Глава 7  ГОДИНА БЕДСТВИЙ И УТРАТ

удавалось — плели из мясистых сложных пальчатых листьев редчайшей
пальмы жарей несравненные сомбреро. Эти пальмы по своим особым
законам природы произрастают лишь в отдельных районах Кубы и Пуэрто-
Рико, а сомбреро из соломки жарея и до сих пор считаются лучшими в
мире. Поскольку Педро обнаружил махинации администратора, который
скупал сомбреро из жарея по дешевке, отвозил партии в Гавану и там
продавал их по цене, которую не сообщал Каталине, Педро уволил
администратора и повысил, к радости тружениц, закупочную стоимость
продукта их труда. Бартоло не уставал изобретать и сооружать Андресу
замысловатые игрушки и стал его лучшим другом. Иннес, которая смешно
радовалась тому, что с каждым новым днем произносила вслух все новые
слова, настойчиво бегала за Андресом и стремилась во всем ему подражать.
В середине декабря Каталина, нежно прижавшись к мужу и трижды
расцеловав его, с радостью сообщила Педро, что у них будет прибавление в
семействе. В честь такого события Педро подарил жене бриллиантовую
брошь.
Рождество Христово и Новый год отмечали в доме всеми уважаемого в
городе отважного корсара. Стол на сто пятьдесят кувертов был установлен,
как и в день их свадьбы, посередине бульвара, примыкавшего к дому.
Педро впервые в жизни испытывал неведомое ему до того счастье
семейной жизни. Однако в действительности, к сожалению, жизнь
человеку дана совсем не для этого.
В конце января 1712 года губернатор Тринидада вручил Педро де ла
Крусу пакет с пятью сургучными печатями генерал-губернатора Кубы. Этот
последний настойчиво рекомендовал корсару совершить поход и
обследовать юг Карибского моря, особенно район Пуэрто-Рико и
Бермудских островов, где английские пираты продолжали обирать
торговые испанские суда и беззастенчиво грабить мелкие испанские
поселения.
Как только все члены экипажа вернулись на борт «Андреса II» после
рождественских праздников, встречи Нового года и положенного отдыха,
де ла Крус, не без чувства неловкости в душе, сообщил Каталине о
предстоящем отплытии. Для себя он твердо решил и, прощаясь, сообщил
об этом жене:
— Проплаваю еще до того, как у нас появится третий ребенок. Затем
подам прошение королю об отставке. Пиратство идет на убыль. Тебе одной
тяжело вести большое хозяйство. Тем более что у нас уже будет трое детей.
А мы останавливаться не станем. Да? Ты согласна. Я долг гражданина
перед страной уже более чем выполнил. Буду вечно рядом с тобой, моя

любимая, и рядом с детьми.
— Исполнить долг стоит больше, чем совершить героический
поступок. Так любил говорить мой покойный отец. И поэтому я горжусь
тобой, Педро. А знаешь, самый мой дорогой на свете, это может показаться
странным, но чем меньше я тебя вижу, тем крепче люблю. Еще сильнее
стану любить, когда мы постоянно будем рядом, вместе с нашими детьми!
— Мужчина не должен иметь иного предназначения, чем быть
мужчиной. Очень скоро мы будем все время вместе. И счастливы оба!
Добрая Душа, как обычно, внимательно следил за подъемом гюйса,
который совершается ежедневно во время склянок в восемь утра
одновременно с подъемом кормового флага и опускается с заходом солнца.
Гюйс поднимается на носу корабля и когда он стоит на якоре. В тот же день
«Андрес II» не имел нужды использовать свои якоря. Еще с прошлой ночи
было ясно, что так и будет, а утром все увидели так называемое «белое
спокойствие», когда совершенно нет ветра и море становится сверкающей
лучами солнца гладью из стали. Ситуация, при которой, как бы того ни
желал капитан, он не мог передвинуть свой корабль ни на метр вперед.
Запасливые матросы позабрасывали свои удочки за борт, с тем чтобы кок
мог подать к обеду свежезажаренную рыбу. Лишь отведав ее, команда,
которая заступила на вахту, смогла заняться парусами. Ветер усилился
только ближе к вечеру, и фрегат пошел правым галсом курсом галфвинд.
Судно имело полветра, то есть слабый ветер дул прямо в борт. Ни у кого на
корабле не было хорошего настроения, потому как в такую погоду вряд ли
можно было надеяться встретить в море кого-либо.
Педро и Хорхе гуляли по палубе и вели разговор о последних успехах
французских кораблестроителей.
— 
Англичане 
же 
нынче 
увлекаются 
оснащением 
кораблей
артиллерией, — сообщил Хорхе. — Это, однако, утяжеляет военные
морские суда, они теряют ход и маневренность. Голландцы и французы в
этом деле оказались куда умнее. Еще четверть века назад англичане
захватили в плен у французов линейный корабль, превосходный «Мавр».
Шестьдесят орудий разного калибра. Высокая скорость. Однако до сих пор
английский флот не имеет лучшего корабля, чем переименованный ими
«Мавр».
Зазвенел колокольчик кока, и мимо прошел Бартоло, который
подразнил Успеха едой и повел его в капитанскую каюту.
Рулевому, человеку в жизни опытному, который вел фрегат,
ориентируясь по звездам, не под силу было понять — в Бога он не
верил, — что это за великая такая сила, которая гасит звезды, убирая их с

небосвода. А мог бы и сказать самому себе: «Да это ведь Солнце — начало
всех начал и конец всех концов!» Оно еще не взошло из-за горизонта, но
уже оповещало: «Вот сейчас поднимусь и означу для всех и всего на свете
начало нового дня. И только упорный труд и разум человека будут
способствовать его успехам и процветанию».
В ожидании уже более недели встречи с пиратами Хорхе, Аугустин,
Медико и Антонио Идальго, стоя на баке, вели меж собою разговор.
— Я не перестаю восхищаться нашим капитаном. Отношусь к нему с
глубочайшим уважением. — Старший помощник Хорхе сделал паузу, как
бы желая придать большее значение только что сказанному. — Это даже не
просто уважение, а глубокое почитание.
— А с чего оно у вас появилось? — подзадорил Медико. — Скажите
нам.
— Он не просто непревзойденный моряк, способный выжать из
корабля все, что тот может дать. Человек с широкими знаниями, острым
умом. Обладает характером, который позволяет ему в самых сложных
ситуациях подчинять себе массы людей, при этом ведя их на благие дела.
Силой воли или добром внушать уважение. Не боязнь или страх, а именно
послушание по своей охоте. Он в состоянии быть убедительно
категоричным и непоколебимым. Часто поражения приходят из-за
отсутствия у капитана именно этих качеств. И в то же самое время он
справедлив и внимателен к каждому члену экипажа. Для него самый
неважный матрос — человек.
— Извините, Хорхе, но это даже странно, что англичанин так может
рассуждать, — заметил Аугустин.
— Вам, милый сеньор песенник, не везло. Вы до сей поры встречались
не с теми англичанами. Извините, но среди испанцев тоже есть хорошие…
— Не надо вообще о людях! — остановил Медико. — Что вы еще
скажете конкретного о нашем славном капитане? Я к людям его внешности
относился с осторожностью, но стоило ему заговорить со мной, и я пошел
за ним.
— Он очень внимателен к мнению других, однако, когда принял
решение, — непоколебим! Содержит корабль в идеальном порядке и
беспрекословно блюдет дисциплину. Он был бы превосходным капитаном
и на любом пиратском судне.
— Хорхе, о чем вы? Только, ради бога, никогда не говорите это де ла
Крусу, — посоветовал королевский нотариус.
— А он бы меня правильно понял. Не сомневаюсь. Как и пи на минуту
не беру под сомнение, что любой пиратский экипаж выбрал бы нашего де

ла Круса своим капитаном, притом единогласно. И они пошли бы за ним в
огонь и в воду. А он со временем сделал бы их порядочными людьми!
— Вы опять о людях! — Медико взволновался. — Если идти по линии
ваших альтруистических посылок, то выходит, что следует отобрать таких,
как наш Педро, и только им позволить увеличивать народонаселение. От
таких, как он, появятся подобные ему добропорядочные, умные люди,
лишенные пагубных наклонностей, низких инстинктов и прочего, что
делает большинство людей не очень-то отвечающими тому, чем в
действительности должен быть человек.
— Да!
— Нет! Природа давно доказала обратное. Просто в жизни людей
следует установить новый порядок, новую систему жизни, чтобы такие, как
Педро де ла Крус, и только они возглавляли бы не морские экипажи, в
большей степени оторванные от жизни на земле, а составляли бы костяк
власти государств! Такая власть только и могла бы из каждого человека
выпестовать порядочное, честное, разумное существо, а не то, что мы
имеем сегодня на планете. Человек ущербен, предрасположен к лени, к
порокам!
— Да, вы совершенно правы! Такие люди, как наш капитан, могут
поставить на ноги кого угодно! — Хорхе был доволен собой. — Человек по
своей природе — вы все это должны знать — легковерный и недоверчивый,
робкий, застенчивый и в тоже время удалой, внушающий страх, отчаянный,
безрассудный. Ему с детства необходимы достойные примеры!
— И я не сомневаюсь, — добавил Аугустин. — Вполне согласен с
Хорхе.
— Поставить-то он сможет любого, а вот скажите, всякий ли найдет в
себе силы одолеть самого себя? — спросил Медико. — Главное дело,
однако, в том, что на путь истины прежде всего следует начинать ставить
родителей.
— Это верно. Не у всех есть способности. Медико прав. Но и прав наш
капитан, который говорит, что каждый может — надо только победить
врожденную лень души и тела — продвинуться вперед. И тогда он думать
должен не столько о себе, сколько о благополучии своих детей. Это
священно!
— И близких тоже, — высказал свое мнение Антонио Игнасио.
— Вижу корабль! — до бака и до мостика донесся голос марсового. —
Скорее всего, это бриг. На грот-мачте — красный флаг. На бизани —
английский! Похоже, увидел нас и уходит.
Де ла Крус, который гулял с Успехом на юте и услышал его рычание,

немедленно поднялся на мостик, рассмотрел встречный корабль в
подзорную трубу, взял рупор, добавил парусов и поставил все кливера. Да
и ветер, дувший в корму, чуть усилился, и «Андрес II» стал приближаться к
пирату, который уже развернулся со скоростью не менее восьми узлов.
Не прошло и получаса, как появились флаги на мачтах фрегата и как
Меркурий услышал приказ капитана произвести выстрел из угонной
пушки, что. означало требование удиравшему бригу лечь в дрейф. Капитан
его и не думал сдаваться, однако и не желал вступать в сражение. Все на
фрегате, уже готовые к бою, диву давались тому, на что мог рассчитывать
капитан пиратов.
Де ла Крус, убедившись в том, что все члены команды и абордажная
партия Санчеса уже пребывали на положенных местах, решительно повел
фрегат на абордаж, а Хорхе предупредил:
— Гляди Педро, он может хитрить. Подпустит нас и внезапно осыплет
ядрами орудий всего борта.
— С нами Посейдон! Верю в удачу!
— Я с тобою, Педро! — заверил Хорхе.
Действительно, так оно и есть — «вера горами двигает». И Хорхе не
успел вспомнить и прочесть про себя священный текст из Матфея: «… если
вы будете иметь веру с горчичное зерно и скажете горе сей: „перейди
отсюда туда“, и она перейдет; и ничего не будет невозможного для вас», как
весь левый борт брига озарился огнем. Расстояние между кораблями было
не более кабельтова, но то ли артиллеристы брига ошиблись в расчете
скорости фрегата, то ли внезапно большая волна ударила в их борт, и они
не рассчитали свой прицел, — залп, произведенный ими, не причинил
никакого вреда «Андресу II». Еще минута — и на борт пиратского судна
полетели абордажные крючья, а палубу его с готовыми сражаться пиратами
осыпал град ружейных пуль.
С брига ответили разрозненной ружейной пальбой, и одна из пуль
пролетела ровно посередине между Педро и Хорхе и врезалась в бревно
надстройки. Рулевой, услышавший свист, нагнулся и перекрестился. У
обоих же друзей одновременно перехватило дыхание, однако в это время
наиболее ловкие бойцы партии бравого Санчеса, как и он сам, уже разили
пиратов пистолетными выстрелами и тяжелыми абордажными саблями.
Жаркая схватка не длилась и четверти часа. Преимущество в количестве и
умении сражаться врукопашную явно было на стороне корсаров.
Добрая Душа со своей особой командой уже собирал оружие,
брошенное сдавшимися пиратами, и загонял их на бак под охрану людей
Санчеса, когда де ла Крус и Бартоло появились на шканцах брига. Им

предстояло обезоружить его капитана. Тут они и услышали, казалось бы,
радостный, но в тоже время и грозный крик старшего боцмана:
— Лопни мои глаза, если это не он! Сукин сын! Счастливчик!
Капитан, вас ждет приятная встреча. Этот голубчик вновь на крючке!
Аугустин и Меркурий с саблями в руках подталкивали к де ла Крусу
капитана брига, которым, как мало кто мог себе вообразить, оказался
собственной персоной Кристофер Муди. На этот раз он был разодет, что
называется, с иголочки. Шелковый камзол синего цвета с петлицами,
обтянутыми золотой нитью, кожаные шаровары, модные, с блестящими
бляшками, туфли на высоких каблуках и новая фетровая шляпа с красным
страусовым пером. Пистолеты у него были взяты, но шпагу он должен был,
по ритуалу, сам вручить капитану-победителю.
— Да, это хорошая встреча! Вижу, разбогатели, мистер Муди.
Разодеты, словно кавалер Вестминстерского двора.
— В этом мире бедны лишь ленивые. Скучают одни слабоумные,
ожидая развлечения на том свете, — похоже было, что Муди улыбался.
Де ла Крусу показалось, что Муди нагл, потому как верит в свою
судьбу.
— Наглых, как правило, бьют! Вы это знаете?
— Не читайте мне нравоучений! Я не мальчишка! Я из знатной
семьи! — Муди захлебывался от слов, слюни летели у него изо рта.
— Не кричите! Я слышу превосходно. Несмотря на то что за свою
жизнь вдоволь наслушался всякого вранья, — оповестил де ла Крус.
Муди внезапно смяк, съежился. Какая-то явно неприятная для него
мысль овладела его сознанием. Он долго шевелил губами, как бы репетируя
то, что намеревался сказать вслух.
— У меня есть, не на борту, большие деньги! Хватит вам и всем
членам вашего экипажа. Давайте?
— Я понимаю, — Педро почувствовал, что англичанин желает
восстановить экипаж против своего капитана, — что вы сейчас готовы
отдать весь груз ваших панталон, лишь бы остаться в живых. И продлить
свое время. Однако увы! Я сейчас убью вас! Защищайтесь!
Видя, что у него остался один лишь шанс сохранить свою жизнь —
убив корсара, Муди сбросил шляпу, камзол, выхватил шпагу, взял стойку,
отсалютовал и мгновенно бросился в атаку. Он действовал разумно. Если
перед ним опытный фехтовальщик, то взять его можно было только в
первые секунды атаки, пока он еще не распознал, что представляет собой
его противник. Удары Муди производил с такими остервенением и
быстротой, что де ла Курус вынужден был отступить на два шага. Скрежет

клинков звучал зловеще. Англичанин фехтовал замечательно. Его атаки
следовали одна за другой. Однако всякий раз капитан корсаров встречал их
достойными защитами, и Муди вскоре понял, что выдыхается, а его
противник — искусный мастер. Де ла Крус же продолжал защищаться и
лишь изредка атаковал, явно ожидая, когда сознание капитана Муди
охватит мысль, что смерть со своей косою уже витает над его головой.
Вокруг, старательно прижимаясь к бортам, стояли вооруженные
корсары и обезоруженные старший помощник Муди с его боцманом и
шкипером. Капитан пиратов, получив легкий укол в плечо, взревел и вновь
бросился в атаку, но это уже был не тот Муди, который начинал бой.
Бледность лица его подтверждала, что он обуян страхом. Потому и стал
допускать ошибки и в атаках, и в защите. Принялся сквернословить.
Воспользовавшись одной из оплошностей Муди, Педро вложил вес своего
тела в силу удара шпаги и пронзил ее острием грудь соперника. Тот
свалился на палубу, как брошенный куль. Педро выдернул свою шпагу, отер
ее конец о шелковый камзол того, чье время, чьи часы жизни остановились.
Боцман пиратов подошел к некогда своему капитану. Поднял его руку и
отпустил. Она упала, как нечто никчемное.
Тут все увидели, как со стороны бака к грот-мачте идут два пирата в
сопровождении Санчеса. Матросы, ни слова не говоря, подняли на руки
своего бывшего капитана, поднесли его к борту и с силой швырнули тело в
волны, которые волновались — правда, совсем по другой причине. Никаких
положенных почестей — одно презрение даже от своих бывших
подчиненных.
Сдав пиратов и их бриг губернатору Санто-Доминго, де ла Крус
направил свой фрегат в сторону Наветренных и Подветренных островов.
Ветер крепчал, погода с приближением вечера явно портилась, когда уже
неподалеку от острова Барбуда марсовый доложил, что впереди идет
небольшой фрегат без опознавательных знаков. На мостике появился
Добрая Душа, который вскоре в подзорную трубу разглядел надпись на
корме чужого фрегата: «Бостон» — и тут же с твердостью заявил:
— Сын в прошлом грозного пирата Кеннеди! Вальтер Кеннеди —
Ясновидец, американский англичанин. Промышляет тем же, чем прежде
промышлял его отец! Хитрый, как лиса! Дьявол!
Фрегат пирата, естественно, не пожелал ложиться в дрейф и сдаваться
корсару. Как только «Андрес II» приблизился к «Бостону» на пушечный
выстрел, с пиратского корабля открыли огонь. Канониры его стреляли
довольно точно, и де ла Крус принялся сокращать расстояние между
судами путем ловких маневров, благо «Андрес II» был куда более

поворотливым, ходким, чем его противник. Бой длился уже более часа,
«Андрес II» имел повреждения, и тогда Педро решился.
— Меркурий! — громко приказал с мостика де ла Крус. — На дно его!
В рыбье царство! Больше никогда и никому не станет угрожать и не будет
страшен! В преисподнюю! Так следует поступать всегда с теми, кто
утрачивает истинный смысл жизни человека на земле!
Фрегат пирата как раз оказался превосходной целью для удара по нему
всеми орудиями штирборта, поскольку «Бостон» не успел еще
развернуться. Залп был дружен, прицел — точным. В воздух полетели
доски, люди, обломки рей и ошметки парусов, а бак-борт «Бостона»
превратился в гигантское решето, через которое у ватерлинии тут же в
трюмы устремилась вода. Это было последним, что ясно виделось с борта
«Андреса II», поскольку ночь наступила быстро, как это обычно и
происходит в тропиках.
Когда из воды подняли на борт «Андреса II» последнего из оставшихся
в живых пиратов, выяснилось, что капитану «Бостона», Вальтеру Кеннеди,
с наступлением сумерек, буквально за пару минут до ухода «Бостона» под
воду, удалось уйти на лодке. Этот изворотливый пройдоха в 1721 году все
же был схвачен, судим в Англии и повешен. Последними словами его были:
«Я стал пиратом, потому что был в полной мере свободен и потому, что они
выбирали капитана поистине лучшего среди самих себя. Того, кто по-
настоящему способен им быть и руководить другими. И капитан, особенно
во время сражений, командовал абсолютно без какого-либо контроля над
собой. Однако, если он оказывался негодным, экипаж вправе был лишить
его звания капитана, избрать другого и доверить свои жизни иному, более
толковому моряку. Да, для многих это было справедливо и привлекательно.
Но так пираты жили два десятилетия тому назад. Все это уже ушло в
историю. 
Большинство 
капитанов 
пиратских 
кораблей 
начала
восемнадцатого века не иначе как деспоты».
Уже на самом подходе к Пуэрто-Рико «Андрес II» повстречал
испанское сторожевое судно. Капитан его — он не был в силах сдержать
слез — рассказал, что всего неделю назад четыре небольших пиратских
корабля, скорее всего американские пираты, захватили сторожевой бриг,
капитаном которого был его любимый младший брат.
— Дело произошло напротив Акульего мыса. По сути дела, бриг
являлся военным трофеем, а его экипаж — военнопленными. К ним и
следовало относиться по законам военного времени. Однако, к несчастью,
один из кораблей принадлежал контрабандистам с Ямайки, которым бриг
моего брата мешал заниматься подпольной торговлей. Эти с Ямайки

сумели уговорить американских пиратов, и шестьдесят три члена экипажа
были повешены.
Де ла Крус ничего не ответил и нервно зашагал по палубе взад и
вперед.
— Мы обязательно бы вступили с ними в бой, будь мы рядом, —
заверил Хорхе. — И накажем их, коль повстречаем! Обязательно! Их ждет
достойная 
кара. 
Всякое 
безнаказанное 
преступление 
порождает
многочисленные новые.
— Но как освободить моего брата Матео Луке? Варвары посадили его
в клеть и возят по Ямайке в усладу черни. У нашей матери отнялись ноги.
Жена брата не знает, как дальше жить! А у них шестеро детей!
— Обещаю, — решительно начал де ла Крус, — как только захвачу
первого же капитана из пиратов, обменяю его на вашего брата! Их дикий,
действительно достойный варваров, поступок ясно доказывает насколько
сегодня Ямайка и ее власти недалеко ушли от времен и проделок Генри
Моргана. И разум вложить в их головы можно только силой.
Пока де ла Крусу удалось потопить в бою пиратский бриг «Королева
Анна», захватить и обменять его капитана по прозвищу Полный Парус на
пуэрториканского капитана Матео Луке, генерал Корнехо на девяти
кораблях из эскадры Наветренных островов, с погруженною на них
тысячей солдат, в отместку разрушил дотла, — «сгладил с землей», как
говорил генерал, — английскую колонию Нью-Провиденс на Багамских
островах. Разрушить-то разрушил, однако порт и город очень быстро
поднялись из пепла.
С приближением ночи бриз перешел в крепкий ветер, и Хорхе убрал не
только кливера, но и ряд верхних парусов. Неровный полет кричавших чаек
явно 
предвещал 
наступление 
непогоды. 
В 
подобных 
случаях
перламутровое сияние луны, отрывавшейся от еще чистого горизонта,
щедро серебрило дорожку к борту корабля. Однако это не могло длиться
долго. Поднимавшиеся волны ломали путь к неведомому, таинственному
ночному светилу.
На мостик поднялся Добрая Душа. То ли ему показалось что-то не то в
выражении лица старшего помощника, то ли ради того, чтобы что-либо
сказать, он произнес:
— Мы с нашим капитаном выдержим любой из самых страшных
штормов!
— Скептицизм есть совокупность свойств, присущая лентяям. Я к ним
не отношусь, — спокойно сообщил Хорхе.
— Я обожаю нашего капитана всеми гафелями моего сердца!

— Объясняться в любви, Добрая Душа, лучше всего ее предмету. Я
люблю Педро не меньше, чем ты. И верю, что любовь есть оправданное
рабство.
Конечно, в этом конкретном случае не могло быть и речи о том, что сто
лет спустя заявит великий лирический поэт Италии Уго Фосколо: «Любовь
обещает счастье, но приносит нам боль». Поэт, конечно же, имел в виду
любовь между мужчиной и женщиной. А чувства тех трех мужчин
скрепляла дружба. Над головами каждого в любую минуту могла появиться
Костлявая с мечом в руках.
Так, собственно, и произошло через сутки после того, как шторм ушел
на север. Все, кто нес вахту, разом услышали тревожный голос марсового:
— Впереди фрегат! Несет красный вымпел! На всех парусах идет на
нас! Расстояние шесть-семь кабельтовых!
Успех громко залаял, и де ла Крус, моментально появившийся на
мостике, отдал команду:
— Свистать всех наверх! По местам стоять! К бою изготовиться!
Добрая Душа отсвистал свое и поспешил на мостик, к подзорной
трубе.
— По наглости это может быть только отчаянный рыцарь наживы
Эдвард Тич Чернобородый на своем бриге «Аве Мария». Однако перед
нами фрегат.
— Но он мог сменить корабль, — заметил Педро.
— И все же рискованно начинать бой в плотном окружении рифов.
— Однако, если это Чернобородый, второго такого случая может и не
представиться, — заявил де ла Крус. — Я давно ищу с ним встречи.
— Чернобородый из-за своих безжалостных, свирепых, явно
садистских проделок не сходит с языка жителей всех испанских поселений
Вест-Индии. Он для них — вызывающий ужас выходец из ада, — сказал
Хорхе. — Надо бы его наказать! И как следует!
Эдвард Тич Чернобородый, родом из Бристоля, прежде носил
фамилию Драммонд. Поначалу был корсаром, а потом решил, что это
занятие приносит ему малый доход, и стал пиратом. Ему потворствовал мэр
Нью-Провиденса. Когда порт и город были разрушены испанским
генералом Корнехо, Чернобородый стал действовать, имея своими базами
порт Нассо и остров Большой Кайман. Он отбил у английского корсара
новый фрегат и назвал его «Месть за „Королеву Анну“. Собственно,
Чернобородый искал возможность свести счеты с корсаром Педро де ла
Крусом.
При личной встрече с этим пиратом, прежде чем на себя обращала

внимание его пышная, кокетливо подстриженная смоляная борода, надолго
запоминались длинные, могучие, как у гориллы, руки и тяжелые, как у
слона, ноги. Обильная, густая борода была предметом особой гордости
Тича Чернобородого, отличавшегося жестоким и, как многие говорили,
«кровавым» характером. Он часто украшал свою бороду цветными
ленточками. Одно упоминание его имени действительно наводило
панический страх на любого испанского поселенца в Вест-Индии. Этот
английский пират не уставал придумывать самые изощренные пытки. Чаще
всего он сам лично применял их к захваченным испанцам, которых затем
обычно не оставлял в живых. Его неприязнь к испанцам носила
патологический характер.
Де ла Крус хорошо знал о разных причудах, а точнее, дурачествах
Чернобородого, которые он выкидывал, когда понимал, что перед ним
жертва — корабль и экипаж — слабее, чем его фрегат и ватага головорезов.
Во многих случаях его выдумки производили ожидаемый им эффект. От
страха несчастные теряли способность к сопротивлению. Излюбленным
приемом Тича был «дьявол во плоти», как его называли сами пираты.
Прежде чем взять жертву на абордаж и начать сражение, Чернобородый
запихивал в специально взъерошенные волосы головы и бороды длинные,
уже запаленные фигурные свечи. Изготавливали их из пеньки, смоченной в
растворе извести и селитры. Они медленно горели и отчаянно дымили.
Сознательно 
изорванная 
одежда, 
дикие 
выкрики, 
пересыпанные
нецензурными словами, производили на людей ужасающее впечатление.
Казалось, он воистину восстал из преисподней. Страха прибавляли
широкая портупея с тремя пистолетами со взведенными курками,
множество ножей, дага за поясом и две кривые сабли по бокам.
Конец беспределу и жизни Тича Чернобородого положили в 1718 году
подчиненные губернатора Южной Каролины Александра Спотсвуда. Один
из них — опытный военный офицер — в рукопашной схватке вначале
всадил в Чернобородого пулю из пистолета, а затем саблей отсек голову от
туловища. Спотсвуд вообще презирал уголовные деяния пиратов, а
Чернобородого, за нанесенные ему заочно оскорбления, считал своим
личным врагом. Потому Спотсвуд и устроил ловкую западню удачливому
пирату в небольшой бухте в Северной Каролине.
В тот же день встречи корсарского фрегата «Андреса II» с пиратом
дело происходило совсем неподалеку от Каймановых островов, и
Чернобородый, по всей вероятности узнав фрегат де ла Круса, с ходу
пошел на него в атаку. Было видно, что «Месть за „Королеву Анну“
норовит приблизиться, чтобы взять „Андреса II“ на абордаж. Педро

предпочитал вначале огнем своих орудий нанести необходимый ущерб
пиратскому судну и сбить спесь с его капитана и членов его экипажа.
Меркурий и его брат, командовавший орудиями бакборта, старались
изо всех сил. И у них получалось не подпустить сразу пирата к себе, тем
более что Педро весьма умело маневрировал своим фрегатом. Пушечное
сражение уже длилось более получаса, и у пирата было явно больше
повреждений в рангоуте и парусах, когда на расстоянии пяти кабельтовых
появился второй фрегат. И он нес на грот-мачте красный флаг. Ситуация
менялась, и положение для «Андреса II» сразу становилось более чем
роковым.
— Господь да помилует наши души, — зашептали губы Аугустина. —
Отец небесный, пошли им в паруса пагубного ветра!
И де ла Крус взмолился, хотя и по-своему: «Пусть охранит мой
корабль приязнь белокурой Минервы». Педро вспомнил строки из древнего
Овидия, хотя тут же в рупор, стараясь попасть в интервал между залпами,
прокричал:
— Ну, храбрецы, выходит, дело будет горячим! По всему видно, для
нас оно оборачивается не благополучно. Будем стоять до конца! Не
дрогнем, значит, — победим! А дрогнем, оставим здесь свои головы.
Победа принесет нам немало славы. Всем твердо стоять на своих местах!
Защищать себя и помнить о ближнем! И слушать мои команды!
Тут де ла Крус поглядел на Хорхе и, вместо всегда игравшей на его
лице решимости, увидел сомнение и услышал первый залп только что
подошедшего второго пиратского фрегата. Одно из его ядер начисто
разбило бегин-рей — нижний рей у бизань-мачты.
— Похоже, они затевают нечто очень серьезное против нас. Ты как
считаешь, Хорхе?
К принятию окончательного решения подтолкнуло рассуждение
Доброй Души, донесшееся до мостика со шканцев:
— Пятьдесят шесть пушек, скорее всего, против сотни вражеских.
Двести двадцать — пусть все мы храбрецы — будут атакованы с двух
бортов вдвое большим числом бешеных собак. Это на сей раз может
получиться для нас опасной игрой. А что касается меня, честно скажу,
порази меня молния, если уже пришел мой час умирать!
Де ла Крус, скрипя зубами, быстро оценил обстановку и, почувствовав
порыв попутного ветра, с капитанского мостика громко приказал:
— Отставить стрельбу! Лево руля! Гика-шкоты стянуть!
Рулевой проворно принялся перекладывать руль на ветер примерно до
положения «полборта».

Когда судно резко пошло к ветру, капитан отдал команду:
— Фока-шкот, кливер-шкоты раздернуть!
Старший по фок-мачте мгновенно повторил команду, и матросы
дружно отдали наветренный фока-шкот. Во избежание увечий, матросы
отдали шкот в последовательности от носа к корме и, отдав снасть, быстро
отошли в сторону. Судно послушно привелось, и грот вышел из ветра.
Матросы уверенно подобрали на грот-мачте грота-гика-шкот. Когда
подветренный угол шкота перестал заполаскивать и прямые паруса фок-
мачты под действием ветра легли на такелаж, обстенились, старший по
мачте прокричал:
— Фок на вантах!
Судно продолжало быстро уваливаться под ветер на новый галс. Ядра
обоих фрегатов уже не долетали до «Андреса II».
— Кливер-шкоты на левую! Стаксель-шкоты на левую! Гика-
топенанты перенести! — Голос капитана все больше радовал слух
матросов.
Старшие мачт зычно повторили команды капитана, и в их голосах
слышалась нескрываемая радость. Они, как и остальные члены экипажа,
все любили своего капитана и твердо верили в то, что он никогда зря не
станет рисковать и всегда сохранит им жизни. А с мостика неслось:
— Прямо руль!
Матросы быстро перенесли гика-топенанты грота и бизани. Судно еще
быстрее увалилось под ветер и стало набирать большую скорость.
— Бизань-гика-шкоты травить!
— Грот-гика-шкоты травить!
«Андрес II» послушно увалился до семи румбов, и де ла Крус
скомандовал о переводе прямых парусов на новый курс:
— На брасы левые! Фока-булинь отдать! Фока-шкот и фока-галс
отдать! Пошел брасы!
Первые пять миль «Андрес II» сдерживал свой ход из-за присутствия
вокруг опасных рифов, а затем он на всех оставшихся целыми парусах
уверенно ушел от преследования. На фрегате были убитые и раненые, в
борту его зияли две пробоины, был разбит один из орудийных портов,
искалечена пушка, убиты все три номера ее расчета, одно из ядер застряло
в мокром погребе, где хранилась провизия, был достаточно поврежден и
такелаж. Непременно следовало идти в ближайший порт, чтобы
довооружить судно.
Передав управление фрегатом Хорхе и указав курс на Гавану, Педро
только теперь ощутил необходимость прилечь и погрузиться в

размышления. Для людей, подобных де ла Крусу, размышление является
единственным отдыхом, который они себе разрешают.
В Гаване де ла Крусу пришлось потратиться на приведение судна в
порядок. Закрыли пробоины, восстановили потраченный рангоут,
проверили оснастку, установили артиллерийское орудие, приняли
необходимые боезапасы и снабжение по всем частям, пополнили склад
провизии.
Корсар, первым делом составив на имя губернатора для пересылки в
военное министерство Испании, вторую по счету положительную реляцию
по поводу храбрости, проявляемой в боях и добром, честном отношении к
подчиненным бывшего лейтенанта Санчеса, занялся комплектованием
экипажа. Как всегда, ему в этом деле активно помогал Добрая Душа.
Когда однажды де ла Крус подошел к группе молодых людей,
желавших поплавать на «Андресе II», то услышал слова старшего боцмана:
— Когда ветер тебе станет родным братом, солнце — матерью, синева
волн будет милее взгляда твоей невесты, а каждую снасть на судне ты
будешь считать как бы своей собственной, вот тогда и приходи к нам.
Парень ушел, а Добрая Душа представил капитану крепкого,
кряжистого матроса и сообщил, что этот плавал уже ряд лет на разных
кораблях. Педро решил проверить, что матрос в действительности знает.
— Что ты скажешь о постановке кливеров?
— Кливера — косые паруса впереди фок-мачты. Важные. При
постановке этих парусов в свежий ветер, чтобы кливер при подъеме не
«заполоскал» и его не повредило, прежде чем выбрать фал, следует стянуть
подветренный шкот. Выбирая фал, постепенно, по необходимости,
подтравливать шкот. Это снасть, которая растягивает нижние углы всех
парусов на судне. В это время старший матрос, хотя и не надо, но
обязательно орет во всю мочь: «Вытягивай назад шкотовый угол кливера!»
— Забавно, — де ла Крус улыбнулся. — Подходишь. Однако знай,
если будешь плохо плавать, через месяц спишу на берег.
— Спасибо за доверие. Не подведу!
В это время Добрая Душа отошел от говоривших, и тут же
послышался его недовольный крик:
— Разбей меня гром! Отсохни мои руки, если следующий раз я не
двину тебе по шее! Вместо работы ты разгуливаешь по шканцам! —
Добрая Душа принялся отчитывать матроса, который был недавно нанят на
фрегат старшим помощником капитана. При этом Хорхе не спросил совета
у Доброй Души. — Как ты, морской червяк, закрепил этот фал? При самом
слабом ветре он оставит утку, и будет беда! Исправляй дело, салага!

Когда старший боцман возвратился, де ла Крус спросил новобранца:
— Что скажешь? — И когда тот промолчал, добавил: — А как бы ты
поступил на месте старшего боцмана?
Кряжистый малый покраснел, но в следующий миг развернулся и что
было силы двинул Добрую Душу по плечу. Тот аж покачнулся, но
удержался на ногах и тут же рассмеялся.
— Правильно! Но учти, за твою такую оплошность я тебе двину так,
что на ногах не устоишь. Да еще отмотаешь лишних три склянки на вахте.
Так мы его берем, капитан?
— По твоей рекомендации еще ни разу не случалось оплошности. —
Де ла Крус сделал, вид, что не понял, почему боцман придирался к
матросу.
Ближе к вечеру на фрегат в гости к капитану пожаловали его давние
друзья Мария и Мигель де Амбулоди. Ужинали весело, потому как Мария и
Мигель были счастливы. Педро радовался, хотя и чувствовал, что Марию
так и подмывало что-то сказать ему, но она не решалась из-за присутствия
Хорхе, Медико и Меркурия. И он был прав. Уже перед тем как спуститься
по трапу в лодку, поскольку фрегат стоял на рейде, Мария зашептала на ухо
Педро:
— Иннес не перестает писать мне о вас! Как она вас любит! Заточить
себя, оградить от всего мира из-за любви к вам, милый Педро. Из-за любви
к мужчине, который не был в состоянии ответить ей взаимностью. Это
непостижимо! Женщина должна быть непостоянна во всем по отношению
к мужчине, но постоянна в любви. Иннес тому непререкаемый пример.
Сервантес написал книгу о Дон Кихоте, так вот, если б он жил сейчас, то
написал бы книгу и о донье Иннес.
Педро плохо спал ту ночь.
Когда на фрегате были закончены все необходимые для выхода в море
работы, Педро получил сообщение от губернатора, что английские пираты
вновь обнаружены в районе реки Белиз.
По пути к побережью, где река Белиз впадала в Карибское море,
погода заметно и быстро ухудшалась. Восточный ветер, уже в достаточной
степени крепкий, бодро заполнял все поставленные паруса и лихо гнал
судно вперед. Де ла Крус отдал необходимые команды тем, кто нес вахту, и
ушел к себе, чтобы побыть немного с Успехом, которого не видел с раннего
утра. Старший помощник же принялся декламировать: «Властвует над
океанами и морями Посейдон и морские волны послушны малейшему
движению его руки, вооруженной грозным трезубцем. Так пусть царь
морей не злится на нас».

Ближе к вечеру Педро вернулся на мостик. «Андрес II» приближался к
самому узкому месту Юкатанского пролива, где теплое великое течение
Гольфстрим начинало свой бег и где было природой разбросано множество
опасных подводных банок и коралловых рифов. «Тому, кто всем своим
существом не связан с морем, не понять нескончаемых его прелестей:
несравненной красоты, нежной ласки и дикой мощи, — размышлял он. —
Понять и оценить сладость музыки моря, его пьянящих ароматов дано не
каждому. Вот моей Каталине повезло. Она поплавала. Думает ли она сейчас
обо мне? Андреса я научу любить море! Вначале помогу ему понять суть и
сладость мелодий, что рождаются, когда волны накатываются на сушу.
Земля шепчет слова неведомого таинства. И шелест откатной волны,
отдавшей себя земле, чудодейственная сила, сообщающая земле особую
благодать».
Утром фрегат вошел в устье реки, и Успех сразу принялся дико лаять.
Его интуиция вызывала изумление у всех. Фрегат прошел всего три мили и
за небольшим поворотом ее русла столкнулся с фрегатом пушек в сорок, не
более, без опознавательных знаков на мачтах. На фок-мачте «Андреса II»
немедленно развернулось несколько флагов, которые запрашивали
принадлежность судна. В ответ с его палубы донесся звук боцманской
дудки, означавший: «Свистать всех наверх! По местам стоять! К бою
изготовиться!»
Де ла Крусу и не надо было отдавать приказа, как Добрая Душа
засвистел в свою дудку. Многие из членов экипажа, которые любовались
поросшими густым лесом берегами, бросились по своим каютам за
оружием.
— Разорви меня гранатой! Попади в меня ядро! Это фрегат
Душегуба! — закончив свистеть, прокричал старший боцман.
— Он ждет своей очереди. Не далее как в двух милях ниже стоит под
погрузкой небольшой бриг. Англичане! На палубе никого. Ушли на
шаландах за кампешевыми стволами, — отняв от глаз подзорную трубу,
сообщил Хорхе.
— Когда Душегуб с саблей в руке, а он с ней почти никогда не
расстается, опасно попадаться ему на дороге. В ярость он приходит часто и
тогда одним ударом разваливает тело бедняги надвое. Он считается самым
смелым и кровожадным человеком на Ямайке и на Багамах. Трусит, боится
только Чернобородого. У населения одно упоминание имени Говарда —
Человека-Кошки, вызывает бледность в лице и озноб в теле, — закончил
говорить Добрая Душа, а все, кто был на палубе, услышали слова
пиратской песни, доносившейся с английского фрегата:

Мы пираты — славный народ!
Знаем одно лишь — вперед и вперед!
Капитан — наш первый и главный герой.
За ним хоть куда, как пчелиный рой!
В бой! В бой! И победа за нами!
— Слышу пьяные голоса, — сказал Аугустин, стоявший у бизань-
мачты со своей мачтовой командой.
— Естественно! Они в простое. Работы нет, значит, надо пить, —
заметил Санчес со шканцев, где пребывал во всеоружии во главе
абордажной партии. — Ничего! Легче будет им уходить в мир иной!
— Предстоит принять бой! Всем по местам стоять! — прокричал де ла
Крус. — Лучших стрелков на марсы! Огонь по тем, кто на мостике!
Меркурий, залп картечью! Поднять абордажные сетки!
Сетки были установлены на «Андресе II» над фальшбортом, для
затруднения проникновения противника на те части судна, которые
неудобны для отражения атаки.
— Идем на свалку! Рулевой, право руля! — продолжал отдавать
команды де ла Крус, а над палубой пронесся радостный клич. Абордажная
партия была готова к рукопашному баю. — Приготовить абордажные
крючья! Рулевой, держать прямо на фрегат!
Бартоло принес и вручил капитану его личное оружие и шпагу.
Первый залп прозвучал со стороны противника, но урон от него был
незначителен. «Андрес II» шел к пиратскому фрегату носом, потому
многие ядра пролетели мимо. А вот оба точных выстрела Меркурия из
угонных пушек прервали песню пиратов и вызвали у них рев негодования.
Де ла Крус подскочил к штурвалу и сам развернул фрегат чуть боком.
Бомбардиры под началом брата Меркурия только и ждали этого маневра.
Дружный залп из орудий всего борта обсыпал палубу пиратов картечью,
нанеся им, собравшимся врукопашную отразить атаку корсаров,
значительный урон.
Борт «Андреса II» оказался крепче. Треск фрегата Душегуба вызвал у
него поток такой нецензурной брани, которая знакома лишь пиратам да
портовым грузчикам.
Сцепку молодчики де ла Круса провели не ударив лицом в грязь, и
сразу палуба Душегуба заполнилась до отказа людьми, разившими друг
друга на смерть. Санчес, понимая, что предстоит еще захватывать бриг,
отдал своим подчиненным приказ не столько брать в плен пиратов, сколько
вести с ними борьбу на поражение.
— Да поможет мне сейчас богиня разума Афина Паллада, славная дочь

Зевса, — серьезнее, чем обычно, произнес Медико и отправился в свои
лазарет.
Звуки выстрелов, скрежет сабель, ругань и нечеловеческие вопли —
все смешалось в ад, который только способны устраивать люди. Очень
скоро по толстым брускам ватервейсов заструились за борт алые струи.
Раненые и убитые лежали вперемешку. Де ла Крус не спускал глаз с
Душегуба, который не решался покинуть свой мостик. Наконец, когда
стало ясно, что пираты проигрывают и необходимо поднять их дух,
Человек-Кошка с саблей в руке, парой пистолетов за поясом и шпагой в
портупее сбежал на шканцы и тут же уложил двух молодых корсаров.
Педро перемахнул оба борта, предстал перед Душегубом и потребовал
бросить саблю и обнажить шпагу. Видя, что помощи ему ждать неоткуда, и
повинуясь старому правилу, Душегуб выхватил шпагу. Однако при этом
успел подмигнуть своему старшему помощнику. Де ла Крус не понял, на
что это намекал таким образом Душегуб, но времени тратить понапрасну
не стал. Не прошло и минуты, как Человек-Кошка был сражен. Тут же
следом послышался крик боцмана пиратов: «Спасайся, кто может!», и те,
кто еще держался на ногах, принялись прыгать за борт, рассчитывая на то,
что берег близко.
Видя, что Добрая Душа и Санчес делают то, что требуется, де ла Крус
вернулся на свой корабль.
— Сколько человек мы потеряли? — спросил капитан у хромого
голландца, который еще год назад плавал на отменном пиратском фрегате
«Утрехт», а ныне исправно исполнял обязанности помощника лекаря на
корсарском судне. После одного из боев Медико видел, как этот пират с
поврежденной ногой, не думая о себе, помогал своим товарищам,
страдавшим от ран, потому и испросил разрешения у де ла Круса
предложить голландцу перейти на их корабль. Тот подумал и согласился.
Теперь он был признателен и Медико, и капитану.
— В лазарете у нас двенадцать человек, но будет больше. Их
обрабатывает доктор Медико. Погибло четырнадцать. Убит и… —
голландец на миг замолк и опустил глаза, — убит, ваша честь, и славный
шкипер Аугустин. Он охранял вас со спины, поскольку Бартоло кого-то
доканчивал. Вы сражались на шпагах с капитаном пиратов, а один из
жалких негодяев — должно быть, второй капитан — хотел выстрелить вам
в спину. Шкипер прикрыл вас! Пуля угодила ему прямо в сердце. Тут как
раз Бартоло своей палицей и разнес череп мерзавцу. Он подло преступил
незыблемый закон.
— Да, так было положено прежде: когда сражаются два капитана,

никто не смеет этому мешать, — тихим голосом произнес де ла Крус, а
помощник лекаря почувствовал, как капитан глубоко страдает от потери
близкого его сердцу шкипера Аугустина.
Быстро расцепившись, «Андрес II» без боя овладел бригом, на котором
оказалось всего две дюжины англичан и немного загруженных стволов.
Закончив операцию, де ла Крус отправил на капитанский мостик
пиратского брига своего второго помощника с частью экипажа, поручил
командовать Хорхе захваченным фрегатом и поспешил с трофеями в
Гавану, прежде всего чтобы вручить тело Аугустина его родителям.
По прибытии в порт и сдаче двух кораблей генерал-губернатору де ла
Крус подал идею, которую сразу поддержали все члены экипажа. Каждый
отстегнул сумму, которую мог, чтобы родители Аугустина как можно лучше
похоронили его и затем поставили на могиле достойный памятник. К
похоронной процессии присоединились многие портовики и моряки с
других кораблей. Гибель корсара отметили и власти, установив постоянный
пенсион его престарелым родителям.
Добрав, взамен погибших, недостающих членов экипажа, де ла Крус
решил зайти на пару недель в Тринидад, чтобы повидать Каталину, которая
в сентябре ждала рождения ребенка, и побыть с детьми.
На подходе к полуострову Гуанаакабибес, за которым начиналось
Карибское море, Добрая Душа решил испробовать вновь принятого в
экипаж молодого рулевого. Очень тщательно, указав на всевозможные
ориентиры, боцман объяснил ему, где находятся в одноименном
полуострову заливе опасные рифы, и все же фрегат царапнул левым бортом
конец кораллового рифа, и «Андрес II» был близок к аварии. Добрая Душа
принялся дубасить нерадивого матроса. Чувствуя, что все обошлось лишь
испугом, де ла Крус пришел на помощь бедняге.
— Ты посмотри ему в глаза, Добрая Душа. Я вижу там не только
признание вины, но и просьбу о пощаде. Это его первый проступок. Двух
склянок на этот раз ему хватит.
Молодой рулевой метнулся к капитану с намерением поцеловать его
руку. Де ла Крус уклонился, а все услышали утверждающий вскрик:
— Клянусь, капитан, отдам за вас жизнь! — И матрос вновь стал к
штурвалу.
— Видишь, Добрая Душа, теперь он проведет корабль в любую
проушину.
Во второй половине дня задул встречный ветер, и фрегат пошел
переменными галсами по ломаной линии. Приходилось часто брасопить
реи на другой галс, потому большая часть матросов, работавших с

парусами, была на мачтах и на палубе.
Уже ближе к вечеру «Андрес II» был на подходе к островку Св.
Филиппа, сплошь заросшему мангровыми зарослями и окруженному
вереницами коралловых рифов, когда впереди по курсу показался фрегат
без каких-либо опознавательных знаков. Первым опознал пирата дока
старший боцман.
— Бросьте мои потроха на съеденье акулам, если это не злосчастный
фрегат Чернобородого! — прокричал с бака Добрая Душа. — Вы, капитан,
ждали этой встречи. Вот она! Теперь ему от нас не уйти!
Бартоло, услышав лай Успеха, гулявшего на баке, тут же прихватил все
положенное капитану оружие, вручил ему и отвел Успеха в каюту. Меж тем
де ла Крус в считанные минуты привел экипаж и фрегат в полную боевую
готовность. Уже с мостика он прокричал:
— Санчес, вас и вашу партию ждет слава! Не посрамите! Бой будет
жарким!
— Сегодня, чувствую я, обязательно должен благоволить нам стоокий
Аргус — олицетворение звездного неба, — заверил Хорхе и пошел к грот-
мачте.
Оба капитана — так оно и должно было быть — хоть и знали, что
предстоит абордажная схватка, начали бой с орудийных залпов. Следовало
нанести противнику некоторый урон, чтобы сбить пыл у его экипажа перед
началом абордажной атаки. Оба фрегата маневрировали, чтобы можно
было стрелять орудиями обоих бортов. Бой длился уже более трех
четвертей часа, когда случилось непоправимое. Хорхе в тот день руководил
командой, обслуживавшей грот-мачту, потому он и находился на шкафуте
подле нее. От прямого попадания ядра раскололся пополам и сорвался вниз
грота-штаг — тяжелая смоляная снасть, державшая спереди грот— и фок-
мачты. Одним концом снасть ударила по голове старшего помощника
капитана, и тот повалился на палубу. Туг же к нему подбежал Медико,
осмотрел голову и перекрестился.
Де ла Крус ощутил, как с болью сжалось сердце. В следующий миг
гнев стремительно охватил его сознание, и, повинуясь скорее ему, чем
разуму, капитан прокричал:
— Всем изготовиться! Стрелкам по вантам! Крючья вперед! Идем на
абордаж! — Следом отдал необходимые команды рулевому и на мачты, где
следовало переставить паруса.
Когда «Андрес II» нацелился на «Месть за „Королеву Анну“ и стал
стремительно приближаться к ней, многих корсаров прежде всего удивили
расшитый кружевами красный, явно голландский, кафтан Чернобородого и

плеть в его руках, которой он то и дело стегал своих подчиненных. Однако
Педро удивило другое: марсовые на пиратском фрегате переставляли
паруса, а сам фрегат начал стремительно отходить и именно в сторону
Каймановых островов. Оглядевшись, Педро увидел, что с востока к ним
приближается, как впоследствии выяснилось, испанский военный бриг
„Бегония“. Чернобородому сопутствовал ветер. А „Андресу II“ следовало
чуть развернуться и взять нужный галс.
В ту безысходную минуту Педро до боли в сознании захотелось стать
Медузой, змееголовой девой, от взгляда которой, по древнегреческому
мифу, люди превращались в камни. Фрегат Чернобородого явно уходил, и
Педро от отчаяния попытался было использовать последнюю возможность.
Потому и приказал Меркурию:
— Огонь по рангоуту цепными ядрами книпель!
Однако залп орудиями правого борта не принес ожидаемого
результата, «Андрес II» отстал и Чернобородому удалось уйти.
Капитан подошедшего брига сообщил, что не имеет возможности в
погоне за пиратом присоединиться к фрегату корсара. Де ла Крус же, после
гибели Хорхе, не нашел в себе сил преследовать Чернобородого в
одиночестве.
Других потерь на «Андресе II» не было, и Педро решил доставить тело
Хорхе его вдове, донье Кончите. Капитан распорядился уложить его тело в
цинковый гроб, единственный на корабле и предназначенный на случай
гибели капитана. В каюте Успех выл, не переставая. Он плакал.
В Тринидаде на пристани Каталина и донья Кончита сразу
почувствовали что-то неладное. Расцеловав обеих, Педро нежно обнял
донью Кончиту и с трудом произнес:
— У нас случилась беда. Погиб Хорхе, донья Кончита. Держитесь. Мы

жүктеу/скачать 2,55 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: