Книга символическая, чем и отличается от «Дневника Мага», где нет ни

не удавалось сосредоточиться. Он был взбудоражен разговором со
стариком, потому что знал: тот говорил правду. Юноша подошёл к лотку и
купил пакетик кукурузы, размышляя, надо ли сказать торговцу, что говорил
о нём старик, и решил, что не стоит. «Иногда лучше всё оставить как
есть», — подумал он и промолчал. Скажешь — а торговец, который так
привык к своему красному лотку на колёсах, суток трое будет думать, не
бросить ли ему всё.
«Избавлю его от этой муки», — и Сантьяго зашагал по улицам куда
глаза глядят, пока не оказался в порту, перед маленькой будочкой с
окошком. Там продавали билеты на пароходы. Египет был в Африке.
— Что вам угодно? — спросил кассир.
— Может быть, завтра куплю у вас билет, — ответил ему Сантьяго и
отошёл.
Всего одну овечку продать — и можно переплыть пролив. Эта мысль
смутила его. А кассир сказал своему помощнику:
— Ещё один мечтатель. Хочет путешествовать, а в кармане пусто.
А покуда Сантьяго стоял перед окошечком кассы, ему вспомнились его
овцы, и вдруг страшно стало возвращаться к ним. Целых два года
овладевал он искусством пастуха и достиг в нём совершенства — умел и
остричь овцу, и помочь ей произвести на свет ягнёночка, и от волков
защитить. Знал как свои пять пальцев все пастбища Андалусии, точно
помнил, во что обойдётся покупка или продажа любой.
В хлев, где его дожидалось стадо, он двинулся самой длинной дорогой.
В этом городе тоже был свой замок, и Сантьяго решил подняться по откосу
и посидеть на крепостной стене. Оттуда видна была Африка. Кто-то ему
объяснил, что оттуда в незапамятные времена приплыли мавры, надолго
покорившие чуть не всю Испанию. Сантьяго терпеть не мог мавров:
должно быть, это они и привезли сюда цыган.
Со стены весь город — и площадь, на которой он разговаривал со
стариком, — был как на ладони.
«Будь проклят час, когда он мне повстречался», — подумал он. Ведь
ему-то всего и нужно было, чтобы цыганка растолковала ему сон. Ни она,
ни старик вроде бы не придали никакого значения тому, что он пастух.
Верно, эти люди — одинокие и во всём изверившиеся — не понимают, что
пастухи неизменно всей душой привязываются к своим овцам. А Сантьяго
знал про каждую всё и во всех подробностях: та — яловая, та через два
месяца принесёт потомство, а вон те — самые ленивые. Он умел и стричь
их, и резать. Если он решится уехать, они без него затоскуют.
Поднялся ветер. Сантьяго знал: люди называют его «левантинцем»,

ибо с востока, оттуда же, откуда он задувал, налетали орды язычников.
Юноша, пока не побывал в Тарифе, и не подозревал, что африканское
побережье так близко. Опасное соседство — мавры могут нагрянуть снова.
Ветер усиливался. «Не разорваться же мне между овечками и
сокровищем», — подумал Сантьяго. Надо выбирать между тем, к чему
привык, и тем, к чему тянет. А ведь есть ещё и дочка лавочника, но овцы
важнее, потому что они зависят от него, а она — нет. Да и помнит ли она
его? Он был уверен: она и не заметит, если он не появится перед ней через
два дня. Те, для кого дни похожи один на другой, перестают замечать всё
хорошее, что происходит в их жизни.
«Я оставил отца, и мать, и замок возле моей родной деревни, — думал
он. — Они привыкли жить в разлуке, и я привык. Стало быть, и овцы
привыкнут, что меня нет».
Он снова оглядел площадь с высоты. Бойко шла торговля воздушной
кукурузой; на той скамейке, где он разговаривал со стариком, теперь
целовалась парочка.
«Торговец…» — подумал Сантьяго, но докончить мысль не успел —
порыв «левантинца», задувшего с новой силой, ударил ему прямо в лицо.
Ветер не только надувал паруса завоевателей-мавров, он нёс с собой
тревожащие душу запахи: пустыни, женщин под покрывалами, пота и
мечтаний тех, кто когда-то пустился на поиски неведомого, на поиски
золота и приключений. Он приносил и запах пирамид. Юноша позавидовал
свободному ветру и почувствовал, что может уподобиться ему. Никто не
стоял у него на пути, лишь он сам. Овцы, дочка суконщика, поля
Андалусии — всё это были лишь подступы к Своей Стезе.

жүктеу/скачать 0,56 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: