
сколько-нибудь сложная борьба мотивов или обсуждение и действие
отсрочиваются, решение выделяется как особый момент.
2. Иногда решение как бы само наступает, будучи полным
разрешением того конфликта, который вызвал борьбу мотивов. Произошла
какая-то внутренняя работа, что-то сдвинулось, многое переместилось - и
все представляется уже в новом свете: я пришел к решению не потому, что
считаю нужным принять именно это решение, а потому, что никакое другое
уже невозможно. В свете новых мыслей, которые я, размышляя над решением,
осознал, под воздействием новых чувств, которые на меня за это время
нахлынули, то, что недавно еще казалось таким важным, вдруг представилось
ничтожным, и то, что не так давно казалось желанным и дорогим, вдруг
утратило свою привлекательность. Все разрешилось, и нужно уже не столько
принимать решение, сколько констатировать его.
3. Наконец, бывает так, что до самого конца и при самом принятии
решения каждый из мотивов сохраняет еще свою силу, ни одна возможность
сама по себе не отпала, и решение в пользу одного мотива принимается не
потому, что действенная сила остальных исчерпана, что другие побуждения
утратили свою привлекательность, а потому, что осознана необходимость или
целесообразность принести все это в жертву. В таком случае, когда конфликт,
заключенный в борьбе мотивов, не получил разрешения, которое исчерпало
бы его, особенно осознается и выделяется решение, как особый акт, который
подчиняет одной принятой цели все остальное.
Само решение, а затем и следующее за ним исполнение в таком случае
обычно сопровождаются ярко выраженным чувством усилия. В этом чувстве,
связанном с внутренней борьбой, некоторые склонны видеть особый момент
волевого акта. Однако вовсе не всякое решение и выбор цели должны
сопровождаться чувством усилия. Наличие усилия свидетельствует не столько
о силе волевого акта, сколько о том противодействии, которое эта сила
встречает. Мы испытываем чувство усилия обычно лишь тогда, когда наше
решение не дает подлинного разрешения борьбе мотивов, когда победа одного
мотива означает лишь подчинение остальных. Когда остальные мотивы не
исчерпаны, не изжиты, а только побеждены и, побежденные, лишенные
доступа к действию, продолжают жить и привлекать, мы неизбежно
испытываем чувство усилия, принимая наше решение.
Поскольку для живых людей, которым не чужды внутренние
противоречия, такие конфликтные ситуации не только возможны, но иногда и
неизбежны, очень важно, чтобы человек способен был на усилие. Это тем
более важно, что такое усилие бывает по большей части необходимо в случаях
волевых решений, которые должны обеспечить торжество более отвлеченных
принципиальных мотивов над укоренившимися в нас влечениями.
Однако все же неправильно видеть в усилии, связанном с решением,
основной признак волевого акта. Когда человек весь в своем решении и все
его устремления в полном, нерасчлененном единстве слиты, он не испытывает
усилий, принимая решение, и тем не менее в этом волевом акте может быть
особая несокрушимая сила. <...>
Она не может не сказаться на исполнении решения. Здесь, однако, в
борьбе с реальными трудностями способность к волевому усилию
приобретает существенное значение как важнейший компонент или
проявление воли.
Три отмеченных нами случая отличаются друг от друга тем, насколько
решение выделяется в волевом процессе как особый акт. В первом из
перечисленных нами случаев решение непосредственно слито с принятием
цели; во втором оно не отделилось еще от борьбы мотивов, являясь лишь
естественным ее концом, а в третьем - оно выделилось из этой последней и
противостоит как особый акт, наделенный максимальной степенью
активности и осознанности. Однако в известном смысле каждый волевой акт
включает в себя решение, поскольку он предполагает принятие определенной
цели и открывает соответствующему желанию доступ к моторной сфере, к
действию, направленному на ее осуществление.
Сама "техника" решения, те процессы или операции, посредством
которых к нему приходят, в разных условиях бывают различными.
В тех случаях, когда главная трудность заключается в том, чтобы знать,
как поступить, для решения достаточно осмыслить положение и подвести
данный конкретный случай под какую-то общую категорию. Как только вновь
представившийся случай включен в какую-то привычную рубрику, уже
известно, как с ним быть. Так решаются прежде всего более или менее
обыденные вопросы, особенно достаточно опытными и не очень
импульсивными людьми.
У натур очень импульсивных значительную роль в принятии решения
могут играть обстоятельства. Некоторые импульсивные, страстные и
уверенные в себе натуры иногда как бы преднамеренно отдают себя во власть
обстоятельств, в полной уверенности, что надлежащий момент принесет
надлежащее решение.
Нерешительные люди, особенно когда положение сложно, осознавая
это, иногда намеренно оттягивают решение, ожидая, что изменение ситуации
само принесет желанный результат или сделает принятие решения более
легким, вынудив принять его.
Иногда в затруднительных случаях люди облегчают себе решение тем,
что принимают его как бы условно, приурочивая исполнение к определенным,
не зависящим от их решения, обстоятельствам, при наличии которых оно
вступает в силу. Так, будучи не в силах сразу оторваться от увлекательной
книги и взяться за скучную работу, человек принимает решение сделать это,
как только часы пробьют такой-то час. Окончательное решение или по
крайней мере исполнение его перекладывается на обстоятельства, принятие
решения - как бы условное - этим облегчается. Таким образом, тактика
принятия решения может быть многообразной и достаточно сложной.
Принять решение - еще не значит выполнить его. За решением
должно последовать исполнение. Без этого последнего звена волевой акт не
завершен.
Восхождение к высшим ступеням волевой деятельности
характеризуется прежде всего тем, что исполнение превращается в более или
менее сложный, длительный процесс. Усложнение этого последнего
завершающего этапа волевого акта является характерным для высших
ступеней волевого действия, которое ставит себе все более сложные,
отдаленные и высокие, все труднее достижимые цели.
В решении то, чего еще нет и что должно быть, противопоставляется
тому, что есть. Исполнение решения требует изменения действительности.
Желания человека не исполняются сами собой. Идеи и идеалы не обладают
магической силой самореализации. Они становятся реальностью лишь тогда,
когда за ними стоит действенная сила преданных им людей, умеющих
преодолевать трудности. Их осуществление сталкивается с реальными
препятствиями, которые требуют реального преодоления. Когда борьба
мотивов закончена и решение принято, тогда лишь начинается подлинная
борьба - борьба за исполнение решения, за осуществление желания, за
изменение действительности, за подчинение ее человеческой воле, за
реализацию в ней идей и идеалов человека, и в этой-то борьбе, направленной
на изменение действительности, заключается основное.
При традиционной трактовке воли предметом психологического
анализа является то, что происходит в субъекте до начала волевого действия
как такового. Внимание исследователя сосредоточивалось на внутренних
переживаниях - борьбе мотивов, решении и т. д., предшествующих
действию, как будто там, где начинается действие, кончается сфера
психологии; для этой последней как будто существует бездейственный,
только переживающий человек.
В тех случаях, когда проблема действия не выпадала вовсе из поля
зрения психологов, действие лишь внешним образом связывалось с психикой
или сознанием, как это имеет место в теории идеомоторного акта у У. Джемса.
Согласно этой теории всякая идея имеет тенденцию автоматически перейти в
действие. При этом опять-таки само действие рассматривается как
автоматическая двигательная реакция или разрядка, вызванная идейным
"раздражителем". Она связана с предваряющим его сознательным процессом,
но сама будто бы не включает такового. Между тем в действительности
проблема волевого действия не сводится лишь к соотношению идей,
представлений, сознания и двигательных реакций организма. Волевое
действие заключает в себе отношение - реальное и идеальное - субъекта к
объекту, личности к предмету, который выступает в качестве цели, к
действительности, в которой эта цель должна быть осуществлена. Это
отношение реально представлено в самом волевом действии, которое
развертывается как более или менее сложный процесс, психическая сторона
которого должна быть изучена.
Всякое волевое действие предполагает в качестве отправного пункта
состояние, которое складывается в результате предшествующей ему более или
менее длительной и сложной внутренней работы и которое можно было бы
охарактеризовать как состояние готовности, внутренней мобилизованности.
Иногда переход человека к действию совершается с необходимостью
естественного процесса, и действие стремительно нарастает, как бурный
поток со снежных вершин; иногда же, несмотря на то что решение уже
принято, нужно еще как-то собраться, чтобы от решения перейти к
исполнению.
Само действие как исполнение протекает по-разному, в зависимости от
сложности задачи и отношения к ней действующего человека. По мере того
как в силу сложности задачи, отдаленности цели и т. д. исполнение решения в
действии растягивается на более или менее длительное время, от решения
отделяется намерение.
Всякое волевое действие является намеренным или преднамеренным
действием в широком смысле этого слова, поскольку в волевом действии
результат является целью субъекта и входит, таким образом, в его намерения.
Возможно, однако, волевое, т. е. целенаправленное и сознательно
регулируемое, действие, в котором намерение в специфическом смысле слова
не выделяется как особый момент: в этом смысле существуют ненамеренные
волевые действия, т. е. действия, которые, будучи волевыми, не предваряются
особым намерением. Так бывает, когда решение непосредственно переходит в
исполнение благодаря тому, что соответствующее действие легко, привычно и
т. д. Но в сколько-нибудь сложных ситуациях, когда осуществление цели
требует более или менее длительных, сложных, непривычных действий, когда
исполнение решения затруднено или в силу каких-либо причин должно быть
отсрочено, намерение отчетливо выступает как особый момент. Намерение
является внутренней подготовкой отсроченного или затрудненного действия.
Человек вооружается добрыми и более или менее твердыми намерениями,
когда предвидит трудности в исполнении своего решения. Намерение
представляет собой, по существу, не что иное, как зафиксированную
решением направленность на осуществление цели. Поэтому, хотя оно не
обязательно должно выступать в каждом волевом действии как особый,
сознательно выделенный в нем момент, оно все же существенно, особенно для
высших форм волевого действия.
Намерение может носить более или менее общий характер, когда оно
выступает лишь как намерение осуществить известную цель или выполнить
определенное желание, не фиксируя при этом конкретных способов
реализации. Общее намерение, направленное на осуществление конечной
цели, распространяется на всю цепь ведущих к ней действий и обусловливает
общую готовность совершать применительно к различным ситуациям,
создающимся в ходе действия, целый ряд различных частных действий.
Наличие общего намерения осуществить какую-нибудь сложную
отдаленную цель не исключает возможности подчиненных намерений,
специально направленных на то или иное частное действие, служащее
осуществлению этой цели, но оно иногда делает их излишними Внутри
сложного волевого акта, в котором намерение регулирует исполнение,
возможны в качестве компонентов такие простые волевые действия, которые
не предваряются специальным намерением. Поэтому, рассматривая каждое
частичное волевое действие само по себе, можно констатировать наличие
волевых действий, которые не являются намеренными.
С другой стороны, само наличие намерения обусловливает в отдельных
случаях автоматический характер выполнения действия. Образование
намерения, т. е. переход цели в намерение при принятии решения, снимает
необходимость осознания цели при выполнении действия.
В особенно яркой форме автоматизм некоторых намеренных действий
проявляется в тех случаях, когда намерение носит специальный характер и
приурочивает определенное действие к заранее фиксированным
обстоятельствам. Так, выйдя из дому с намерением опустить в почтовый ящик
написанное мною письмо, я могу, увидев по пути ящик, выполнить свое
намерение как бы автоматически. Таким образом, рассматривая отдельное
действие вне связи со сложным волевым процессом, в состав которого оно
входит, можно констатировать наличие намеренных действий, которые носят
не сознательно волевой, а автоматический характер
Таким образом, схема, которая предусматривала бы только две
категории действий 1) целенаправленные, сознательно регулируемые, т. е
волевые и намеренные, и 2) неволевые и ненамеренные, такая схема
представляется слишком упрощенной. Действительность противоречивее и
сложнее В ней как будто встречаются еще 3) действия волевые и
ненамеренные, а также 4) действия намеренные и не волевые, а
автоматические.
Различные соотношения намерения и сознательного волевого действия
обусловлены в конечном счете различиями в самом строении деятельности-
частичное действие, которое превращается для субъекта лишь в способ
осуществления более общего действия, не предваряется особым намерением,
когда же частичное действие, входящее звеном в цепь действий,
направленных на общую цель, выделяется для субъекта в относительно
самостоятельный акт, оно, чтобы быть преднамеренным, предполагает особо
на него направленное намерение, не покрывающееся общим намерением,
относящимся к осуществлению общей цели.
В сложном волевом действии для исполнения решения иногда
недостаточно намерения, хотя бы самого искреннего и лучшего. Прежде чем
приступить к осуществлению отдаленной цели, требующей сложного ряда
действий, необходимо наметить путь, к ней ведущий, и средства, пригодные
для ее достижения, - составить себе план действий.
При этом путь к конечной цели расчленяется на ряд этапов. В
результате помимо конечной цели появляется ряд подчиненных целей, и то,
что является средством, само на известном этапе становится целью.
Психологически не исключена возможность и того, чтобы такая подчиненная
цель-средство на время стала для субъекта самоцелью. В сложной
деятельности, состоящей из цепи действий, между целью и средством
развертывается сложная диалектика: средство становится целью, а цель -
средством.
План бывает более или менее схематичен. Одни люди, приступая к
исполнению принятого решения, стремятся все предусмотреть и как можно
более детально спланировать каждый шаг; другие ограничиваются лишь
самой общей схемой, намечающей только основные этапы и узловые точки.
Обычно более детально разрабатывается план ближайших действий, более
схематично или более неопределенно намечаются дальнейшие.
В зависимости от роли, которую играет при исполнении план, воля
бывает более или менее гибкой. У некоторых людей раз принятый план так
довлеет над волей, что лишает ее всякой гибкости. План для них превращается
в застывшую, безжизненную схему, остающуюся неизменной при любом
изменении обстоятельств. Воля, ни в чем не отступающая от заранее
составленного плана, слепая по отношению к конкретным, изменяющимся
условиям его осуществления, - это тупая, а не сильная воля. Человек с
сильной, но гибкой волей, никак не отказываясь от своих конечных целей, не
остановится, однако, перед тем, чтобы ввести в предварительный план
действий все изменения, которые в силу вновь обнаружившихся
обстоятельств окажутся необходимыми для достижения цели.
Когда конечная цель вовсе не определяет характер и способ действия,
вместо единой системы действий, направленных на цель, легко может
получиться простое рядоположение друг с другом не связанных действий,
последовательность которых находится в полной зависимости от
обстоятельств. В таком случае конечный результат действий может вовсе не
совпасть с первоначальной целью.
Бесплановость ставит под вопрос достижение цели, на которую
направлено волевое действие. Волевое действие в своих высших формах
должно быть плановым действием.
Волевое действие - это в итоге сознательное, целенаправленное
действие, посредством которого человек планово осуществляет стоящую
перед ним цель, подчиняя свои импульсы сознательному контролю и изменяя
окружающую действительность в соответствии со своим замыслом. Волевое
действие - это специфически человеческое действие, которым человек
сознательно изменяет мир.
Воля и познание, практическая и теоретическая деятельность человека,
опираясь на единство субъективного и объективного, идеального и
материального, каждая по-своему разрешают внутреннее противоречие между
ними. Преодолевая одностороннюю субъективность идеи, познание стремится
сделать ее адекватной объективной действительности. Преодолевая
одностороннюю объективность этой последней, практически отрицая ее
мнимую абсолютную разумность, воля стремится сделать объективную
действительность адекватной идее.
Поскольку волевой акт является сознательным действием,
направленным на осуществление цели, действующий субъект оценивает
результат, к которому привело действие, сопоставляя его с целью, на которую
оно было направлено. Он констатирует его удачу или неудачу и более или
менее напряженно и эмоционально переживает его как свой успех или
неуспех.
Волевые процессы являются сложными процессами. Поскольку
волевой акт исходит из побуждений, из потребностей, он носит более или
менее ярко выраженный эмоциональный характер. Поскольку волевой акт
предполагает сознательное регулирование, предвидение результатов своих
действий, учет последствий своих поступков, подыскание надлежащих
средств, обдумывание, взвешивание, он включает более или менее сложные
интеллектуальные процессы. В волевых процессах эмоциональные и
интеллектуальные моменты представлены в специфическом синтезе; аффект в
них выступает под контролем интеллекта.
ПАТОЛОГИЯ И ПСИХОЛОГИЯ ВОЛИ
Роль различных компонентов волевого акта - импульсов к действию,
опосредующих его мыслительных операций, плана и т. д. - наглядно
проявляется в тех патологических случаях, когда один из этих компонентов
нарушен.
У каждого человека имеется некоторый характерный для него в
обычных условиях нейротонус, обусловленный зарядкой его подкорки, или,
точнее, динамическим соотношением коры и подкорки. Связанная с этим
отношением большая или меньшая заторможенность коры отражается на
волевых качествах личности. Нормальный волевой акт предполагает
некоторую оптимальную - не слишком слабую и не слишком сильную -
импульсивность.
Если интенсивность импульсов оказывается ниже определенного
уровня, как это имеет место в патологической форме, при так называемой
абулии, нормальный волевой акт невозможен. Точно так же при очень
повышенной импульсивности, когда отдельное, только возникшее желание
дает стремительную разрядку в действии, как это бывает, например, в
состоянии аффекта, сознательный учет последствий и взвешивание мотивов
становятся неосуществимыми - действие теряет характер сознательного,
избирательного, т. е. волевого, акта.
В стойкой патологической форме это наблюдается тогда, когда
патологические изменения в деятельности коры нарушают ее
контролирующие функции и приводят как бы к обнажению низших
подкорковых центров. Повышенная импульсивность приводит к тому, что
действие непроизвольно вырывается у субъекта. При таких условиях
нарушена существенная для волевого акта возможность сознательного
регулирования.
С другой стороны, резкие изменения динамики коры и патологическое
ее торможение, обусловленное повышенной истощаемостью самой коры или
иногда являющееся производным результатом патологических изменений в
подкорке, приводят к нарушению волевых функций, при котором говорят об
абулии'. Больной Эскироля по выздоровлении так объяснял свое состояние:
"Недостаток деятельности имел причиной то, что все мои ощущения были
необыкновенно слабы, так что не могли оказывать никакого влияния на мою
волю"2. <...>
Роль, которую играют в волевом акте опосредующие его мыслительные
операции, выступает с особенной отчетливостью при апраксических
расстройствах. Под апраксией разумеют (начиная с У. Липмана) такое
расстройство действия, которое не обусловлено ни двигательным поражением
членов, ни расстройством восприятия, а является центрально обусловленным
поражением сложного волевого действия. Расстройство сложного волевого
действия теснейшим образом связано с расстройством речи и мышления (как
это показали особенно исследования Г. Хэда, А. Гельба и К. Гольдштейна и
др.).
Нарушение способности оперировать понятиями и формулировать
отвлеченную мысль лишает больного возможности предварить и опосредовать
свое действие формулировкой отвлеченной цели и плана. В результате его
действие спускается на более низкий уровень. Он оказывается снова как бы
прикованным к непосредственно наличной ситуации. Так, один больной
Джексона мог высунуть язык, чтобы смочить губы, когда они у него
пересыхали, но не в состоянии был произвести то же действие по
предложению врача без такого непосредственного стимула. Больной
Гейльдброннера во время еды пользовался ложкой и стаканом так же, как
нормальный человек, но он оказывался совершенно не в состоянии совершать
с ними какие-либо целесообразные действия вне привычной конкретной
ситуации. Больной Гольдштейна не мог по предложению врача закрыть глаза,
но когда ему предлагали лечь спать, он ложился, и глаза его закрывались. <...>
Другие больные могут по укоренившейся привычке постучать в дверь,
прежде чем войти в комнату, и завести перед сном часы, но они оказываются
совершенно не в состоянии, стоя на некотором расстоянии от двери или не
держа часов в руках - вне привычной конкретной ситуации и без
непосредственного контакта с материальным объектом, воспроизвести то же
движение. Та же скованность непосредственной ситуацией проявляется и в
высказываниях этих больных. Они отличаются своеобразной правдивостью,
которая является у них не столько добродетелью, сколько необходимостью.
<...> Все эти факты свидетельствуют о том, что нарушение у человека
способности к опосредованному мышлению в понятиях и к абстрактным
словесным формулировкам связано с переходом всего
'О неврологических предпосылках волевых расстройств см.: Иванов-
Смоленский А. Г. Основные проблемы патологической физиологии высшей
нервной деятельности человека. М., 1933. 2 См.: Рибо Т. А. Память в ее
нормальном и болезненном состоянии. СПб., 1894. С 55.
его поведения на более низкий уровень непроизвольных реакций, вызываемых
внешними импульсами. Расстройство речи и мышления в понятиях при
афазии сказывается в том, что больные в состоянии выполнить только такие
действия, которые непосредственно вызываются теми конкретными
ситуациями, в которых они находятся, но они не в состоянии произвести
аналогичные действия в результате волевого решения в отсутствие
непосредственных импульсов. <...> Действие этих больных всегда как бы
подчиняется толчку, идущему сзади, лишено характера волевого акта.
Связь волевого действия с опосредующим его мышлением и речью
проявляется в том, что особенно трудной задачей для афатиков, по
наблюдениям Хэда, оказалось предложение сделать что-нибудь, произвести
действие без указания, какое именно действие нужно произвести. <...>
То же явление обнаружилось во всех ситуациях, в которых
подлежащие выполнению действия могли быть начаты с различных концов
или осуществлены различными способами. Для этих больных не было ничего
более обременительного, чем свобода поступать по собственной воле. Во всех
случаях, когда задача могла быть разрешена различными способами, она
именно в силу этого оказывалась при расстройстве абстрактного мышления
неразрешимой вовсе. В тех случаях, когда решение не предопределено
целиком конкретными условиями, оно должно основываться на абстрактных
теоретических основаниях; поэтому, когда, как это имеет место в
патологической форме афазии, нарушена способность мышления в понятиях и
теоретических словесных формулировках, пораженной оказывается и волевая
деятельность.
Вышеприведенные исследования апраксии представляют
значительный интерес для общей психологии воли. Они на отрицательных
примерах очень ярко демонстрируют значение опосредующего мышления для
высших форм волевой деятельности. Пока человек не в состоянии подняться
над непосредственным переживанием к предметному познанию мира, из
которого он себя выделяет и которому себя противопоставляет, волевое
действие невозможно. Так же как мышление означает опосредованную форму
познания, воля обозначает опосредованную форму деятельности.
Интеллектуальное развитие входит одним из компонентов и в тот процесс
развития, который ведет от импульсивных, инстинктивных действий к
волевым.
Значение объективного содержания в определении волевого акта
сказывается очень ярко на отрицательных явлениях внушения, негативизма и
упрямства О внушении говорят там, где решение субъекта определяется
другим лицом, независимо от того, насколько объективно обоснование такого
решения. В каждом решении непроизвольно, в большей или меньшей степени,
учитывается "удельный вес" того человека или коллектива, которые стоят за
то или иное решение. Всякое решение, которое принимает человек,
опосредовано социальными отношениями к другим людям. Но для
нормального волевого акта существенно то, что, учитывая исходящее от
других воздействие, человек взвешивает содержание, существо
предполагаемого решения. При внушении воздействие, идущее от другого
лица, определяет решение независимо от того, что оно означает по существу.
При внушении, другими словами, происходит автоматический перенос
решения с одного лица на другое, устраняющий элементы подлинного
волевого акта -принятия решения на основании взвешиваемых мотивов.
Повышенная внушаемость отличает истерических субъектов. В состоянии
гипноза она достигает высшей степени.
Гипноз - это внушенный сон" (Бернгейм), но сон, при котором
сохраняется островок бодрствующего сознания; общая заторможенность коры
не распространяется на ограниченный ее участок. Через этот "бодрствующий
участок", или ^сторожевой пункт", по выражению рефлексологов,
гипнотизер - и только он - сообщается с загипнотизированным: между
ними устанавливается "раппорт" (связь, сообщение). При общей
заторможенности коры и суженности сознания идея, которая вводится
гипнотизером в сознание загипнотизированного, не встречает конкуренции -
она не подвергается сопоставлению, взвешиванию и в силу этой
монопольности более или менее автоматически переходит в действие. Однако
даже в гипнозе контроль над действиями у человека не абсолютно утрачен.
Это явствует из того, что и в гипнотическом сне человеку не удается обычно
внушить действия, коренным образом расходящиеся с его сокровенными
желаниями и основными установками.
Из одного корня с внушаемостью вырастают и явления негативизма,
представляющегося на первый взгляд ее прямой противоположностью.
Негативизм проявляется в немотивированном волевом противодействии
всему тому, что исходит от других. За негативизмом скрывается не сила, а
слабость воли, когда субъект не в состоянии сохранить по отношению к
желаниям окружающих достаточной внутренней свободы, чтобы взвесить их
по существу и на этом основании принять их или отвергнуть. <...> Как при
внушаемости субъект принимает, так при негативизме он отвергает,
безотносительно к объективному содержанию, обосновывающему решение.
Явления негативизма наблюдаются, так же как внушение, у истерических
субъектов.
О негативизме говорят также как о характерном явлении волевой
сферы ребенка. Но генетическая обусловленность этих явлений в обоих
случаях различна. Еще не окрепшая воля создает себе иногда в явлениях
негативизма защитный барьер. Однако и в процессе развития негативизм
является обычно симптомом ненормально складывающихся отношений
ребенка или подростка с его окружением. То, что трактуется у подростка как
негативизм, является иногда проявлением того разлада между отцами и
детьми, который особенно сказывался в периоды более или менее
значительных общественных сдвигов в истории общества.
В этой связи поучительно и другое явление характерологического
порядка - упрямство. Хотя в упрямстве как будто проявляются упорство и
настойчивость, все же упрямство и сила воли не тожественные явления. При
упрямстве субъект упорствует в своем решении только потому, что это
решение исходит от него. Упрямство от настойчивости отличается своей
объективной необоснованностью. Решение при упрямстве носит формальный
характер, поскольку оно совершается безотносительно к существу или
объективному содержанию принятого решения.
Внушаемость, негативизм и упрямство ярко вскрывают значение для
полноценного волевого акта объективного, его обосновывающего
содержания. Отношение к другим людям и к самому себе играет
существенную роль в каждом нормальном волевом акте; при внушении,
негативизме и упрямстве они приобретают патологические формы потому,
что не опосредованы объективным содержанием принимаемого решения.
ВОЛЕВЫЕ КАЧЕСТВА ЛИЧНОСТИ
В соответствии со сложностью волевой деятельности сложны и
многообразны также и различные волевые качества личности. Среди
важнейших из этих качеств можно, во-первых, выделить инициативность.
Говорят часто, что "первый шаг труден". Умение хорошо и легко взяться за
дело по собственному почину, не дожидаясь стимуляции извне, является
ценным свойством воли. Существенную роль в инициативности играет
известная интенсивность и яркость побуждений; немаловажное значение
имеют и интеллектуальные данные. Обилие и яркость новых идей и планов,
богатство воображения, рисующего эмоционально привлекательные картины
тех перспектив, которые новая инициатива может открыть, соединенные с
интенсивностью побуждения и активностью стремлений, делают некоторых
людей как бы бродилом в той среде, в которую они попадают. От них
постоянно исходят новые начинания и новые импульсы для других людей.
Прямую противоположность им составляют инертные натуры. Раз
взявшись за дело, инертные люди также способны иногда не без упорства
продолжать его, но им всегда особенно труден первый шаг: меньше всего они
в состоянии сами что-то затеять и без стимуляции извне, по собственной
инициативе что-то предпринять.
Вслед за инициативностью, характеризующей человека по тому, как у
него совершается самый начальный этап волевого действия, необходимо
отметить самостоятельность, независимость как существенную особенность
воли. Ее прямой противоположностью является подверженность чужим
влияниям, легкая внушаемость. Подлинная самостоятельность воли
предполагает, как показывает анализ внушаемости, негативизма и упрямства,
ее сознательную мотивированность и обоснованность. Неподверженность
чужим влияниям и внушениям является не своеволием, а подлинным
проявлением самостоятельной собственной воли, поскольку сам человек
усматривает объективные основания для того, чтобы поступить так, а не
иначе.
От самостоятельности и мотивации решения нужно отличать
решительность - качество, проявляющееся в самом принятии решения.
Решительность выражается в быстроте и, главное, уверенности, с которой
принимается решение, и твердости, с которой оно сохраняется, в
противоположность тем колебаниям наподобие качания маятника в одну и в
другую сторону, которые обнаруживает нерешительный человек.
Нерешительность может проявиться как в длительных колебаниях до
принятия решения, так и в неустойчивости самого решения.
Сама решительность может быть различной природы, в зависимости от
роли, которую в ней играют импульсивность и обдуманность. Соотношение
импульсивности и обдуманности, порывистости и рассудительности, аффекта
и интеллекта имеет фундаментальное значение для волевых качеств личности.
Оно, в частности, определяет различную у разных людей внутреннюю
природу их решительности. Решительность обусловлена не столько
абсолютной, сколько относительной силой импульсов по сравнению с
задерживающей силой сознательного контроля. Она связана с темпераментом.
Импульсивный тип определяется не абсолютной силой импульсов, а
господством или преобладанием их над интеллектуальными моментами
взвешивания и обдумывания. Рассудительный тип необязательно отличается
абсолютной слабостью импульсов, а преобладанием или господством над
ними интеллектуального контроля. Решительность у некоторых людей
сводится попросту к импульсивности, будучи обусловлена относительной
силой импульсов при слабости интеллектуального контроля. Высший тип
решительности покоится на наиболее благоприятном, оптимальном
соотношении между большой импульсивностью и все же господствующей над
ней силой сознательного контроля.
Но так же как решение не завершает волевого акта, решительность не
является завершающим качеством воли. В исполнении проявляются весьма
существенные волевые качества личности. Прежде всего здесь играет роль
энергия, т. е. та концентрированная сила, которая вносится в действие,
учитывая которую говорят об энергичном человеке, и особенно
настойчивость при приведении в исполнение принятого решения, в борьбе со
всяческими препятствиями за достижение цели.
Некоторые люди вносят сразу большой напор в свои действия, но
скоро "выдыхаются"; они способны лишь на короткий наскок и очень быстро
сдают. Ценность такой энергии, которая умеет брать препятствия лишь с
налета и спадает, как только встречает противодействие, требующее
длительных усилий, невелика. Подлинно ценным качеством она становится
лишь соединяясь с настойчивостью. Настойчивость проявляется в
неослабности энергии в течение длительного периода, невзирая на трудности
и препятствия. Настойчивость наряду с решительностью является особенно
существенным свойством воли. Когда, не дифференцируя различных сторон,
говорят о сильной воле, то обычно имеют в виду именно эти два свойства -
решительность и настойчивость, то, как человек принимает решение и как он
его исполняет. И точно так же, когда говорят о слабости воли или безволии, то
имеют в виду прежде всего неумение принять решение и неумение бороться за
его исполнение. Поскольку это, в сущности, два различных свойства воли,
можно различать два разных типа безволия: 1) нерешительность, т. е.
неумение принять решение, и 2) отсутствие настойчивости, т. е. неумение
бороться за исполнение принятого решения.
Такую нерешительность или ненастойчивость обычно проявляют
люди, не способные гореть тем делом, которое они делают, или легко
воспламеняющиеся, но быстро охлаждающиеся. Когда порыв, который
человек вносит в борьбу за достижение поставленной цели, накален страстью
и озарен чувством, он выливается в энтузиазм.
Поскольку в волевом действии для достижения цели приходится часто
сталкиваться не только с внешними препятствиями, но и с внутренними
затруднениями и противодействиями, возникающими при принятии и затем
исполнении принятого решения, существенными волевыми качествами
личности являются самоконтроль, выдержка, самообладание. В процессе
решения они обеспечивают господство высших мотивов над низшими, общих
принципов над мгновенными импульсами и минутными желаниями, в
процессе исполнения - необходимое самоограничение, пренебрежение
усталостью и прочее ради достижения цели. Эти качества воли в сильной мере
зависят от соотношения между аффектом и интеллектом, влечением и
сознательным контролем. <...>
Развитие произвольных движений делает возможным первые
разумные, собственно волевые действия ребенка, направленные на
осуществление какого-нибудь желания, на достижение цели. <...>
Уже первое, направленное на определенный объект, осмысленное
действие ребенка, разрешающего какую-нибудь "задачу", является
примитивным "волевым" актом. Но от этого примитивного акта до высших
форм волевого избирательного действия еще очень далеко. Равно
несостоятельно как то представление, будто у ребенка в раннем детстве, в 2-
4 года, воля уже созрела, так и то, встречающееся в литературе, утверждение,
будто воля, как и разум, является новообразованием подросткового возраста.
В действительности волевые действия появляются у ребенка очень рано;
совершенно неправильно изображать хотя бы трехлетнего ребенка как чисто
инстинктивное существо, у которого нет и зачатков воли. В действительности
развитие воли, начинаясь в раннем возрасте, проходит длинный путь. На
каждой ступени этого развития воля имеет свои качественные особенности.
Первые желания ребенка вызываются непосредственно на него
действующими чувственными стимулами, особенно сильно окрашенными
эмоционально. <.. .>
Способность представлений вызывать желания значительно расширяет
круг побуждений у ребенка и естественно приводит к развитию у него
избирательного действия. Однако эта избирательность вначале не
основывается на сознательном выборе того же типа, что у взрослого человека.
<...>
Эмоции ребенка непосредственно переходят в действия, так что
избирательность сначала означает лишь некоторое многообразие мотивов,
между которыми в силу этого иногда возникает борьба. Много шансов на
победу в этой борьбе имеют сначала непосредственно действующие
чувственные стимулы перед более отдаленными, данными лишь в
представлении, и особенно эмоционально яркие перед более нейтральными.
Лишь в ходе дальнейшего развития ребенок становится способным
действовать не в силу эмоционально привлекательных побуждений. Для этого
требуется некоторое самообладание. Было бы фактически неправильно и
практически вредно считать маленьких детей вовсе не способными к
самообладанию и изображать их, как это иногда делалось, обязательно
маленькими дикарями, живущими не поддающимися обузданию инстинктами
и импульсивными влечениями. Дети иногда очень рано - уже на 3-м году -
обнаруживают самообладание. Оно проявляется в отказе от чего-нибудь
приятного, а также в более трудной для ребенка решимости сделать что-
нибудь неприятное. Однако это дается не сразу и не легко. <...>
Готовность поступить вопреки непосредственному эмоциональному
побуждению - отказаться от чего-нибудь приятного, сделать что-нибудь
неприятное - встречается, таким образом, у ребенка иногда очень рано -
уже на 3-м году. У ребенка она сначала обусловлена, конечно, не
отвлеченными соображениями, как иногда у взрослых, а послушанием,
привычкой, подражанием и очень рано пробуждающимся у детей чувством
как бы обязанности и в случае ее нарушения вины перед взрослыми. Все же и
в таком самообладании, которое развивается на 4-5-м году, заключено
ценное зерно. Его надо культивировать.
К началу дошкольного возраста - к 3 годам, а иногда и раньше -
проявляется, в зависимости от индивидуальных особенностей темперамента, у
одних более, у других менее выраженное стремление к самостоятельности.
Вместе с тем примерно к тому же времени ребенку становится уже
доступно понимание того, что не всегда можно делать то, что хочется.
Собственному "хочу" противостоит "надо" и "нельзя" взрослых, с которыми
приходится считаться. <...>
Сам характер тех правил, которым подчиняется поведение ребенка, и
его отношение к ним различны на разных этапах развития.
Правило поведения сначала регулярно соблюдается ребенком, только
если оно закреплено у него в виде привычки. Элемент привычки, навыка в
детстве играет особенно существенную роль, потому что для маленького
ребенка, естественно, слишком трудной задачей было бы постоянно
сознательно регулировать свое поведение общими правилами.
Ж. Пиаже предположил, что в раннем детстве "правило" поведения
безостаточно сводится для ребенка именно к привычной схеме действия). По
утверждению Пиаже, до 3-4 лет, а иногда и позже, ребенку совершенно чужд
момент обязательства. Понятие "надо" не включает в себя еще никакого
чувства обязанности перед другими людьми. Это утверждение Пиаже связано
с общей его концепцией эгоцентризма, согласно которой ребенок сначала
является не социальным существом, а живет ряд лет вне социального
контакта. Это утверждение так же несостоятельно, как и та концепция, из
которой оно исходит. Смущение, которое испытывает ребенок, нарушая
какой-нибудь запрет (когда, скажем, укоризненный взгляд матери так
смущает, что выплевывается уже находящаяся во рту ягода), убедительно
свидетельствует о том, что неправильное поведение не является для него лишь
поведением непривычным. Делая что-нибудь запрещенное, дети чувствуют не
необычность своего поведения, а свою вину перед другими. Это очень ярко
проявляется в их поведении. Дети очень чувствительны к порицанию, так же
как и к похвале.
Правила поведения, которыми руководствуется ребенок, понятия
"надо" и "нельзя", регулирующие его поведение, насыщены чувством. Оно в
значительной мере определяет первоначальное содержание "правил"
поведения и их соблюдение. Путем эмоционального воздействия доходят
первоначально до ребенка правила, которые, закрепляясь частично как
привычки, регулируют его волю. Но ребенок при этом не действует просто,
как автомат; у него вырабатывается и некоторое представление о том, что
надо и чего нельзя делать, а затем встает и вопрос, почему это можно, а
почему этого нельзя. Вопросы "почему?", которые с 3-4-го года начинает
задавать ребенок, естественно направляются и на эту, особенно близко его
затрагивающую область запретов и разрешений. Собственно говоря, лишь с
этого момента правила в какой-то мере осознаются детьми как таковые.
Путем изучения детских жалоб В. А. Горбачева в проведенном под
нашим руководством исследовании детей младшей и средней групп детского
сада в Ленинграде собрала поучительнейший материал, ярко показывающий,
как совершается у дошкольников осознание правил в конкретной практике их
применения, нарушения и восстановления: детские жалобы, часто очень
многочисленные, в большинстве своем касаются не личных обид, а нарушения
правил; апеллируя своими жалобами к воспитательнице, сплошь и рядом без
всякой личной задетости и враждебности по отношению к нарушителю,
ребенок как бы ищет подтверждение правилу, как бы проверяет его и
укрепляется в нем в результате подтверждения его со стороны взрослых. <...>
Сначала эти правила носят очень частный и внешний характер. Они
представляют собой в значительной мере лишь совокупность отдельных
предписа-
'Piaget J. Le jugement moral chez 1'enfant. P., 1932. В этой книге Ж.
Пиаже попытался проследить развитие у детей понимания правил и
определить то место, которое эти правила занимают на различных стадиях
развития детей.
ний, регулирующих по преимуществу внешнюю сторону поведения. В
дальнейшем, в связи с общим ходом умственного развития ребенка, они
становятся все более обобщенными и осознанными; становясь более
сознательными, они приобретают менее внешний характер. Этот процесс
совершается и завершается по мере того, как у подрастающего ребенка
формируется цельное мировоззрение и внешние сначала правила поведения
превращаются в убеждения.
Умение в течение сколько-нибудь длительного времени подчинять
свою деятельность определенной цели также требует продолжительного
развития. <...> Настойчивость проявляется уже в младенчестве; вместе с тем
она проходит длинный путь развития. Ее основа заложена в свойствах
темперамента. Но формы, которые она принимает на более поздних ступенях
развития, существенно отличаются от ее первых проявлений.
Каждое непосредственно действующее побуждение имеет в раннем
детстве большую власть над ребенком. Поэтому внутренняя мотивация еще
очень неустойчива: при каждой перемене ситуации ребенок может оказаться
во власти других побуждений. Неустойчивость мотивации обусловливает
известную бессистемность действий. Бессвязная смена различных
стремлений и бессистемное перескакивание от одного действия к другому, не
объединенному с предыдущим общностью задач и целей, - очень
характерное явление, часто наблюдающееся у детей наряду с настойчивостью,
проявляющейся в многократном повторении одного и того же эмоционально
привлекательного акта. Высшие формы настойчивости представляют собой в
известном отношении противоположность ее начальным проявлениям.
Умение принять задание, подчинить свое поведение будущему
результату, иногда вопреки чувственным, непосредственно влекущим
побуждениям, действующим в настоящую минуту, - это для ребенка трудное
умение. Его нужно специально развивать. Без этого умения невозможно
обучение в школе, где нужно готовить уроки, выполнять задания, подчиняться
дисциплине. К этому нужно приучать ребенка уже в дошкольном возрасте.
Это, само собой разумеется, не значит, что нужно подчинять всю жизнь
ребенка этого возраста строгой регламентации, превращая ее в одно сплошное
выполнение разных обязанностей и заданий.
Вообще, встречаются две крайности, каждая из которых таит в себе
серьезную опасность для развития воли. Первая заключается в том, что
ребенка изнеживают и волю его расслабляют, избавляя его от необходимости
делать какие-либо усилия; между тем готовность употребить усилие, чтобы
чего-нибудь достигнуть, - совершенно необходимая в жизни, не дается сама
собой, к ней нужно приучать; лишь сила привычки может облегчить
трудность усилия: совершенно не привычное, оно окажется непосильным.
Другая - тоже не малая - опасность заключается в перегрузке детей
непосильными заданиями. Непосильные задания обычно не выполняются. В
результате создается привычка бросать начатое дело незавершенным, а для
развития воли нет ничего хуже. Для выработки сильной воли первое и
основное правило - доводить раз начатое дело до конца, не создавать
привычки бросать незавершенным то, за что взялся. Нет более верного
средства дезорганизовать волю, как допустить один за другим ряд срывов, раз
за разом не довести до конца начатое дело. Настойчивость - это ценнейшее
качество сильной воли - заключается именно в том, чтобы неуклонно,
невзирая на препятствия, доводить начатое дело до конца, добиваясь
осуществления своей цели. Ее нужно воспитывать на практике, на деле.
К концу дошкольного возраста и в начале школьного ребенок обычно
делает в волевом развитии крупный шаг вперед, который является
существенным условием возможности школьного обучения. Ребенок
научается принимать на себя задание и действовать из сознания
необходимости его выполнить. <...> Дисциплинирующая упорядоченность
учебной работы и всей школьной жизни, ее четкая организация являются
существенным условием формирования воли учащихся.
В подростковом возрасте для волевого регулирования поведения
возникают определенные трудности. Появление новых влечений з период
полового созревания предъявляет новые повышенные требования к воле. Для
того чтобы подвергнуть сознательному контролю импульсы, идущие от вновь
пробудившихся влечений, должна соответственно окрепнуть сознательная
основа воли. Некоторое напряжение, требующее известной выдержки, может
возникнуть и в связи с усложнением тех отношений с другими людьми, в
которые вступает подросток. Он уже не ребенок и еще не взрослый. Сам он
особенно чувствует первое, взрослые в своем отношении к нему иногда
особенно подчеркивают второе. У подростка возникает тенденция
высвободить свою волю из ограничений, которые накладывает на нее
ближайшее окружение. Он стремится обрести свою собственную волю и
начать жить согласно ей; управление должно перейти из рук окружающих в
собственные руки подростка. Это стремление оказывается плодотворным для
волевого развития личности постольку, поскольку деспотизму чужих
принципов не противопоставляется лишь анархия собственных импульсов и
влечений, поскольку процесс высвобождения воли соединяется с ее
внутренним преобразованием, основывающимся на превращении внешних
правил в принципы, выражающиеся в убеждениях. <...>
Развитие самосознания приводит к более полному пониманию
собственных побуждений и создает предпосылки для углубленной мотивации.
Складывающийся характер делает мотивы более устойчивыми и связными.
Оформление мировоззрения приводит к постановке новых целей более
высокого порядка и создает предпосылки для большей принципиальности
решений. С формированием характера, мировоззрения и самосознания налицо
основные предпосылки зрелой воли. Ее развитие неразрывно связано с
развитием личности, формирующейся в процессе деятельности. <...>
Поскольку деятельность человека совершается в более или менее
длинной цепи действий, существенно, насколько все волевые акты личности
объединены общей линией, насколько твердо сохраняются и последовательно
проводятся одни и те же принципиальные установки в следующих друг за
другом поступках. Бывают люди, которые могут с известной настойчивостью
добиваться достижения какой-нибудь цели, но сами цели у них изменяются от
случая к случаю, не объединяясь никакой общей линией, не подчиняясь
никакой более общей цели. Это беспринципные люди без четких установок.
Последовательность и принципиальность как свойства личности, характера, в
силу которых через все поступки человека на протяжении больших периодов
или даже всей его сознательной жизни проходит как бы единая линия,
составляет выходящую за пределы собственно волевых качеств существенную
черту характера личности. При наличии такой принципиальности все время от
времени пробуждающиеся желания, любая частная цель, которая может встать
перед человеком на каком-нибудь отдельном этапе его жизненного пути,
подчиняются большой единой цели - конечной цели всей его жизни и
деятельности.
Волевые качества личности принадлежат к числу самых существенных.
Во всем великом и героическом, что делал человек, в величайших его
достижениях его волевые качества всегда играли значительную роль.
Достарыңызбен бөлісу: |