Глава 3  ПЕРВЫЕ УДАЧИ «АНДРЕСА II»

плечу. А вот и некоторые имена наиболее отъявленных, оголтелых пиратов:
Сухой Порох, Эдвард Тич Чернобородый — наглый дьявол, беспощаден,
Джон Колч, Эдвард Лоу, Билл Белобрысый, Фиал Жак.
— Фиал — священный сосуд 
[94]
. Употреблялся еще в Древней Греции
для возлияний богам. Этот Жак — антихрист! Давно поставил свою жизнь
на кон. Взяв себе эту кличку, пошел против всего человечества, — это
пояснил шкипер Аугустин. — Вот нам бы с ним повстречаться.
— Американцы, — продолжил капитан, — юноша Питр Борн, старик
Майкл Рид и проходимец, жулик капитан Кид, который был корсаром, но
упал до того, что стал пиратом, и сейчас не стесняется грабить своих. Есть
и другие.
— У многих базы находятся в портах английских колоний на
побережье Северной Америки, — вставил Медико. — Англичане там
строятся, и потому эти пираты грабят беспощаднее других. Там все легче
сбыть.
— Все пираты одинаковы! Все они вне закона. Со всеми следует
кончать, — добавил бывший англичанин Хорхе.
— Да. Только теперь пираты воздерживаются совершать набеги на
города, действуют в море. Их не сравнить с Морганом, Олонэ и Дю Кассом
в прошлом. Этот, будучи тогда врагом Испании, как вы знаете, брал
Картахену. — Де ла Крус предложил жестом обслуживающему матросу
откупорить бутылки и разлить вино по бокалам.
Это вызвало общее оживление.
— Я знаю, что Дю Касс совсем недавно снова был в Картахене.
Теперь, однако, он со своими грозными кораблями охранял караван
торговых испанских судов от налета корсаров и пиратов Англии, —
сообщил шкипер.
— Нынешние пираты, однако, не только грабят, но и активно
занимаются контрабандой, подрывают экономику Испании. Одни рубщики
драгоценных лесов в Юкатане чего стоят, — заметил нотариус Антонио.
— Пираты — разнузданные, отвратительные морские разбойники.
Творят под своим черным флагом с черепом и костями беззакония и
жестокости. И я прошу каждого из вас во время рукопашного боя с ними
сдерживать меня. Прошу напоминать, что их следует брать в плен, а затем
судить и только тогда лишать жизни, — это заявил старший абордажной
команды Санчес.
Педро многозначительно поглядел на Хорхе, который поначалу был
против решения де ла Круса взять Санчеса на корабль.
— Сейчас я думаю, что никто из вас не станет возражать. Поначалу мы

сходим к берегам Юкатана. Затем через Багамы к Ямайке. Будем
контролировать выход английских кораблей с Ямайки, потому нам в
большей степени придется ходить неподалеку от Пуэрто-Рико и Санто-
Доминго. Прежде проверим, что творится у берегов Юкатана, и надеюсь,
что каждый из вас будет относиться к своим обязанностям с предельным
старанием. За это предлагаю выпить!
Фрегат своими мореходными качествами не переставал радовать де ла
Круса. Приближалась вторая ночь плавания. Капитан, перед тем как
отправиться спать, вышел на палубу, чтобы выгулять Успеха, и тут же
услышал, что на баке кто-то громко пел чудным голосом. То Аугустин
услаждал слух свободных от вахты матросов. Педро подошел к ним.
— Ты поешь, как Орфей, — очень по-дружески сказал капитан
шкиперу.
— А кто это?
— Фракийский певец, сын музы Каллиопы. Своим пением он
очаровывал богов и людей, умел укрощать не только диких зверей, но и
приводить в движение деревья и скалы.
— А корабль без ветра? — с хитрецой спросил Аугустин.
— Поплаваем вместе, поглядим! Желаю всем спокойной ночи, — и
отошел.
На следующее утро погода внезапно начала портиться. Несмотря на
октябрь, невыносимая духота уже с восходом солнца давала себя
чувствовать. Все на фрегате понимали, что приближался первый в том году
циклон. И шторм налетел внезапно. Сильный порыв ветра и в считанные
минуты затянувшие небо грозовые тучи, однако, не застали врасплох
находившегося на мостике старшего помощника. Он успел убрать все
паруса, оставив только марсели и фор-стеньстакселя.
Между тем фрегату следовало поспешить к ближайшему острову и
войти в устье реки, хорошо знакомой Доброй Душе. Там судно, надежно
защищенное высоким лесом от свирепых порывов ураганного ветра и
почти напрочь лишенное разбушевавшихся волн моря, смогло бы стать на
якоря. Об этом еще утром старший боцман говорил де ла Крусу, и потому,
как только на судно налетел первый сильный порыв ветра, капитан уже был
на мостике.
«Андрес II» приводился в крутой бейдевинд, когда прозвучала команда
капитана, который, ориентируясь на советы Доброй Души, стоявшего
рядом с рулевым, перевел судно на курс бакштаг правого галса и ввел
фрегат в устье реки. И сразу качка уменьшилась.
Судно замедлило ход, так как двигалось против течения. Выбрав место

поближе к берегу, поросшему густым лесом, капитан отдал команду:
— Убрать топселя, грота-стаксель и грота-стень-стаксель!
Фрегат продвинулся вперед еще с полмили, матросы выполнили
команду: «Лево на борт! Кливера долой!», и вслед прозвучала
долгожданная всеми команда:
— Отдать левый якорь!
Видимо, якорь сразу же сел в грунт, и канат травили как можно
быстрее. Под действием течения фрегат заметно терял инерцию. Убрали
нижнюю марсель и сразу отдали правый якорь. И он крепко уцепился за
дно. «Андрес II» несколько попятился, начал забирать задний ход, но
якорный канат натянулся, с него градом посыпались брызги, и судно стало.
Боцман прикрикнул, и сразу человек двадцать ухватились за канат левого
якоря и ретиво принялось его выбирать. Де ла Крус чувствовал неизбежное
приближение сильного дождя и потому торопил матросов. Следовало,
чтобы не намочить паруса, как можно быстрее убрать их «по-якорному».
Эта работа проводилась авралом, всем экипажем. Паруса следовало
закатать таким образом, чтобы попадание, влаги внутрь убранных парусов
было минимальным.
Ветер заметно усилился, и на палубу обрушился сплошной поток
крутого тропического ливня. Струи его под воздействием вихрей плясали,
но «Андресу II» и его славному экипажу этот первый шторм в сезоне и
потому, как правило, злой уже не представлялся страшным.
Фрегат был на подходе к порту Кампече. Неподалеку от него в море
впадало несколько рек. По информации, полученной в Гаване, именно по
их берегам англичане и голландцы разбили скрытые в лесах лагеря
рубщиков ценных пород деревьев. Большинство рубщиков были негры-
рабы. Регулярно к тайным становищам подходили небольшие военные и
торговые корабли, которые вывозили дорогую древесину в Англию и
Голландию.
Де ла Крус и Хорхе стояли на капитанском мостике и попеременно
осматривали горизонт в подзорную трубу. Рулевому помогал старший
боцман.
— Мой нежный друг Тетю, когда мы плавали вместе, как только
вспоминал пирата Генри Моргана, мы непременно — то было волшебством
— встречали пиратские корабли. — Лицо капитана подернула грусть, тут
же сменившаяся улыбкой. — И мы их побеждали! Веселое было тогда
время, хотя я с болью в сердце искал свою Каталину.
— Да, Генри Морган? Все такие люди кончают плохо. — Было видно,
что бывшему англичанину не очень нравился начавшийся разговор. —

Исчадие ада, изверг! Сделали адмиралом, затем и губернатором Ямайки.
Стал крупным плантатором. Беспокоился только о себе и своих доходах.
Бывших братьев по ремеслу и оружию принялся называть не иначе как
«канальями», «падалью», «смрадом», «опасным зловонием». В Лондон с
гордостью сообщал, что сам лишал жизни или передавал в руки испанских
властей для повешения некогда служивших ему пиратов — и английских в
том числе.
— Вот плохо и кончил, — сказал де ла Крус.
— Да! Ему было пятьдесят три. Интриговал и потому остался в
полном одиночестве. Умер на Ямайке от алкоголизма. Подумать только, и я
был среди пиратов. Слава богу, стал жить честным трудом.
— Не только! Ведете борьбу против них, но открыто, на равных.
Морган совершал святотатство, был страшным человеком! Потому море и
поглотило его могилу. — Добрая Душа расправил свою мощную грудь.
— И изувер Олонэ был Господом наказан по заслугам. Вы знаете, как
он у всех на глазах съел сердце захваченного в плен испанского капитана.
Однако тут вскоре его самого захватили индейцы, разрубили на куски и
изжарили на костре, — заключил де ла Крус.
В этот момент Хорхе, смотревший в трубу, произнес:
— Вы упомянули Моргана. Впереди английский корвет. Должно быть,
не более двадцати пушек. Пират. Нагружен так, что матросы могут мыть
руки в море через орудийные порты. На фок-мачте черный флаг.
Сопровождает шхуну, также груженную лесом.
Черный флаг с черепом и двумя большими берцовыми костями, иногда
с песочными весами под ними, иной раз и с фигурой кабана, возник у
пиратов Вест-Индии, появившихся на «международном» острове Тортуга
на смену собратьям по профессии — флибустьерам. Изобретателями флага
были французы, которые назвали свой боевой стяг joli rouge — изящный,
милый, красный, в смысле красивый. Англичане переделали эту фразу на
Jolly Roger — «Веселый Роджер».
В 1700 году одномачтовое судно «Poole», принадлежавшее военному
флоту Англии, тогда еще союзницы Испании, пребывало на траверзе
Сантьяго-де-Куба. Вблизи показался шлюп, который вел французский
пират Имануил Вайн. Этот поднял на мачте черный флаг с изображением
человеческого черепа с двумя перекрещенными большими берцовыми
костями и над ними — песочных часов. Обоюдная пушечная перестрелка
никому не принесла преимущества, однако, когда английский капитан
пришел в Сантьяго и представил губернатору рапорт, оказалось, что он
впервые засвидетельствовал рождение черного пиратского флага с

символами Смерти и Времени на нем.
— Вы как полагаете, Хорхе, капитан корвета отъявленный наглец или
недалекий человек? На что он рассчитывал, подняв в этих водах на мачте
черный флаг? — спросил де ла Крус.
— Рассчитывал на устрашение, однако захватим его сейчас и узнаем
точнее, — ответил Хорхе. — Вообще-то глупо было это делать.
Первый же выстрел, произведенный самим старшим бомбардиром
Меркурием из угонной пушки новейшего образца, пришелся в фок-мачту.
Она повалилась, как срубленная мачете лоза сахарного тростника, закрыв
огромным парусом половину палубы корвета.
Он попытался было развернуться боком, чтобы произвести в ответ
залп правым бортом, но Меркурий, получив приказ капитана, опередил.
Спаренные ядра, вылетевшие лишь из двенадцати орудий «Андреса II»
снесли напрочь оставшиеся мачты корвета, и он сразу утратил ход, потерял
управление и, по всей вероятности, капитан его уже не думал, как спасать
шхуну.
Шхуна, которая не несла на себе тяжелого вооружения, намеревалась
уйти, но предупредительные выстрелы и флаги, требующие сдачи на
милость победителя, выброшенные на мачте фрегата, сыграли свою
решающую роль. Сопротивление означало верную смерть, в то время как
сдача сохраняла надежду на жизнь.
Когда фрегат сцепился с корветом, его команда — это ведь были
пираты — во главе с капитаном попыталась оказать сопротивление, однако
отряд в сотню абордажных сабель, возглавлявшийся Санчесом, быстро
овладел положением. Бывший офицер испанской армии доказал, что умеет
командовать и действительно в сражениях с врагами Испании намерен
возвратить себе былую утраченную честь.
«Андрес II» взял на буксир пиратский корвет, а Хорхе с небольшим
числом матросов фрегата переместился на шхуну, экипаж которой был
загнан в трюмы. Шхуне предстояло идти в ближайший порт в кильватере
фрегата.
Этот небольшой караван вошел в залив порта Коацакоалькос под
радостные приветствия его жителей. Первым весьма поспешно на борт
корсарского фрегата поднялся оказавшийся в порту старший алькальд
Табаско, главного города провинции. Алькальд был до предела возбужден и
совсем не победой корсара. Не желая тащить на буксире корвет до
Веракруса, где находился губернатор, де ла Крус попросил алькальда
организовать присмотр и охрану захваченных им англичан и их кораблей.
Сам же Педро намеревался продолжить поиск английских и голландских

грабителей, орудовавших на юкатанском побережье.
— И не просите! У меня погибло много людей! Мне нужна ваша
помощь! В пяти милях отсюда в устье реки на берег высадилось не менее
полторы сотни английских пиратов. Их бриг ушел в море. Пираты рубят
кампешевое дерево. Я послал лейтенанта Аларкона во главе восьмидесяти
солдат. Он потерпел неудачу в сражении.
— Конечно, раз вы посчитали, что одного испанского солдата
достаточно, чтобы одолеть двух английских пиратов, — улыбнулся де ла
Крус.
Алькальд же побагровел, как солнце на закате.
— Вы позволяете себе рискованные шутки, капитан!
— Конечно, сеньор Альварес дель Валье, проигрыш сражения
лейтенантом Аларконом нельзя назвать шуткой. Однако, если я не получу
вашего согласия на организацию охраны захваченных мною в плен
английских пиратов и грабителей, то, естественно, никоим образом не
смогу оказать вам помощь. Скорее принимайте решение!
— Что вы торопите меня? Вы — нетерпеливы!
— А вы, как я вижу, сеньор алькальд, чересчур нерешительны, нервы у
вас взвинчены, и вы не в состоянии понять самую простую вещь. Если не
будет охраны захваченных мною кораблей, я не тронусь с места.
Мерзопакостный Морган любил говаривать: «Чем меньше нас, тем больше
нам достанется», а не кажется ли вам, сеньор алькальд, что чем больше нас,
Тем меньше их останется? Так что берите под охрану корвет и шхуну и
пусть ваш лейтенант как можно быстрее поднимется на борт моего фрегата
с солдатами, которые у него уцелели. Он ведь точно знает место, где нам
искать преступников.
Алькальд наконец согласился, и де ла Крус тут же отправил Аугустина
на шхуну вместо Хорхе, которому надлежало в случае высадки людей на
берег остаться на фрегате. На корвет главным был направлен Меркурий,
поскольку, как казалось не без оснований де ла Крусу, стрельбы из орудий
фрегата не предвиделось.
Как только в их поле зрения показался корабль с испанским флагом на
мачте, пираты прекратили рубку деревьев, взялись за оружие и заняли
оборону. Фрегат стал на якорь, спустил на воду все свои шлюпки, которые в
два рейса доставили на берег не менее ста пятидесяти вооруженных
моряков и солдат во главе с де ла Крусом. Брат Меркурия для устрашения
произвел по чаще, где скрылись англичане, несколько выстрелов
шрапнелью, и тут же лейтенант заявил де ла Крусу:
— Они уходят в деревню! Она не более чем в одной легуа отсюда.

— Что за селение? Большое?
— Нет. Жители индейцы и испанцы. Выращивают хлопок и сахарный
тростник. Два каменных здания: небольшая церквушка и большой дом
священника.
Это превосходно знали и английские пираты. Они организовали
круговую оборону, заперлись в доме священника. Отряд Санчеса довольно
быстро подавил оборону, а вот дом пришлось брать штурмом.
В плену оказалось пятьдесят семь англичан и восемнадцать негров-
рабов. Де ла Крус сразу определил предводителя. Им оказался сам капитан
брига.
— Вы прекрасно знаете, что ждет вас за это преступление. Виселица
— за грабеж чужого добра!
— No man's land, — заявил главарь англичан по-английски, хотя и
неплохо знал испанский и отнял кровавый платок от раны на шее.
— Как это ничья земля? — еще тяжело дыша, спросил де ла Крус и
сам же ответил: — Эта земля принадлежит испанской короне. Вы
вооруженный гражданин Англии, которая находится в состоянии войны с
Испанией. Вы побеждены в бою и заслуживаете виселицы. Однако я вас не
повешу. За вашу храбрость в бою. Передам вас и всех плененных властям.
— Лучше бы уж вы, победитель, сами предали нас земле, чем это
сделает трусливый губернатор. Прежде всласть поиздевается над нами. А
за что? За то, что мы трудились в нечеловеческих условиях, в поте лица
своего, чтобы заработать средства к существованию. Допустим, мы рубили
лес на чужой земле. Но его здесь столько, что на века хватит всем
испанцам. Да что я говорю? Каким всем испанцам? Лес, как, впрочем, и все
богатства этих земель, принадлежит королю-французу и алчным
кровососам — коммерсантам Испании. Они ничем себя не прославили,
никак не проявили себя с доброй стороны.
— А ваша королева Анна Стюарт? Она вас направляет сюда, она дает
вам возможность, как вы говорите, заработать средства к существованию.
Однако чем? Деянием уголовно преследуемым, — сказал де ла Крус и
подумал, что англичанин-то был во многом прав.
— Мы получаем жалкие крохи! Львиную долю прикарманивают себе
владельцы кораблей и торгаши. А еще больше прибирает к рукам королева!
Де ла Крус впервые слышал из уст пирата подобные речи и подумал
было отпустить раненного им англичанина и пленных под честное слово
больше не заниматься ни пиратством, ни контрабандой, но вовремя
остановил себя. Вокруг было столько глаз испанских солдат во главе с
лейтенантом, а значит, и столько же ртов.

Как только де ла Крус распорядился связать руки всем плененным и
вести их к лодкам, к нему подошел свояк Антонио.
— Педро, я замерил заготовленную ими древесину, поделил на
количество проведенных ими здесь дней, представил себе возможную
грузоподъемность английского брига и пришел к выводу, что их корабль
должен войти в устье не далее как через три дня, — нотариус Антонио был
доволен собой.
Педро его похвалил и сказал:
— При входе в устье есть небольшая коса, густо поросшая лесом. За
ней мы и подождем жадных до кампешевого дерева англичан.
Расчеты оказались правильными, и бриг с минимальным экипажем не
успел произвести ни единого
выстрела, как был сцеплен с «Андресом II». Бывший лейтенант
Санчес вновь проявил личную храбрость, умение командовать и сражаться.
В порту Коацакоалькоса прихода корсарского фрегата уже ожидал сам
губернатор Юкатана. Он выразил восхищение действиями де ла Круса, тут
же приказал взять под охрану прибывшие в порт новые трофеи корсара и
попросил его, вместе с отрядом пехотного капитана Алькала, очистить от
английских поселений берега полноводной реки Усумасинты. Пехотинцы
повели за собой фрегат на небольшой шхуне, где разместились две сотни
солдат. В первом же поселении, состоявшем из брезентовых палаток и
пальмовых шалашей, экспедиционеры встретили стойкое сопротивление.
Англичане предвидели появление испанцев и потому заблаговременно
отстроили из стволов кампешевого дерева забавные, однако и весьма
неприступные крепостцы. В первый же день сражения де ла Крус понял,
что можно потерять массу людей, но не добиться своей цели. Потому он
предложил капитану Алькале тактическую стратегию: разбить их отряд на
две части: одна атакует, а другая отдыхает, затем атакует вторая и так
круглые сутки. Англичане не смогут спать и вынуждены будут сложить
оружие. Так были взяты три крепостцы и разрушены три поселения.
Испанцы захватили более двухсотпятидесяти англичан и негров, две
английские яхты, две бригантины, небольшой французский сухогруз, три
кеча и одиннадцать смеков. Любопытно, что небольшие двухмачтовые кечи
в десять-двенадцать пушек и одномачтовые смеки были отстроены
английскими поселенцами не где-нибудь, а именно на Юкатане.
В большой порт Веракрус, одно из первых европейских поселений на
Западном континенте, основанное конкистадором Эрнаном Кортесом в
святую пятницу 21 апреля 1519 года, корсар де ла Крус прибыл как
победитель. Подобных трофеев, в виде захваченных судов, количества

заготовленных стволов кампешевого дерева и плененных англичан,
губернатор и жители Веракруса никогда прежде не видели и удивлялись.
Адмирал Антонио Ландеча, возглавлявший в ту пору базировавшуюся в
порту испанскую Эскадру Наветренных Островов, выдал де ла Крусу
похвальную грамоту и с его слов составил пространную хвалебную
реляцию морскому министру Испании. Чтобы полностью рассчитаться с
корсаром де ла Крусом, местный финансовый инспектор запросил нужную
сумму у вице-короля Новой Испании, пребывавшего в городе Мехико.
Заканчивался последний день из трех предоставленных капитаном
членам экипажа для отдыха на земле. «Андрес II» стоял на рейде прямо
напротив морской крепости Сан-Хуан-де-Улуа. Рядом красовались
крупный, однако тихоходный и неповоротливый галеон в три палубы и
недавней постройки фрегат, постоянно сопровождавший галеон в его
походах. В кают-компании ужинали де ла Крус, Хорхе, Аугустин и Санчес.
Отерев салфеткой губы и пальцы, разжалованный в прошлом лейтенант,
которого на фрегате за храбрость и мастерство в сражениях уже считали
своим, сказал:
— Давно хотел спросить, кто из вас может мне рассказать историю про
остров Тортуга и про пиратов с этого острова.
Де ла Крус поглядел на Хорхе, который хорошо разбирался в истории
Вест-Индии.
— Как место обитания определенных групп людей этот, впоследствии
в прямом смысле слова превратившийся в исчадие ада островок возник
лишь в начале XVII века. В основном отдельные мужчины, граждане самых
разных стран, ощутили тогда жизненную необходимость объединиться на
каком-нибудь свободном клочке земли. Там начать новую вольную жизнь,
никак не связанную какими-либо условностями, — начал, как всегда
обстоятельно, повествовать старший помощник капитана.
— А что это за люди были такие? — спросил Санчес.
— Да… люди? В основном то были бежавшие из тюрем и от
преследования властей за совершенные уголовные и гражданские
преступления, беглые рабы, авантюристы, искатели приключений,
потерявшие родной дом в результате вооруженных столкновений или
религиозных войн и даже колонисты — английские, голландские,
французские и испанские тоже. Эти последние, уже поселенцы на вновь
открытых землях, прогорели на выращивании табака. — Хорхе умолк в
ожидании вопроса, и он тут же последовал.
— Это как? При чем здесь табак? И почему прогорели?
— А потому, что на вновь освоенных англичанами землях Виргинии

он стал произрастать лучшего качества. Конкуренция! Будь она неладна…
Всем стало ясно, что в прошлом англичанин из знатной семьи
вспомнил нечто весьма печальное из его бывшей жизни.
— Так вот. Первоначальные жители Тортуги стали охотиться на
водившихся в изобилии в лесах острова диких свиней…
— А откуда эти свиньи там появились? — Теперь спросил
Аугустин. — Возможно, то были тапиры?
— Испанцы везли свиней на Кубу. Их корабль потерпел крушение,
шторм его выбросил на берег. Домашние животные разбежались, а затем
стали дикими. Их мясо вялили и коптили. Коптили в печах buccan. Их еще
придумали индейцы племени араваков. Со временем название печи
превратилось во французское boucan. Команды кораблей, проходивших
мимо и иногда заходивших в бухту за питьевой водой, провизией или
чтобы надежно укрыться от непогоды, со временем разнесли по региону
слух о вкусной, по-тропически вяленной кабанине, — пояснил де ла Крус.
— У меня, хоть только поел, уже слюнки текут, — пошутил
Аугустино.
— Однако многих не это потянуло на Тортугу. Распространявшиеся
слухи утверждали, что на Тортуге люди живут «без хозяина, кому
прислуживать, и без бога, которого почитать».
— Без хозяина — это хорошо, а вот как же без бога? — спросил
Аугустино.
Старший помощник не ответил на прямой вопрос, однако продолжил
свои воспоминания:
— На индейских пирогах жители острова стали совершать
«путешествия». Точнее говоря, то были набеги на близлежащие поселения,
существовавшие на других островах. Разбойники получили прозвище
буканьеров, как не трудно догадаться, от названия печи, в которой готовили
свою излюбленную пищу.
— Вы, милый Хорхе, расскажите, какими они были, — подсказал де ла
Крус.
— О да! Прежде всего, они никогда не мылись. Их короткие штаны и
рубахи всегда были измазаны кровью и салом. Они ели и спали на земле.
Столом им служил камень, а подушкой — ствол дерева. Крышей было
антильское небо, а любимым блюдом — сырой костный мозг убиваемых
ими свиней и коров.
— Не только! — возразил капитан. — А молочные поросята?
— Вскоре испанским властям надоели их набеги, — продолжил
Хорхе, — и были посланы войска. Буканьеры укрылись в лесах. Тогда

чиновники, которых хлебом не корми, лишь дай служить и угождать
властям, но которые не всегда принимают правильные решения, запретили
испанским судам заходить на остров Тортугу и торговать с его жителями.
И… вынудили их сесть на самые различные посудины под малыми
парусами и начать грабить своих же испанских колонистов на Кубе,
Ямайке, Пуэрто-Рико, Гаити. Вышло, что нерадивые чиновники
монархической Испании и породили флибустьеров, то есть новых пиратов.
Слово флибустьер произошло от измененного английского free-booter.
Буканьеры и флибустьеры под парусами, собственно те же пираты, как
Хенингс, Дрейк, Чернобородый, Филипп Лайн, Дамис, Белобрысый, Сухой
Порох и еще бочка резвых чертей. И вот сейчас появился еще некий
Бартоломей Роберте.
— Не скажите. Роберте — исключение, — пояснил де ла Крус. —
Прежде всего, он из дворян. О его галантном отношении к женщинам
складываются легенды.
— Ну да. Было и другое исключение, капитан по имени Даниель.
Большой оригинал! Он силой увез с собой в море священника, чтобы тот
читал положенные мессы его пиратам.
Тут вахтенный доложил, что на фрегат, в связи с его предстоящим
отплытием, прибыл капитан порта. Все дружно поднялись из-за стола и
вышли на палубу.
Уже к середине XVII века французы оказались на острове Тортуга в
большинстве, и на берегу глубокой и удобной гавани возник город. У входа
в гавань в 1640 году возвели неприступный ни с моря, ни с суши форт
Роше, вооруженный двумя дюжинами пушек. И появились, уже в полном
смысле этого слова, отъявленные морские разбойники, такие, как
Бартоломей Португалец, Рок Бразилец, Пьер Франсуа Легран и многие
другие.
Город на Тортуге процветал, и домашние пираты, ощутив свою
значимость и силу, почувствовали, что было бы не худо объединиться в
некое предприятие. Так возникла корпорация Береговых братьев. Первая
статья ее Кодекса гласила: «Нет трофеев, нет довольствия, нет оплаты за
труд». В другой статье говорилось, что каждый член команды пользуется
правом приема пищи два раза в сутки «в количестве, какое ему покажется
необходимым» и судовой кок «не должен отпускать капитану лучшую
порцию, чем самому последнему моряку на корабле». Решение, куда
отправиться на грабеж, принималось на общей сходке команды. Все
награбленное в результате набега или победы в бою на море складывалось
в кучу, затем делилось на соответствующие рангу каждого части. Никто не

имел права под угрозой жестокого наказания что-либо скрыть из
награбленного для собственного употребления. Членом Береговых братьев
мог стать любой, кто примет присягу и поклянется верой и правдой
служить интересам корпорации, не жалея своей жизни. Члены ее никогда
не задумывались над тем, стоит или нет делиться с другими. И делали они
это с подчеркнутым великодушием, хотя руки каждого в достаточной
степени были обагрены человеческой кровью.
Береговые братья были разобиженными, недовольными, а потому и
угрюмыми, твердой закалки людьми. Между тем в веселье и прожигании
жизни мало кто мог с ними сравниться. После удачных набегов или
захватов чужих кораблей, команда пиратов непременно выносила решение
отправиться отдохнуть и погулять то к французам на острова Гваделупа и
Мартиника, то к голландцам на острова Бонайре и Аруба. Чаще всего,
однако, пираты любили гулять у англичан на островах Барбадос, Сент-
Лусия и Антигуа. Особенно вольготно все же они гуляли в — как потом
окажется — проклятом богом, Порт-Ройале на Ямайке, где проживало всего
две с половиной тысячи жителей. Этот порт в основном держался на
тавернах, домах терпимости и торговых лавках, где продавались разные
красивые, порой по-детски привлекательные безделушки. Во всех местах
«отдыха» полученное в результате удачи добро проматывалось в считанные
дни до нитки, и только еще вчера свирепые и жестокие нелюди
становились кроткими, как овечки, до следующего набега или сражения, в
котором жажда наживы вновь делала их беспощадными.
Утром следующего дня «Андрес II» покидал Веракрус. Командир
форта произвел три холостых пушечных выстрела, галеон и все другие
стоявшие на рейде корабли подняли на мачтах флаги, выражавшие
пожелание удачного плавания. На душе у каждого члена экипажа фрегата
играла музыка, которую заказывали золотые дублоны в личных холщовых
мешочках. Но и оттого, что кораблем, на котором они служили, командовал
капитан Педро де ла Крус.
Еще прежде, чем без подзорной трубы можно было разглядеть вдали
очертания Гаваны, марсовый из своей люльки прокричал:
— Впереди по курсу ведут сражение два корабля!
Де ла Крус тут же появился на мостике:
— Все наверх! По местам стоять! К бою изготовиться!
Призывная трель боцманской дудки сливалась с топотом бежавших по
палубе матросов. Добрая Душа дул в дудку и размахивал кулаками, хотя и
твердо знал, что все будет как положено, без изъяна. Все вовремя займут
свои места. Меркурий попросил у капитана подзорную трубу. Поглядел в

нее, потер руки и сказал:
— Пошел к моим красавицам. Надо запаливать фитили.
Старший бомбардир был прав. Впереди, всего в двух милях от входа в
гавань, шел бой, странный в этом месте, и потому тем более «Андресу II»
предстояло принять в нем участие.
Причина же сражения двух кораблей перед самым входом в гавань
Гаваны действительно с трудом могла уложиться в здравой голове. Бывший
старший помощник известного в Карибах английского пирата Дженнингса,
капитан Жан Карпентье, у которого явно помутилось сознание, решил в
одиночку, очевидно наслышавшись о геройских подвигах Моргана,
захватить Гавану. Ему навстречу вышло сторожевое судно, и завязался бой.
Когда де ла Крус разглядел картину, то понял, что он вовремя подоспел.
Очевидно, более опытный капитан и сильнее вооруженный бриг пирата
брали верх. Однако, стоило Карпентье увидеть приближение испанского
фрегата, он тут же прекратил вести огонь и начал уходить. «Андрес II»
погнался за пиратом, в коротком бою овладел кораблем и доставил
Карпентье с его побитым бригом в Гавану. На следующий день, то была
суббота, капитан пиратов и с ним еще семнадцать членов его экипажа были
судимы и тут же на военном плацу, при стечении множества гаванцев,
повешены. Остальных пиратов предполагалось обменять на испанцев,
находившихся в плену на Ямайке. Новый губернатор Кубы дон Лауреано де
Торрес был бесконечно благодарен де ла Крусу, поскольку казнь пиратов он
записал как первую свою военную победу, и приказал доставить на борт
фрегата семь бочек рома. Де ла Круса же губернатор тщетно пытался
задержать в Гаване, чтобы продолжить праздновать победу. Педро, однако,
разрешил членам экипажа провести воскресный день в порту, многие с
радостью навестили своих родных и оставили у них мешочки с дублонами.
Но де ла Крус твердо заявил, что «Андрес II» непременно оставит Гавану
на рассвете понедельника. Причину такой поспешности знал только
старший помощник: капитан спешил к Багамам, чтобы там повстречаться с
Сухим Порохом и наказать его.
Шел второй день плавания. Яркое солнце, пребывавшее в зените,
пригревало. Зимы, как таковой, в тех местах не бывает, однако ветер в
январе случается прохладным. Старший помощник вызвал де ла Круса на
мостик.
— Педро, похоже, где-то рядом идет бой. Ничего не вижу, но слышу. И
выстрелы, и… музыку. Чертовщина какая-то.
Капитан сменил курс. Фрегат обогнул островок, густо поросший
высоким лесом, и внезапно столкнулся с впечатляющей картиной.

Небольшой бриг, в две дюжины пушек, не более того, с голландским
флагом и черным «Веселым Роджером» на грот-мачте стрельбой из орудий
принуждал остановиться испанское торговое судно. Звуки холостых
орудийных выстрелов при этом перекрывал невообразимый грохот.
Истошно и басовито звучали густые переливы духовых инструментов,
оглушающе рокотали барабаны, обнаженные по пояс, с красными платками
на головах пираты издавали неистовые воинствующие вопли, угрожающе
размахивали руками и стреляли из ружей и пистолетов в воздух.
Де ла Крус знал, что на иных пиратских судах имелись «музыканты», в
основном трубачи, барабанщики, реже скрипачи. Эти «артисты» во время
завтраков, обедов и ужинов ублажали слух пиратов. В минуты же
нападения, атаки на избранную жертву, одновременно с приказом флагами
«сдаться на милость победителя», эти «музыканты» во всю мощь своих
легких и инструментов исполняли боевые мелодии и марши, а то и просто
создавали немыслимый грохот, кагал. То была демонстрация силы с целью
навести страх на жертву, достаточно наивная, однако, как показывала
практика, во многих случаях оказывавшая необходимое психологическое
воздействие.
Де ла Крус чертыхнулся. Эта встреча явно нарушала его план,
откладывала встречу с Сухим Порохом. С захваченным кораблем и
пиратами следовало возвращаться в Гавану. Педро поглядел в глаза Успеха,
полные удивления от слышанной псом музыки, отправил его в каюту и,
увидев у трапа на мостик Меркурия, сказал:
— Шуты гороховые! Пустим ко дну!
Флаги на фок-мачте фрегата, требовавшие сложить оружие, тут же
заскользили вниз, а старший бомбардир помчался на пушечную палубу.
Обнаружив рядом словно вынырнувший из пучины фрегат испанского
корсара, пираты поразились, обомлели. Музыка внезапно прервалась, и на
палубе брига началась суматоха.
— Крепи шкоты! — неслась команда с палубы брига. — За утку! За
утку!
Пока их бомбардиры закатывали ядра в свои пушки, Меркурий
произвел залп всем бортом по корпусу брига, при этом половина ядер
орудий была направлена прямо в его ватерлинию. Бриг содрогнулся, стал
зачерпывать воду, сразу наклонился. Второго залпа не требовалось. Пираты
взревели. В панике не знали, что им делать.
— Ревут, как моржи! Не от злости, а от бессилия, — заметил с палубы
Добрая Душа. — Понимают, нечестивые, что боя быть не может, а смерть
близка. Бриг пошел ко дну. Не знают, будем ли их поднимать на наш

борт. — И, увидев как капитан согласно кивнул, продолжил: — Соберем и
выкинем на Багамах, только чтобы поняли и другим сообщили —
сражаться с нашим капитаном можно только тогда и тем, кто родились в
рубашках. Потеряй я мою дудку, если я не прав!
Когда пираты с затонувшего брига были подняты на борт, испанский
торговец приблизился к фрегату, и капитан прокричал в рупор:
— Тысячу благодарностей от восьмидесяти трех спасенных вами душ!
По гроб жизни будем помнить и молиться за вас! Да хранит вас Бог!
— А вас в этих водах — учтите на будущее — должен охранять
военный корабль. Не скупитесь! И живите как можно дольше! — ответил
де ла Крус и отдал команду поднимать паруса.
Корсар Педро де ла Крус знал лучше всякого другого, сколь опасны
для плавания кораблей воды вокруг Багамских островов, открытых
Колумбом и поначалу названных Лукайос. Особенно чреваты опасностью
были отмели, банки и мощные гряды коралловых рифов Старого
Багамского пролива. Вместе с тем «Андрес II» приближался к архипелагу
на всех парусах. Неподалеку от острова Элбоу фрегат встретил корабли
двух известных кубинских корсаров — Педро Гаттера и Матиаса Риоса.
Было видно, что оба спускались с севера, шли домой от берегов Северной
Америки. Оба судна легли в дрейф, поскольку капитанам надо было
повидать де ла Круса, и флагами попросили фрегат сделать то же самое.
Как только оба корсара поднялись ни борт, Педро тут же обратил внимание
на то, что Успех был совершенно спокоен по отношению к неизвестным
ему людям. Когда же капитана Карпентье, после захвата его корабля,
Санчес доставил на фрегат, Успех не находил себе места, рвался просто
покусать незнакомца. Однако эта встреча корсаров не была радостной. Оба
капитана не сумели догнать фрегат пройдохи английского пирата Тома
Морриса, давно уже осевшего в Бостоне. Он ночью умело сменил курс и
ушел.
Во время трапезы с бокалами вина зашел деловой разговор.
— Не так давно на море случился сильный шторм. — У Гаттера был
завидный бас, иногда столь необходимый капитану. — Два из трех
галеонов, шедших из Испании в Гавану и затем в Веракрус, наскочили на
коралловые рифы у острова Уотер-Кис. Оба затонули на мелководье.
Власти 
отправили 
туда 
специальный 
отряд 
профессиональных
ныряльщиков. На мысе Канаверал — вы знаете, на полуострове Флорида
— был отстроен огромный пакгауз для своза туда поднятых со дна моря
товаров.
— По глупости шибко умных начальников охранять пакгауз оставили

лишь пятьдесят солдат, — перебил своего друга капитан Риос.
— Это стало известно старому пирату Джону Аугуру по прозвищу
Кривой Нож. Он немедленно вознамерился поживиться, — вновь взял
слово Гаттер, а старший помощник Хорхе вспомнил, что знал об
английских пиратах, ставших американскими.
Первой принялась пригревать у себя пиратов Северная Каролина. За
ней тут же последовали Массачусетс, Пенсильвания и Бостон. Быстрое
развитие англо-американское пиратство получило не только по причине
человеческой жадности к обогащению чужим добром. Скорее более важной
причиной было то, что английская администрация с центром в Лондоне
выплачивала губернаторам вновь захваченных земель мизерное жалованье
и всегда с опозданием. Несмотря на это, уже к 1689 году английскому
военно-морскому министерству удалось подчинить себе в прошлом
свободных пиратов и начать получать с них определенную дань в пользу
королевства.
— Кривой Нож собрал на Ямайке и Барбадосе более трех сотен
пиратов и на трех фрегатах и трех судах поменьше прибыл не к месту
катастрофы, а к пакгаузу на Канаверале. — Теперь в голосе Гаттера звучала
злость. — Пираты увезли с собой товаров на сто семьдесят пять тысяч
дукатов. Да еще они по дороге между мысами Каточе и Сан-Антонио
завладели испанским торговым, судном, шедшим из Портобело в Испанию,
и обобрали его до нитки.
— И опять ошибка начальства! — Риос явно не боялся никого.
— По приказу губернатора в погоню бросилась вся команда
ныряльщиков, в том числе шестьдесят негров, обученных погружаться на
дно. — Гаттер явно не желал уступать свое старшинство. — А этого как раз
и ожидали пираты во главе с Томом Моррисом по прозвищу Морской Лещ.
Хорошо, подошли мы. Однако он первым заметил нас, поднял паруса.
Драпанул.
— И вам не удалось его догнать.
— Наступила ночь.
— А сейчас, друзья, между прочим, день, — дружелюбно произнес де
ла Крус, — и вам и никому другому не известно, что же сейчас происходит
на месте катастрофы. Предлагаю еще по бокалу за успех — и немедленно
туда!
Де ла Крус не ошибся. У находившегося неподалеку острова Уотер-
Кис, места затонувших галеонов, стояли на якорях три пиратских корабля.
Ныряльщики-негры добирали оставшееся еще добро. Между корсарами и
пиратами 
завязалось 
кровавое 
сражение. 
Только 
перед 
самым

наступлением ночи испанцам удалось взять верх. Из двух предводителей
пиратов остался в живых только Боб Смит Кривая Сабля. Корсары собрали
девяносто тысяч дукатов и захватили в плен более сотни пиратов и
девяносто восемь ныряльщиков-негров.
Захваченные в конце XV века испанскими конкистадорами земли в
Вест-Индии оказались куда более плодородными, чем земли Старого Света.
Первые поселенцы в новых заморских владениях уже в 1510 году занялись
интенсивными посевами сахарного тростника, дававшего невиданные до
того урожаи. Однако некому было их собирать. Местные жители, индейцы,
гибли не только от им незнакомого европейского оружия, но еще и в
большей степени от привезенных в Новый Свет невиданных прежде там
болезней. Рабочих рук не хватало, и спасительная идея пришла из Африки,
где рабство было привычным делом. Бесконечные войны между
африканскими племенами в основном ведь преследовали цель захвата
рабов. С другой стороны, негры не являлись поданными их величеств
королей Испании, а для юристов просто были «людьми, чуждыми
христианству». Они не являлись гражданами Испании, и потому
блюстители закона не несли перед неграми никакой моральной
ответственности. В 1518 году была выдана первая лицензия на торговлю
неграми. Они вывозились из Зеленого Мыса и Гвинеи. Получение
подобных лицензий быстро стало наиболее выгодным коммерческим
предприятием, которое, в свою очередь, породило контрабанду, но и
обогатило массу людей.
Наиболее удачливым пионером этого «благородного» предприятия
стал обитатель туманного Альбиона, оборотистый мистер Джон Хавкинс.
Ему немногим уступали голландец Корнелиус Жол и француз Жан Д'Анго.
Молодому купцу-жулику, сыну богатого английского судовладельца,
открывшего регулярные корабельные линии с Гвинеей и Бразилией,
известие, что испанцы с успехом импортируют африканцев для работы на
плантациях Нового Света, вскружило голову. Джону Хавкинсу, достаточно
знакомому с морским делом, сразу показалось предельно ясным, где он
может более чем прилично нагреть руки. То, что он станет пиратом,
контрабандистом, убийцей, и то, что люди его и он сам лично примутся
ловить негров при помощи лассо, — это англичанина не смущало. Уж
очень хорош был спрос на товар. Хавкинс нашел небольшую торговую
фирму — она очень быстро разбогатела, и ее президентом затем стал
король Англии Яков I (1566-1625). Пройдохепредпринимателю помогли
зафрахтовать три корабля: «Solomon» в сто двадцать тонн водоизмещения,
«Swallow» в сто тонн и совсем маленькое «Jonas» — всего в сорок тонн.

Хавкинс за хорошую плату пригласил на борт «Соломона» опытного
испанского капитана Хуана Мартинеса. Они ушли за товаром в Сьерра-
Леоне, где Хавкинс под дулами орудий отбирал негров с кораблей
голландских работорговцев. Вначале Джон приводил караван на Эспаньолу,
ныне Санто-Доминго, а затем и в Картахену. Продажность испанских
губернаторов и от рождения коррумпированных чиновников позволила
мистеру Хавкинсу баснословно обогатиться.
В 1568 году он успешно совершает очередной рейс, и сама королева
Елизавета I (1533-1603) с гордостью отдает распоряжение предоставить
Хавкинсу для охранения его трех новых кораблей английский военный
бриг. Флагманом каравана был «Minion», Им управлял сам Хавкинс.
Корабль «Judith» вел двадцативосьмилетний Фрэнсис Дрейк, который
начинал юнгой свое первое плавание, а с годами стал печально известным
пиратом, а потом и адмиралом английского флота. Трюмы тех парусников
были набиты несчастными неграми, в каждом по полторы сотни голов. На
корме брига читалось «Иисус из Любека». Похоже, англичане того времени
не ведали, что такое кощунство, — Иисус и торговля людьми! По дороге в
Вест-Индию за борт на корм акулам было выброшено до трети уже
мертвого «товара». Однако при этом по возвращении в Лондон с ящиками
золота, серебра, жемчуга, табака и мешками сахара Хавкинс получил
звание адмирала, и по его предложению английская корона приняла
решение положить конец испанской монополии на торговлю неграми. И
началась многовековая борьба в целях наживы на человеческой крови.
Только в период с 1671 по 1679 год — всего-то за восемь лет! — с судов,
торговавших рабами, было высажено на берега Нового Света двенадцать
тысяч африканских негров.
Так была начата торговля неграми-рабами, одна из наиболее
пакостных страниц истории, возглавляющая летопись неизмеримых
людских страданий.
Де ла Крус, уговорив обоих капитанов поделить между собой
захваченные трофеи на месте и его долю, положенную государственной
казне, вручить губернатору Кубы, тут же поставил паруса и пошел в глубь
Багамского архипелага.

жүктеу/скачать 2,55 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: