Глава 6
ПОХОД К ЮКАТАНУ
Как только «Андрес II» стал на якоря, губернатор Тринидада, как
всегда, первым пожал руку Педро де ла Круса и горячо его обнял. Корсар
на следующий же день сделал достаточно щедрый взнос в городскую кассу
и принялся знакомиться с сыном. Андрес хорошо знал своего старенького
дедушку, а чужого дядю, да тем более такого во всем внушительного, не
сразу признал за родного папу.
На дворе стоял жаркий июнь 1710 года, и у Андреса на левом глазике
выскочил ячмень. Домашний врач никак не мог с ним справиться и
говорил:
— Я предпринимал все, но… По ходу болезни, сеньор Педро,
извините, но весьма возможно предположить, что, к несчастью, это может
быть твердый шанкр. Прошу прощения, конечно?
— Да что вы, доктор? Откуда? Вы понимаете, что говорите? —
возмутился де ла Крус. — Надеюсь, этот свой домысел вы никому другому
не высказывали.
— Конечно, нет! Сами понимаете. Однако столь продолжительное
заболевание, стойкое к лекарствам, профессионала вынуждает думать обр
всем. Ртутная мазь, закладываемая за веко, компрессы из раствора борной
кислоты не вызывали образования головки с гноем. Обычно два-три дня, а
тут пошли восьмые сутки.
— Позвольте разобраться, доктор.
— Прошу вас, дон Педро, но я всегда к вашим услугам. — И эскулап
поспешил откланяться, а Педро понес на руках сына к причалам, чтобы
показать фрегат и объяснить, что красавец носит его имя, сына де ла Круса.
«Андрес II», один из лучших кораблей в Карибском море тех лет, стоял
на рейде. Отец развернул сына в сторону корабля и сказал:
— Смотри, какой красивый!
— Это твой, папа?
— И твой, Андрес! И ты станешь плавать и управлять этим фрегатом!
— Моле — холошо! X о л о ш о!
«А вот с глазиком у тебя плохо, родной. Что случилось? Неужели
доктор прав? Тогда я свой глаз отдам тебе, мой ненаглядный. Лишь бы ты
был здоров, — подумал Педро и ощутил впервые в жизни чувство
беспредельной любви отца к сыну: сердце оборвалось, взлетело, вновь с
нескончаемой нежностью легло на место. — Я все сделаю, чтобы глазик у
тебя прошел!»
И тут Всевышний словно услышал этот обет прославленного корсара.
По дороге к причалу спешили донья Кончита и Хорхе. Когда вчера Хорхе
прибыл, ему сказали, что донья Кончита зачем-то срочно уехала в Гавану.
Теперь они торопились, и оба радостно размахивали руками. Как только
друзья приблизились, Кончита, поздоровалась и первым делом поспешно
извлекла из сумки бутылочку с темной жидкостью и стеклянную трубочку.
— Педро, я еще в Англии знала, как следует лечить ячмень, когда он
выступает на детском глазике. Метод этот китайцы привезли в Англию
вместе с чаем. В Тринидаде ни у кого чая не оказалась. Вот я и побывала в
Гаване. Поверни Андреса так, чтоб личико смотрело в небо.
Донья Кончита опустила стеклянную трубочку в бутылочку, зажала
верхнюю часть, попросила Педро открыть больной глазик сына и
выпустила в него содержимое трубочки. Андрес сначала заплакал, но тут
же успокоился, заулыбался. Донью Кончиту он знал давно, но вот то, что
незнакомый дядя — это его папа, ему сказали только вчера. Папа ему
нравился. Он был сильным и приятно отличался от других.
К общей радости всей большой семьи и, конечно же, домашнего
доктора, нарыв и покраснение прошли на третий день, а еще через двое
суток, казалось, глазик Андреса вовсе никогда и не болел.
Привыкнуть к негру Бартоло, который жил со всеми вместе в доме
дедушки, было куда труднее. Однако, когда Черная Скала в саду,
неподалеку от старого манго, приделал к ветке огромного авокадо
выстроганные им же детские качели, и Андрес принялся раскачиваться на
них так, что захватывало дух, и в доме появились кегли и шары, Бартоло
стал лучшим другом Андреса, очень живого и смышленого мальчика.
Однако годы брали свое в жизни отца Каталины. Дон Рикардо порой с
трудом поднимался с постели, а в конце июля слег и вскоре умер. От горя
плохо почувствовала себя и донья Марсела. Каталина не находила себе
места, хотя сумела собрать силы и энергию, чтобы взять в свои руки
ведение всего большого хозяйства отца. Каталина очень хотела родить еще
мальчика, а потом и девочку, но оба супруга правильно решили: раз
Каталина пребывала в столь подавленном состоянии, нервы ее были
взвинчены до предела, пока воздержаться от мысли о прибавлении
семейства. Тем более что в октябре почила вечным сном и донья Марсела.
Каталина неделю не могла прийти в себя. Вновь ее выручила добрая донья
Кончита, воспитание которой и познание жизни ставили англичанку,
превратившуюся в испанку, в пример любой другой женщине. Казалось,
Кончита знала все на свете и могла принять верное решение в любой
ситуации.
В ноябре 1710 года пришло предписание генерал-губернатора Гаваны
корсару Педро де ла Крусу немедленно выйти в Мексиканский залив. Там
вице-король Новой Испании малой эскадрой вооруженных кораблей,
стоявших в Веракрусе, не в силах был очистить район северного побережья
Юкатана от англичан и голландцев, нагло вырубавших в лесах ценные
породы деревьев.
Первым из европейцев увидел эти величественные своей тропической
красотой берега и познакомился, хоть и не сходил на берег, с населявшим
их воинствующим племенем индейцев майя Христофор Колумб,
совершавший в 1502 году в Америку свое четвертое и последнее
путешествие. Колумб первый доставил в Европу сведения о племени майя,
достигших достаточно развитой цивилизации, но которые при этом, однако,
прибегали к приношению людей в жертвы богам. Истинная история майя и
до сих пор покоится во мраке неизвестности. Испанцам, чтобы покорить
огнем и мечом майя, потребовалось более тридцати лет.
Все на борту «Андреса II», казалось, в том числе и Успех, ощущали
приближение непогоды. Опасные рифы у полуострова Сапата были уже
позади, но они знали, что южные прибрежные воды острова Куба в шторм
представляют собой для кораблей большую опасность. Поэтому де ла Крус
сам стоял на капитанском мостике и то и дело отдавал приказания то снять,
то удвоить количество работавших парусов. Необходимо было быть
предусмотрительным и в то же время спешить как можно быстрее достичь
мыса Сан-Антонио, чтобы войти в Юкатанский пролив.
За кормой восток мгновенно охватила темная ночь. Тяжелая, рваная,
иссиня-черная, во все небо, туча, из которой еще не извергались молнии,
настигала фрегат. Это означало, что следовало ждать и шквала.
В подобных случаях даже самый захудалый капитан должен был знать,
что маневренность и управляемость любого корабля находятся в прямой
зависимости от силы ветра и его направления, которые мгновенно могли
меняться при налетах шквалов. Этот же стремительно приближался с
наветра. И тут же прозвучала команда де ла Круса:
— Убрать бом-кливер, брамсель, грот-стень-стаксель и все топселя!
Убрать бизань! Держать курс бакштаг!
Фрегат легко увалился под ветер, скорость которого уже была не менее
тридцати-тридцати пяти метров в секунду. Палубу охватила кромешная
тьма. Были видны только сверкавшие за бортом серебром гребни волн. Они
перекатывались через палубу и надстройки, оставляя на них листья и ветви
деревьев, всевозможные недозрелые и гнилые плоды, лозы сахарного
тростника, внушительные пучки морских водорослей и даже обломки
кораллов. Одна за другой засверкали молнии, загремел гром, да такой силы,
что Педро подумал об Успехе, которого, хоть он и оставил его в своей
каюте рядом с Бартоло, такой грохот мог испугать до смерти.
Ураган же ревел всей силой своих свирепых мехов. Взбудораженные
природой волны-горы, в восемнадцать-двадцать метров вышиной, швыряли
судно, как ветер былинку. Людям становилось невозможно дышать.
Атмосфера была перегружена электричеством. Ветер еще усилился балла
на два. Теперь главной задачей капитана и экипажа было не допустить
критического крена фрегата, при котором он одним бортом мог бы
смертельным образом для себя зачерпнуть воды. Необходимо было
немедленно убрать главные, нижние паруса фок и грот-мачты. Но это было
невозможно! Не было на корабле такой силы, которая в ту минуту могла бы
это сделать. И тогда, жертвуя парусами, капитан отдал команду:
— Надрезать фок и грот ножами!
Не прошло и минуты, как главные паруса корабля превратились в
лоскуты жалкого отрепья. Оказавшись всецело в руках стихии, фрегат
погружался в пучину, но упрямо выныривал из нее и стремительно летел
вперед, словно бы подгоняемый феерическими ударами молний и
смерчами, низвергаемыми с неба в виде гигантских хоботов цвета воронова
крыла. У штурвала, приторочив себя ремнями к перилам мостика,
трудились сразу трое рулевых. Хорхе неустанно следил за их работой.
Педро, не отдававший ни одной ошибочной команды, как и все остальные,
с ног до головы обдаваемый морской водой, стоял на мостике, как
одухотворенное изваяние, и нет-нет, да и улыбался, непременно вспоминая
добрым словом мастерство французских кораблестроителей. Душой,
сознанием своим он знал, что выстоит и улыбкой отвечал рассвирепевшей
стихии. Хорхе подумалось, что если на сцене театра следовало бы
представить Духа моря, появившегося из пучины, чтобы сразиться с
разбушевавшейся природой, то Педро это бы блестяще удалось. Хорхе
гордился, что у него был такой бравый капитан и верный друг.
Де ла Крусу не менее, чем кому-либо другому, было хорошо известно,
что подобные ураганы на море в тех широтах свирепствуют не более
нескольких часов кряду. И незначительное снижение силы громовых
ударов и небольшое просветление в туче, висевшей плотным черным
шатром над судном, порадовали капитана. Вместе с тем, хоть «Андрес II» и
оставил уже позади опаснейшие рифы Сан-Фелипе, соприкосновение с
которыми при такой погоде непременно бы разнесло фрегат в щепы, угроза
быть вынесенным на песчаные отмели полуострова Гуанаакабибес
оставалась.
Всеобщий вздох облегчения наступил, и даже раздались отдельные
крики ура, когда, прежде словно впивавшийся в судно, черный хобот
смерча отвернулся, ушел на север. Сразу посветлело, и немедленно
прозвучала команда:
— Полный лево руля!
Фрегат несло на Голландский мыс, а до выхода в Юкатанский пролив
оставалось еще миль семь. Совсем стало легко на сердце корсара, когда на
траверзе по правому борту показались уступы мыса Сан-Антонио, а в небе
сквозь тучу — проблески света. Чтобы привести в более или менее
достойный порядок судно, потребовалась авральная работа семи вахт.
Помимо прочего урона, экипаж потерял трех матросов и одну из
ретирадных пушек, которая, сорвавшись с крепления, разнесла часть борта
юта и нырнула в пучину.
«Андрес II», как бы стряхнувший с себя тяжесть, принесенную
внезапным ураганом, бодро шел к порту Веракрус. Пройдя Юкатанский
пролив, фрегат повстречал двухмачтовую шхуну, капитан которой
попросил помощи. На шхуне имелись тяжелораненые, которым Медико и
лекарь оказали помощь. Ранним утром шхуна, которая везла из Гаваны в
Панаму для дальнейшей транспортировки в Перу бочки с ромом,
подверглась нападению пиратского брига «Отважный». Экипаж шхуны не
был в состоянии оказать сопротивление американским пиратам, и все же,
требуя выдачи всех наличных денег и драгоценностей, пираты кое-кого
подстрелили и поранили ножами. Забрав все, что им понравилось, они
вынудили матросов шхуны перегрузить на свой бриг все двести бочек рома
и ушли.
— Я знаю их повадки! И я укажу, где их следует искать, — уверенно
заявил Добрая Душа. — Впереди, совсем неподалеку есть островок Перес.
Они укрылись в одном из его заливчиков и пьянствуют. Лопни моя печень,
если это не так!
— Ну что? — спросил де ла Крус капитана шхуны. — Пойдете с нами?
Если найдем пиратов, все, что у вас отняли, и все еще не распитые бочки с
ромом вернем на шхуну.
Однако груз был застрахован, а найти пиратов было проблематично, и
потому капитан решил возвратиться в Гавану. Фрегат корсара поспешил к
островку Перес. Добрая Душа, как обычно, не ошибся. Уже солнце
приближалось к горизонту, когда впередсмотрящий обнаружил пиратский
бриг, стоявший на якорях в небольшом заливчике. Фрегат подошел к бригу
без единого выстрела. На пиратской посудине обнаружили его присутствие,
только когда на ее борт полетели абордажные крючья. Впрочем, ни один из
пиратов не был в состоянии оказать какое-либо сопротивление. Многие
спали, кто в кубрике, в своих гамаках, а кто и прямо вповалку на палубе. Те
же, кто еще продолжал веселиться, еле держались на ногах и мало что
соображали. В стошестидесятилитровой бочке рома оставалось «напитка
счастья» на самом дне. Экипаж же на бриге состоял из более чем сотни
человек. Капитаном его был Кристофер Муди. На флагштоке его брига
ветер полоскал черный флаг с изображением черепа и под ним дикого
кабана, да еще с крылышками. Кабан в представлении пиратов почему-то
считался символом времени. Крылышки, должно быть, по мысли
американского англичанина Муди, означали, что его время летит вперед и
нет ему остановки.
Довольно неопрятный и давно не мытый капитан подал знак, и тут же
старший боцман вылил своему шефу на голову ведро морской воды.
— Все обезоружены и загнаны в свои кубрики, — доложил Добрая
Душа.
На палубе «Отважного» остались капитан, его помощник и старший
боцман. Все они плохо соображали, но еще держались на ногах. Старший
боцман у пиратов формально был третьим после капитана и его
помощника, однако довольно часто играл на корабле не меньшую роль, чем
сам капитан, и члены экипажа подчинялись боцману с большей охотой.
— Ну, так что, Кристофер, судьба подвела или присущая тебе
глупость? Однако время твое остановилось! Пора снимать с мачты
порожденный бестолковым воображением флажок, — начал разговор де ла
Крус. — Да вот только некому даже его и снять. Люди твои утратили,
утопили в роме разум. Добрая Душа, распорядись!
Боцман ловко стянул вымпел с черепом и кабаном с крылышками,
сорвал его с веревок и поджег.
— Сгорело твое время, капитан! — заключил де ла Крус. — И нет
возможности ничего начать сначала.
— Плохим время не бывает, а вот — ик — человек! Он и делает время.
У меня оно было неплохим!
— Все в этом мире зависит от интеллекта, и время человека в том
числе. Оно разное у разных людей! А ты обязан знать, Кристофер, — в
разговор вступил Хорхе, — что время справедливо и обязательно ставит все
на свои места. Вот и ты обрел свое — решетка, тюрьма. И хорошо, если не
виселица!
— Подождем, увидим! Зато я пожил! И пожил в свое удовольствие.
Глуп я только в том, что не поверил цыганке из Джексонвилля. Говорила
она мне: «Эти полгода не встречайся с испанцами. Большую беду принесут
тебе!» Не поверил. Сам виноват, что время мое приостановилось. Но вы,
королевские служаки, черви, что знаете вы в этой жизни? А я пожил!
— И кончил жизнь благодаря беспутной, разгульной, дикой страсти.
— Поведете в Веракрус? Тут, пожалуй, по пути не встретить
собрата. — И капитан Муди вынужден был наклониться через борт.
— Отдай необходимые распоряжения, Добрая Душа. Ночь проведем
здесь. Завтра на заре поднимем паруса, — заключил де ла Крус.
Тысячи флибустьеров и еще большее число пиратов преждевременно
окончили свои жизни из-за пристрастия к вину. Общеизвестен факт:
захватив Панаму, пираты там обнаружили несметные запасы спиртного.
Испанские отряды были рядом, и положение спас Генри Морган, сообщив
своим людям, что по приказу испанского губернатора в каждую бочку был
подсыпан яд.
В действительности главным врагом флибустьеров и пиратства был
алкоголь. Позднейшие исследователи без спора пришли к общему выводу,
что членов корпорации Береговых Братьев в большем количестве на тот
свет отправил алкоголь, чем их истинные противники.
Солнце уже заходило за горизонт, когда де ла Крус направился на свой
фрегат. Однако прежде Педро предложил:
— Капитан, прикажите вашему боцману вручить мне его дудку!
Де ла Крус знал, что дудка у Доброй Души была отменной, но ту, что
висела на одной из петель куртки старшего боцмана пиратского брига на
золотой цепочке, видно, отделывал отменный мастер и из чистого серебра.
Педро трижды перехватывал внимательный взгляд Доброй Души,
обращенный на эту диковинку, потому и забрал пиратскую дудку с собой.
На фрегате, перед тем как пожелать всем спокойной ночи, Педро подарил
шедевр Доброй Душе.
Генерал-губернатор весьма важной провинции для существования
вице-королевства Новой Испании (Мексики), которой принадлежал
главный порт, пребывал в восторге от доставленных в Веракрус ста
девяноста девяти бочек первоклассного кубинского рома. Полсотни бочек
он отправил в подарок в Мехико вице-королю, а остальные пустил в
торговлю. Не прошло и суток, как поголовно все портовые таверны и
кабачки принялись наперебой предлагать морякам с «Андреса II»
перекусить у них бесплатно, хотя все корсары на задержании брига пирата
Муди хорошо заработали. Де ла Крус, Хорхе и Медико были приглашены
на обед в дом генерал-губернатора.
— Вы, сеньор Педро де ла Крус, пришли к нам как нельзя вовремя! —
с воодушевлением говорил генерал-губернатор. — На Юкатане
совершается открытый грабеж! Там англичане и голландцы беззастенчиво
воруют «пало де Кампече». Дорогим кампешевым деревом в Англии и
Голландии украшают не только королевские дворцы, но и все плутократы
свои жилища. Цены на эту древесину высокие и здесь развелось воров, как
по весне муравьев.
— Пираты и грабители далеко не муравьи, — заметил де ла Крус.
— Они особенно хозяйничают в Лагуне-де-Терминос. Залив укрыт
двумя мощными косами. Сразу за островком Королевский Пор, в залив
впадают реки: могучая Усумасинта и менее полноводная Канделария.
Одновременно хозяевами они себя чувствуют и в районах Лагуны-дель-
Кармен и Лагуны-Коапа. А бюджет Испании скудеет. Современные пираты
стали совсем иными и действуют куда наглее и находчивее.
— Это объясняется тем, что еще с конца XVII века здешние пираты
набираются в основном из числа жителей новых английских поселений.
Это Джексонвиль, Чарлстон, Бостон, Ньюпорт и Ямайка, Барбадос,
Багамские острова. Они уже не прежние англичане, знают испанский язык,
изучили нравы и обычаи испанских поселенцев Вест-Индии. Знают нашу
психологию.
— Да… — многозначительно протянул генерал-губернатор. —
Багамы? Там сейчас находится в заточении, — говоривший подумал, стоит
ли об этом сообщать капитану, но затем решился, — вице-адмирал Гомес.
Он шел из Испании, чтобы пополнить состав эскадры Наветренных
Островов. На хорошо вооруженном галеоне. Но…
— Молод и заносчив. Самовлюблен! — вставила жена губернатора.
— Да. похоже. Дело близилось к вечеру. Вице-адмирал с капитаном и
старшими офицерами в кают-компании играли в карты. Никто не заметил,
как к борту галеона подошел пиратский бриг «Фортуна». Им командовал
капитан Том Патерсон. Сотня головорезов против трех сотен испанцев и в
том числе солдат. Все были вмиг разоружены, а галеон доставлен на
Багамы. И почему-то не Гаване, а мне с адмиралом Гонсалесом поручено
вызволить Гомеса из плена. Сплошная головная боль. Что с того, что
адмирал Гонсалес со всей своей эскадрой пойдет на Багамы? Прежде всего
надо определенно знать, где точно находятся Гомес и галеон. А потом, это
же будет страшное морское сражение. И нет уверенности, что мы его
выиграем на море.
— Я вас выручу, сеньор! И вы будете мне дважды благодарны!
Уверен, — решительно заявил де ла Крус.
— Буду вечным вашим должником! — Хозяин подал знак слугам
наполнить бокалы. — Вы мне нравитесь, де ла Крус. Я верю вам!
— Так слушайте! Вы предложите губернатору Багам обменять Гомеса
и галеон на приведенного мною к вам капитана Кристофера Муди и его
бриг. Придется, правда, доплатить немного. Галеон стоит дороже. Однако
это верный шаг.
— Вы мой спаситель, Педро! Век не забуду! Дайте, я вас расцелую!
Жена генерал-губернатора не то чтобы заревновала, но тут же
попросила капитана корсаров:
— Милейший, расскажите теперь вы нам самую страшную историю из
жизни здешних пиратов. Пожалуйста.
Де ла Крус задумался — историй было много, но тут же принял
решение.
— Ближе к концу прошлого века в водах Вест-Индии одну из главных
скрипок играл французский капитан Жан Давид Но, более известный как
Олонэ. Бежавший преступник проявил талант в освоении мастерства
мореплавателя. Волевой и сообразительный, он не знал поражений ни в
боях, ни в делах. Многие перед ним преклонялись, другие — завидовали.
Олонэ слабостей в жизни не имел. Пользовался самыми красивыми
женщинами. С ними был щедр. Однако окончил свою мерзопакостную
жизнь нежданно-негаданно, в тропическом лесу. За неимоверную
жестокость в обращении с членами своего экипажа Олонэ однажды был
оставлен своими матросами один-одинешенек в непроходимом лесу, вдали
от берега. Естественно, капитан попал в руки индейцев. Ими оказались
самые воинствующие аборигены региона — индейцы хибаро. Они
Достарыңызбен бөлісу: |