незаурядности.
Она надеялась выйти замуж за кого-
нибудь из великих мира сего, это всегда было ее заветной мечтой. Она
выжидала, выслеживала, расставляла сети и молила судьбу, и все
попусту. В общем, я ведь не назвала бы мадам Мерль удачливой. Не
знаю, чего еще она в жизни добьется, но пока ей особо похвастаться
нечем. Единственная ее удача – не считая, конечно, того, что она знает
всех на свете и может месяцами гостить то тут, то там и не тратиться, –
это ваш брак с Озмондом. Да, это дело ее рук, моя дорогая, и напрасно
у вас такой вид, будто вы в этом сомневаетесь. Я не спускала с них глаз
годы и годы, я знаю все… решительно все. Говорят, у меня в голове
ветер, но там вполне хватило ума, чтобы уследить за этой парочкой.
Она меня ненавидит и выражает это тем, что всегда якобы защищает
мою репутацию. Когда при ней говорят, будто у меня было пятнадцать
любовников, она ужасается и заявляет, что даже и о семерых этого с
уверенностью не скажешь. Уж столько лет как она меня боится,
потому и радуется гнусным, лживым слухам, которые обо мне
распускают. Она боится, что я выдам ее тайну, даже пригрозила мне
однажды, когда Озмонд только начал за вами ухаживать. Это было у
него в доме, во Флоренции; помните тот вечер, когда она впервые
привезла вас туда и мы пили чай в саду? Так вот, она дала мне понять,
что, если мне вздумается сплетничать, она не останется в долгу. Она
делает вид, будто про меня можно рассказать больше, чем про нее.
Занятное вышло бы сравнение! Может говорить все, что ей хочется,
меня это ни капли не трогает хотя бы потому, что я знаю, –
вас
это ни
капли не трогает. Вряд ли я еще больше проиграю в вашем мнении.
Так что пусть себе мстит, сколько ее душе угодно, – не думаю, что она
очень вас напугает. Сама она жаждала всегда быть сверхнепогрешимой
– этакой лилией в полном цвету, воплощением благопристойности.
Она всегда поклонялась этому идолу. Жена Цезаря, видите ли, должна
быть вне подозрений, а я уже сказала, она всегда надеялась выйти
замуж за Цезаря. Вот одна из причин, по которой она не пожелала
выйти замуж за Озмонда: боялась, как бы, увидев ее рядом с Пэнси,
люди что-нибудь не унюхали, чего доброго, не уловили сходства. Для
нее вечным кошмаром было, как бы мать не выдала себя; она была
безумно осторожна, и мать ни разу себя не выдала.
– Нет, нет, мать выдала себя, – сказала Изабелла; в лице ее уже не
осталось ни кровинки. – Она выдала себя при мне несколько дней
назад, но я не поняла. Пэнси как будто представилась возможность
сделать блестящую партию, но из этого ничего не вышло, и она так
была удручена, что почти сбросила маску.
– Тут поневоле сбросишь! – вскричала графиня. – Самой ей ужасно
не повезло, и она решила – пусть хотя бы ее дочь все наверстает.
При словах «ее дочь», которые гостья произнесла как нечто само
собой разумеющееся, Изабелла вздрогнула.
– Это так невероятно! – прошептала она, словно забыв,
потрясенная всем услышанным, что история эта имеет прямое
отношение к ней самой.
– Только смотрите, не ополчитесь на ни в чем неповинную
девочку! – продолжала графиня. – Происхождение у нее прискорбное,
но все равно она очень хорошая. Я всей душой привязана к Пэнси. Не
потому, конечно, что она ее, а потому, что теперь стала вашей.
– Да, она стала моей. И как же, наверное, несчастная страдала,
видя, что я… – вскричала Изабелла, заливаясь при мысли об этом
краской.
– Не думаю, что она страдала, думаю, напротив, ликовала.
Женитьба Озмонда пришлась ее дочери как нельзя более кстати. До
того она жила в какой-то убогой дыре. А знаете, на что рассчитывала
мать Пэнси? Что девочка окажется настолько вам по сердцу, что вы о
ней позаботитесь. Озмонд, разумеется, не мог дать за ней приданое. У
него не было ни гроша, но вам это все, конечно, известно. Ах, моя
дорогая, – воскликнула графиня, – зачем только вы унаследовали эти
деньги! – Тут она замолкла, словно увидела в лице Изабеллы нечто
неожиданное. – Только, пожалуйста, не заявляйте мне сейчас, что вы
все равно дадите за ней dot.
[175]
С вас ведь станется. Но я отказываюсь
в это верить. Да не старайтесь вы быть такой неслыханно хорошей, не
сдерживайте себя, будьте сами собой, выпустите когти. Ну
разозлитесь, что ли, в кои-то веки, облегчите душу!
– Поразительная история. Мне, вероятно, следует это знать, – к
сожалению, – сказала Изабелла. – Я очень вам признательна.
– Оно и видно! – вскричала с язвительным смешком графиня. – Не
знаю, признательны вы мне или нет, но я никак не ожидала, что вы так
к этому отнесетесь.
– А как я должна была отнестись? – спросила Изабелла.
– Ну, я сказала бы, как женщина, которую использовали в чужих
интересах. – Изабелла ничего на это не ответила, она просто молча
слушала, и графиня продолжала: – Они всегда были неразрывно друг с
другом связаны, так все и осталось, даже после того, как то ли она с
ним порвала, то ли он с ней. Но он всегда значил для нее больше, чем
она для него. Когда их веселый карнавальчик подошел к концу, они
договорились, что предоставят друг другу полную свободу, но при
этом будут всеми способами друг другу помогать. Вы можете спросить
у меня, откуда я это знаю. А знаю я потому, что видела, как они себя
вели. И смотрите, насколько женщины благороднее мужчин! Она
приискала Озмонду жену, а он
Достарыңызбен бөлісу: |