Богач, бедняк

Стук продолжался.
— Кто там? — прошептал он. Ему не хотелось будить Кейт.
— Это я, — послышалось в ответ. — Пинки Кимболл.
— Минутку… — Том не стал включать свет, оделся на ощупь.
Кейт спокойно спала, утомившись за трудный день.
В свитере и брюках, он босыми ногами прошлепал по полу до
двери, вышел в коридор, где его ждал Пинки. От Пинки сильно разило
перегаром, но в коридоре было темно, и Томас не мог точно
определить, до какой стадии он надрался. Том пошел впереди него в
рулевую рубку мимо каюты, в которой спали Дуайер и Уэсли.
Посмотрел на часы. На фосфоресцирующем циферблате было два
пятьдесят. Поднимаясь по лесенке, Пинки несколько раз споткнулся.
— Что стряслось, Пинки, черт бы тебя подрал? — раздраженно
спросил Томас.
— Я только что из Канн, — сказал тот, еле ворочая языком.
— Ну и что из этого? Ты всегда будишь других, когда
возвращаешься из Канн?
— Нет, ты, приятель, прежде послушай, — сказал Пинки. — Я
видел там твою свояченицу.
— Ты напился, Пинки, — с отвращением сказал Томас. — Пойди
проспись!
— В красных брючках. Разве мог я запомнить такую деталь, если
бы ее не видел? Я ведь видел ее сегодня весь день. Провалиться мне на
этом месте! И я не настолько пьян, чтобы не узнать женщину, которая
целый день торчала у меня перед глазами. Я страшно удивился.
Подошел к ней, спросил, почему она здесь. Я думал, что вы в это
время идете к Портофино. А она сказала, что вы до Портофино не
добрались, у вас произошла авария и вы прекрасно вернулись в Антиб,
где вам всем чертовски хорошо.
— Она не могла сказать «чертовски хорошо»! — возразил Томас.
Ему не хотелось верить пьяной болтовне Пинки. Джин никуда не
могла уйти, она сейчас спит без задних ног здесь, на «Клотильде».
— Подумаешь, речевой оборот… Но я на самом деле ее видел.
— Где именно? — Он понизил голос, чтобы не разбудить других.
— В баре со стриптизом. «Порт роз» на улице Бивак Наполеона.
Она была в баре с каким-то громадным югославом или кем-то вроде

этого. Этот тип был в габардиновом костюме. Я его уже прежде там
видел. Он — сутенер. Отсидел срок.
— Господи! Она была пьяна?
— В стельку, — сказал Пинки. — Я предложил отвезти ее назад в
Антиб. Но она отказалась, сказав: «Этот вот джентльмен отвезет меня
туда, как только мы освободимся».
— Подожди здесь, — бросил Том. Спустившись в салон, он
прошел по коридору мимо кают, в которых спали Гретхен и Инид. Там
все было тихо, ни звука не доносилось из-за дверей. Он толкнул дверь
главной каюты. В коридоре всю ночь горел свет на случай, если Инид
захочет в туалет. Приоткрыв дверь пошире, он увидел Рудольфа. Тот
мирно спал на широкой койке, в пижаме. Один.
— Да, ты прав, — сказал он, возвратившись к Пинки.
— Ну и что ты собираешься делать?
— Поеду туда и привезу ее на яхту.
— Мне поехать с тобой? Там довольно разношерстная компания.
Грубияны.
Том покачал головой. Пинки — не ахти какой помощник и в
трезвом состоянии. А в пьяном — и думать нечего.
— Спасибо. Лучше иди спать. Увидимся утром. — Пинки начал
было артачиться, но Томас, не обращая на него внимания, мягко
подталкивал его в спину к трапу. — Иди, иди, — приговаривал он.
Он видел, как Пинки неуверенно, пошатываясь, шел по пирсу, то
пропадая в тени, то выходя на свет, направляясь на свою «Вегу». Том
ощупал карманы, там была только мелочь. Он пошел назад, к своей
каюте, особенно осторожно ступая, когда проходил мимо каюты
Дуайера с Уэсли. Легонько постучав пальцами по плечу Кейт, разбудил
ее.
— Только тихо, — предупредил он ее. — Не разбуди мне всех на
яхте. — Он сообщил ей о том, что рассказал ему Пинки. — Нужно
поехать и забрать ее оттуда.
— Ты поедешь один?
— Чем меньше будет народу, тем лучше, — ответил он. — Я
привезу ее сюда, положу под бок мужу, а завтра он может соврать, что
у его жены — сильная головная боль, и она проведет весь день в
постели, в каюте. Так что никто ни о чем не догадается. Для чего
Уэсли или Кролику видеть ее пьяной?

— Я еду с тобой, — решительно сказала Кейт. Она хотела встать с
койки.
Он уложил ее назад.
— Для чего ей знать, что и ты видела ее пьяной, да еще в компании
с сутенером? Нам теперь предстоит всю жизнь быть с ними друзьями.
— Но ты только поосторожней. Обещаешь?
— Само собой. Конечно, постараюсь быть поосторожней, —
обнадежил он ее и поцеловал. — Ну, дорогая, спи спокойно, зря не
волнуйся.
Любая другая женщина подняла бы невыразимый гвалт, думал он,
поднимаясь на палубу. Только не Кейт! Он надел сандалии, которые
всегда ставил у трапа, сошел на пирс. Ему повезло. Когда он выходил
из-под арки, подъехало такси, из которого вышла пара в вечерних
туалетах. Он сел в машину и сказал:
— Канны, улица Бивак Наполеона.
Когда он вошел в бар «Порт роз», ее там не было. Не было и
югослава в габардиновом костюме. Двое-трое посетителей, стоя у
стойки, наблюдали за шоу, рядом были две проститутки. За
некоторыми столиками посетители сидели в одиночестве, недалеко от
входа за одним столом сидела троица мужчин с одной из участниц
представления, и рожи троих ему сразу не понравились. Шоу только
начиналось. Джаз-банд громко заиграл, и рыжеволосая девица в
вечернем платье, покачивая бедрами, ходила по сцене, стягивая с себя
перчатку, доходившую ей чуть ли не до плеча.
Томас заказал виски с содовой, и когда бармен принес заказ, он
обратился к нему по-английски:
— Я ищу одну американскую леди. Она была здесь совсем
недавно. Каштановые волосы. В красных брюках. С месье в
габардиновом костюме.
— Никакой американской леди я не видел, — ответил бармен.
Томас выложил сотню франков на столик.
— Погодите, может, вспомню, — сразу изменил свое мнение
бармен.
Томас выложил вторую сотенную. Бармен быстро огляделся вокруг.
Обе банкноты враз исчезли. Взяв в руки стакан, он старательно

наводил на него блеск полотенцем. Заговорил, не глядя на Томаса.
Джаз-банд в баре гремел, и никто, конечно, не мог его слышать.
— За туалетом, — быстро сообщал бармен, — увидите лестницу,
она ведет в каморку. Там после работы обычно спит наша
посудомойка. Фамилия этого парня — Данович. Грязный тип. Будьте с
ним поосторожнее. У него здесь немало друзей.
Томас смотрел на сцену. Стриптизерша, стянув с ноги чулок,
помахала им, как флажком, и сразу же начала возиться с резинкой
другого. Делая вид, что поглощен представлением, он медленно
двигался в глубь салона, к горящей неоном надписи «Туалеты». Все
посетители, казалось, впились глазами в девушку, освещенную
софитами, и на него, конечно, никто не обращал никакого внимания,
он был в этом уверен на все сто. Томас юркнул под арку с неоновой
надписью. Прошел мимо вонючих туалетов, за ними увидел ступеньки,
ведущие вниз, в подвал. Быстро сбежал по ним, остановился перед
тонкой фанерной дверью с гнилыми филенками, освещенную тусклой
лампочкой. Несмотря на громкую музыку, он различил за дверью
женский голос, который о чем-то истерично умолял, потом вдруг
смолк, словно кто-то закрыл ей ладонью рот. Он толкнул дверь —
закрыта. Отойдя от нее на пару шагов, он с размаху надавил на нее
плечом. Гнилая фанера и замок на соплях не выдержали, и он очутился
в каморке. На матраце лежала Джин. Она силилась подняться, сесть на
кровати. Спутанные волосы закрывали ее лицо, свитер на одном плече
был разорван. Данович, тип в габардиновом костюме, стоя возле нее,
смотрел, ничего не понимая, на разбитую дверь. В свете одной
лампочки, свешивавшейся на проводе с потолка, Томас разглядел
батареи пустых винных бутылок, верстак, разбросанные вокруг
столярные инструменты.
— Том! — воскликнула Джин. — Забери меня отсюда! — Она либо
протрезвела от испуга, либо не была до такой степени пьяна, как
утверждал Пинки. Она попыталась подняться, но этот югослав грубо
ее толкнул на кровать. Он не спускал с Томаса глаз.
— Я приехал за этой леди, — сказал Томас.
— Что тебе нужно? — спросил Данович по-английски, правда,
весьма неразборчиво. Он был примерно таких же габаритов, что и
Томас, с мощными, покатыми плечами. На одной щеке — шрам, то ли
от ножа, то ли от бритвы.

— Я приехал за этой леди, — повторил Томас, — и я хочу отвезти
ее домой.
— Я сам отвезу эту леди, когда мне захочется, когда сочту нужным.
А теперь пошел отсюда вон, Сэмми! — добавил он по-французски и
бесцеремонно пятерней мазнул Джин по лицу, толкая ее назад, когда
она предприняла еще одну безуспешную попытку подняться.
Над их головами грохот оркестра усилился, по-видимому,
стриптизерша справилась со вторым чулком.
Томас подошел ближе к кровати.
— Не нарывайся на неприятности, — тихо сказал он сутенеру. —
Эта леди едет со мной.
— Если она тебе так понадобилась, Сэмми, то придется тебе ее у
меня отнять.
Резко повернувшись, он схватил с верстака молоток с
шарообразным бойком и, зажав в кулаке, занес его над головой.
Боже, подумал Томас, повсюду меня преследует Фальконетти.
— Прошу тебя, умоляю, Том, — канючила между пьяными
рыданиями Джин.
— Даю пять секунд, чтобы ты убрался отсюда! — угрожающе
произнес Данович, надвигаясь на Томаса с молотком наизготовку на
уровне его головы.
Томас сразу оценил обстановку. Что бы ни случилось, нужно
уберечь голову от удара. Если этому типу удастся нанести ему по
черепу даже скользящий удар, ему конец!

— О'кей, о'кей, — сказал Том, отступая назад и выставляя вперед
обе руки для предосторожности. — Я не ищу драки. — Молоток в руке
Дановича взлетел, и в то же мгновение Томас кинулся ему в ноги,
ударив изо всех сил головой в пах. Но молоток все же опустился ему
на плечо, и оно сразу онемело. Югослав, пошатываясь, попятился, с
трудом удерживая равновесие, но Томас, обхватив его колени руками,
повалил на пол, оказавшись сверху. Очевидно, он нанес удар по весьма
болезненному месту, так как югослав несколько мгновений не
оказывал никакого сопротивления. Томас, воспользовавшись этим,
вытянул вперед руку для защиты от удара. Данович, размахнувшись,
ударил его молотком по локтю. Одной рукой Томасу удалось
перехватить молоток, а второй он нанес серию ударов противнику по
лицу и по глазам. Данович все же вырвал молоток. Следующий удар
Томас пропустил, и молоток опустился ему на колено. Острая боль
пронзила его. На сей раз он крепче ухватился за молоток. Он не
обращал внимания на удары, которые наносил Данович второй рукой,
стараясь поскорее вырвать молоток у югослава. В процессе борьбы тот
выронил молоток. Он отскочил недалеко и теперь лежал почти рядом
на цементном полу. Томас прыгнул, работая коленками, чтобы
опередить Дановича, не дать ему первым поднять молоток. Теперь они
оба вскочили на ноги. Томасу трудно было двигаться из-за сильной
боли в колене и пришлось переложить молоток в левую руку, так как
онемевшее правое плечо почти не действовало.
Сквозь грохот джаза, к которому добавлялось его тяжкое,
вырывавшееся со свистом дыхание, он слышал визг Джин, но ее крики
доносились глухо, как будто она была где-то далеко от него.
Данович знал, что Томасу трудно двигаться, и теперь старался
обойти его сзади. Томас с трудом повернулся. Данович бросился на
него, но Томас нанес ему сильнейший удар молотком повыше локтя.
Рука у того безжизненно повисла, но он все еще угрожающе
размахивал здоровой рукой. Томас, заметив брешь в его защите, ударил
его в висок — удар оказался не прямым, скользящим, но и его
оказалось вполне достаточно. Данович, зашатавшись, упал на спину.
Томас кинулся к нему, сел на него верхом и занес молоток над его
головой. Противник тяжело дышал, закрывая лицо одной рукой. Томас
трижды опустил молоток — нанес мощные удары по кисти, по плечу,
по локтю, и все было кончено. Обе руки Дановича неподвижно

вытянулись вдоль туловища. Томас снова взмахнул молотком, чтобы
его прикончить. Глаза югослава затуманились из-за животного страха,
он зло, в упор глядел на Томаса, а из виска его текла по лицу струйка
крови.
— Прошу тебя, прошу, — закричал он, умоляя. — Пожалуйста, не
убивай меня. — Он уже не кричал, а визжал.
Томас все сидел на груди Дановича, восстанавливая дыхание, с
молотком, все еще занесенным над его головой. Если кто и
заслуживал, чтобы его убили, так только этот тип. Фальконетти тоже
этого заслуживал.
— Ладно, пусть кто-нибудь другой выполняет эту грязную работу.
Томас, перевернув молоток, глубоко загнал его ручку в зияющий
рот Дановича с дергающимися губами. Он слышал, как хрустнули его
передние зубы. Он не мог больше убивать, но изувечить — это другое
дело.
— Ну-ка помоги мне! — сказал он Джин.
Она сидела на матраце, прижав обе руки к своей груди. Тяжело
дышала, как будто и она принимала участие в драке. Джин медленно
встала с койки, неуверенно, пошатываясь подошла к нему и, взяв его
под мышки, потянула на себя. Он с трудом поднялся на ноги и, сделав
шаг, чуть не упал на дрожащее тело Дановича. У него кружилась
голова, и каморка плыла у него перед глазами. Но, несмотря на это, он
ясно соображал. Увидев белый плащ, висевший на спинке
единственного здесь стула, он сразу понял, что это плащ Джин.
— Ну-ка надень, — сказал он ей. — Нельзя же идти через весь
ночной клуб в разорванном свитере.
Может, ему вообще не придется дойти до выхода. Поднимаясь по
лестнице, он обеими руками помогал своей ушибленной ноге, с трудом
преодолевая одну ступеньку за другой. Данович остался там, в
каморке. Он лежал на цементном полу с молотком, торчавшим из его
обезображенного рта, откуда вытекала, пузырясь, кровь.
Когда они проходили под аркой с неоновыми надписями «Туалеты
и телефон-автомат», на сцене уже появилась другая стриптизерша.
Спектакль с раздеванием в «Порт роз» шел без остановки. К счастью, в
салоне было темно, так как все софиты были повернуты в сторону
«артистки», одетой в черный костюм наездницы, в котелке и с хлыстом
в руках. Тяжело, всем телом опираясь на руку Джин, Томас старался не

сильно хромать, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. Они
были уже почти у выхода, как вдруг их засекла эта троица с девушкой,
сидевшая за столиком рядом с выходом. Один из них встал и крикнул
по-французски: «Allo! Vous la. Les Americains. Arretez. Pas si vite»
[89]
.
Но им все же удалось выскользнуть за дверь на улицу. К счастью,
им пришлось пройти немного — мимо проезжало такси и Томас его
окликнул.
Джин с трудом затолкала его внутрь, потом протиснулась в машину
сама, и такси тронулось по направлению к Антибу. Им удалось все же
опередить этого клиента, который выбежал из бара за ними.
Томас, весь измочаленный, устало откинулся на спинку сиденья.
Джин в своем белом плаще забилась в дальний угол, подальше от него.
Он и сам с трудом переносил собственный запах, смешавшийся с
запахом Дановича и крови в этом мерзком подвале, и не винил Джин за
то, что она пыталась отстраниться от него, чтобы не нюхать эту вонь.
Вскоре Том то ли отключился, то ли заснул. Он так и не понял. Когда
открыл глаза, машина ехала по улице, ведущей в бухту. Джин
безутешно плакала в своем уголке, но сегодня она уже не сможет
причинить ему никакого беспокойства.
Томас вдруг фыркнул, когда они подъехали к месту швартовки
«Клотильды». Этот странный звук всполошил Джин, и она даже
перестала плакать.
— Чему ты радуешься, Том? — спросила она.
— Да я вспомнил врача из Нью-Йорка, — объяснил он. — Он
запретил мне делать резкие движения и напрягаться. Хотелось бы
посмотреть на выражение его лица, если бы он увидал меня сегодня в
этой каморке.
Он заставил себя без ее помощи выбраться из машины.
Расплатившись с таксистом, заковылял вверх по трапу за Джин.
Вдруг у него снова закружилась голова, и он чуть не свалился с
трапа в темную воду.
— Проводить тебя до каюты? — предложила Джин, когда они
наконец поднялись на палубу.
Он от нее отмахнулся.
— Иди вниз и сообщи мужу, что ты вернулась. И придумай для
него любую историю, чтобы объяснить то, что случилось с тобой.
Она, подавшись к нему, поцеловала его в губы.

— Клянусь тебе, что больше не возьму в рот ни капли спиртного до
конца своей жизни, — твердо сказала она.
— Ну да ладно, — сразу подобрел он. — Тем не менее у нас все
сложилось удачно, не находишь?
Он потрепал ее по гладкой детской щеке, чтобы смягчить свои
слова, и глядел вслед, когда она через салон шла к своей каюте. Потом,
превозмогая боль в ноге, подошел к своей, открыл дверь. Кейт не
спала, и в каюте горел свет. Увидев, как его разукрасили, она лишь
издала хриплый сдавленный звук.
— Тс-с-с, — прошептал он ей.
— Что случилось? — тихо, тоже шепотом, спросила она.
— Кое-что весьма значительное, — сказал он. — Мне удалось не
убить человека. — Он опустился на койку. — Ну а теперь одевайся и
иди за доктором.
Он закрыл глаза, но слышал, как она быстро одевается. Когда она
закрывала за собой дверь, он уже спал.
Он проснулся рано, разбуженный звуком льющейся воды. Это
Дуайер с Уэсли поливали из шланга палубу. Они не могли заняться
уборкой раньше, так как поздно вернулись в бухту. На его колене была
толстая повязка, а правое плечо при каждом движении заставляло
морщиться от боли. Но все могло быть гораздо хуже. Врач после
осмотра сказал, что у него все кости целы, но колено сильно
повреждено, может, даже разорвано какое-нибудь сухожилие. Кейт
готовила завтрак на камбузе, а он лежал один на широкой койке и
вспоминал, сколько раз ему приходилось вот так просыпаться по
утрам, когда все тело ныло, болело из-за синяков и кровоподтеков. Не
тело — а банк памяти.
Он с трудом сполз с койки и, припадая на здоровую ногу, подошел
к небольшому зеркалу на маленьком серванте. Да, не лицо, а кровавое
месиво. Тогда, во время драки, он ничего не чувствовал. Но когда
повалил Дановича, сильно ударился физиономией о бетонный пол. Нос
у него распух, одна губа вздулась, на лбу и скулах были глубокие
порезы. Он минут пять натягивал штаны, а с рубашкой так и не
удалось совладать.
Взяв ее с собой, он доковылял вприпрыжку до камбуза. Кофе уже
был готов, а Кейт выжимала апельсины.

После того как врач сказал, что у него ничего серьезного, она
успокоилась и снова стала деловой, как всегда. После ухода доктора
Томас, пока не заснул, рассказал ей обо всем, что случилось.
— Не хочешь ли поцеловать прекрасное личико своего жениха? —
спросил он ее.
Она нежно его поцеловала, наградив улыбкой, помогла надеть
рубашку. Он не стал признаваться, как ему больно двигать плечом.
— Кто-нибудь из наших об этом знает? — спросил он.
— Я пока ничего не говорила ни Уэсли, ни Дуайеру, — сказала
она, — а остальные пока не показывались.
— Ну, для всех, — сказал Том, — я подрался с каким-то пьяницей у
«Ле Камео». То есть преподал человеку урок, чтобы он больше никому
не портил настроение в свадебную ночь, если напьется ненароком.
Кейт понимающе кивнула.
— Уэсли уже нырял сегодня в маске, осмотрел, что там случилось
под днищем яхты, — сообщила она ему. — От правого винта
отвалился большой кусок и, насколько он может судить, вал тоже
погнулся.
— Если мы выйдем в море через неделю, то считай, что нам сильно
повезло, — сказал Томас. — Ну да ладно. Пойду на палубу и начну
излагать свою ложь.
Кейт с апельсиновым соком и кофейником на подносе поднялась по
лесенке. Томас пошел за ней. Увидев его на палубе, Уэсли с Дуайером
ужасно удивились.
— Господи, кто же тебя так разукрасил? — спросил Дуайер.
А Уэсли только спросил:
— Папочка, что с тобой?
— Расскажу, когда все соберутся, — ответил Том. — Эту историю я
расскажу только раз, не больше.
На палубу вышли Рудольф с Инид. По выражению лица Рудольфа
Томас понял, что Джин либо рассказала ему все, либо большую часть
из того, что с ней произошло.
— Дядя Томас, какое у тебя сегодня смешное лицо! — сказала
малышка.
— Думаю, ты права, — отозвался Томас.
Рудольф особо не распространялся, только сказал, что у Джин
сильно болит голова и ей придется полежать в постели. Он сам отнесет

ей кофе и сок, и они с ней позавтракают в каюте. Они сидели все за
столом, когда к ним подошла Гретхен.
— Боже, что с тобой, Том? — воскликнула она. — Что, черт
возьми, с тобой стряслось?
— Как я ждал, когда же кто-нибудь, наконец, задаст мне такой
вопрос, — съехидничал Томас. Он и ей пересказал придуманную им
историю о драке с пьяницей у бара «Ле Камео». — Только, — смеясь,
заключил он, — этот пьяница не был так пьян, как я сам.
— Ах, Том, — сказала расстроенная Гретхен. — Я-то думала, что
ты завязал с драками.
— Ну, я-то завязал, — ответил он. — Но пьяница, по-видимому,
нет!
— Ну а где же ты была, Кейт? — обвиняющим тоном спросила
Гретхен.
— Как где? В кровати, спала, — спокойно ответила Кейт. — Он
незаметно удрал. А то вы не знаете этих мужиков!
— Какой позор! — сокрушалась Гретхен. — Взрослые, здоровые
мужчины, и дерутся как петухи!
— Конечно, позор, — согласился с ней Томас. — Особенно когда
над тобой одерживают верх. Ну а теперь давайте завтракать.

жүктеу/скачать 4,7 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: