ИсторИя русской лИтературы XVIII века 1700–1750 е годы
жүктеу/скачать 2,89 Mb. Pdf көрінісі
|
Бухаркин П. Е. История русской литературы 18 века.
| Чичерин А. В.
Очерки по истории русского литературного стиля. С. 314. 69 Сазонова Л. И. Литературная культура России. Раннее Новое время. М., 2006. С. 668–670. на которые А. П. Сумароков активно создавал русский вариант сти- хотворной притчи (басни) 70 . С точки зрения Ломоносова, притча — жанр, принадлежащий к среднему стилю и чуждый драматизации. «Басенное изложение… у Ломоносова — это чистое повествование, которое ведется ровным авторским голосом, без каких-либо под- черкнутых интонаций, без иронии и без всякой установки на ко- мизм» 71 . В полном соответствии с этим Ломоносов выбирает парную рифмовку, в данном случае усиливающую «серьезность» стихотво- рения; использует он и шестистопный ямб с цезурой после третьей стопы, что в соединении с парной рифмой означает александрийский стих, литературный статус которого был сопряжен преимуществен- но с высокими жанрами. Проявляя полную осознанность своих намерений и отличаясь от главного своего поэтического соперника (Сумарокова), Ломоносов в поставленных себе самим границах достиг высочайшего совер- шенства, причем совершенства самобытного. В частности, ломоно- совская притча гораздо ближе к легкой поэзии, чем аналогичные произведения Сумарокова или Майкова: для нее изящно понятая дидактика, очевидно, важнее, нежели сатира, притом выраженная в просторечно-разговорных интонациях (как у Сумарокова). Да и во- обще смех в притче для Ломоносова скорее связан с неожиданным поворотом мысли, с остроумием, нежели с осмеянием. Об этом сви- детельствуют те ломоносовские рассуждения о притче, которые на- ходим в соответствующих параграфах «Краткого руководства к красноречию…». Они даны в главе 5 («О расположении описаний») части 3 («О расположении»). Описание понимается Ломоносовым предельно широко — «описанием называется слово (т. е. текст. — П. Б. ) или часть оного, где представляется вещь или деяние» 72 . В раз- ряд описаний тем самым попадает весьма широкий круг литератур- ных явлений, в том числе (наряду с историей, героической поэмой, драмой и др.) притча. Последняя относится к описаниям вымыш- ленным, причем, будучи «представлением деяний», притча (вместе с эквивалентными ей в данном отношении текстами) «называется особливым именем повествование » 73 . В продолжение своих размыш- лений о видах «повествования» Ломоносов в § 305 и дает опреде- ление притчи, точнее — характеристику ее структуры: «Главные 70 См. об этом: Серман И. З. Русский классицизм. Поэзия. Драма. Сатира. Л., 1973. С. 188–203. 71 Там же. С. 196. 72 Ломоносов М. В. Сочинения: в 8 т. Т. 3. СПб., 1895. С. 325. 73 Там же. С. 325. 446 447 части, которые притчу составляют, суть две, повествование само и приложение ; в повествовании вымысел, а в приложении краткое нравоучение содер жится» 74 . Рассмотрев в § 306, 307 и 308 возможную последовательность в соотношениях «повествования» и «приложе- ния» (на примерах трех своих притч — «Лишь только дневной шум замолк», «Жениться хорошо…» и «Послушайте прошу…»), в § 309 Ломоносов переходит к повествовательной части, то есть вымыслу, который он называет здесь «басней». И в качестве примера такого «вымысла» он приводит свое переложение из Анакреонта — «Ноч- ною темнотою». Это позволяет сделать заключение о некоторой близости, которую Ломоносов ощущал между притчей и легкими жанрами. Конечно же, он не считал анакреонтическую свою оду притчей 75 , однако жестких границ между ними он, вероятно, не проводил, о чем, кстати, свидетельствует и стилистическая фактура его притч, приложенных к предшествующим «Ночною темнотою…» параграфам. Здесь Ломоносов оказывается в некотором смысле пред- шественником басенных опытов А. А. Ржевского, во многом парал- лельных его анакреонтике, а если иметь в виду более дальнюю перспективу — то и басенного творчества И. И. Дмитриева 76 . Как видим, ломоносовские притчи не просто своеобразны, но и истори- чески продуктивны. Причем эта продуктивность опять-таки — и со своей стороны — свидетельствует о важности и успешности «лег- кой» поэзии Ломоносова. Вместе с тем, понимая басню по-своему и создавая в духе соб- ственных представлений эстетически убедительные произведения, Ломоносов откликался и на басенные упражнения своих оппонентов, прежде всего — А. П. Сумарокова. Точнее говоря, не откликался, а откликнулся, ибо отклик был единичным — басня «Свинья в лисьей коже», не только вызванная сумароковскими нападками, но и напи- санная абсолютно в духе сумароковских басен. И это тоже очень симптоматичный поступок: выработав определенную концепцию басенного жанра и подкрепив ее поэтической практикой, Ломоносов обнаруживает способность к дальнейшим поискам, к расширению границ, казалось бы, вдвойне освоенного (теоретически и практиче- ски) жанра, причем жанра для него все-таки скорее маргинального. Подобное литературное поведение как-то не укладывается в пред- 74 жүктеу/скачать 2,89 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|