galut
[8]
, древнееврейское слово для обозначения ссылки
или насильственной разлуки. Значит, рядом с ним я был дома? Ты – мое
возвращение домой. Когда я с тобой, и нам хорошо вместе, мне больше
ничего не нужно. Благодаря тебе я нравлюсь себе таким, какой я есть и
каким становлюсь, когда ты со мной, Оливер. Если имеется в мире хоть
капля истины, она заключается в том, чтобы быть рядом с тобой, и если я
однажды обрету смелость открыться тебе, напомни мне зажечь свечу в
благодарность за это на каждом алтаре в Риме.
Мне не приходило в голову, что если одно его слово дарило столько
счастья, другое могло так же легко раздавить меня, и что если я не хотел
быть несчастным, следовало остерегаться и этих маленьких радостей тоже.
В тот вечер я воспользовался пьянящим восторгом, чтобы заговорить с
Марцией. Мы протанцевали далеко за полночь, затем я пошел провожать ее
по берегу. Мы остановились. Я сказал, что хочу окунуться, ожидая, что она
попытается отговорить меня. Но она сказала, что тоже любит купаться
ночью. За секунду мы скинули одежду.
– Ты со мной не потому, что злишься на Кьяру?
– С чего мне злиться на Кьяру?
– Из-за него.
Я покачал головой и изобразил непонимание, мол, с чего она вообще
выдумала это.
Она попросила меня отвернуться и не смотреть, пока вытиралась
насухо свитером. Я притворился, что пытаюсь украдкой подсмотреть, но
все же сделал, как было велено. Попросить ее отвернуться, пока я
натягивал одежду, я не осмелился, но был рад, что она смотрела в другую
сторону. Одевшись, я взял ее руку и поцеловал ладонь, пальцы, затем губы.
Она ответила не сразу, но потом не хотела останавливаться.
Мы условились встретиться на том же месте на следующий вечер. Я
приду первым, пообещал я.
– Только не говори никому, – попросила она.
Я жестом показал, что буду держать рот на замке.
– У нас едва все не случилось, – на следующее утро за завтраком
сообщил я отцу и Оливеру.
– И почему не случилось? – спросил отец.
– Не знаю.
– Лучше рискнуть и пожалеть об этом… – Оливер то ли иронизировал
надо мной, то ли пытался утешить, прибегнув к этому расхожему афоризму.
– Мне стоило только протянуть руку и коснуться, она бы согласилась,
– сказал я, отчасти чтобы пресечь их дальнейшую критику, но также чтобы
продемонстрировать, что в вопросе самоиронии я собаку съел и в помощи,
слава богу, не нуждаюсь. Я рисовался.
– Попробуй еще раз после, – сказал Оливер.
Именно так обычно поступали люди с непринужденным отношением к
вещам. Но все же я почувствовал, что он чего-то не договаривает, было
нечто настораживающее в его лишенном смысла, хотя и доброжелательном
попробуй еще раз после
. Он осуждал меня. Или высмеивал. Или видел меня
насквозь.
Окончание его фразы кольнуло острой иглой. Только человек,
досконально изучивший меня, мог сказать это.
– Если не после, то когда?
Отцу понравилось. «Если не после, то когда?» перекликалось с
известным изречением раввина Гиллеля «Если не сейчас, то когда?»
Оливер тут же попытался сгладить резкое замечание.
– Я бы точно попробовал снова. А потом еще раз, – добавил он уже
мягче.
Но
попробуй еще раз после
служило лишь прикрытием для
Если не
после, то когда?
Я повторял эту фразу, как будто она была пророческой мантрой,
отражением его образа жизни и моих попыток прожить свою. Повторяя эту
мантру, слетевшую с его губ, я шел по тайному проходу к некой скрытой
истине, которая до настоящего времени ускользала от меня – обо мне
самом, о жизни, о других, о моем к ним отношении.
Достарыңызбен бөлісу: |