Глава святой инквизиции города поднялся со своего кресла, чем дал
понять, что аудиенция окончена.
Счастливые Девото и Долорес прибыли в Тринидад на своем фрегате
за неделю до дня свадьбы. Все, кто еще оставался на «Скорой Надежде»,
теперь по закону превращенной в торговое судно, приписанное к порту
Тринидада, с радостью встретили некогда первого помощника капитана
«Каталины», бесстрашного и справедливого Девото.
— Милый Андрес, мы с Каталиной безмерно счастливы, и ты, мой
друг, внес в это наше земное блаженство неоценимую лепту, — де ла Крус
светился радостью. — Мы заканчиваем приводить в порядок наш новый
дом. Там ты и Долорес будете жить рядом с нами и Тетю. Возвращение
Каталины подняло на ноги ее отца, который был близок к смерти. Сейчас
его мучает только подагра.
— Не сомневайся в тех, кто болен подагрой; плохие люди никогда не
страдают этой болезнью, — Тетю, как и прежде, любил изъясняться
афоризмами.
— Можно обладать учением, теорией, принципами, однако выше всего
следует ставить доброту, потому как, если ее нет, все остальное ничего не
стоит, — промолвил Девото и нежно прижал к себе стоявшую рядом с ним,
также светившуюся радостью Долорес.
— Счастье зарождается в сердцах, где властвует любовь, — сказала
Долорес и зарделась. — Если бы был жив мой отец, он без звука
благословил бы меня и бесконечно радовался бы тому, что со мной
случилось.
— А у меня на уме лишь одно слово — Педро, — быстро проговорила
Каталина и с нежностью взяла руку любимого в свои.
— Все готово ко дню нашей свадьбы, — Педро не переставал
улыбаться. — Меня сделали почетным гражданином Тринидада и
пожизненным членом муниципального совета. И вы, Тетю, Андрес и
Долорес, будете желанными и почитаемыми гражданами Тринидада.
Каталина, ее родители, сестры и братик пребывали на пике
блаженства, и все же Каталина каждый день, полная грусти, ходила в
церковь отмаливать, как она говорила, «тягчайший грех». Купаясь в
счастье, потому что любила и была любима, она не могла себе простить ни
того, что нанесла физическую боль дорогому ее сердцу человеку — могла
ведь его и убить, — ни того, что стала причиной потери де ла Крусом
корабля, столь нужного ему для продолжения его дела.
Священник Лукас Понсиано де Эскасена всякий раз с терпением
выслушивал одно и то же признание Каталины в ее «тягчайшем грехе» и не
уставал вспоминать все возможные доводы из Библии о прощении.
На этот раз по возвращении из храма Каталина застала своего Педро в
гостиной дома. Он мирно рассуждал с ее отцом о возможном в скором
времени походе шхуны капитана в город Картахену, где можно было
выгодно сбыть не только партию табака, но и вяленое мясо и шкуры
крупного рогатого скота.
С появлением Каталины деловой разговор прекратился, и девушка тут
же увела своего жениха в сад к дуплу старого манго.
— Ты и сегодня была в церкви? — спросил Педро.
— Да! И сегодня мне отец Эскасена на прощание молвил: «Петр же
сказал им: покайтесь, да и крестится каждый из вас во имя Иисуса Христа
для прощения грехов; и получите дар Святого Духа». Когда же я вышла из
храма, наш падре догнал меня и добавил: «Не мучай себя, не стыдись. Не
забывай, что мы все в чем-то виноваты. Но прежде ты поговори с твоим
женихом».
— Большой знаток жизни наш священник!
— А скажи, Педро, ты действительно меня простил? Не держишь в
сердце зла?
— Нисколько!
— Я так страдаю!
— Ты же сделала это во имя сохранения своей жизни, думая лишь обо
мне. Если б увидела меня прежде, дорогая, этого никогда бы не произошло.
А потом, милая моя, ты спроси лучше Девото или Тетю — они знают, какие
страшные удары порой наносят женщины мужчинам. Твой укол кинжалом
так только мне радость принес, соединил нас. Потому, добрая, любимая моя
Каталина, с этой минуты и до последнего вздоха больше никогда не
вспоминай об этом! — Педро нежно обнял любимую, которую с таким
трудом и риском для жизни искал по морям целых пять томительных лет.
Тут в саду появилась донья Марсела. Радостная, она пригласила
молодых к столу.
Последняя неделя перед бракосочетанием Педро и Каталины прошла
для друзей как один беспрерывный праздник. И вот в третью книгу, на
восьмидесятую страницу, свидетельств рождений, крещений и браков
собора Святой Троицы была внесена следующая запись: «В городе
Тринидаде, 15 дня августа месяца 1707 года, я — удостоенный блага Лукас
Понсиано де Эскасена, приходской священник и церковный судья,
удостоверившись
в
подлинности
исполнения
юридического
акта,
совершенного Сантьяго де Пельерией, городским нотариусом и опираясь
на благоразумные и обоснованные положения Святого Собора, принятые в
Тренто, и не имея каких-либо препятствий к браку, повенчал словом
вступивших в брак Педро де ла Круса, рожденного в городе Бордо
королевства Франции, законного сына Антонио Безона де ла Круа и Хуаны
де Рио, и Каталину де Андрадэ, урожденную этого города, законную дочь
Рикардо Луиса де Андрадэ и Марселы де Кото, при крестных бухгалтере
доне Херонимо де Фуэнтесе и его жене Микаэле де Арбелаес и свидетелях
алькальде Тринидада, капитане Себастьяне де Кала, пожизненном члене
муниципального совета и корсаре, капитане Хуане Васкесе и нотариусе
Антонио Игнасио Идальго.
Ставит свою подпись священник Лукас Понсиано де Эскасена».
На лицах у всех, присутствовавших в соборе, было написано
ликование. Несколько мрачной выглядела лишь донья Марсела. Причиной
было то обстоятельство, что в отличие от других женихов, как положено,
Педро не преподнес никакого подарка Каталине. Дочь поняла переживания
матери и, как только окончился церковный обряд, подхватила ее под руку и
быстрым шагом повела во двор дома к дуплу старого манго. Дупло в стволе
дерева не было порожним. Там лежал сверток, обернутый шелковой
материей и перевязанный красной атласной лентой. Обе, помогая друг
другу, поспешно развязали узлы и увидели две шикарные коробки. В одной
оказалось бриллиантовое колье, а в другой — большая золотая брошь,
усыпанная крупными изумрудами.
— Каталина, верно люди говорят, счастье приходит лишь после того,
как человек испытает глубокие страдания, — промолвила донья Марсела
сквозь слезы радости.
Праздничный вечерний ужин на двести приглашенных гостей был
организован под руководством Коко под открытым небом, на площади
Утешения. Когда все уселись, слово взял губернатор:
— Сеньоры, основание нашего славного города Тринидад, которое, как
вы знаете, имело место в тысяча пятьсот четырнадцатом году, обязано
находке впервые прибывшими в эти места испанцами нескольких крупных
зерен золота на песчаных излучинах речушки Хобабо. На этом запасы
драгоценного металла иссякли. Однако город стал процветать благодаря
уму и усилиям людей, которые во сто крат дороже золота. И вот сегодня, в
эти дни, наш город обрел в лице новых его почетных граждан капитана
Педро де ла Круса и Каталины де Андрадэ, сим часом сочетающихся
браком, капитана Девото и Долорес Кано де Вальдеррама и капитана мосье
Тетю новые бриллиантовые зерна, обрел героев, лаврами покрывших свои
чела. Теперь нам, нашему городу не страшны никакие, ни английские, ни
голландские, пираты!
— Сеньор губернатор, надо непременно создать из жителей города
роту его защитников, — решительно заговорил де ла Крус. — Обучить их
владению оружием. В любую минуту они возьмутся за него, и вот тогда
действительно никаким пиратам нашим городом не овладеть! Кроме того,
мы возведем редуты у залива Касильда и на реке Гуаурабо.
— И ни при каких обстоятельствах бывших пиратов Дженнингса и
Френсиса Рейли, осевших в Тринидаде и принявших нашу веру и наш
образ жизни, мы англичанам с Ямайки не отдадим. Они их уже требуют.
Однако мы будем тверды в своем решении! — заявил со своего места
священник де Эскасена.
Затем молодых поздравил глава святой инквизиции города, и зазвенели
бокалы.
Педро предложил Каталине провести медовый месяц рядом с ее
родителями и его друзьями и, когда она с радостью согласилась, повел
молодую жену в ее спальню. Там перед взором Каталины предстала ее
кровать, заваленная не виданными ею никогда прежде штуками бархата,
шелковой венецианской золотой и серебряной парчи, черного атласа,
усеянного ювелирными украшениями, особенно дорогого голубого бархата
с расшитыми по нему золотом лилиями и несколькими рулонами разных
тонких кружев.
Так началась счастливая жизнь Педро и Каталины. Бартоло был с ними
рядом и всегда перед сном благодарил Бога за дарованную ему судьбу.
Добрая Душа и Меркурий благодаря стараниям Медико привели в
порядок свое здоровье, однако ходить в плавание больше уже не могли.
Они, как и Медико, решили возвратиться в Гавану. Педро было очень
грустно расставаться с ними, но противиться их воле де ла Крус не имел
права.
— Разбей меня паралич, если я когда-нибудь забуду вашу доброту,
ваше большое сердце! — эти слова Добрая Душа прокричал в окно уже
тронувшегося с места дилижанса.
Утром, в день своего отъезда, Медико заверил де ла Круса в том, что
он всегда, по первому зову, готов оказаться рядом с Педро и Каталиной и
делить с ними не только их радости, но и невзгоды.
Провести медовый месяц рядом с родителями Каталины Педро не
удалось. Оказалось, что со временем товар, приготовленный доном
Рикардо, может потерять свои кондиции. И тогда Девото предложил Педро,
Каталине, Тетю, Бартоло и Коко сходить в Картахену на его фрегате. Из
торгового предприятия получилась чудесная увеселительная прогулка
верных друзей. На улицах и площадях, в скверах и в порту красавицы
Картахены-де-Индиас, коммерческом и политическом центре испанской
колонии Новая Гренада, путешественники увидели много прекрасных мест,
и им надолго запомнилась эта поездка.
Вскоре по возвращении из Картахены как-то за ужином Девото,
опустив глаза, заговорил о желании его и Долорес отплыть в Испанию. У
всех эта новость вызвала грусть, но никто не решился перечить.
Присутствовавшие понимали, что яркие рассказы молодой жены о ее
добрых дядюшках и сердобольных тетушках убедили Андреса Девото в
том, что настало и его время обзавестись собственным очагом. Андрес
неделю нежно прощался с Педро, Каталиной, Тетю, своими новыми
друзьями и старательно загружал всем необходимым свой фрегат. Морякам
с фрегата, осевшим на постоянное жительство в Вест-Индии, Девото
пообещал, что в Испании непременно продаст корабль только тому, кто с
ним отправится на Кубу.
Каталине же Девото сказал на прощание:
— Дорогая моя сестра, прежде я полагал, что любовь — это небесная
божественная капля, которая падает на чашу весов жизни, чтобы смягчить
приносимую ею горечь. Теперь я знаю, что любовь в женском сердце — это
бриллиант, в котором горит сияние жизни, желание существовать.
Педро де ла Крусу, который наблюдал за ними, стоя чуть поодаль,
подумалось, что прежде глубокие складки меж бровями Андреса Девото за
последние месяцы заметно разгладились.
— Я восхищаюсь Долорес! Глубоко сожалею, что она уезжает. Нам с
Педро вас будет не хватать! — В голосе Каталины слышалась
искренность. — Как Педро рассказывал мне, Долорес своей любовью к вам
совершила чудо. Я думаю, что любовь заключает в себе всю жизнь
женщины; это для нее тюрьма и одновременно царство небесное. Я
уверена, Бог послал наконец счастье двум самым лучшим на земле
мужчинам.
Девото в порыве душевного волнения привлек к себе Каталину и
нежно прижал к груди. В эту минуту к друзьям подошли Педро и Долорес.
— Я долго буду грустить о вас, но эта печаль, верьте мне, будет
удваивать мою любовь к Андресу! — Долорес нежно прижалась к мужу.
Педро было нелегко расстаться с таким другом, как Девото, но он
понимал, что за последние годы Девото сильно изменился. Потеплела его
душа, ушла постоянно терзавшая его сердце ожесточенность, появилась
верная любовь, и потому было вполне закономерно, что Андреса Девото
потянуло на родину, где он вновь обретет свое имя и свою настоящую
фамилию.
Провожать Девото и Долорес в дальний путь Педро, Каталина, Тетю,
донья Марсела, даже дон Рикардо, Антонио Идальго и Бартоло с Коко
вышли в море. Там у живописнейшего островка Кайо-Бланко, прежде чем
Девото положил фрегат курсом на Гавану, оба корабля, «Долорес» и
«Скорая Надежда», произвели прощальный салют, по три раза разрядив
холостыми зарядами пушки обоих бортов.
Тетю пробыл рядом с Педро и его добросердечной и теперь большой
семьей еще два месяца. И однажды, когда все семейство гуляло в горах,
собирая целебные травы, Тетю тихо сказал Педро:
— Мой нежно любимый младший брат, когда мы плавали и перед
нами стояла благородная цель, я не ощущал тяжести лет на своих плечах.
Теперь мне очень хорошо с вами, но я все чаще вспоминаю дни моего
детства в родовом имении неподалеку от Булонь-сюр-Мер. Чувствую, как
во мне просыпается желание снова увидеть родное отечество.
— Если бы не Каталина рядом…
— Не говори! Я все понимаю. Надеюсь, дорогой Педро, что и ты меня
поймешь. Строго не осудишь. Годы, проведенные рядом с тобой, возродили
во мне силы, было утраченные с невзгодами.
— Мне будет нелегко перенести расставание с тобой, дорогой Тетю, но
воспоминания о нашей дружбе помогут мне собрать силы и подавить
печаль. Забыть тебя, как и Девото, мне не дано! И мы еще не раз увидимся!
— До гробовой доски передо мной будет стоять образ праведного
человека неблагородного корсара Педро де ла Круса!
Оба друга, к изумлению присутствовавших, принялись безудержно
обниматься. Обстановку смягчила Каталина, которая, поспешив к Тетю, с
жаром поцеловала его в щеку.
Дабы сократить грусть расставания, Тетю, скоро собравшись,
пригласил Коко с собой — пожить с ним в имении под Булонь-сюр-Мер, и
тот дал согласие. Педро и Каталина сели вместе с ними в дилижанс, чтобы
проводить до порта Гаваны и распрощаться там окончательно.
Де ла Крус с болью в душе разлучался со своими неоценимыми
друзьями, которые не только помогли ему и поддержали его в тяжелые годы
дружбой, но и во многом послужили ему примером.
Не прошло недели после возвращения Педро и Каталины из Гаваны,
где муж представил гаванским друзьям свою жену, ту, которую столь
исступленно искал, как он, проснувшись поутру, застал Каталину в слезах.
Но то были слезы радости. Каталина сообщила, что у них будет ребенок.
Прошло еще два месяца, и Педро де ла Крус вместе с Каталиной вновь
направились в Гавану, чтобы сесть там на рейсовый галеон, отплыть в
Испанию и затем в Мадриде, в резиденции королей Эскориал, получить
награду за успешное корсарство из рук короля Филиппа V.
|