ЧАСТЬ III  КАПИТАН КОРАБЛЯ ЕГО

Глава 1 
МИЗАНТРОПЫ С ЯМАЙКИ 
Пора разрушительных циклонов на суше и зловещих штормов на море
сменилась ласковой, бархатной погодой. Покрывались свежей листвой,
зацветали плодовые деревья. Особенное дурманящее благоухание исходило
от апельсиновых садов. Природа, да и люди тоже, начинали забывать о
превратностях зимы, условной в карибских широтах Вест-Индии, однако
часто приносившей беды. Известный корсар из кубинского города
Тринидада Педро де ла Крус, прославленный за свои подвиги наградой
короля Испании Филиппа V, в полной мере отдохнул от прошлых опасных
для жизни дальних морских походов. Теперь он готовился отплыть в
коммерческих 
целях 
в 
Картахену-де-Индиас, 
богатейший 
город
заокеанских испанских владений. Храбрый корсар, который в поисках
увезенной в 1702 году английскими пиратами с Ямайки из Тринидада
любимой им Каталины, дочери состоятельного сеньора Рикардо де
Андрадэ, пять лет не на жизнь, а на смерть сражался с пиратами, теперь
был предельно счастлив. Он нашел Каталину! Они составили семью и с
радостью ждали прибавления семейства. Ликующая Каталина и ее мать,
донья Марсела, были охвачены всецело заботами о приготовлении всего
необходимого для появления на свет малыша или малышки. Дон Рикардо
де Андрадэ с возвращением домой дочери забыл о своих болезнях и с
радостью готовился стать дедушкой. Он и посылал де ла Круса на его
ходкой шхуне «Скорая Надежда», некогда принадлежавшей американскому
пирату Бобу Железная Рука, совершить рейс в Картахену.
В марте ночи наступали рано и до появления луны были темными.
Педро возвращался в полночь из дома корсара Васкеса. Как только де ла
Крус свернул с улицы Анимас на улицу Бока, чутьем, свойственным только
высокоорганизованным 
людям, 
ощутил 
присутствие 
опасности.
Человеческая тень стремительно отделилась от стены дома. Смертельная
сталь сверкнула в темноте. Педро успел отпрыгнуть, уклонился, мгновенно
выхватил свою шпагу, выкинув руку вперед, развернулся правым плечом. И
это его спасло, поскольку на миг прежде, чем Педро почувствовал, что
клинок его шпаги достиг противника, шпага того проткнула камзол,
разорвала рубаху и, пройдя вдоль груди, вспорола кожу ее до крови.
Слышно звякнуло выпавшее из руки оружие, которое могло стать
гибельным, и тело нападавшего опустилось на брусчатку улицы. Де ла

Крус выдернул шпагу из груди злоумышленника, поскольку понял, что ее
жало угодило прямо в сердце несчастного.
Вложив шпагу в ножны, поглядев в лицо поверженного, которое
оказалось ему совершенно незнакомым, и убедившись, что его собственная
рана не опасна, Педро, продолжая недоумевать и сокрушаться, быстрым
шагом отправился в дом алькальда Тринидада, капитана Себастьяна де
Калка. Власти, осмотревшие место происшествия, без труда убедились в
правдивости рассказа де ла Круса, на которого неизвестный напал на
безлюдной улице. Никому из местных жителей погибший не был знаком.
Выяснилось, кто он, лишь в полдень следующего дня с прибытием
очередного рейсового дилижанса из Гаваны. Де ла Крус получил письмо от
сына гаванского палача верного давнего друга Хуана, теперь известного
всей Гаване врача по прозвищу Медико, и официальный пакет от
начальника святой инквизиции. Как один, так и другой сообщали, что
Педро де ла Крусу грозила опасность со стороны сына того самого гранда,
которого Педро отправил на тот свет в 1703 году в ночном поединке на
улице Гаваны.
Еще утром, чтобы лишить дорогую сердцу жену ненужных волнений в
связи с происшествием и возможных ее причитаний по поводу его раны на
груди, Педро заговорил с Каталиной о том, как же все-таки они назовут
своего первенца.
— Если будет сын, как ты хочешь, то ты и дашь ему имя. Если родится
девочка, ее я назову. Согласен? — Каталина делала достаточно логичное
предложение.
Педро ответил не сразу. Казалось, он вспоминал о чем-то. Чуткая
Каталина ощутила это и спросила:
— Милый, я сказала что-то не так?
— Все так! Ты, как всегда, умница. Но я предлагаю сделать
наоборот. — И, увидев удивление на лице жены, он обнял ее и пояснил: —
Давно собирался тебе рассказать. В Гаване, когда я приобретал и снаряжал
корабль, чтобы на нем отправиться на поиски тебя, мне неоценимую услугу
оказала графиня Иннес де ла Куэва. У нее проснулось сильное чувство ко
мне. И я честно должен тебе сказать, дорогая, что не будь тебя, которую я
беззаветно, бесконечно любил и люблю, возможно, и я ответил бы ей
взаимностью. Но я сообщил графине о тебе, о том, что с тобой
приключилось, что я люблю тебя, и она поняла. Осмыслила, смирилась и
уехала в Испанию. Когда же плохой человек, генерал-губернатор,
состоявший на службе короля, но являвшийся его врагом, без причин
арестовал меня и навеки, казалось бы, заточил каземат, графиня Иннес

испросила поддержку самого короля, специально приплыла из Испании,
освободила меня. И я смог найти мою ненаглядную Каталину… Я многим
обязан графине. Она…
— Ладно, родной, милый, не говори мне больше о ней ничего. Она, эта
женщина, честный и мужественный человек. Я согласна, Педро! Девочку
назовем Иннес, а мальчику дадим имя в честь твоего друга Андреса
Девото.
— Разумница ты моя. Спасибо! А знаешь, моя драгоценная, он уже не
Девото, а вновь сиятельный граф Сепульведа. И, надеюсь, уверен, что
счастлив! — Педро прижал к себе Каталину и нежно ее поцеловал.
Не прошло и недели после этого разговора, царапина на груди уже не
беспокоила, как Каталина вновь приятно удивила и обрадовала Педро
настойчивой просьбой обучить ее мастерству фехтования. Для женщины
того времени это являлось непривычным, даже недозволенным занятием.
Педро, однако, не стал возражать. Со шхуны принесли нагрудники со
шлемами и шпаги. Каталина быстро научилась правильно держать для нее,
возможно, тяжеловатую мужскую шпагу, и Педро без промедления
принялся показывать своей ненаглядной половине основные позиции 6, 4, 8
и сложную 7-ю. С дополнительными, такими как 1, 2, и 5-я позициями у
Каталины поначалу были трудности, но она, с упорством влюбленной
женщины, осилила и их. С уколом прямым, с оппозицией в ответ на
прямой, с углом в кисть тоже надо было провести несколько повторных
занятий, а вот укол «захлестом» в руку Каталина освоила сразу. Мать,
донья Марсела, не переставала охать, хотя добрая бывшая наставница
дочери, донья Кончита, не уставала твердить, что Каталина способна
освоить все. Она же в ответ на охи и ахи матери лишь звонко смеялась и
поясняла ей, что ни в чем не хочет уступать своему Педро. Из пистолета
благодаря донье Кончите она уже давно стреляла не хуже мужа.
Шхуна «Добрая Надежда» была основательно загружена солидной
партией невыделанных шкур и объемистыми тюками табачного листа,
доставленного из района Вуэльта-Абахо, провинции Пинар-дель-Рио. Уже
тогда табак из Вуэльта-Абахо признавался, как и нынче считается, лучшим
в мире. Только потому из Вуэльта-Абахо американцы в начале прошлого
века вывезли к себе три парохода земли. Однако напрасно. Дело оказалось
не столько в земле, сколько в климате. На привезенной земле гринго стали
выращивать хороший табак, но не лучший в мире.
Кто был первооткрывателем табака, неизвестно, как неведомо, кто
первым ухитрился воспламенить огонь, кто изобрел колесо, порох и многое
другое. Однако истории известно, древние североамериканские индейцы

племени виннебаго утверждают в своих легендах, что семена табака были
вручены Богом первому человеку, с тем чтобы он, бросая их в огонь, мог
свои прошения, свои мольбы отправлять на небо в волнах дыма. Кое-кто из
просвещенных людей знает и то, что в Земном Раю табак уже существовал
и был тем растением добра и зла, тем самым запретным плодом, еще до
яблока, который сладок и который подтолкнул первых мужчину и женщину
на свершение первородного греха. При этом, однако, в священной книге
еврейского народа нет ни единого упоминания о табаке. Когда она
создавалась, о табаке ни в Европе, ни в Азии, ни в Африке ничего не знали.
И жители этих трех древних континентов не ведали о табаке ничего еще
добрых пятнадцать веков. До тех пор пока Кристобаль Колон (Христофор
Колумб) не открыл с обнаженным мечом от имени католических королей
Землю Адама, или Orbe Novo, Новый Мир. Славный мореплаватель увидел,
как индейцы Больших Антильских островов, коренные жители открытого
им нового материка, приветствуя его и его людей, как «пришельцев с
Неба», «детей Солнца», втягивали носом дым от листьев некоего растения
и приходили от этого в раж. Колумб первым и привез в Европу растение
семейства пасленовых — «прелестный подарок», как и сифилис, Старому
Свету от Америки! Однако истинным «отравителем» Европы, а затем и
остального мира, поскольку курение табака человеком, как и плохое
питание, изнурительный труд, стрессовые состояния, значительно
укорачивает его жизнь, явился английский барон, сэр Вальтер Ралей.
Тридцатилетний красавец, знаток морского дела, прославивший себя в
войнах и легко ставший любовником пятидесятилетней королевы
Елизаветы I, увлекаемый романтикой завоеваний, отправился в Новый
Свет. Там он для Англии открыл Северную Америку и в 1584 году основал
первую английскую колонию на берегах, которые в нынешних США
занимает штат Виргиния. Капитан Ралей в 1585 году впервые привез табак
в Лондон, где вся мужская часть королевского двора, как признак высшей
моды, тут же начала курить трубки. В Виргинии же в начале XVII века
начали расти, как листья на деревьях по весне, табачные плантации. Это
прибыльное дело вела из Лондона «Виргиния Компани», основанная
расчетливой английской королевой Елизаветой I.
Так возник интерес к табаку как к товару, как к предмету экспорта,
который очень быстро достиг колоссальных размеров, весьма возможно, по
доходности переплюнув золото.
К тому времени, когда по просьбе тестя, сеньора Андрадэ, наш
капитан Педро де ла Крус отправился на своей шхуне с партией табака в
Картахену, крупный коммерческий центр материковой Америки, табак

являлся наиболее лакомым кусочком контрабандистов многих стран мира и
прежде всего пиратов Карибского моря. Потому в те времена партии табака
и перевозились, как правило, на вооруженных судах.
И не без основания. На шхуне только было закончили обедать, как из
беседки грот-мачты марсовый сообщил, что по курсу видит шхуну без
опознавательных знаков. Педро и его старший помощник Хорхе
немедленно поднялись на капитанский мостик. Опытный старший боцман
Добрая Душа воспользовался подзорной трубой, но пришел к убеждению,
что прежде этой шхуны не встречал.
— Однако, намотай мои внутренности на брашпиль, если это не
пираты!
Такая встреча де ла Крусу на этот раз была совсем некстати, но он не
изменил своего курса. Скорее всего, это и заставило пиратскую шхуну
отвалить.
— Небось капитан на мостике отдал приказ: «Фока-рей на
фордевинд!» — сказал де ла Крус и внимательно поглядел на своего нового
старшего помощника. — Что вы думаете?
— А командир фок-мачты: «Фока-шкот, фока-рей, фока-булинь отдать!
На брасы, правые! Пошел брасы!»
— И я бы так точно поступил, — согласился де ла Крус и отдал
нужные распоряжения, чтобы увеличить расстояние между своей и чужой
шхунами.
— Когда реи фок-мачты займут требуемое положение, должна
последовать команда: «Крепить так брасы!» Когда же обрасопят все реи,
очередное предписание: «Фока-шкоты выбрать!»
А в это время на шхуне, которая увалилась до фордевинда, звучала
команда: «Грот и бизань на правую! Грота-гика-шкот стянуть! Завал-тали
травить! Бизань-гика-шкот стянуть! Завал-тали травить!»
Корабли разошлись, «Добрая Надежда» продолжила свой путь, а де ла
Крус остался доволен знаниями Хорхе.
Капитан де ла Крус не раз бывал в Картахене. Теперь, в начале апреля
1708 года, этот укрепленный порт и город уже достаточно отстроился после
его ограбления в феврале 1697 года «бригадой Санто-Доминго» в составе
семи новейших фрегатов и пятнадцати подсобных судов. Этой армадой
командовали капитан Жан Баптис Дю Касс и вице-адмирал барон Дю
Пойнт. Нападавшие французы — пираты с островов Тортуга и Санто-
Доминго (Гаити) и специально прибывшие из Франции солдаты, —
Франция в те годы враждовала с Испанией, — храбростью, обманом и
беспутством овладели добычей стоимостью сто миллионов долларов. Когда

Наполеон продал Соединенным Штатам Америки земли Луизианы, втрое
большие по территории самой Франции, она получила за нее всего
пятнадцать миллионов.
Картахена-де-Индиас, столица Новой Гренады, была для пиратов
весьма привлекательной добычей. Потому вход в ее закрытую гавань
охраняли форты Св. Креста, Св. Луиса и Св. Лазаря, а город —
воздвигнутая на холме крепость Св. Фелипе. Дю Касс и Дю Пойнт, во главе
1700 пиратов и солдат, еще до рассвета атаковали Картахену на лодках.
Крупнокалиберные 
орудия 
фортов 
и 
крепости 
с
двадцатичетырехфунтовыми 
ядрами 
оказались 
бессильны 
против
«муравьиной» флотилии. Губернатор дон Диего де лос Риос, чтобы
избежать разрушения Картахены, предложил Дю Кассу сдать город на
условиях, что мирные жители не станут подвергаться насилию, их
имущество будет сохранено, а церкви не будут разграблены. Город, в виде
контрибуции, обязывался из своей казны выплатить тридцать миллионов
франков. По тем временам то было огромным богатством. Крупную
денежную сумму, как старший в предприятии, получил барон Дю Пойнт,
который преспокойно отказался выдать Дю Кассу и его пиратам
соответствующую часть, как полагал Дю Касс, не менее двадцати
миллионов франков. Вице-адмирал поднял якоря своих кораблей и ушел.
Тогда пираты принялись грабить жителей Картахены. Соборы Св. Михаила,
Нашей Девы Росарио и Св. Девы Марии были опустошены. Позднее Дю
Пойнт все же поделился с пиратами, но выдал им лишь шесть миллионов.
Людовик XIV за тот «подвиг» присвоил капитану Дю Кассу звание рыцаря
Ордена Св. Людовика и произвел его в адмиралы.
Когда же испанский трон занял Филипп V, внук Людовика XIV,
адмирал Дю Касс стал исправно служить и испанской короне. Бывшие
враги стали его лучшими друзьями. Его принимали в Картахене как
высокого гостя.
Де ла Крус в Картахене только закончил продажу привезенного им
товара, как был вызван к губернатору. Тот, управлявший Новой Гренадой
последние пять лет, сообщил славному корсару, что агенты святой
инквизиции задержали в городе подозрительного человека. Им оказался
лазутчик, английский пират с острова Ямайка. Под обещание сохранить
ему жизнь, пират рассказал, что новый вице-губернатор острова,
ослепленный успехом нападения французов на Картахену десять лет назад,
решил вновь осуществить ее ограбление. Шпион собирал для того
необходимые сведения.
— Скажите, де ла Крус, вы много лет плаваете по здешним морям.

Вам что-либо говорят такие имена, как Дженнингс, Френсис Рейли и
Дампе?
— Еще бы! Очень даже! Это отъявленные английские пираты.
Последнего, Ненормального, прошлым августом я захватил. Он оказал мне
большую услугу и был отпущен. Твердо обещал прекратить разбой на
море, вернуться в Англию. Все трое страдали болезненной страстью
властвовать над другими людьми. От них, в прямом смысле, бежали их
собственные сограждане, которые затем селились на наших землях,
принимали испанское гражданство. С десяток таких англичан живет сейчас
и в моем Тринидаде.
— Вот как раз поэтому я вас и пригласил во дворец! Этот вице-
губернатор прежде решил снарядить малую экспедицию, напасть на
Тринидад, захватить «изменников» и казнить их. Скорее всего, если бедняг
захватят, то отправят в Лондон, где и четвертуют! Если пойманный шпион
не врет, то нападение на Тринидад намечено на середину апреля. Сегодня
тринадцатое число. Что скажете, де ла Крус?
— Сеньор Кордоба, я сейчас же поднимаю паруса! Спасибо вам! — И
де ла Крус поспешил оставить дворец.
Он еще не успел никому купить подарков, но теперь ему было не до
них. Уже стоя на капитанском мостике и отдавая приказания о постановке
полных парусов, Педро вспомнил историю острова Ямайки.
Одержав победу в гражданской войне 1642-1646 годов, обезглавив
короля Карла I и установив в Англии жесткую военную диктатуру,
«чистюля» пуританин сэр Оливер Кромвель задумал отобрать у Испании ее
богатые владения в Вест-Индии. Столицей будущих обширных заокеанских
английских поселений он обозначил Картахену-де-Индиас. В Вест-Индию
в конце 1654 года отправился флот в сорок два корабля, на которых плыли
три тысячи моряков и десять тысяч солдат. Командовали кораблями —
адмирал Уильям Пенн и армией — генерал Роберт Венейбл. Как ни
странно, уже силою в пятьдесят семь кораблей (к армаде присоединились
английские пираты), англичане проиграли испанцам первое сражение. Оно
имело место в апреле 1655 года, в борьбе за Санто-Доминго. Побитые, они
тут же, однако, напали на слабо заселенный и не имевший ни единой
крепости испанский остров Ямайка. Остров был открыт Колумбом во
время его второго плавания 3 мая 1494 года. Вместе с тем испанские
поселенцы острова оказали упорное сопротивление, и кровавые сражения,
уносившие многие человеческие жизни, продолжались до тех пор, пока,
после восстановления монархии и восшествия на престол Карла II, в 1660
году не был подписан в Лондоне мирный договор между Англией и

Испанией, по которому остров Ямайка стал принадлежать Великобритании.
Англичане основали там Порт-Ройяль, город и «свободный королевский
порт». Тогда-то в Вест-Индии и появились первые дома терпимости,
игорные дома, и очень скоро остров Ямайка, в отличие от свободного
острова Тортуга, стал «гнездом» только лишь английских пиратов.
Объединяясь во флотилии до двадцати и более кораблей, англичане
беззастенчиво грабили южные поселения Кубы, в том числе, уже в 1662
году, крупный город и порт Сантьяго, населенные пункты на полуострове
Юкатан, на побережье Никарагуа и островах Тринидад, Табаго, Пуэрто-
Рико и других. Когда остров Ямайка превратился в крупный центр
уголовного мира в Вест-Индии, порядочные англичане стали перебираться
на жительство в испанские поселения, принимали католическую веру.
Однако в начале XVIII века Ямайка оставалась гнездом английских
пиратов.
Рассвет застал «Добрую Надежду» на подходе к одному из первых
испанских поселений на Кубе, откуда в 1518 году конкистадор Эрнан
Кортес повел свои каравеллы на завоевание Мексики. Город Тринидад еще
не был виден в подзорную трубу, но де ла Крус в своем красном наряде уже
стоял на капитанском мостике, а вся команда была готова к боевым
действиям. Первые проблески дня позволили разглядеть три парусника,
стоявших на якорях как можно ближе к побережью. Сердце Педро
тревожно забилось, и находившийся рядом старший помощник капитана
Хорхе, совсем недавно еще помощник капитана пиратского брига Джордж
Астон, это почувствовал.
— Не успели! А сейчас?
— Что сейчас? — почти гневно произнес де ла Крус. — Идем на
них! — И отдал необходимые боевые команды.
В этот миг от борта пиратского фрегата отделилось белое облачко.
Звука не было слышно, но всем на «Доброй Надежде» было ясно, что
орудийным выстрелом подавался сигнал опасности высадившимся на берег
пиратам. Там местные жители, недавно по совету де ла Круса
организованные в роты ополчения, у выстроенных редутов на полдороге к
городу от залива Касильда вели огонь по наступавшим на них непрошеным
гостям. Пираты поняли сигнал и стремительно помчались к своим лодкам.
— Странно! Испугались нас, — заметил Педро и увидел по лицу
Хорхе, что и он удивлен. — Теряюсь в догадках. Однако что это их могло
подвигнуть на столь необдуманный шаг, напасть на город?
— Обыкновенная человеческая ненависть к тем, кому лучше! Все
очень просто! Бывшим англичанам у нас живется хорошо. Надо наказать!

Унизить!
Тут послышался голос марсового, и все сразу стало ясно:
— В двух милях за нами вижу три испанских корабля!
То были тяжелый галеон и два фрегата охранения. Де ла Крус в
подзорную трубу сразу определил, что фрегаты принадлежали испанским
корсарам, капитанам Томасу де Урибуру и Гаспару де Акоста. Они уже
несколько лет успешно сражались с пиратами вокруг Кубы.
Тот, кто был старшим в набеге, а это был сам вице-губернатор Ямайки,
отдал приказ уходить. Фрегат и бриг первыми поставили паруса, а шхуна
пирата Острого Ножа — ее узнал рулевой — замешкалась и потому
отстала. Де ла Крус начал ее преследование. Пиратское судно перешло
линию ветра, и его матросы проворно переносили на другой галс кливера,
стакселя и гика-топенанты. «Добрая Надежда» меж тем настойчиво
следовала за шхуной, словно они шли на одном шкоте. Де ла Крус отдал
команды садить фока-галс, выбирать фока-шкот и заводить фока-булинь и
собирался было отдать еще приказ, но увидел, как опытный рулевой и сам
уже принялся одерживать «Добрую Надежду» рулем, чтобы она, идущая на
ветер, не вышла из него.
На три холостых выстрела, предлагавших пиратам зарифить паруса и
сдаться на милость победителю, Острый Нож, как утверждал рулевой,
всегда пьяный, чуть развернул шхуну и ответил залпом ее правого борта.
Ядра не долетели до «Доброй Надежды». Оба судна уже миновали опасный
проход Бретон, от которого на север и юг тянулись мощные коралловые
рифы. Вдали справа показались очертания островов Синко-Балас. «Добрая
Надежда» вышла на параллельный курс шхуне, начала сближение с нею и
ее обстрел.
— Пусть дьявол опустит меня в ад, если я не отправлю на дно
посудину Острого Ножа! Остальных нам уже не догнать, — заявил де ла
Крус.
— Не лучше ли, мой капитан, не топить его, а взять в плен? — спросил
старший помощник.
— Жаль моих матросов. Сейчас нет у меня былой абордажной
команды.
— А вы поглядите на шкафут. Там все уже готовы идти на абордаж.
Они должным образом вооружены. И никто не мыслит, что вы можете
поступить иначе. Однако, мой капитан, это верно, прежде надо бы огнем из
пушек повредить мачты на шхуне пирата. Я как-то встречался с этим
Острым Ножом. Он — большой негодяй! Мне не мешало еще бы раз
свидеться с ним, чтобы плюнуть ему в лицо.

И тут, словно бы Всевышний услышал эти слова, одно из ядер угодило
прямо в ствол грот-мачты шхуны пирата. Мачта повалилась, и ее паруса
бессильно повисли на реях. Это не только сразу снизило ход пиратской
шхуны, но и, естественно, убавило боевой дух пиратов.
— Лево руля! Идем на абордаж! Всем по местам стоять! Вперед,
храбрецы! — Педро сбросил камзол на руки Бартоло, высокорослого,
мощного негра, верного слуги и друга корсара, получил от него пару
пистолетов, дагу, поправил пояс, на котором висела шпага, и
перекрестился. У де ла Круса было очень боевое настроение.
— Приготовить абордажные крючья! Рулевой, на свалку судов!
«Добрая Надежда» так быстро сцепилась с пиратской шхуной, что на
ней даже не успели поднять по борту абордажные сети. Храбрецы де ла
Круса свободно проникали на палубу вражьей шхуны, и в бой сразу же
вступали пистолеты, кривые абордажные сабли, интрепели — топоры с
клювами на обухе. Пираты сопротивлялись, но испанцы заметно брали
верх.
Острый Нож спрыгнул с мостика и тут же своей шпагой поразил в
спину одного из зазевавшихся нападавших. В тот же миг палубу пиратской
шхуны потряс победный, торжествующий крик испанцев.
Острый Нож узнал появившегося на спардеке в окружении его
ближайших помощников корсара де ла Круса. Педро выхватил шпагу. Им
следовало сразиться, но Острый Нож с остервенением разломил о колено
свою, и обе части с силой швырнул за борт.
— Тогда сдавайся, мерзкая тварь! — прокричал некогда англичанин
Джордж.
— Нечего кричать! Мои уши превосходно слышат, — скрипя зубами,
произнес Острый Нож.
— Зато голова забита дерьмом, сукин ты сын. — заявил Хорхе, и
смачный плевок его закрыл правый глаз пирата.
Острый Нож взревел, выхватил из-за пояса огромный тесак, но плеть
Бартоло, умевшего владеть ею, как никто другой, мгновенно обвила
запястье предводителя пиратов, и опасное оружие выпало из его рук. Хорхе
же прыгнул вперед и влепил Острому Ножу звонкую оплеуху. Пират от
переполнявшей его злобы, от бессилия опустился на колени. По его щекам
текли слезы.
— Повязать его и в трюм! — отдал приказ де ла Крус и прокричал по-
английски: — Всем, кто прекратит сопротивление, будет сохранена жизнь!
Сдам в Сантьяго, где вас смогут обменять.
Команда 
«Доброй 
Надежды» 
быстро 
овладела 
положением.

Обезоружила пиратов, уложила в мешки и отправила мертвых в пучину, а
живых загнала в трюмы. Де ла Крус забрал все имевшиеся на борту бумаги,
карты и драгоценности, отдал необходимые распоряжения, кому оставаться
на пиратской шхуне, поручил ее управление Хорхе и вернулся на свою.
Пиратов следовало отвести в Сантьяго-де-Куба и там сдать губернатору, но
де ла Крус спешил узнать, что же произошло в Тринидаде во время боя с
пиратами.
В это время к свалившимся шхунам приблизился галеон с конвоем. С
кораблей корсаров отсалютовали, приветствуя победу своего собрата, а с
галеона на шлюпке прибыл на «Добрую Надежду» вице-губернатор
Сантьяго. Это было кстати, и де ла Крус предложил ему забрать с собой
захваченную шхуну и плененных пиратов, с тем чтобы доставить их
губернатору. Высшее лицо Тринидада не обладало правом приема в казну
захваченного корсарами пиратского имущества.
Вице-губернатор, кому де ла Крус рассказал, что пираты с Ямайки
желали не столько пограбить город Тринидад, сколько захватить и увезти с
собой англичан, перешедших на сторону испанцев, однако, отказался вести
за собой пиратскую шхуну. Предлогом было то, что у вице-губернатора не
было с собой печати, которую следовало поставить на свидетельстве
получения от корсара захваченного им пиратского судна.
Тогда Педро, распрощавшись с важным испанским чиновником,
выкинул на грот-мачте флаги. Они предлагали старшему помощнику Хорхе
на расцепившейся уже шхуне Острого Ножа следовать за «Доброй
Надеждой», которая поставила паруса и легла на обратный курс в
Тринидад.
У причала в устье Гуарабо «Добрую Надежду» с пиратской шхуной
встречали восторженные горожане. Стоило де ла Крусу подняться на
причал, как его горячо обнял губернатор, весь обвешанный оружием.
Только он освободил корсара из своих объятий, тут же Педро с жаром
обхватил молодой человек со шпагой на поясе и пистолетами за ним. Педро
мгновенно ощутил родной запах, но в изумлении отстранился. Только тогда
он узнал и принялся целовать юношу. То была Каталина, которая
принимала участие в сражении.
— Ты ранена, девочка? — Педро указал на ее окровавленное плечо.
— Нет, мой любимый. Это ранило того, кто был рядом. Я помогла ему
оставить редут, передала жене.
— Но как ты решилась? Ты ведь в…
— Не волнуйся, будет мальчик и обязательно герой!
— Откуда ты знаешь, что будет сын?

— Знаю! Я каждый день ем артишоки. А ежели девочка, так вся
пойдет в меня. Такая же красивая и преданная. Но артишоки — будет
мальчик!
Все, кто был рядом, дружно рассмеялись, а поприветствовать своего
друга подошел Антонио Игнасио Идальго, не так давно плававший с Педро
нотариусом, а теперь терпеливо ждавший дня свадьбы с сестрой Каталины.
Когда с пиратской шхуны сошел Хорхе, которого с нетерпением
ожидала донья Кончита, он расцеловал ее и, подойдя к де ла Крусу,
произнес:
— Я преклоняюсь перед вашей hardiesse. — Старший помощник
употребил французское слово, означающее смелость. — Вы можете быть
примером любому капитану любого флота мира!
Через два дня «Добрая Надежда» и пиратская шхуна отплыли в
Сантьяго. Педро рисковал быть перехваченным английскими пиратами с
Ямайки. Потому де ла Крус и Хорхе провели свои корабли мимо острова
ночью. Все обошлось. Педро и члены его команды получили положенное
вознаграждение. На прощальном обеде де ла Круса чествовали как героя.
— При всем уважении к вам, потому как вам постоянно сопутствует
удача, должен признаться, что если б у нас были все корсары, как вы,
сеньор Педро де ла Крус, Испания давно бы с успехом покончила с
английскими и голландскими пиратами. Морской разбой не позволяет Кубе
и другим испанским поселениям в Вест-Индии обрести необходимый мир.
И от этого еще в большей степени страдает метрополия. — Губернатор
поднял бокал и все, с улыбками на устах, выпили за здоровье Педро де ла
Круса.
Морской разбой, пиратство, как разновидность воровства, возникло
сразу с появлением судоходства. В основе этого преступного деяния лежал
человеческий инстинкт. Он толкал завладеть чужим, тем, что
принадлежало другому. Пиратами — морскими разбойниками руководили
три основных мотива: алчность, то есть жажда наживы, желание одними
лицами владеть над другими, чтобы использовать в своих интересах плоды
подневольного труда, и захват состоятельных лиц с целью получения за них
выкупа. Все эти поводы и мотивы оставались незыблемыми на протяжении
веков. Эта преступная деятельность определенных групп людей веками
развивалась, получая в определенные исторические периоды не очень
открытую, но всегда весьма значимую поддержку властителей разных
государств, вторые в то же самое время были вынуждены защищать от
пиратов и корабли своей страны. Потому в начале XIV века в Средиземном
море, примерно за столетие до появления Османской империи, и возникло

корсарство. Корсар обычно являлся частным лицом, руководствовался
определенным сводом правил. Он, согласно патенту, выданному
властителем, главой государства, под чьим флагом корсар ходил, боролся с
пиратами и овладевал торговыми судами враждебных стран. За это корсар
и члены его команды получали определенную долю захваченного
имущества. С открытием Колумбом нового континента, чьи земли с
успехом осваивала Испания, у англичан, обуреваемых завистью, тоже
возникла идея поживиться за счет захвата территорий в Новом Свете. В
этих целях Англия снаряжала целые флотилии и отдельные суда корсаров,
которые отправлялись за Атлантический океан. Однако так устроен
человек, как только над ним нет присмотра — он проявляет слабину. В
данном случае англичане отличились, и их корсары чаще других, чтобы не
сказать поголовно, становились пиратами. Еще в большей степени этим
грешили на Востоке. Более других здесь проявили себя китайцы. Одним из
них был, например, коротышка Чинг Чилинг. В самом начале XVII века,
когда голландцы и англичане создали «Восточно-Индийскую компанию»,
этот отчаянный китаец поначалу мирно служил переводчиком. Он,
принявший 
католическую 
веру, 
исправно 
трудился 
в 
интересах
могущественной торговой фирмы, снабжавшей всю Европу прежде всего
шелком и фарфором. Однако вскоре Чинг Чилинг стал смертельным врагом
людей, сделавших его цивилизованным человеком. Он создал пиратское
«Содружество одной тысячи джонок» и тем самым поставил под угрозу,
существование в Азии чужеродной торговой компании. Сам он жил
неподалеку от Кантона в неописуемой роскоши, тщательно охраняемый
двумя десятками вооруженных наемников, граждан Голландии, бежавших
из этой страны от правосудия, и тремя сотнями негров, бывших рабов из
Макао. В 1661 году он уже был капитаном самого большого военного
корабля китайского императора, который считал морской разбой
уважаемым занятием, достойным настоящих патриотов. Чинг Чилинг
успешно занимался пиратством в пользу императора, однако как-то угодил
в плен к татарам и был ими казнен.
Прошло столетие, и центром морского разбоя на Дальнем Востоке, как
в свое время остров Тортуга в Карибском море, стали острова, лежавшие в
устье реки Кантон и прозванные голландцами Островами Воров. В наши
дни они находятся в районе нынешнего Гонконга (Сянгана). В 1807 году
беспощадным предводителем пиратов там был Чинг Ю. Он имел армаду,
состоявшую из семи эскадр. В каждую из них входила сотня уже более
крупных джонок, имевших на своих бортах до двенадцати пушек. Из
Англии, по указанию самого короля, с тем чтобы сопровождать английские

и китайские торговые суда в Великобританию, прибыли два линейных
корабля — «Фаэтон» и «Беллона» по шестьдесят четыре крупные и средние
пушки на каждом. Английский адмирал со своими дредноутами оказался не
в состоянии ликвидировать пиратскую армаду Чинг Ю, который на
протяжении многих лет невообразимым разбоем, неистовыми зверствами
над людьми, неуклонным требованием от родственников захваченных в
плен баснословных выкупов, держал в страхе огромную округу. Особенно
немилосердно люди Чинг Ю расправлялись с офицерами китайского
военного флота. К ним применялись необычайно жестокие пытки
садистского характера. Всевышний наконец не выдержал подобных
издевательств над людьми, и корабль, которым управлял сам Чинг Ю,
настиг сильнейший циклон. Истязателя со всей его командой и большой
джонкой поглотила пучина. Однако на смену этому извергу-разбойнику
пришел очередной, еще более свирепый Чинг, теперь уже Чинг Ши. Он
собрал еще большую армаду в восемьсот джонок водоизмещением каждая
в пятьсот тонн. На борту такая джонка уже имела до тридцати пушек, и она
могла принимать до трехсот пятидесяти душ. Чинг Ши командовал также
еще тысячью более меньших судов. Капитанами отдельных джонок были и
женщины, которых он посылал на самые опасные дела и которые сто очков
вперед давали мужчинам в применении изощренных пыток и издевательств
над плененными мужчинами. Этот пират был непререкаемым властелином
над прибрежными поселениями, в которых проживало до восьмидесяти
тысяч пиратов и пираток. Правда, при этом Чинг Ши установил в своем
разбойничьем царстве порядок, разработал строгие правила. Никто из
пиратов не мог отлучиться со своего судна без соответствующего
разрешения. Наказывали за это на первый раз дыркой в правой ушной
раковине, во второй раз дыркой в левой раковине, а в третий — дыркой в
голове. Все трофеи строго учитывались и делились в зависимости от
табели о рангах. Строго запрещалось бесчестить захваченных в плен
женщин, хотя они и признавались рабынями. Те же из них, которые не
подлежали выкупу родственниками, затем продавались пиратам в жены за
цену, равную шестидесяти-восьмидесяти нынешним долларам США.
Вторым лицом в армаде Чинг Ши был, одновременно являясь его
любовником, некий Чанг Пау. Под его давлением Чинг Ши со всем своим
огромным флотом перешел на службу императора Китая и, сделавшись
мандарином, как в свое время Генри Морган адмиралом, стал одним из
приближенных императора.
Нелишне повторить, что бесчеловечность, жестокость пиратов как
Тихого, так и Атлантического океанов по отношению к мужчинам,

женщинам, старикам и детям обуславливались условиями жизни, средой
эпохи. Убийство плененных и заложников и изысканность пыток,
применявшихся в поисках богатой добычи, совершались определенными
людьми, не признававшими ни бога, ни общечеловеческих законов. И это
совершалось в то время, когда создавали свои гениальные творения Декарт,
Шекспир, Сервантес, Лопе де Вега, Рабле и другие, когда в той же
просвещенной Англии нарушителей общепринятых законов, особенно
изменников, подвергали обезглавливанию, повешению, сожжению на
костре, кастрированию, четвертованию. При этом, когда производились
подобные экзекуции, напоказ на публичных площадях выставлялись части
тел казненных. И тогда горожане устраивали всеобщие гуляния, попойки,
песнопения, танцы, карнавалы и еще более похотливые развлечения.
В начале XVIII века, в районе Карибского моря пиратская корпорация
«Береговых 
братьев» 
практически 
полностью 
распалась, 
однако
«гнездами» английских пиратов оставались Ямайка, Багамские острова и
крупные порты Североамериканского побережья.

жүктеу/скачать 2,55 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: