– Вот как? – спросил он.
– Назови один, – не удержалась Кьяра.
– Ты вряд ли поймешь.
– Он читает Пауля Целана, – вставил Оливер, пытаясь перевести
разговор в другое русло, а может, желая выручить меня и показать, пускай
неявно, что еще не забыл нашу предыдущую беседу. Пытался ли
он реабилитировать меня в глазах остальных за шпильку про позднее время
или готовил новую шутку в мой адрес? Стальной, безучастный взгляд
застыл на его лице.
–
E chi è?
Кто это? – Она никогда не слышала о Пауле Целане.
Я украдкой взглянул на него и наконец встретил его взгляд, но не
увидел в его глазах никакого злого умысла. На чей он стороне?
– Поэт, – прошептал он, когда они неторопливо двинулись в центр
пьяцетты, и следом бросил мне обычное
После!
Я наблюдал, как они ищут свободный столик в одном из кафе.
Друзья спросили, подкатывал ли он к ней.
Не знаю, ответил я.
Или они этим уже занимаются?
Этого я тоже не знал.
Хотел бы я быть на его месте.
А кто не хотел бы?
Но я был на седьмом небе. Тот факт, что он не забыл наш разговор о
Целане, наполнил меня энергией, которую я не ощущал уже много дней.
Она заряжала все вокруг. Всего лишь слово, взгляд – и я очутился в раю.
Возможно, не так уж трудно быть счастливым. Требовалось только найти
источник счастья внутри себя и в следующий раз не ждать, что кто-нибудь
другой подарит тебе его.
Я вспомнил сцену из Библии, когда Яков просит воды у Рахили,
слышит от нее пророческие слова, воздевает руки к небу и целует землю
возле колодца. Я еврей, Целан еврей, Оливер еврей – мы пребывали
наполовину в гетто, наполовину в оазисе, за пределами жестокого и
неумолимого мира, где внезапно отпала необходимость беспокоиться о
посторонних, где никто не смущает и не судит нас, где один просто
понимает другого, понимает настолько всецело, что утрата такой тесной
связи равносильна
Достарыңызбен бөлісу: